Потерянные слёзы

Кэйя, несмотря на то, что у него был Крио Глаз Бога, сгорел. Это случилось в ночь, когда молния расколола небо, как нарушенное обещание. Дилюку было восемнадцать, тело его отца начало остывать, а его лучший друг был агентом империи, уничтоженной столетия назад. Кэйя раскинул руки и позволил дождю хлестать себя по коже, смеясь сквозь язвительные слова, когда всё, что Дилюк знал как истину, оказалось ничем иным, как ложью. С тех пор прошли годы, и Дилюк до сих пор с полной уверенностью верит, что та ночь была единственным временем, когда Кэйя был по-настоящему и полностью честен с ним. Когда он был настоящим ребёнком, едва достигшим двухзначного возраста, Кэйя прибыл из Каэнри’ах — места, которое, как знал Дилюк, было уничтожено более пятисот лет назад — как шпион для… шпиона. В Мондштадт, у которого почти не было политических врагов со времен Декарабиана. Ради нации, которой больше не существует. Дилюк перестает драить стойку бара и кладёт свою тряпку для уборки, гасит свечу, которая не даёт наступить вечерней темноте. Спокойно открывает дверь в таверну под радостные возгласы многочисленных посетителей, ожидающих, когда заведение откроется на ночь. Дилюк запирает за собой дверь, и хор вздохов и ворчания звучит в ушах, когда он направляется в захудалую лабораторию на другом конце города. Его лицо по-прежнему спокойно, образ утончённого гражданина, но любой, кто видел, как сильно он сжал кулаки, понял бы, что это не так. Мона Мегистус подпрыгивает, когда Дилюк распахивает дверь с такой силой, что все звёзды падают со своего места на небе. Она наполовину съела миску риса, в доме темно, если не считать одной зажжённой свечи на столе, за которым она ест. — Ты можешь меня прочитать? — спрашивает он, хотя это вряд ли можно назвать вопросом. Мона моргает и ставит свою миску на стол, напуская на себя беззаботный вид, чтобы загладить своё первоначальное удивление. — Это зависит от обстоятельств, Дилюк Рагнвиндр. Поскольку сейчас после моего обычного рабочего дня, мне понадобится… определённая компенсация. Дилюк бросает ей мешочек со ста тысячью моры, и она судорожно ловит его. — Гм… обрати внимание, что обычно я не беру плату за своё гадание, так как это не подобает астрологу, но… — она отводит взгляд, румянец заливает кончики её ушей, как будто Дилюку не было всё равно. — У меня выходной… — Мона, я не против заплатить тебе. Я не думаю о тебе плохо из-за этого, — она расслабляется на этом и пытается осторожно взвесить мешочек с деньгами в своей руке. Дилюк предпочитает не обращать внимания на её волнение. — Прямо сейчас мне очень нужно прочитать о Кэйе Альберих, — Мона смотрит на него снизу вверх, её бледный взгляд пронзает его багровый взгляд. Когда он не двигается с места, она кладёт сумку и встаёт. — Странно просить чужое состояние, особенно у кого-то, с кем у тебя богатая история, — Мона начинает расхаживать вокруг Дилюка, который пристально смотрит на неё. — Откуда ты об этом знаешь? — астролог смеётся, призывая свою чашу. — Я знаю о тебе всё, что мне нужно, Дилюк Рагнвиндр, — пульсация от её гидромантии совпадает с сердцебиением Дилюка, и он наблюдает, как шесть звёзд отражаются на поверхности воды. Мона настраивает руны, вращающиеся вокруг созвездия. Созвездие расширяется, образуя форму совы. — Нет, нет, не сова, — бормочет Мона, прищёлкивая языком. — Твоё присутствие смутило его, — жалуется она, отчаянно постукивая по рунам, пока шесть звёзд перемещаются. Дилюк наблюдает, как сова, которая по какой-то странной причине привлекла его внимание, превращается в павлина. Звезда сидит прямо там, где должен быть её глаз. Дилюк не может отвести от него глаз, но Мона лишь смотрит на павлина с невозмутимым видом. — Да, да, я уже изучала это. Одноглазый павлин, предназначенный для величия, — она издаёт тихий звук раздражения, когда ей приходится смахивать след инея с боковой стороны чаши. — Хотя, конечно, судьба настигнет его, — Дилюк снова встречается с ней взглядом, наконец-то способный оторвать взгляд от звездной чаши. — Судьба настигнет… что, что это значит? Мона слегка пожимает плечами, нахмурив брови, смахивая ещё один кусочек льда. — Это может означать что угодно. В частности, что Кэйя, хотя… — она поднимает руку, чтобы поставить на место другую руну, но оттуда торчит сосулька, почти пронзающая её руку. — Ай! Что за… Ещё больше сосулек взлетает с того места, где среди созвездия были нанесены руны, и из глаза павлина по воде начинал распространяться иней. — Что происходит, Мона? — Дилюк почти кричит, лёд кристаллизуется над созвездием. — Я не знаю! Я ничего не вижу! Лёд… отражение! — внезапно отяжелевшее стекло падает с того места, где оно висело в воздухе, и ударяется о деревянный пол, разлетаясь на куски. Мона и Дилюк молча смотрят на него, прежде чем Дилюк кладёт руку на плечо Моны. — Я куплю тебе новый. Астролог опускается на колени перед осколками льда и поднимает один из них. — Всё в порядке, я могу использовать гидромантию, чтобы сделать ещё одну. Однако для того, чтобы сделать ее более точным, потребуется несколько часов, — её голос спокоен, а бледно-зелёные глаза задумчиво оценивают ситуацию. — У меня прежде уже был странный опыт, когда я гадала, но никогда не было чего-то настолько сильного, чтобы разбить мою чашу, — она изучает беспорядок, прежде чем поднять глаза на Дилюка. — Кэйя когда-нибудь говорил тебе, откуда пришел? Тишина такая оглушительная, что самая маленькая булавка в мире может упасть на пол, и её удар отдастся эхом. Наконец, Дилюк говорит: — Почему ты спрашиваешь? — Мона встаёт и изучает его. Проходит много времени, прежде чем она хлопает в ладоши. — Мне просто интересно. Хотя то, как ты решил ответить, наиболее интригующе, — она усаживает его в кресло и ставит локти на стол, положив подбородок на сложенные руки. — Ты хочешь узнать о состояние Кэйи, верно? Дилюк немного сглатывает и кивает. — …но если лёд снова появится… — Мона поднимает руку. — Некоторые аспекты астрологии не требуют астрального отражения. Мне не нужна моя чаша, чтобы определить чью-то судьбу, — она откидывается на спинку стула, на ее лице появляется ухмылка, свет свечи мерцает на её лице. — Итак, мы вместе узнаем его судьбу?