Невесты неба

      1. ЗАПАДНЫЙ РЫНОК       «…и с прискорбием сообщаем, что подопытный экземпляр номер двадцать семь бежал сегодня ночью из лаборатории. Ему удалось прогрызть клетку и скрыться в канализации. Во время инцидента погибли лаборант и помощница профессора Л. Щ., тяжело изувечен и больше не пригоден к работе ночной сторож.       P.S. Лицемер, Хрумхрымс тебя побери. Говорили же, не экономь на клетках, заказывай полностью из стали. Откупные семьям работников за своего вжик-вжика сам платить будешь. Ремонт прогрызов тоже с тебя».       Схизиус раздражённо запихнул письмо в сумку так, что воздушный ялик покачнулся. Ёрничают ещё!.. Не то чтобы утянет, но обидно потерять любимую игрушку. У него нет ни времени, ни возможности, ни особого желания ловить экспериментальную тварь по подземельям Нижнего города, а больше с ней никто не справится. И, конечно, приходится ни свет ни заря лично тащиться в лабораторию Общества на Западной стороне и разбираться с последствиями. И это при том, что не позже полудня надо быть в Санктафраксе! Как всё невовремя, хоть разорвись. Даже очки второпях забыл — хвала Истоку, что день выдался пасмурный.       Ещё суета в воздушном городе. Очень, очень интересная. И Высочайший Академик, и начальник тайной полиции знают вэйфов и сразу начали контролировать мысли при виде Схизиуса, но всё же, кое-что ценное у обоих проскочило. Штормрейсер, подпольно отправленный за грозофраксом? Почти преуспевший? Валяющийся где-то в Топях? А координаты могут быть у мальчишки, за которым уже сутки гоняются? Неудивительно, что Подлиниус поднял на уши всех, кого рискнул. Экий сладкий кусочек.       Тупые глухари и дурачьё. Правда думают, им хоть что-нибудь перепадёт? Раз уж повезло дознаться, Схизиус сам в грядущую игру сыграет так, что обставит всех. Большие деньги — это больше информации в руках. Власть — скучно, зато знание — сила, но по деньгам оно обходится куда дороже власти.       Словом, глава Палаты Лиг не извещён о штормрейсере и убеждён, что в Санктафраксе вскрыта очередная интрига против Высочайшего Академика, а мальчишка — слуга вычисленного заговорщика и может знать сообщников. К вечеру Схизиус получил дополнительную информацию, прошедшую по самому дну города: щенок оказался сыном нынешней пассии Зинтакса, о чём тому и было немедленно доложено. Глава без подсказок догадался наплести любовнице, что мальчику под его личной защитой будет только лучше. Конечно, такой козырь против Санктафракса, как имена бунтарей! Схизиус уже надеялся, что сможет, не привлекая внимания, узнать, действительно ли мальчишка украл координаты, или это ложные надежды Высочайшего Академика. И тут письмецо от Общества, как гром среди ясного неба — лопни, но беги. Не лучшее время оставлять Дворец Статуй.       — Милейший, причальте вон там, на Малой набережной у рынка.       Извозчик кивнул, воздушный ялик пошёл вниз. Если бы не расстояние, Схизиус в жизни б не воспользовался воздушным транспортом. В небе его укачивало, в повозках тоже, и начинала болеть голова, а тогда чужие мысли особенно не почитаешь. Поэтому спокойнее всего ходить пешком. Но уж очень далеко для его ног топать от Дворца Статуй до Западной стороны, а по воздуху — десять минут маяты, и осталось только рынок пересечь. Тут он уже как-нибудь сам. И мысли горожан полезно послушать: на шпионов надейся, а ушки держи на макушке. Ничто не даёт такое представление о городских настроениях, как каша из разнородных мыслей на рыночных площадях. Особенно если это самый большой и популярный рынок города, где встречаются абсолютно все слои населения, от прислуги из богатых домов до подмастерьев с верфей, от капитанов воздушных пиратов до служек из Санктафракса, от цеховых мастеров до нищих из канализации.       Схизиус расплатился с извозчиком и надвинул на лицо капюшон плаща: так на него меньше обратят внимание. Под капюшоном навскидку непонятно, эльф или вэйф пробирается через вечную толкучку, царящую в рядах, таких же низких и длинных, как волны Краевой реки. Крытые лавки, лавки с выносными прилавками, лёгкие палатки, торговые тележки и расставленные прямо на земле товары. Зеленные ряды, молочные ряды, ковровые ряды, оружейные ряды… Торг, ругань, хохот, коробейники, корзины, блеск монет, водоносы, телеги, ежеобразы, бесконечное шарканье тысяч ног, и сквозь всё это, как кисель сквозь решето, просачивается вязкая смесь чужих мыслей.       …да по шесть, да ещё на два — так, пожалуй, окупится…       …не забыть зубчетык и ячмень…       …проклятая скотина, хоть бы сдохла уже!..       …ой, нет, подгнивает! Подсунуть какому-нибудь раззяве…       …только отвернись, сразу что-нибудь впарят…       …жадина!!! Подавись своим полотном!..       …а ведь хорошую цену предложил…       Как обычно. Если общество ничем не встревожено, его мысли — как елань, засасывающая ежедневными рассуждениями о хлебе насущном. Но в этой трясине умственного навоза, как в настоящем болоте, иногда можно найти одну-другую жемчужину, представляющую немалую ценность. Иногда это крамола, иногда — слухи о заговорах, а иногда…       ...вот знал, что с этой фиалкой нежной будут проблемы! Куда его унесло, Хрумхрымс побери?! Аксель, ну кто ж тебя дёрнул сре́зать через рынок, идиот…       Схизиус обернулся, но источник рассуждений уже скрылся в толпе. Досадно. Страшная тревога, близкая к панике, не вполне осознаваемый страх погони и нестыковка мужского рода с образом едва заневестившейся девушки-четверлинга — смесь, наводящая на интересные мысли. Так, юноша, и кого же вы ищете? Своего приятеля, переодетого девицей? Синие глазки, каштановые кудряшки, возраст тоже приблизительно совпадает с приметами… А рыбка-то сама плывёт в руки. Осталось только найти нужное первым и подсуетиться со стражей… Ах, Хрумхрымс! Лаборатория! Подлиниус!!!       Схизиус заставил себя сделать несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы успокоиться. Невероятно счастливое стечение обстоятельств. Он теперь точно знает, куда внезапно исчез разыскиваемый Милт Колодезь, и должен грамотно распорядиться информацией. Где стараются встретиться те, кто нечаянно разминулся на рынке? Правильно, на главной рыночной площади. Вот и надо туда идти, пока запаниковавший болван носится по окрестным рядам. Поднимать большую тревогу — выпустить ситуацию из-под контроля, так что придётся действовать самому. С нарядом стражи можно справиться внушением и заставить их забыть, что они задержали какую-то девочку, а с двумя городами уже вряд ли сладишь. В конце концов, важно только одно: есть у мальчишки координаты или нет.       Схизиус плотнее запахнул плащ и свернул направо, в самый центр рынка, к обжорному ряду и балаганам, откуда уже доносились весёлая музыка и запах уличной еды — подгоревших тильдячьих сосисок, кислого пива, пресных лепёшек, жареного лука, дешёвых сластей, квашеного тинника и прочей бурды, коей рады набить брюхо непритязательные работяги.       Уличные актёры только начинали представления, и народу на площади оказалось не так уж много, в основном домохозяйки и служанки, пробегавшие с корзинами из ряда в ряд и остановившиеся поглазеть на акробатов и шутов. Основная жизнь на площади закипит позже, когда из доков выйдет ночная смена грузчиков, и минимум четверть их — та, что не из глыботрогских кварталов — загрузнет здесь с пивом, как баржи на приколе, чтобы сбросить часть усталости перед тем, как добрести домой и рухнуть спать. Схизиус медленно пошёл через площадь, пристально вглядываясь в группки зевак перед балаганами. Бордовая вышитая косынка. Судя по воспоминанию этого Акселя, на разыскиваемом бордовая вышитая косынка… Есть!       Мальчишка как раз проталкивался ближе к подмосткам. Руки у него были заняты кульком с орехами, а мысли… Сейчас подойдём поближе и узнаем, чем заняты его мысли. По лицу не похоже, чтобы он осознавал своё положение — хохочет над шутками актёров так, что люди оглядываются. Схизиус осторожно скользнул в толпу. Преимущество и одновременно опасность невысокого роста: все смотрят выше тебя, как бы не наступили. И как неудобно, когда вокруг столько посторонних мыслей.       Он замер прямо за спиной хохочущего мальчишки. Давай-ка, мальчуган, показывай, что у тебя в голове… эм-м… кроме звонкого эха? Что перед глазами, то и думаем, да? Какой редкий случай кристальной чистоты мозга. Что ж, попробуем подкинуть мысль — тебя, между прочим, ищут, и держим наготове следующую — про «Молнию». Сейчас бы в глаза тебе взглянуть, сразу бы сам всё выложил, но… Эй. Дома есть кто? Сказано, ищут!       Мальчишка на миг замер, взглянул по сторонам, смутно припомнил какого-то Рябого, но незатейливая шутка, долетевшая с подмостков, вызвала у него очередной взрыв хохота, и подкинутая мысль тут же выветрилась. А тут ещё втиснулась здоровенная глыботрожиха с корзиной, в которой они оба поместились бы целиком, и оттёртый в сторону Схизиус окончательно потерял связь с мыслями щенка. Проклятье! В толпе заниматься делом совершенно невозможно. А пока он будет искать ближайший наряд стражи, мальчишка куда-нибудь сбежит. И лаборатория…       Так. Спокойно. Выберись из толпы зевак и оглянись по сторонам. Затюканная служанка… Не то. Старый нищий… Не то, и вообще, он соглядатай, хоть и не твой. Это тоже не то, и вот это… Ага. Стоп. Что это за молодой бездельник с кружкой пива, не сводящий восхищённых глаз с хохочущей «красотки»? По виду — штурман или помощник капитана, вырвавшийся в увольнительную после долгого рейса и ищущий интересных знакомств. Вполне подойдёт.       Схизиус подошёл к нему:       — Милейший, вы не подскажете, как пройти на Большую Западную набережную?       Воздухоплаватель на миг оторвал взгляд от мнимой девушки и посмотрел на Схизиуса.       Попался.       Проследи за ней и узнай, где живёт. Потом придёшь в трактир «Старый якорь» за дополнительными инструкциями.       Схизиус отпустил его взгляд и тихо отошёл. Опасно бросать ситуацию на самотёк. Но пока это лучший выход, позволяющий не привлекать лишнее внимание. Куда бы ни отправился с площади Милт Колодезь, этот добровольный, так сказать, помощник всё про него разузнает. А самого Схизиуса ждут лаборатория и ответ Подлиниуса на ультиматум Палаты Лиг.       Всё невовремя, хоть разорвись. Но он, так или иначе, всё узнает первым и первым же предпримет нужные шаги.       Клад «Молнии» достанется ему — или никому.       2. ЮГО-ЗАПАДНЫЕ КВАРТАЛЫ       Влипла она, как никогда в жизни. Всегда казалось, что самое страшное было, когда на деревню из ниоткуда свалились шрайки и похватали всех, кто не успел спрятаться или удрать, чтобы продать с молотка на невольничьем рынке. Ага, как же, страшное, держи карман шире! С тайной полицией Санктафракса шутки плохи, Бестия уже наслушалась историй про такие дела. Слово своё они не сдержат, или сдержат так, что хуже будет. Заставят работать на себя, и фиг отмажешься.       Хей! Не на ту напали, она непременно выкрутится! Правда, единственный приемлемый вариант, который пришёл в голову за прошедшие сутки — найти этот треклятый экспедиционный дневник, подкинуть в Санктафракс с помощью какого-нибудь лоха-курьера, а самой линять обратно в Дремучие леса. Да, после Нижнего они кажутся ещё опаснее, но это лучше, чем всю оставшуюся жизнь дрожать за свою шкуру и шарахаться от каждой тени.       Одно непонятно, где искать этого самого Милта Колодезя. Вчера до вечера она проболталась на ступенях Виадука, где подслушивала болтовню прислуги и подмастерьев, но ничего важного не разузнала. Оставался второй вариант — сплетни в Нижнем городе. А где их ловить девчонке, как не на рынках? Она спустилась в город, переночевала на чердаке, который снимала уже два месяца, сменила санктафраксовское платье на обычную городскую блузу с юбкой и, прихватив для видимости корзину, собралась на разведку на ближайший рынок.       Нет, можно было бы взять за отправную точку дом Колодезя. Адрес ей дали, и дом она, как выяснилось, знала — как-то прикидывала, можно ли там поживиться чем-нибудь интересненьким. Вот только шлюха-хозяйка яркое, в её вкусе, не любила и на улице драгоценностями не сверкала, чтобы можно было оценить её коллекцию. Умная баба. Но тратить время на выслеживание пацана там, где его сроду не будет? Ёлки-метёлки, только санктафраксовские идиоты могли додуматься там его ловить. Дубины. Нижний — ловушка, из которой только один выход. Порт надо пасти, порт! Но её одной на весь порт не хватит. Поэтому Бестия решила начать с самого близкого к порту рынка. Пацану же надо где-то закупиться необходимым для путешествия? Если только он не успел слинять ещё вчера, перед облавой…       Выходя из комнаты на чердаке, Бестия подмигнула зеркалу: валяй, красотка, ты всех сделаешь и благополучно унесёшь собственные булки. А что на рынке можно на Ремешка налететь — плевать. Ты девочка взрослая и имеешь право устраивать личную жизнь без нотаций правильных братиков.       На улице оказалось душно, влажный липкий воздух с Топей смешивался с дымом литейных мастерских и грязной плёнкой оседал на коже. Кто придумал, что здесь улицы вымощены золотом, а дома из алмазов? Тут, кажется, всё слеплено из грязи и сажи. А сколько жителей этого муравейника ни разу не видели живое дерево и даже не представляют себе, что такое — пастбище с волнующейся под ветром травой, с пёстрыми огоньками цветов, с резвящимися на просторе стадами тильдеров…       Вот только, вернувшись в Леса, она тоже станет врать про золотые мостовые и бриллиантовые дворцы. Потому что приедет в родные края богатой невестой в золоте и самоцветах, а не побирушкой без дома и семьи. И проще будет засмеяться: «Да там это всё под ногами валяется», чем объяснять в подробностях, что позаимствовала у зажравшихся богатеев имущество, которое они плохо хранили.       Она брела по улице в сторону рынка, когда ей навстречу вышла сладкая парочка — донельзя смущённая девчонка с дорожным мешком за плечами, по виду деревенская соплюха, и клеящийся к ней воздушный пират, кр-раси-ивый!.. Молодой, рослый, статный, и по одёжке далеко не матрос. Сначала Бестия подумала, может, штурман или гарпунёр, ведь у пиратов чем выше звание, тем больше любовь к яркому и золотой вышивке, а этот не похож на пёструю лесную птицу. Но, приблизившись, поняла — он минимум помощник капитана и щёголь каких поискать, потому что наряд на нём, при кажущейся скромности, стоит зашибись. Да, сукно кафтана светло-синее, а не бордовое и не алое, но по полсотни за ярд, не меньше! Вышивка не золотом, а нитками цвета выгоревшей травы, но настолько изящная, что золото здесь только всё испортит. А как его кафтан скроен и сшит!.. Даже хромого и горбатого человеком сделает, а на этом голубоглазом красавце сидит так, что залюбуешься! Шарф из лучшего узорчатого шёлка, на который она сама даже не глядела, и кушак в пару. Шляпа с виду тоже неброская, а как присмотришься — явно от лучших мастеров города. Сапоги начищены так, что вся улица отражается, а ведь это уметь надо, чтоб не заляпать обувь в здешних лужах. И как напоминание о том, что этот щёголь может за себя постоять — лёгкий меч на вышитой перевязи. От таких девки падают, как листья осенью. Идёт, пытается смешить застеснявшуюся спутницу, белозубой улыбкой сияет!.. Ух. Вот бы к ней такой приклеился, она б точно знала, что делать. А эта дура только жмётся и мямлит, пытаясь неловко отстраниться от напористого красавца, вся багровая от стыда. Что он только нашёл в деревенской дуре? У неё даже походка глупая, мальчишеская какая-то, размашистая и подпрыгивающая. Ну, личико смазливое и кудряшки-завлекалочки надо лбом, зато плоская, как блин, и локти оттопыривает, и кулёк с чем-то вкусным держит, словно булыжник.       Бестия сблизилась с парочкой настолько, что уже могла слышать разговор:       — Так всё же, давайте помогу донести вещи. Меня, кстати, Фергусом зовут, а вас?       — Сэр, пожалуйста…       — Всегда пожалуйста. Ну же, не секретничайте, или ваше имя — тайна за семью печатями?       — Сэр, мой парень… — голос у девчонки странно дёрнулся, она сглотнула, зажмурилась и сдавленно пропищала: — …ну, он будет недоволен.       — То подруга, то парень, вы бы уж определились, — засмеялся пират. Девчонка бросила затравленный взгляд на него, потом на неё, но Бестия подчёркнуто проигнорировала мольбу в её взгляде. Раз уж не к ней красавчик подкатил, то пусть эта доска в каштановых кудряшках сама свою проблему расхлёбывает.       И, только пройдя ещё пару шагов, Бестия как споткнулась. Этот странный перепад голоса… Хей, пират, где твои глаза и где были её глаза?! Она резко обернулась и ещё раз вгляделась в походку странной девчонки. Сомнений нет, это же переодетый пацан!!!       Стойте-ка… Зачем мальчишке лет четырнадцати или пятнадцати одеваться в юбку? Мама дорогая! Не он ли — тот самый Милт Колодезь? Приметочки-то подходят. Возраст, внешность… И маскарад тогда понятен. Удачный получился, даже она сначала обманулась, и если б кое-кто петуха не дал, не сообразила бы.       Бестия медленно выдохнула и привалилась плечом к стене дома. Вот прямо сейчас позвать стражу, ткнуть пальцем… Пусть схватят и от неё отстанут. Только — прибежит-то городская стража, и искомый дневничок уйдёт отнюдь не в Санктафракс. И тогда, хоть на Риверрайз смойся, хоть за Край слейся, тайная полиция найдёт и заживо спустит шкуру.       Нет. Надо хитрее. Проследить, куда эта парочка пойдёт. Может, даже есть смысл выручить дурачка от настойчивого ухажёра и втереться в доверие. А потом стянуть дневник, и приветики! Точно, так и надо сделать.       Она уже шагнула вдогонку за Колодезем, как её с силой отпихнула с дороги какая-то взъерошенная девка с мешком и арбалетом за спиной. Земля родимая, а это-то чудовище откуда? Как с корабля на ходу спрыгнула.       — Р-р-рукия!!! — Словно в имени с десяток «р». — Твою мать!!!       А бежит-то… Тоже вприпрыжку. И юбки придерживает не по-женски. И голос больше смахивает на сдавленный юношеский, чем на девчоночий, а уж интонации… Вот это номер, Колодезь не один? Или она вообще ошиблась?..       Но то, что они оба — переодетые мальчишки, нет никаких сомнений. А мальчишки просто так девчонками не оденутся, стыдно.       — Лютиния! — взвизгнула «Рукия» с неподдельной радостью и загримасничала изо всех сил, показывая на пирата. «Лютиния» в момент вклинилась между ними и прорычала в лицо красавчику:       — Чего надо?!       Выглядело это на редкость смешно: мелкий, тощий, некрасивый, переодетый девчонкой пацан и могучий парень, который одним ударом выбьет из него дух, если захочет. Чёрный дрозд, орущий в морду серолису, покусившемуся на гнездо. Разъярённая птицекрыса, защищающая птенца от мяумелы. Бестия прыснула, зажав рот ладонью. Если этот красавчик-пират хоть на миг заподозрит, что перед ним — переодетый мальчишка, то вправду врежет так, что тот башкой в забор улетит.       — Отвалил от моей подруги!       — Сударыня, зачем так нервно? Я просто проводил девушку, чтобы к ней никто не пристал.       — Уже — пристал!!! — глаза у «Лютинии» зло блестели, на бледных рябых щеках горели пятна лихорадочного румянца. — Без доброхотов справимся, проваливай!       Она — или правильней будет сказать «он»? — подхватила «Рукию» под руку и поволокла по улице, задыхаясь и ругаясь на всю улицу:       — Нашла время куры строить всем подряд. Хозяйка шкуру спустит. Шевели ногами, если не хочешь получить по шее!       — Да он сам!..       Пират негромко засмеялся, поглядел в спину «Рукии», потёр подбородок и… зашагал следом. Бестия мысленно выругалась. Многовато на неё одну. Хотя — ну и ладно, пусть хоть все трое, её планы не меняются. Проследить и разобраться, того ли она вычислила или не того. И поискать дневничок в мешке с вещами… Хей, а чего тормозить? Она прищурилась. Конфликтная «Лютиния» неминуемо начнёт свариться, едва заметит, что красавчик идёт следом. Они отвлекутся, и тогда — сдёрнуть мешок у «Рукии». Бестия выпустила из-под манжеты тонкий нож. Корзину девочке-мальчику на голову, и подрезать лямки. А удрать с добычей несложно, тут на улице сто путей отхода. И не придётся убивать время на слежку и прочую ерунду.       Пират на минуту отстал от парочки, чтобы купить цветы у торговки-балаболы. Ну — какие цветы? Типичные метёлки от моли из каких-то сорняков, других в Нижнем не бывает. Но вот Бестии даже таких никто не дарит. Красавчик, глаза открой, а? Это парни. Па-арни! А красивая девушка прямо за тобой!       Дальше всё вышло ровно так, как она предположила: примерно через полтора квартала «Лютиния» обнаружила, что пират не отстаёт, дала задний ход и полезла выяснять отношения, нарвавшись на букетик. Второй отдали её «подружке», окончательно загнав «Рукию» в краску и ступор. Бестия старалась не хохотать во весь голос над этой комедией, чтобы не привлечь внимание к своей персоне, но давилась смехом и никак не могла собраться для нападения.       — За цветы спасибо, но шёл бы ты, мил человек, своей дорогой! — шипела «Лютиния», как мокрые опилки краснодуба в коптильне.       — А что поделаешь, если моя дорога совпадает с вашей, милые дамы?       Хватит тянуть время. Собралась. Вперёд!       Притворяясь, что сильно спешит мимо, она почти обогнула ссорящихся со стороны «Рукии». Р-раз! Ой, я типа поскользнулась и падаю… Спасибо, девушка, что вы рядом и поддержали, лямка раз, лямка два-с, ой-простите-извините… Корзину на вашу косынку, рвануть за мешок — и пока! «Рукия» только вскрикнула от неожиданности, да посыпались орешки из кулька.       Бестия метнулась вдоль улицы к примеченному забору. С дороги шарахнулся какой-то городской гном, правильно поняв её взгляд и блеск ножа. Топот за спиной: судя по всему, в погоню рванули и «Лютиния», и красавчик, решивший таким образом заработать очки в глазах «Рукии». Фиг вам, на забор, на водосточную трубу, и…       — Стрелка, взять!       Трепыхание крыльев и резкая боль в ухе. Что за… Бестия вскрикнула и едва не сорвалась, забрасывая ногу на крышу. Боль чуть приотпустила, зато раздалась свистящая птицекрысья трель, а в следующий миг в лицо бросился тёмно-серый пищащий комок. Она рефлекторно отмахнулась и снова едва не соскользнула.       — Пошла вон, сволочь!       Птицекрыса ловко увернулась и впилась когтями в шевелюру. Ой, как больно!.. А снизу уже — краем глаза видно — чернявая «Лютиния», путаясь в юбках, вскарабкалась на забор и тянется к той же трубе. Про арбалет, похоже, забыла второпях. А снизу ещё этот пиратский тип. Что ж, последний шанс. Бестия дёрнула за завязки мешка и вывалила его содержимое на крышу.       Тетрадь в кожаной обложке, с уголками из латуни.       Нету.       Она снова отмахнулась от настырной птицекрысы, демонстративно столкнула барахло на голову «Лютинии» и бросилась по пологой крыше через конёк, подальше отсюда. Или тетрадь у чернявого, или не в мешках, или её вообще нет, но на вторую попытку заходить рано. Надо давать кругаля по дворам и отслеживать, куда эту компанию понесёт. В беготне и прятках по городу её ещё никто и никогда не обогнал. Здешним не снилось с младенчества лазить по деревьям на скорость, или на спор удержаться на голове разгневанного ежеобраза, или драпать от разъярённого стада… По сравнению с её детскими развлечениями Нижний город с его неаккуратно сложенными стенами и кривыми заборами — такая ерунда! Если надо, она и на крышу Дворца Статуй снаружи залезет и слезет, никто и не заметит. Как же классно быть классной. Утирайтесь, древесные улиточки!       На балкон, испугав домохозяйку. По верёвке с бельём вниз — та оборвалась, но уже над самой землёй. Через очередной забор под свирепую брань в спину. В переулок. Уф-ф, вот никто и не гонится. Она потрогала прокушенное ухо — кровит, зараза. Хорошо, что на алой коже это не очень бросается в глаза. Где-то в карманах был платочек… И волосы привести в порядок, а то там невесть что вместо причёски. Дрессированная птицекрыса, надо же. Ему с такой на рынке надо выступать, фокусы показывать, а не по заборам лазить в платье. Не берись, если не умеешь, или вся улица засмеёт…       Бестия промокнула ухо. Хоть не бешеная у него скотина-то? Ладно, план прежний: заново пристроиться в хвост и посмотреть, куда пойдут. После нападения никто не ждёт, что вор сразу вернётся на место преступления. И надо поторопиться, а то уйдут без неё, и ищи-свищи.       Она, прямо на ходу начёсывая волосы в привычный ирокез, вернулась на один переулок назад и осторожно высунулась на улицу: что тут происходит? Ага, шмотки уже собраны обратно в мешок, «Лютиния» стоит, опираясь на забор, и пытается отдышаться, а пират, сверкая белозубой улыбкой и явно подшучивая над ситуацией, пытается что-то придумать с подрезанными лямками. Редкие прохожие благоразумно огибают всю компанию. «Рукия» мнётся за плечом приятеля, продолжая разыгрывать стесняшку. Хвала Земле и Небу, никуда не делись. Даже корзина осталась валяться, совсем недалеко, в луже, хоть подбирай. Бестия ещё раз промокнула ухо. Ладно, ряженый, я твою морду запомнила, при случае сочтёмся. Крылья повыдергаю твоей птицекрысе…       — Лютиния!!!       Чернявый без предупреждения съехал по стене. Хей, она здесь ни при чём! Бестия пригляделась и навострила уши. «Рукия» не дала подружке-приятелю упасть, а красавчик окончательно подхватил. До Бестии долетело:       — Да у неё жар, она совсем больна. Ей надо в постель. — Голос пирата сделался совершенно другим, властным и требовательным, с металлическими нотками. — Быстро. Где вы живёте?       «Рукия» замямлила что-то вовсе невразумительное.       — Понятно, — пират взял потерявшего сознание чернявого на руки, даже не крякнув. — Так, синеглазка. Забирай вещи, и пошли.       Ух. Вот что значит командир, даже Бестию в первый миг проняло, выпрямила спину и сделала шаг из переулка. Хорошо ещё, на неё никто не обратил внимание. Эффектное трио уходило вниз по улице, к реке. Бестия подобрала корзину, отряхнула и пошла следом. И только после второго поворота сообразила, куда этот красавчик, кажется, потащил девочек-мальчиков.       А и правда. Чего б нет. Самое то место, чтобы запалиться воровке вроде неё. Тамошний вэйф в момент её вычислит. И мальчишек, кстати, тоже.       Вот и знакомая половине города вывеска, и пират вправду сворачивает под неё, а «Рукия», забегая вперёд, двумя руками толкает тяжеленную дверь из железного дерева.       Договорились, ребятки. Это вызов.       Ну, здравствуй, пиратская таверна «Дуб-кровосос»!       3. ТАВЕРНА «ДУБ-КРОВОСОС»       Как правило, все начинают примерно одинаково: если корабль не перешёл по наследству от отца или родственника, то, поднабравшись опыта и нахальства на чужом борту, вообразившие себя воздушными волками желторотики приходят за кредитом к ней или конкурентам, таким же хозяевам пиратских таверн. И она, как милость Неба, решает, кому дать шанс, кого отправить взашей, кому сразу можно доверить корабль и серьёзное дело, а кто перебьётся скромным баркасом и начнёт с браконьерской охоты на жемчуг в Топях.       Твердопух встопорщила перья на шее. Вот только с Лоддом всё вышло не по сценарию. Когда шесть с половиной месяцев назад к ней в трактир вошёл этот прощелыга и уселся за стойку нос к носу, она ещё подумала: вот очередной нахалёнок, решивший, что годится в капитаны воздушных пиратов. Как учил покойник Глинт, таких хорошо ставить на место, ссудив денег на едва держащуюся в воздухе развалюху под сумасшедшие проценты и отправив пытать счастья в болоте. Отобьёт расходы и не сломается — может, будет смысл работать с ним и дальше.       Но этот юнец, терпеливо дождавшись, когда она бросит на него взгляд и скажет «Ну?», обворожительно улыбнулся и сказал:       — Добрый день, миледи. Я обошёл пакгаузы, где хранится корабельный лес. У вас есть древесина, у меня есть деньги. Но, — он нахально выставил палец, — хоть ваш товар и хорош, у конкурентов тоже неплох. Слушаю предложение по цене на дуб-кровосос и железную сосну, — и, достав из планшета блокнот и карандашик из свинцового дерева, залистал страницы.       Давненько её так не щёлкали по клюву.       — Я не продаю товар в Нижнем городе, — отрезала Твердопух. Каков наглец. Пусть катится к перекупщикам.       — Миледи, — его взгляд стал озорным, а улыбка ещё очаровательней, — мы же с вами деловые люди. Деньги есть деньги, а порт — ещё не Нижний город. Уверяю вас, товар не попадёт ни на рынки, ни даже на верфи Лиг Полётов. Нет прецедента — нет претензий.       Вот теперь она посмотрела на него намного внимательней и поняла, насколько первое впечатление обманчиво. Загар, мозоли на ладонях и одежда соответствовали воздушному авантюристу, раскованная манера держаться и щедро расточаемые улыбки — типичное молодёжное позёрство. Но взгляд — цепкий, хищный, почти шраечий — выдавал характер. Этот тип точно знал, что ему нужно и как это получить, и торговаться станет как про́клятый, да ещё, если предложения его не устроят, непременно стравит поставщиков-конкурентов за свой заказ. И деньги у него, безусловно, есть, и просто так он ими не разбрасывается. Под маской мажора прятался настоящий выжига и хитрец. А она любила иметь дело с теми, кто знает, чего хочет, и в состоянии сразу оплатить хотелки золотом, а не расписками. Твердопух в момент смекнула, что́ именно этот молодой жулик пытается урвать вперёд всех. Поэтому к вечеру они уже встретились прямо в пакгаузе, над конкретным товаром.       Лишь Небо знает, откуда Волчище приволок эти два пятисотлетних ствола дуба-кровососа первоклассной просушки, без малейших следов гнили или повреждений, у него свои прикормленные местечки. Но для любого корабела такая древесина — настоящее сокровище, она стоила баснословных денег даже без наценки перекупщиков. На соседнем складе, у Герита Маслоборода, лежали стволы чуть поплоше и помоложе, и на фоне такого конкурента он, естественно, был готов сделать любую скидку. Тем не менее, капитану Лодду нужно было лучшее из возможного, и он не особо потрудился это скрыть, лишь заметил, что сроки для него не главное и в крайнем случае он может подождать другого подходящего предложения. Это Твердопух тоже понравилось — и она дала настоящую цену, которая устроила обоих. Единственное, что смущало — объём закупаемой древесины. Одного такого ствола хватило бы на два корабля. Поэтому, едва с Лоддом ударили по рукам и золото перекочевало в её карманы, она не удержалась от чрезвычайно прямого, до невежливости, вопроса:       — Капитан Лодд, вы небесную крепость строите или сразу флотилию?       — Нет, — он мечтательно улыбнулся кусочку серого неба, видневшемуся в проёме ворот, — самую прекрасную женщину Края. Когда-нибудь вы оцените, миледи.       — И где же вы задумали создать это чудо?       Он не ответил. Однако через час наёмная баржа, погрузив стволы, ушла прямо в Санктафракс, оставив Твердопух в ещё большем недоумении. Единственное, что тогда удалось разузнать через десятые руки — Лодд не пират, а потомственный фрахтер и контрабандист с репутацией отпетой шельмы, а его отец когда-то вёл дела с воздушным городом.       Отчасти ситуация прояснилась, отчасти ещё больше запуталась через два месяца, когда Лодд снова появился на пороге «Дуба-кровососа» и поинтересовался отстойным деревом. Её пираты мебельной древесиной не занимались, осталось лишь пожалеть об упущенной выгоде и честно порекомендовать обратиться к Маслобороду, у которого на складе вполне могло такое заваляться.       Однако к этому моменту в таверне уже появился золотко Форфи, тогда ещё совсем робкий, прячущийся от любого постороннего взгляда под стойкой, и Твердопух не смогла упустить шанс раскрутить загадочного покупателя на кое-какую информацию. Не словами себя выдаст, так мыслями.       — Скоро ли мы увидим обещанную прекрасную женщину? — спросила она, налив ему грога. Хороших клиентов не грех привечать кружечкой за счёт заведения.       Лодд задумчиво поглядел в ответ, но ответил в своём духе:       — Зависит от многих факторов. Например, от материалов. Кстати, вы же, по-моему, и паучьим шёлком занимаетесь?       — Да я и команду могу помочь набрать, — усмехнулась Твердопух. Понятно, к чему вопрос — к заказу парусины и тросов. А значит, надо подмаслить, чтоб клиент не уплыл к конкурентам.       — Ну, допустим, команда уже отчасти есть, — он ответил такой же улыбкой. — Но благодарю за предложение.       Ох, как не терпелось узнать, что же он задумал. И зачем ему понадобилась ещё более дорогая древесина, чем та, которую он уже купил.       Переборки. Он думает о конструкции предельно лёгких переборок, способных держать сверхсильные де-форма-ционные нагрузки. Что бы это ни значило.       Форфи, золотко, успел покопаться в его хитрой голове. А Твердопух поняла то, что ускользнуло от диковатого вэйфа из Ночных лесов. Нельзя поставлять материалы для нелегального кораблестроения и в нём не разбираться, верно? Так дела не ведутся. Притворство притворством, но бимс от планширя она отличала, и что из чего делается, тоже отлично знала. Внутренние переборки из отстойной древесины, по определению защищённые от влаги, будут обладать положительной плавучестью даже без тяги летучей скалы, но это же огромных денег стоит!.. Она ни разу не слышала, чтобы хоть кто-то так делал. Из чего следовало — Лодд или псих, или строит нечто уникальное.       Полностью Форфи ей передал всё, что выудил из головы капитана, уже после того, как тот ушёл, оставив грог почти нетронутым.       Корабль, созданный из отборной древесины, устойчивой к изгибам и скручивающим нагрузкам ветровых течений. Да-да, на верфи Рыцарской Академии. Форфи даже уловил, что от тех двух стволов дуба-кровососа Лодд взял только северную часть, наиболее плотную, а остальное оставил мастерской в благодарность за работу корабелов Санктафракса. Так, с такой тщательностью, строят только один тип кораблей в Крае. Пусть штормрейсер в большинстве случаев — полёт в один конец, но нагрузки, которые он испытывает в битве с Великой бурей, такие, что сколачивать его из чего попало — это убиться задолго до того, как прорвёшься в сердце урагана. На рыцарские одномачтовики шёл наилучший лес, и строили их на совесть.       Нет, — возразил Форфи, — корабль из его мыслей не похож на то, что ты представляешь. Он не такой, как «Громобой» Облачного Волка. У него две мачты, а тело узкое, длинное и низкое. Лодд называет его «корпус-нож». Такой будет брать ветер даже лучше штормрейсера.       — С чего это он решил?..       Форфи хихикнул.       Не могу сказать. В его голове такое рагу из чертежей и цифр, тебе с твоим подпольным счетоводством и не снилось. Мне сложно разобраться. Только он строит всё с ведома главы Рыцарской Академии и проверял модели в их лабораториях, так что это не ерунда и не сумасшествие. Знаешь, если расчёты верны, его корабль выйдет одним из самых быстрых и надёжных в Крае. По крайней мере, Лодд ждёт от своей прекрасной принцессы именно этого.       Звучало интригующе и, похоже, пахло неплохими деньгами. Скоростной и надёжный двухмачтовик в хозяйстве всегда пригодится, а фрахтер, как известно, недалеко ушёл от пирата, разве что в налёты с братством не ходит и официально прикрыт флагами Лиг. Может, этот Лодд и мошенник каких поискать, иначе как он просочился на лучшую верфь Края, но в «Дубе-кровососе» тоже не лыком шиты. Подкинуть заказ, другой, глядишь, где и оступится. К кому тогда пойдёт за кредитом на ремонт? К старой доброй мамаше Твердопух, с которой уже сложились деловые отношения. А там — свои люди, сочтёмся. Коготок увяз, всей птичке пропасть.       …И вот сейчас её вожделенная птичка, Фергус Лодд, стоял на пороге питейного зала с какой-то девкой на руках, а рядом отсвечивала ещё одна желторотая малявка с испуганным лицом и кучей вещей, среди которых агрессивно торчал арбалет. Прежде чем Лодд дошагал до стойки, она узнала первую девицу.       Рябой?! Эк птенчик вырядился. И что с ним случилось? Ножом полоснули? Вроде не похоже. Крови нет, мнёт ворот платья и тяжело дышит, не открывая глаз, словно воздуха не хватает. Что с ним делать, если он со вчерашнего дня уже официально объявлен в розыск?..       Вторая тоже переодетый мальчик, — заметил Форфикюль у неё в голове. За полгода он немного осмелел, начал вылезать из укрытий, и сейчас сидел на низком табурете у её юбки и помогал протирать кружки. — Твой загадочный Лодд даже не подозревает об этом.       Грехи наши тяжкие. Хорошо, что раннее утро и официально трактир закрыт — в зале лишь несколько постоянных жильцов, завтракающих по углам перед тем, как идти на службу. А воздухоплавательская братия ещё храпит по гамакам без задних ног.       — Капитан?.. — Твердопух приподнялась со стула.       — Доброе утро, миледи, — лицо его было мокрым, чёлка прилипла ко лбу, и дышал он тяжело, но даже не искал взглядом, куда бы пристроить ношу. — Мне нужна комната и врач.       — Вам нужно перевести дух, — Твердопух смерила его долгим взглядом. Похоже, Лодд волок Рябого не квартал и не два. Крепкий мужик. — Крич, возьми… её.       Судя по лицу, вышибала птенчика не узнал, но послушно отложил полотенце и перехватил мальчишку.       — Матти! — каркнула Твердопух вглубь трактира. Из кухни послышался дробный стук сабо, и девчонка вылетела в зал:       — Да, матушка Твердопух?       — Дуй за профессором. Скажи, дело срочное. — Она снова повернулась к Кричу и махнула полотенцем. — Давай в угловую на втором этаже.       Крич, умничка, сам догадался, про какую именно угловую она говорит, понимающе кивнул и пошёл к лестнице.       — А ты чего стоишь? — Твердопух щёлкнула клювом на дружка Рябого, который таращился на неё, разинув рот. — Марш за ними, деточка, нечего мне тут отсвечивать. Потом поговорим.       Она грузно опустилась обратно на стул. Лодд подбардивающе улыбнулся переодетому мальчишке:       — Ни о чём не беспокойся, синеглазка. Иди с подругой, я всё улажу.       С таким лицом обычно руку целуют, но Лодда, наверное, на это уже не хватило. Рябой хоть и тощий, а всё-таки паренёк и тяжелее девчонки такого же роста и телосложения. Да ещё вес платья. Откуда же он его, интересно, тащил? Как тело забрали, так руки и висят, и, хоть старается дышать ровно, но не получается.       Мальчишка бросил на Лодда затравленный взгляд и припустил за Кричем, пока дело и впрямь не докатилось до поцелуев. Форфи, золотко, безмолвно хихикал, даже плечи тряслись, но Лодд этого, кажется, не видел, он глядел вслед «девушке». Ох уж эти мужчины Нижнего города. Вот бы не подумала, что такой выжига слепнет и глупеет, едва увидит смазливую рожицу.       — Лодд, — сказала Твердопух серьёзно, налив ему кружку эля. То, что крепкий алкоголь он не любит и пробует только из вежливости, она поняла уже давно. — Бабы не одного капитана разорили и спустили на грунт на моих глазах. Выбрасывайте эту дурь из головы, или доиграетесь.       Он мотнул головой, словно просыпаясь, и наконец сел за стойку:       — Вы ведь знаете эту контрабандистку, миледи.       Вот опять. Опять она в нём ошиблась. Думала, он только перед своей синеглазой спутницей рисуется, а он успел всё подметить и просчитать.       Только главное прозевал, — продолжил угорать Форфи.       Не твоё дело, мысленно буркнула Твердопух и подчёркнуто-благосклонно кивнула Лодду:       — Возможно.       Тот залпом выпил эль:       — Благодарю. — Дыхание его начало успокаиваться, напряжённые плечи приопустились, и он медленно вытер платком мокрый лоб. — Я оплачу комнату и врача. Извините, что повесил на вас проблему. Ваш трактир был ближе всего.       И надёжнее всего. Недосказанную фразу она поняла даже без комментариев Форфикюля. И где это они с Рябушкой столкнулись, и что это за второй подарочек?       Про второго не скажу, он слишком встревожен состоянием приятеля и нездоровым вниманием твоего Лодда. Но ты не поверишь, чем бредил Рябой.       Потом, Форфи. Потом.       — Два далера за сутки. Не думаю, что они пробудут тут дольше, — денежки есть денежки, и не факт, что птенчики в состоянии оплатить хотя бы вот такую кружку эля. А за бесплатно пусть другие постояльцев пускают, тем более проблемных.       Лодд, не торгуясь, отсчитал монеты.       — А врач?       — Послушайте, капитан. Вы же здесь не в последний раз. Если что, я просто впишу сумму в ваш счёт, — усмехнулась Твердопух. — Мы же, в конце концов… деловые люди. Сочтёмся.       — Как скажете, — согласился он. — Пожалуй, я зайду вечером узнать, как у них дела.       Форфикюль неприлично хрюкнул, давясь хохотом, но Твердопух лишь пожала плечами — зайдёт так зайдёт. Ей-то что, мягко завернёт даже этого прощелыгу, если понадобится.       — Надо бы найти время и добраться до вашего причала, — светски заметила она. — Хоть погляжу на самую красивую женщину небес.       Тему она, похоже, выбрала метко: глаза Лодда моментально оживились, усталости на лице как не бывало, а улыбка из кривоватой стала мечтательной.       — Тогда вам надо поторопиться, — ответил он. — Не сегодня завтра мы уходим в испытательный полёт, а по его итогам, надеюсь, в рейс.       — Вы уже с кем-то сговорились? — вот так неприятность.       — У меня родня в Лиге Ткачей и Сновальщиков.       Бабах, да? Допиши ювелиров и оружейников, о которых он тоже вспомнил и скромно умолчал.       Форфи, золотце, захлопнись. Ещё не вечер. И какой это фрахтер не совмещает фрахты при первой возможности, покажи-ка пальцем…       — Ещё кружечку? — любезно предложила Твердопух.       — Благодарю, но — нет. Дела, — Лодд встал, одёрнул кафтан, поднял со стойки шляпу и элегантно поклонился. Даже про чаевые не забыл, хотя она и не выставляла счёт за эль. Всё-таки красавец, и умеет произвести приятное впечатление. Есть у него что-то общее с Облачным Волком, то ли в выправке, то ли в манерах. Только Волчище обыкновенно угрюмый, как дождливый день, а этот вечно сияет, как новенький пиастр, словно у него ни одной проблемы за плечами.       Едва за Лоддом захлопнулась дверь, Твердопух поднялась со своего стула и, отдуваясь на каждой ступеньке, поднялась на второй этаж разбираться с гостеньками. Навстречу ей шёл озадаченный Крич.       — Слышь, мамаш, — протянул он вполголоса, — это ж Рябой.       — Что-то у тебя память на лица заржавела, — фыркнула Твердопух. — Долго узнаёшь — гляди, уволю. Чего там с ним?       — Не знаю, только горячий, что твоя печка, и ерунду какую-то несёт. Санктафракс взрывать собрался.       — Раз ерунда, то забудь, — проворчала она. — Лучше пни кого-нибудь с кухни, чтоб притащили в угловую кувшин холодной воды.       Она дошла до конца коридора и настежь распахнула низкую тёмную дверь.       Угловая была тесной и неудобной, с закопчённым потолком, тусклым оконцем и скудной обстановкой — широкая, но жёсткая кровать, колченогое кресло, маленькая печка в углу и тумба на высоких ножках, привинченная к стене. Шкаф для одежды заменяли гвозди, вбитые напротив постели, да он бы сюда и не поместился. Правая стена попадала под скос крыши, отчего помещение казалось ещё ниже и неуютнее.       Рябой разметался по кровати, тяжело дыша, а приятель пытался стащить с него платье. При виде Твердопух он выпрямился — былого изумления пополам с испугом как не бывало, — и громко, на весь этаж, возмутился:       — Ну, и где врач? И ещё мне нужна холодная вода для компресса, лучше с уксусом! У вас хоть кто-нибудь может шевелиться быстрее сонной слизнилиды?!       Ничего себе. Твердопух закрыла дверь, вспушилась и шагнула к этому мелкому скандалисту:       — А ну-ка, захлопни клюв, деточка. Я твоего приятеля знаю с тех пор, как он пешком под стол ходил, и что он в розыске, тоже в курсе. Вы не в том положении, чтобы повышать голос, так что — тон унял! — До деточки, очевидно, что-то дошло, потому что он со стуком закрыл рот, отодвинулся и замолчал, во все глаза глядя на Твердопух. — Теперь подумай вот над чем. Капитан оплатил вам комнату, но я же не могла ему сказать, что кое-кто у нас в розыске, верно? Так что два далера в сутки — это обычная цена, а значит, когда стража начнёт прочёсывать таверны, я сделаю вид, что вижу вас впервые в жизни. Однако есть и другие расценки, — она хмыкнула. — Десять далеров, и тогда вас стража даже с вэйфами в «Дубе-кровососе» не найдёт. Свет, еда и всё прочее — за отдельную плату. Понял, птенчик?       — Десять далеров за эту конуру? — опешил мальчишка.       — За эту, как ты выразился, конуру — и полную безопасность. Подумай об этом.       Мальчишка хмуро сдвинул брови, посмотрел на Рябого, потом в пол, потом опять на Рябого.       — Я могу доплатить восемь далеров, — сдался он. — Два-то у вас уже есть.       Ну, считать обучен.       Рябой застонал, так и не приходя в сознание. Дыхание со свистом вырывалось из его груди. Плохо дело. Твердопух приподняла пышущее жаром тело:       — Давай, стаскивай эти тряпки. Сейчас профессор придёт, разберётся.       — Ему совсем худо…       — Ничего, не сдохнет, — фыркнула она, пока мальчишка стаскивал с Рябого верхнее платье. — Главное, чтоб не зараза какая. Заразу я в трактире держать не стану, у меня тут публика, понял?       Мальчишка растерянно захлопал глазами:       — А… куда же мы…       — Меня это. Не. Интересует, — отчеканила Твердопух, выпрямляясь. — Жди врача, деточка, и не чирикай.       Она опустила перья и, недовольно клекотнув, вышла. Что там Форфи, золотко, ты говорил про мысли Рябого? Вот теперь самое время, и не притворяйся, что не слышишь с другого этажа.       Говорю же, не поверишь.       Форфи, душечка. Не испытывай терпение мамаши, она сейчас сердита.       Нужно как следует порыться в его голове, но… Вышвырнуть эту парочку на улицу, пока я с ними не закончил — самая плохая идея, которая только может быть.       Форфи!!!       Если всё правда, то, поверь, ты выудила счастливую монетку из неразрезанного пирога Санктафракса. Эти две головы стоят целого Нижнего города!