Тринадцать добродетелей

      — Вы что, курите? — с выражением священного ужаса воскликнула Грейнджер.       — А у вас проблемы со зрением, миссис Уизли?       Она проигнорировала и его грубость, и неправильное обращение. Профессор Грейнджер-Уизли, серьёзно? И как ей пришло в голову, что взять двойную фамилию — это хорошая идея? Уж хотя бы студентов пожалела и опустила половину, на свой вкус, для удобства.       — Какой пример вы подаёте детям?       Фраза была настолько банальная, что он скривился и опять затянулся. А какой пример должен подавать оправданный Пожиратель смерти в принципе? Ошибись, покайся и получи прощение? За этим проще сходить в церковь.       — Я ещё и пьян, — прозвучало почти гордо.       Грейнджер громко ахнула и шагнула ближе к нему, покинув тёмную арку. Лунного света едва хватало, чтобы он мог разобрать черты её лица. На удивление они не были искажены гримасой гнева или отвращения, в приподнятых бровях и чуть приоткрытом рте читалось, скорее, удивление или лёгкий испуг.       — Вы взрослый человек и сами вправе решать, как проводить личное время, — видимо, она вспомнила, кто перед ней, и взяла себя в руки. — Но, по моему мнению, устраивать подобный досуг во внутреннем дворе школы все же неправильно.       — Час ночи, Уизли! — он слегка утомился от её назидательного тона. — Кто меня тут увидит?       — Но я же увидела, — вышло почти насмешливо. — Не одному вам не спится сегодня.       Соглашаться не хотелось, но в её словах имелось зерно истины. Хоть в этом году выпускались последние студенты, которые, будучи первокурсниками, лично застали подготовку к битве за Хогвартс, а официальные мероприятия были назначены, понятное дело, на второе число, именно ночь перед победой считалась главным событием. Почти как рождественская или новогодняя, но немного более тревожная.       Он задумчиво стряхнул пепел на землю и опять вдохнул горький дым. Вообще и стимулирующего (сигареты), и дурманящего (алкоголь) воздействия на организм было легче и эффективнее добиться, приняв соответствующие зелья, но сегодня он пренебрег здравым смыслом и опустился до примитивных, маггловских вещей. Передал, так сказать, привет отцу.       — Что пьёте? — неожиданно почти дружелюбно осведомилась Грейнджер.       Видимо, первичный шок прошел, и она решила перейти на свой обычный позитивно-нейтральный тон.       — Хотите присоединиться? — осадил он её, стремясь отвадить.       Но сработало это как-то неправильно.       — Возможно. Если только это не шампанское и не эльфийское вино, которые и так будут на приеме в Министерстве, — прозвучало уже отчетливо непринуждённо.       Пришлось оглянуться на неё ещё раз, присмотревшись повнимательнее. Мантия была застегнута наглухо, а вот волосы оказались распущены, а не убраны в строгий пучок, как обычно. Видимо, днем Грейнджер пыталась мимикрировать под Минерву, но после захода солнца сбрасывала маскировку.       — Вы что-то имеете против вина и шампанского?       Никаких признаков истерики и прочих слезливых состояний он не заметил, как и какой-либо самоотверженной участливости, характерной для чересчур заботливых гриффиндорцев. Казалось, Грейнджер просто вышла подышать свежим воздухом и случайно наткнулась на него, не надеясь на утешение и не пытаясь «утешить» его в эту особенную ночь. Но других причин искать его компании он придумать не мог.       — Кислятина, — вполне искренне выдала она. — И голова на утро тяжелая, даже если выпить антипохмельное.       — Так, может, вы просто не знаете меры?       — Тогда и после других напитков мне было бы плохо, — резонно.       Он докурил и бросил окурок под ноги, придавив его подошвой ботинка. От такого попирания нормы приличия Грейнджер должна была захлебнуться негодованием, на что и был расчет. Но она совершенно спокойно это проигнорировала и, наоборот, шагнула ближе к нему. Только демонстративно помахала перед носом, пытаясь развеять и без того уже рассеявшийся дым. Пришлось всё же убрать за собой мусор при помощи магии.       — Скотч, — наконец, оповестил он, наблюдая за движением её узкой ладони.       — Подойдет, — она зачем-то дополнительно кивнула, заставив свою гриву, и так лежащую в беспорядке, всколыхнуться.       И аккуратно села на парапет рядом, буквально, в полуметре от него. Он почти на уровне рефлексов наложил на камень согревающие чары, слегка поведя в сторону и без того зажатым в руке древком. Хоть уже наступил май, ночью все ещё случались заморозки.       — С чего вы взяли, что я с вами поделюсь?       — Какое удовольствие пить одному? Мама говорит, что это первый признак алкоголизма.       Достойного ответа на это мудрое изречение он не придумал, лишь демонстративно поднял бутылку, которую Грейнджер, очевидно, за ним не разглядела, и хлебнул прямо из горла.       — Простите, фужеров для вас не заготовил.       — Да ничего страшного, — улыбнулась она и потянулась к нему.       Нездоровое любопытство перевесило желание отбрить Грейнджер всерьез. Скотч перекочевал в её руки, она неловко обхватила бутылку, но отпила, не задумываясь, почти жадно. И даже не закашлялась, только скривилась и прикрыла рот тыльной стороной ладони.       — Это не кислятина?       Грейнджер повела плечами, на сей раз помотала головой из стороны в сторону и потерла нос. Сколько лишних движений.       — Виски — оно и есть виски. Не особенно вкусно пить, зато сразу тепло и спится лучше, — она перестала морщиться и улыбнулась.       Она всегда ему улыбалась, скромно и невинно, словно до сих пор была ученицей, робеющей перед строгим учителем.       — И можно немного поподавать плохого примера детям.       Он откровенно не отводил от Грейнджер взгляда, забирая обратно скотч. Сейчас она вела себя куда проще и открытее, чем во время всех их рабочих разговоров при приеме пищи в Большом зале или на педсоветах. И даже когда они встречались один на один для обсуждения нарушивших дисциплину студентов. С натяжкой можно было сказать, что у них в принципе было какое-то личное общение, настолько подчеркнуто она выстраивала границы.       А ведь он так старался быть с ней мягче и дружелюбнее. Одалживал книги, помогал советами по работе, как молодому специалисту, урезонивал своих подопечных. Старательно строил мосты. Его поведение, видимо, интриговало её поначалу — она. очевидно, ждала неприятия с его стороны, а получила, наоборот, поддержку, так что и сама тянулась к нему. Но очень скоро, судя по всему, Грейнджер просто привыкла к хорошему и принялась откровенно игнорировать его.       Его кольнула какая-то почти детская обида. Пришлось в очередной раз одёрнуть себя, хоть под воздействием алкоголя сделать это оказалось куда сложнее, чем обычно, и напомнить, что он сам решил выбрать такую линию поведения с ней. И вовсе не для того, чтобы привлечь её внимание. Воспринимать Грейнджер в штыки было бы попросту глупо. Да, когда-то она значилась в списке его нелюбимых студентов (и не только из-за того, что дружила с Поттером), но устраивать ей бойкот сейчас было уже как-то поздновато. Их конфликты давно исчерпали себя. К тому же, когда он пришел преподавать, он тоже стал коллегой своих же бывших учителей, которые отнюдь его не обожали. Так что было бы лицемерием считать, что из Грейнджер не выйдет хорошего преподавателя, просто из личной неприязни. По крайней мере, в её знаниях сомневаться не приходилось: Минерва была очень ею довольна, хотя никогда не страдала фаворитизмом и просто так нахваливать не стала бы.       — Да. А так как я этого делать не хочу, то всё же предпочла бы пить где-нибудь в закрытом помещении, — ещё сильнее разулыбалась Грейнджер и наклонилась к нему. — Вам не холодно?       И нарочито растерла ладони. Хотелось ответить саркастично, но выглядела она так убедительно продрогшей, что он едва подавил желание накрыть её руки своими. Впрочем, тоже не особенно тёплыми. Все же он торчал во дворе уже битый час, и тут действительно было весьма свежо.       — И что вы предлагаете? Пойти ко мне в комнаты и продолжить возлияние?       Грейнджер посмотрела куда-то в пол и опять пожала плечами.       — Если вы не против.       И тут до него дошло. Наверняка она опять следовала какому-то идиотскому совету из разряда «веди себя с сумасшедшими и пьяными приветливо, не пытайся спорить и подыгрывай». А её целью все ещё было увести его с улицы и скрыть от посторонних глаз, чтобы избежать какого-то надуманного маловероятного позора.       — Не против, — с чрезмерным энтузиазмом отозвался он, раздосадованный догадкой и не собирающийся облегчать мисс Правильность жизнь.       Проверив, что палочка надёжно спрятана в рукав, он подхватил бутылку и резко встал. При этом отчётливо пошатнувшись. Мир вокруг действительно слегка поплыл, но он ещё и подыграл своему состоянию, просто чтобы заставить Грейнджер суетиться вокруг него. Она и вправду тут же шагнула ближе и схватила его за локоть, как будто могла удержать, если бы он действительно планировал упасть. Но с учетом, что её макушка едва выглядывала из-за его плеча, она была прекрасной заменой посоха или трости.       Правда, клюка вряд ли к нему так прижималась бы. Через две плотные мантии он, конечно, ничего не чувствовал: ни тепла, ни мягкости. Но слишком хорошо представлял фигуру Грейнджер под всей этой одеждой. Когда он впервые увидел её вживую, а не на колдографиях, после девяносто восьмого — чёрт знает, как так вышло, что они умудрялись не пересекаться все эти годы даже, банально, в Министерстве, она была в легкомысленном маггловском платье совершенно неприличного фасона, которое абсолютно ничего не скрывало. И этот образ запал ему глубоко в душу.       Первое, что бросилось тогда в глаза — треугольник выреза, обнажающий ложбинку между грудями. Судя по глубине декольте, если она и носила бюстгальтер, то такой же вызывающий, едва закреплённый на теле. По крайней мере, у сарафана вместо надежных, хотя бы тонких, но цельных, бретелек были какие-то ниточки, завязанные на плечах такими же куцыми бантами. Казалось, стоит только легко потянуть за концы тесёмок, как все это безобразие упадет к её ногам. Гладким, по маггловской моде, и явно натренированным длительными пробежками. Подол, единственная деталь туалета, которую условно можно было назвать приличной, заканчивался чуть выше коленей.       А ниже были тонкие лодыжки и ступни, тоже едва прикрытые ремешками сандалий. И, пожалуй, первые и единственные пальцы на ногах, которые он мог бы назвать красивыми, хотя едва ли когда-либо вообще обращал внимание на эту часть тела у женщин. Красивая. Она вся целиком была красивая. И в общепринятом смысле, и на его вкус. И особенно в этом чёртовом платье.       Грейнджер тогда прекрасно понимала, как одета, потому что явно смущалась этого, стискивая в руках крошечную, наверняка зачарованную от и до, сумку, как будто пытаясь ею прикрыться. Конечно, она старалась держаться прямо и с высоко поднятой головой, но её выдавал заметный даже на загоревшей под австралийским солнцем коже румянец. И полупрозрачные веснушки. И пушок на шее, обнажившийся из-за прически. Выцветшие до рыжины волосы были забраны в высокий хвост, который, казалось, собирался вот-вот развалиться — заколка едва удерживала пышную копну.       Такой странный выбор наряда объяснялся тем, что Макгонагалл пригласила её на личную, судя по всему, совершенно неформальную встречу. А Грейнджер, видимо, только недавно сбежала от австралийской зимы в жаркое для Лондона лето и в магической части Великобритании бывала не часто, так что ещё не сменила гардероб. Но дружеские посиделки со старшей подругой как-то постепенно переросли в настоящее собеседование с присутствием всех деканов и остальных находящихся по случаю в замке сотрудников. Минерва хотела заполучить её в качестве нового преподавателя Трансфигурации и, заодно, декана Гриффиндора, так как обе вакансии, на её взгляд, были заняты неподходящими людьми. Она явно давила на Грейнджер с принятием решения, но наверняка оправдывала это в своих глазах добрыми намерениями. Не кредит же у гоблинов взять предлагала, а приличную работу с достойным окладом. Учитывая, что на тот момент кандидатка уволилась из Министерства уже более полугода назад, уйдя в длительный творческий отпуск, и, вполне вероятно, нуждалась в деньгах, это вообще выглядело чистой заботой.       В любом случае это сработало, и в его жизни опять появилась мисс Грейнджер. Миссис Грейнджер-Уизли. С которой они работали вместе уже почти целый учебный год.       — Куда идти? — она мягко вела его в темноту коридоров, подсвечивая дорогу неярким Люмосом.       — В мой кабинет.       Конечно, откуда ей знать, где находятся его комнаты. Спальня. Кровать. Напрашивался очевидный ассоциативный ряд, но он раздраженно отмахнулся от него и отпил прямо на ходу, благо пробка улетела куда-то в кусты, ещё когда он только открывал бутылку.       Не то чтобы он осознал её привлекательность только тогда, в прошлом июле, поразившись открытию. Она и в юности была довольно симпатичной, хоть и со скидкой на подростковую нескладность и излишнюю худобу. Все по классике: гадкий утенок, в котором проглядывались черты будущего лебедя. Да, ему, учителю, вроде как было не положено замечать такие вещи. Но то, что тогда она его интересовала только как приложение к Поттеру, не означало, что он был совсем слепой.       А дальнейшие наблюдения только подтвердили эти предположения. Со временем Грейнджер, как говорится, расцвела. Звучало банально и пошло, и большого интереса не вызывало — всего лишь очередная молодая ведьма, которая научилась подчеркивать достоинства и скрывать недостатки. Можно было иронизировать в свое удовольствие над тем, как меняет женщину умение пользоваться косметикой, разглядывая её снимки в периодике. Но вот они встретились лично, а ожидаемое желание отпускать саркастичные шутки в её адрес так и не появилось. Хотя он всё равно почувствовал себя совершеннейшим ублюдком, представляя, что прикасается к ней. И ей это по каким-то причинам нравится.       В тот момент он малодушно понадеялся, что Грейнджер откажется от предложения Макгонагалл. А потом уповал на то, что его внезапно вспыхнувшее стремление угаснет, как только он пообщается с ней чуть подольше. Её любовь к правилам и вежливая доброжелательность должны были быстро наскучить ему. А высокий голос и интонации просто обязаны были начать раздражать.       Но со временем эта тяга только усилилась, хотя теперь её кожа опять стала светлой, прически обычными, а наряды казались ничуть не соблазнительнее мантий Минервы. Он вообще разочаровался в концепте «приличной» одежды. Чем более строго она была одета, тем сильнее ему хотелось её раздеть.       — Эй! — возмутилась Грейнджер и грубо ткнула его локтем под ребра. — Подождите до гостиной.       Гостиная. Диван. Тоже хорошо. Но эти размышления прервала уже она сама, взяв палочку в другую руку и выхватив у него скотч. От резкого движения жидкость всколыхнулась, и Грейнджер облилась, испачкав подбородок и шею, породив новые желания. Он потянулся к ней с отчетливым желанием слизать все это безобразие, хотя вряд ли это было бы вкусно, но она быстро отряхнулась и вытерлась рукавом. Пришлось списать покачивание на штормовую погоду.       Дело было не только во внешности, нет. Иначе ему хватило бы колдографий, чтобы допустить такие мысли в её сторону. Впрочем, на последнем фото (с министерского Дня памяти, которое состоялось почти день в день два года назад), что он видел, прежде чем она появилась в школе, Грейнджер была одета, как благовоспитанная волшебница. Да и выглядела не просто приличествующе печальной, а действительно расстроенной. Лицо казалось припухшим, видимо, от слез, хотя это она неплохо спрятала за той самой косметикой. Тогда он практически посочувствовал ей, прочитав заметку под снимком, и лишь в лёгкой степени съязвил насчёт всех этих идеальных браков и распланированной жизни. Никакого желания целовать её до тех пор, пока не заболят губы, не возникло. Хотя он запомнил это её изображение и даже свои реакции на него, так что что-то его всё же зацепило.       — Может, вам ещё и закурить дать?       — Нет, спасибо, — выдохнула она, прижимая бутылку к груди. — Не люблю запах.       Они снова продолжили путь, хотя скотч он у неё всё же отобрал, чтобы Грейнджер могла спокойно освещать им дорогу, не пытаясь удержать всё сразу. Можно было бы даже сказать, что шли они в тишине, но в замке никогда не было тихо: шелестел гобеленом сквозняк, где-то что-то скрипело от старости, трещали редкие зачарованные факелы. Он слышал её дыхание и, кажется, улавливал сердцебиение. Не на слух, конечно, а из-за того, что теперь она прижималась к нему ещё сильнее. Возможно, это также позволило ему всё же ощутить тепло её тела, хотя, скорее всего, в помещении просто в принципе была выше температура. Даже в подземелье, куда они довольно быстро добрались.       Когда Грейнджер зачислили в штат, Минерва задержала его в своём кабинете под ложным предлогом, чтобы призвать к человеколюбию. Просила принять новенькую с радушием, ведь «первый год всегда сложный, а девочка и так совсем зачахла». Хоть пышущую здоровьем молодую женщину он чахлой не назвал бы, но всё же прекрасно понимал, что Макгонагалл имела в виду, если не привязываться к формулировкам. Возможно, в этом было всё дело? Грейнджер, при всей своей красоте, уме и магическом потенциале, выглядела хрупкой и даже в каком-то смысле беззащитной (хотя она вряд ли согласилась бы с этим заключением). Так что он, возможно, просто попался в примитивную ловушку подсознания. Что-то на уровне всех этих социальных установок про сильных мужчин и слабых женщин. Хотелось ли ему защитить её? Утешить? Пожалуй, ему действительно больше подходил вариант «и в горе». «И в радости» вообразить себя рядом с ней он не мог даже в самом фантастическом сценарии. Будь она счастлива, у неё не было бы ни причин, ни повода тратить на него время в принципе — нашлись бы дела поважнее. А сейчас, вроде как, у него имелся призрачный шанс, который он осознавал на интуитивном уровне, пусть даже на самом деле всё было далеко не так просто.       — Если вы рассчитываете на то, что у меня есть лед или какая-то закуска, то спешу вас разочаровать.       — Не рассчитываю, — фыркнула она. — Хотя выпить немного воды не отказалась бы. Да и вам не помешает. Это помогает частично избавиться от неприятных последствий употребления алкоголя.       Судя по всему, ей от пары глотков даже не вскружило голову, так как говорила Грейнджер чётко и быстро. Может, она и не пила вовсе? Просто пригубливала для виду? Замерить количество жидкости в бутылке до и после ему как-то не пришло в голову.       — Агуаменти вам в помощь.       — Что-то не так? — всполошилась она.       Видимо, он свой голос контролировал куда хуже, и его раздражение оказалось для неё очевидно. Но приближение их цели действительно начало его отчётливо нервировать. Не только потому, что он с неприязнью ожидал, что Грейнджер начнет вилять и манипулировать, чтобы отправить его спать, а самой побыстрее уйти, но и опасаясь за свои реакции, которые уже выходили из-под контроля. Там же они будут не просто наедине, а ещё и за закрытыми дверями в комфортных для более чем личных контактов условиях.       — Думаю, отсюда я уже вполне в силах добраться до комнат самостоятельно, — он резко остановился. — Можете идти по своим делам, миссис Уизли.       — О чем вы говорите? — вспыхнула она, растеряв всю сдержанность.       Временами он задумывался над тем, не использует ли Грейнджер какое-то любовное зелье. Что-то проникающее через дыхательные пути, так как иного способа воздействовать на него у неё не имелось. Да ещё при этом и чрезвычайно редкое, раз он не смог распознать компоненты и подобрать антидот. Причём применяла она его, судя по всему, исключительно, чтобы досадить ему. Измучить, пока он не дойдет до крайности и не обозначит свой интерес явно, чтобы отвергнуть с отвращением и унизить.       Смешно. Конечно, он понимал, что это не так, что у Грейнджер просто нет веского повода так поступать. Просто он в жизни не хотел женщину так сильно, вот и искал любые внешние, простые и понятные, объяснения чувств. А сейчас и вовсе капризничал, как ребенок, оставшийся без конфеты. Очередной. Чужой. Которую ему никто не обещал и даже не предлагал из вежливости. А Грейнджер наверняка и не подозревала, что он испытывает к ней интерес такого рода, просто вела себя как привыкла. Как «хорошая девочка».       — Все приличия соблюдены, больше нет нужды продолжать ломать комедию, — огрызнулся он и дёрнул рукой, заставив её отпустить его. — Я отправлюсь в кровать отсыпаться без вашей помощи.       Куда же он денется. Завтра долгий день, в течение которого его ещё не раз выведут из себя, так что лучше подготовиться и хотя бы номинально проспаться.       — Я не о приличиях беспокоилась, точнее, и о них тоже, — возбуждённо зачастила она. — Но ещё я хотела поговорить с вами с глазу на глаз.       — Вы мне ещё и почитать нотации планировали, миссис Уизли? Напомню вам, что замужней женщине ходить ночью по комнатам неженатых коллег с целью распития алкоголя тоже крайне неприлично.       Грейнджер вдруг глубоко вдохнула, шумно выдохнула и сделала шаг вперед, разворачиваясь и вставая прямо перед ним. Ладони легли ему на грудь. Теперь уже она могла почувствовать, как быстро колотится его сердце, резко сошедшее с ума. Что-то такое было в её глазах и решительно сжатых губах, что заставило его замереть.       — А знаете, что ещё неприлично?       — Что? — в его голосе вдруг появилась неизвестно откуда взявшаяся хрипотца.       — Смотреть на замужнюю женщину так, как смотрите вы.       — И как же я на вас смотрю?       — Так, будто готовы трахнуть меня прямо на столе в Большом зале во время обеда, — медленно и твёрдо проговорила она, не пряча взгляд.       Видимо, Грейнджер все же немного выпила. Трудно было представить, что она способна сказать что-то подобное на трезвую голову. Но если сейчас отталкиваться от её слов и поведения, то…       — Мало ли к чему я готов. Это вам полагается ждать своего дражайшего супруга до седин, веря в чудо.       Она поморщилась и погасила Люмос, сунув палочку в карман. Стало гораздо темнее, и теперь он не мог разглядеть румянец на её щеках.       — Идея переспать с вами привлекает меня куда больше, — она всё же сбилась на смущенный шепот.       Возможно, он просто отрубился ещё во дворе или вообще лежал сейчас в своей постели, и все это ему просто чудилось. То ли чтобы убедиться в реальности происходящего, то ли чтобы получить максимум от иллюзии, он потянулся свободной рукой к её лицу и отвел в сторону волосы, коснувшись скулы и виска. Взгляд непроизвольно скользнул по оголившейся длинной шее, и вся его разумная умеренность дала сбой. Грейнджер облизнулась и расправила плечи, ожидая.       Он, так и не доверяя своему восприятию до конца, наклонился к ней и, стараясь не давить, хотя бы не притягивать с усилием за затылок к себе, накрыл её губы своими. Она тут же послушно приоткрыла рот, хватаясь за его плечи. Язык ещё был будто немного онемевшим из-за алкоголя, но даже так ощущений оказалось более чем достаточно. Стоило ей только несмело ответить на ласку, как в нем проснулась ненасытная жадность. Захотелось ещё, больше, всё. Прямо сейчас. Это определенно была фантазия его воспалённого сознания.