Writober-2021

— А ведь нет закона, запрещающего выдавать себя за мужчину, — в очередной раз жалуется граф Набедренных, повисая на плече графа Метелина. — А следовало бы придумать, — бурчит граф Метелин, подхватывая графа Набедренных за талию. Талия у Набедренных тонкая, удобная. — Но вам-то никак не мешает, — замечает граф, — Или вы тоже… заинтересовались? Ступеньки лестницы скрипят под ногами. На кой леший они попёрлись на второй этаж «Пёсьего двора», Метелин не помнит — причина была вполне логичная, но это было внизу. А теперь они вваливаются в натопленную комнату для благородных гостей вдвоём. А где остальные? Опять только леший и знает. А граф Метелин не знает ничего, он вечно вляпывается в какой-то абсурд, потому что ничего не знает. — Что ж, друг мой, это слова истинного философа, — восторженно заявляет Набедренных, отлипая наконец от него и падая на кровать. — Так и до агностицизма недалеко! И даже в этом простом движении он умудряется остаться небрежно-элегантным. Метелин смотрит на него растерянно и не знает, что ответить. И в трезвом-то состоянии ума успевать за полетом графской мысли непросто, а уж в нынешнем сумрачном настроении и подавно нереально. Он пошатываясь доходит до стола, садится и трогает бутылку шампанского в ведре со льдом. Не надо бы на водку шампанское — эта мысль в его голове почему-то звучит голосом Гныщевича, а Гныщевич умеет быть убедительным. — Не в одежде же проблема, — говорит Метелин запальчиво. — А вот если бы был закон, запрещающий одним людям обманывать других! Дело-то ведь не в том, что он… она девицей оказалась! И даже так, пусть беременна… но обман! Мысли в голове такие кристально-ясные на языке начинают выделывать акробатичские кульбиты, достойные любого балагана. — Обма-а-ан, — по-оперному растягивает Набедренных. — Разрушительное действие оказывает на души. Он поворачивается на бок, подпирает голову ладонью и наблюдает за Метелиным широко раскрытыми глазами. — Но такое земными законами не отрегулируешь, — говорит он задумчиво. — Если даже сама природа склонна к обману. Все эти цветы, заманивающие к себе насекомых, защитная окраска у животных, нежные цветы, под которыми скрываются ядовитые шипы… Метелин опять теряется, шёлковый голос графа скользит мимо сознания, как приятная ненавязчивая мелодия. Он видит, как шевелятся изящные губы, видит румянец на бледных щеках, длинные ресницы и длинные ухоженные пальцы, постукивающие по покрывалу в такт речи — и всё, что он видит, его завораживает и хочется рассмотреть поближе. Да, подойти поближе, может быть тогда станет понятнее, что именно граф говорит. Метелин добредает до кровати и садится рядом. — Или вот орхидея… — Набедренных мечтательно прикрывает глаза. Брада Джексон не очень-то напоминала Метелину цветок, уж чего в ней не было, так это хрупкости. Другое дело — граф. Кажется, коснись его — и осыпется нежными лепестками. И ведь нет такого закона, чтобы запрещал графам быть похожими на цветы.