В голове ветер

В один момент Чайлда Тартальи стало так много. В ее жизни его стало много, так много прикосновений, случайных и нет, и в том как он касался ее плеч и талии, щедро показывая новый прием, который неизбежно будет на нем же использован, и ее волос в очередной попытке привлечь внимание, и как сжимал ее руку что-то оживленно доказывая в очередном споре, было нечто смутно волнующее. Не грубо, не липко, не вызывая желания немедленно закричать, оттолкнуть, обругать, смыть с кожи ощущение чужих пальцев… В прикосновениях Тартальи не было голода — того самого, от которого его взгляд иногда становился горячим, жадным, совершенно неприкрыто желающим… Но тогда что, во имя всех богов Тейвата он этим хотел сказать? На прямой по совету госпожи Бэй Доу вопрос Тарталья, кажется, незнакомый с самим словом «смущение» внезапно смутился. — Дома день обычно начинается с кучи крикливых, виснувших на мне мелких, — рассмеялся он, заложив руки за голову. — Знаешь, тогда это жутко бесило, но здесь, в Ли Юэ… наоборот не хватает. Теплых прикосновений. Очень. Дома прикосновений было так много, что я привык… и, наверное, я слишком давно уже не был дома… Разогнав досаждающих жителями деревеньки хиличурлов, они стояли возле древних развалин у озера, и красно-оранжевые, тягучие лучи вечернего солнца подсвечивали рыжину его волос и почти незаметно и смешно порозовевшие кончики ушей. Худощавый, жилистый, хлесткий, как ременная плеть, на мгновение он вдруг показался ей совсем не Чайлдом Тартальей. С печатью Бездны и принятой маской Фатуи прошлое им все равно не отброшено. Аякс из Снежной. Аякс. Присев на корточки, он ловко запустил камешек по воде и, похоже, неправильно расценив ее молчание, драматично прижал руку ко лбу. — Ох, ну давай, принцесса, можешь начинать смеяться! Не сдерживайся. — Смеяться? — не обращая внимание что и так измятое, измазанное в копоти и грязи платье пачкается еще сильней об траву, Люмин присела рядом, обхватила руками колени. — Мне слишком знакома эта тоска, чтобы смеяться над тем, кто скучает по дому. Едва заметно и неловко Тарталья усмехнулся, и даже не стал отфыркиваться — мол, не скучаю. Притих необычно. Так и сидели в молчании, пока, наконец, Люмин не придвинулась спиной к шершавому, теплому от вечернего солнца камню и не вытянула ноги, аккуратно поправив подол. Покрутившись, он устроился рядом. Придвинулся ближе понемногу, касаясь ее плеча плечом — убедившись, что возражений нет, и вовсе сполз головой на ее колени, гибкий хищный кот с острыми когтями в обманчиво мягких лапах. Наверное, поэтому она так редко брала с собой Паймон на подобные вылазки — вечно случалось что-то такое, чем не хотелось делиться даже с верной спутницей, не хотелось оправдываться и объясняться… Может перед самой собой даже. Почему между ними, почти врагами, недосоюзниками, однажды вдруг выкристализовалась эта странная, непрошенная никем близость? — Не тяжело? — вдруг спросил Тарталья. — Тяжело — это когда на тебя падает взбешенный митачурл с каменным щитом. С закушенной травинкой в зубах он расхохотался, сощурился на вечернее солнце, смешно наморщил нос. Прикрыл глаза предплечьем, то и дело из-под руки поглядывая в высокое, бледное небо, в котором стайкой кружились ласточки. На потревоженной им водной глади уже давно затихли круги. Золотистая гео-бабочка бесшумно порхала над полуотцветшими уже лотосами в опасной близости от голубой ящерицы, словно из цельного лазурита выточенной. Где-то в отдалении бамбукового леса мирно похрюкивало кабанье семейство. Мясо на ужин было бы кстати, но браться за меч сейчас отчего-то совсем не тянуло. Да и лук Тартальи так же лежал на траве рядом с его небрежно отброшенными перчатками. Слишком хороша была эта минута иллюзорного мира, и если придется вновь стать врагами — пожалуйста, хотя бы пусть не сейчас, не сегодня… Сердце заколотилось сильнее вдруг, забухало кузнечным молотом. Машинально Люмин потянулась убрать с его лба лезущую в глаза челку. Тарталья тут же сжал ее руку, как будто ждал — пальцы жесткие, мозолистые. Слишком бережные для того, кто один раз пытался убить ее всерьез и множество раз понарошку. Вопреки тому каким она знала прежде, сейчас, в минуты мира он не был ни грубым, ни яростным — прикосновения всякий раз заставляли ее немного звенеть внутри как волшебную арфу в руках барда-бродяжки. Губами он легко скользнул по ее запястью, задержался там, где через ткань перчатки безжалостно ее выдавал бьющийся пойманной бабочкой пульс. — Достаточно? — кончиками пальцев скользнула она по его скуле к виску, задев тень ресниц и теплый металл сережки. Проследила линию челюсти — Никогда не будет, — пробормотал Тарталья с ленивой, тягучей улыбкой, прижался теплой щекой к ее ладони. — Мне тебя никогда не будет достаточно, Лю. Так и не выпустив ее руку, он снова прикрыл глаза и довольно убедительно сделал вид что совсем обессилел от усталости и задремал. Люмин только усмехнулась беззвучно — пусть ненадолго поверит что она повелась на немудреные хитрости. В конце концов, может ей и самой мало тоже. Минут мира. Прикосновений