Глава 18: Отсутствующая семья
[включается радио]
Здесь больше, чем я понимаю.
Я имею в виду, я думаю, что это верно в большинстве аспектов жизни. Ты видишь только то, что перед тобой: то, что делает тебя несчастным, то, что разрушает твою жизнь, то, что делает все к «лучшему».
То, что делает меня несчастным: путешествовать по всей стране, пытаясь собрать воедино дурацкую головоломку, оставленную моим дурацким мужем.
То, что разрушает мою жизнь: мой глупый муж и его глупая головоломка, и разлука с ним так долго, что это причиняет боль.
То, что сделало бы все лучше: несколько прямых, блядь, ответов, хотя бы раз.
Потому что у меня есть фрагменты ответов.
Фрагменты головоломки с краями, которые слишком неровные, чтобы правильно соединиться. Как вереница угловых кусочков, которые нечем соединить.
Фокс Шиппинг. Гигантская организация, управляемая и финансируемая… Кем именно? Мясники? Кто они, и как правительство связано с их системой?
А теперь этот человек в балахоне.
И это имя, снова и снова, это имя.
Пальметто.
[пауза]
Би всегда учила меня одной вещи: когда общая картина слишком туманна, или все кусочки головоломки, собранные у твоих ног, становятся слишком подавляющими, чтобы смотреть на них в целом, попробуй посмотреть на них по отдельности. Посмотри на детали, в которых ты уверен.
Я был на базе Фокс Шиппинг.
По какой-то причине они позволили мне уйти.
Это часть головоломки, которую, я думаю, пора пересмотреть.
[радио выключается]
Абрам не умер.
Часть II.
Глава VIII: Отсутствующая семья.
Фермерский дом был точно таким же, каким он его оставил. Это по-прежнему была жалкая лачуга, полая оболочка некогда счастливого дома, места, полного воспоминаний, любимого людьми, которые каждый день работали на поле, принадлежавшем их семье на протяжении многих поколений. Или это было не так? Было ли все это фальшивкой, строительство дома должно было выглядеть как можно более ветхим, а воспоминания такими же фальшивыми, как пыль на столешницах? Каждый тщательный аспект этого дома — абсолютная ложь. Эндрю шел быстро, не зная, остановит ли его кто-нибудь до того, как он войдет в дом. Он был уверен, что у них есть камеры, поэтому не было смысла пытаться пробраться внутрь. Он собирался просто войти внутрь; если они попытаются остановить его, он поступит с ними так, как нужно. Внутри фермерского дома было еще хуже, чем раньше. По расколотому полу были разбросаны куски фанеры и обломки, которые, казалось, пытались прикрыть дыры в твердом дереве, через которые пробивался треснувший фундамент. Когда Эндрю вошел в кухню, ему пришлось перешагнуть через груду осколков керамики, где солнце поздним вечером светило сквозь осколки стекла в окнах. Плита все еще была на месте, и он целеустремленно пошел вперед, дотянулся до циферблата и быстро повернул его. Ничего не произошло. Эндрю нахмурился, повернул циферблат в исходное положение и снова в исходное, и все равно ничего не произошло. Снова, снова, снова, снова, пять раз он пытался. Каждый раз с одним и тем же результатом. Он присмотрелся к циферблату внимательнее, заметив, что поверх окрашенного слоя оседает настоящий слой пыли. В этой кухне ничего не трогали уже несколько месяцев. Он пнул плиту, ругаясь про себя. Базы не было.[радио включается]
Я никогда не понимал необходимости путешествовать.
Некоторые люди становятся беспокойными, находясь в одном месте слишком долго. Абрам был таким.
Он становился беспокойным, постоянно чувствовал необходимость оглядываться через плечо, всегда хотел что-то сделать, пойти туда, где он никогда не был.
Никогда нельзя дважды побывать в одном и том же месте, говорила его мама, никогда нельзя дважды побывать в одном и том же месте.
И он так не делал. Ему никогда не было комфортно дома дольше, чем полгода, не больше. После этого он должен был куда-то уехать. Куда-то в новое, другое место, куда-то, где он еще не бывал.
Мы всегда планировали это. Он проводил 2-3 недели в новом месте, а я проводил 2-3 недели дома, занимаясь тем же, чем и дома.
[пауза]
Боже, я уже забыл, чем я занимался дома в свободное время.
Но в любом случае, он занимался своими делами, а я — своими. Но разница между тогда и сейчас была в том, что мы планировали эти поездки вместе, и он всегда возвращался домой. Он всегда обещал не убегать.
[пауза]
Путешествия всегда были неприятны.
[радио выключается]
Эндрю был зол. Он был зол, и он был в замешательстве. То, что он увидел под фермерским домом, было огромным. Это было помещение, достаточно большое, чтобы в нем с комфортом разместились тысячи людей, и на его строительство ушли месяцы и миллионы. Не может быть, чтобы такую базу просто… переместили или забросили. Не из-за одного человека. Но, по крайней мере, этот вход был полностью запечатан. И как он должен был найти другой вход, если переключателем могло быть что угодно? Ветка, положенная лицом на север посреди леса в семи милях от того места, где он стоял. Или одна задвижка на задней стороне одного из сотен рекламных щитов, выстроившихся вдоль шоссе. Или еще один пустой фермерский дом, но этот выглядел совсем новым. Вариантов было слишком много. Слишком много кусочков головоломки, чтобы сосредоточиться на них. Поэтому вместо этого он задумался над более насущным вопросом, который стоял у него на первом плане: перекрывать вход таким образом было невероятной тратой времени и денег. На данный момент было бы гораздо разумнее просто убить его, когда он был там, перед ними. Так, по этой логике, почему они просто не убили его?[помехи]
[включается радио]
[тишина]
[вздох]
Хотя я могу признать, что в путешествиях есть своя особая романтика.
Или, может быть, это более странная, более специфическая романтика постоянных путешествий.
Непривязанность может быть привлекательной, знаете? Действительно может. Карта, которую она создает в вашей голове, одна из тех, где все маленькие цветные булавки торчат из нее.
Когда кто-то вспоминает Оклахома-Сити, или Бойсе, или Чикаго, или Портленд, Орегон, или Портленд, Мэн — и для каждого из них у вас есть воспоминания. Вы можете подумать: о да, я там был.
Вы помните, как это было на самом деле.
Абрам иногда рассказывал мне о том, как чувствовались некоторые города. О том, как Нью-Йорк чувствовался зимой, как в каком-то фильме из серии Hallmark, который никогда не был настоящим. Он рассказывал мне о переулках в Чикаго, о своей паранойе в Небраске, о том, как песок ощущается между пальцами ног на пляже в Калифорнии.
[пауза]
Прямое знание о мире — вещь в корне соблазнительная.
[радио выключается]
Изъеденный молью диван, на котором сидел Эндрю, был грязным и неудобным, но он заземлял. Он использовал его, чтобы сосредоточиться, уставившись в пятно на полу перед собой, задавая себе вопросы: Почему, собственно, он жив? Он спрашивал себя не в экзистенциальном смысле, а из чистого любопытства. Почему он жив сейчас, в этот момент, когда «Фокс Шиппинг» уже должен был считать его мертвым? Он ненадолго задумался о том, что, возможно, они не убивают невинных людей, занимая моральную позицию по отношению ко всему этому. Но он почти сразу же отмахнулся от этой мысли. Эндрю и сам не был особенно невиновен. В лучшем случае, он вмешивался в чужие дела. Кроме того, база, которую он видел, была безумной. Их операция не могла быть меньше, чем в масштабах всей страны, так что сохранить что-то подобное в тайне было бы невозможно, если только вы не готовы убить, чтобы сохранить это. Это навело его на мысль, что ответом на вопрос был второй вариант. Они хотели, чтобы он увидел, а затем ушел с этим знанием живым. Почему? В «Фокс Шиппинг» идет война. Логично предположить, что если они чего-то хотят, то это связано с тем, что это приносит им какую-то пользу. Что означает… Это значит, что Эндрю, так или иначе, должен играть какую-то роль в этой войне. И чтобы направить его в нужную сторону, они позволили ему заглянуть в их операцию и выжить. Если это так, подумал Эндрю, то «Фокс Шиппинг» должны быть очень глупыми, чтобы поверить, что он станет им подыгрывать. И тут его осенило. Если он был важен для «Фокс Шиппинг», это, скорее всего, означало, что он представлял проблему для Мясников. Это объясняло, почему он так быстро стал мишенью в поисках Абрама для этих… вещей. Но Мясники не сдадутся только потому, что он сбежал раз или два, верно? Если он был настолько важен, они должны были все еще искать его. Они должны быть… Мысли Эндрю прервались, когда к фермерскому дому подъехала машина.[радио включается]
Конечно, есть и другая сторона постоянных путешествий.
Истинная сторона всего этого.
Это чувство, что ты нигде не принадлежишь себе. Или постоянное беспокойство, что ты забудешь о том, где ты был, или, что еще хуже, где ты есть.
Франшизы, конечно, усиливают это. Я останавливаюсь на обед в ресторане Chili's, потому что он там есть, и там много места для парковки моего грузовика. Я оглядываюсь вокруг и понимаю, что даже не знаю, в каком штате я нахожусь. Какой город, какой штат, как долго я был в пути — все это теперь белый шум.
Это ощущение бездонности, как будто пол исчез. Как дерьмовый фокус. Я падаю, но в то же время не падаю. Я ем куриный салат фахита в пластиковой упаковке.
Помимо этого, есть пропасть, которая образуется между тобой и другими людьми.
Они будут здесь завтра, и послезавтра, и послепослезавтра. Они будут неподвижны, будут жить той жизнью, которой живут всегда, зарывшись глубоко в свои рутины и привычки, которые они выработали за десятки лет.
А я? Я едва знаю, где буду завтра.
Я понятия не имею, где буду на следующей неделе.
Я не могу даже предположить, где я буду в течение года, даже в радиусе 300 миль.
Романтика и грусть, конечно, всегда шли рука об руку, а романтика путешествий — тем более. Цветущий восторг так быстро сменяется тихим отчаянием, и я смотрю из окна очередного мотеля на очередную стоянку, и на шоссе по ту сторону высокого проволочного забора.
И это знание того, что, куда бы ты ни поехал, это все равно ты, стоящий в комнате с самим собой, смотрящий теми же глазами, думающий те же мысли.
[радио выключается]
Эндрю просидел на этом пыльном и неудобном диване гораздо дольше, чем следовало. Сначала он просто не обратил внимания на то, что кто-то подъехал к дому и припарковался перед ним, светя фарами в окно. Но как только фары выключились, Эндрю сполз на пол и подполз к подоконнику. Это была полицейская машина. Фары и сирена были выключены, но ее очертания были безошибочны. Водительская дверь открылась, и в салоне зажегся свет. На пассажирском сиденье сидел мужчина в полицейской форме. Он был мертв, с ранами на шее и туловище. Следы от слез прорезали кровь на его лице. Эндрю предположил, что его смерть не была быстрой. С водительского сиденья вышла женщина, которую Эндрю встречал раньше, на дороге возле моря Солтон. Ее улыбка рассекала лицо, как битое стекло, и она постукивала ногтями по крыше машины, прислонившись к ней и положив подбородок на тыльную сторону ладоней. Она была бессистемно одета в нечто похожее на форму офицера полиции, но все детали были не те. — Эндрю? — крикнула она. — Маленькая мышка, маленькая мышка, ты здесь? Ее улыбка увеличилась на долю дюйма. — То есть, я знаю, что ты там, так что, наверное, это был глупый вопрос. Прости! Она оттолкнулась от машины, оттирая руки тремя быстрыми шлепками. — Я следовала за тобой до сюда. За тобой очень легко следить. Я чувствую твой запах! — она потрогала свой нос и засмеялась. — Я чувствую твой запах за три штата. Ты очень хорошо пахнешь! Наступила тишина, и она рассмеялась. — О, маленькая мышка, прими это как комплимент! — была еще одна пауза, а затем — Я сейчас войду. Эндрю отступил от окна, поднялся на ноги и побрел в сторону кухни, мимо лестницы, которая была слишком сломана, чтобы по ней подниматься, и привела бы его в угол. Он пробежал по коридору, ведущему из кухни в детскую комнату в задней части дома, закрыл дверь спальни и толкнул перед ней полусгнивший письменный стол как раз в тот момент, когда входная дверь была выбита. — Почему ты снова здесь копаешься? — голос Лолы проскрежетал по коридору, пробивая когтями половицы у ног Эндрю, и опустился перед ним. — Здесь есть что-то, что мы должны найти? Эндрю услышал, как она ударила ногой по чему-то ломающемуся. Звук разбивающейся керамики соответствовал тону ее голоса. — Тебе не обязательно отвечать на этот вопрос, — сказала она в наступившей вокруг них тишине. — Если есть что искать, мы найдем это. Когда мы сталкиваемся с проблемой, мы рвемся к ней, и продолжаем рваться, рваться и рваться, и в конце концов все решается. Она так и сказала — все решается. Просто и буднично, как будто это была самая очевидная вещь в мире. Певучая дразнилка становилась все ближе. Эндрю повернулся лицом к заднему окну. Оно было разбито, огромные куски стекла торчали из рамы под разными углами, но он подумал, что это может быть менее больно, чем ногти Лолы под его кожей. Он схватил старую простыню, которая торчала из полуразбитого ящика комода, обернул ею ладони и понадеялся, что остальная часть его тела не будет порезана насквозь. — Эндрю, милый, все хорошо! — голос Лолы был обманчиво милым. Как у матери, утешающей ребенка, упавшего с велосипеда. — Это не должно быть трудно. Пришло время. Когда она толкнула дверь, раздался приглушенный стук, но ее ненадолго остановил комод. Это дало Эндрю достаточно времени, чтобы просунуть большую часть своего тела. Он уже почти полностью вышел, когда его левая нога затекла. Раздался еще один удар, когда дверь столкнулась с комодом. Эндрю вскочил и схватился за ногу, с силой дернув ее к себе. Стекло вылетело, большой осколок зацепился за его джинсы, в то же время дверь распахнулась. Комод разлетелся по комнате, словно был сделан из бумаги. Он ударился о стену рядом с окном, и на мгновение Эндрю застыл на месте. В комнату вошла Лола, ее глаза пылали в свете позднего вечера. — Вот ты где, — промурлыкала она, и Эндрю вскочил на ноги, чтобы убежать. Лола просто рассмеялась. — Послушай, дорогой, — сказала она, и казалось, что она никуда не спешит, — у меня есть работа. Так что поехали! Лола набросилась. Это было совершенно нечеловечески. Ее спокойная энергия сжималась, как пружинная игрушка, сворачивалась и разжималась в бурном движении. В одно мгновение она была в дверном проеме, а в другое — у окна, ее рука вытянулась и вцепилась в руку Эндрю в тисках. Запястье Эндрю вскрикнуло под давлением. Он взял кусок стекла, выпавший из окна, и вогнал его ей в плечо, прямо под ключицу. Она тихо хрюкнула, отступив немного назад, почти в удивлении. Ее ухмылка не ослабла, но ее хватка на запястье Эндрю — да, и он воспользовался возможностью вырвать свою руку от нее и побежать обратно к дому. Он оставил свой грузовик слишком далеко. Оставил его на обочине дороги почти на милю назад, чтобы избежать поимки, что в данный момент казалось бесполезным. Теперь он ни за что не смог бы вернуться туда. Вместо этого он побежал к полицейской машине, распахнул дверь и обнаружил, что ключи все еще лежат в замке зажигания. Уверенность Лолы в том, что она закончит работу, оказалась тем, что спасло его сейчас. Полицейский рядом с ним был мертв уже некоторое время. На мгновение он подумал о том, чтобы попытаться убежать, но запах был настолько сильным, что он почти не мог мыслить здраво. Но он сузил круг своих мыслей и сосредоточился на кусочках головоломки перед собой. Сосредоточился на том, чтобы поставить одну ногу перед другой. Повернуть ключ. Включить зажигание. Бежать. Машина вырвалась с грунтовой площадки перед домом, рыская рысью по дороге. Оказавшись на краю участка, он бросил взгляд в зеркало и, к своему удивлению и ужасу, увидел Лолу, ее кожа покраснела от отблеска стоп-сигналов, из груди торчало стекло, она преследовала машину, как гепард газель. На мгновение она начала настигать его. Потом переключилась передача, и она окончательно исчезла, когда машина рванула с места.[включается радио]
Беглецы обычно находят друг друга.
Есть чувство знакомости, которое приходит, когда видишь кого-то, кто такой же, как и ты. Кого-то, у кого нет места, которое можно назвать своим. По крайней мере, не совсем. Не полностью. Не навсегда.
Потому что через некоторое время дорога становится твоим домом. Это люди в костюмах, которые дважды в неделю летают на встречи по продажам — шведский стол на завтрак в гостинице Hampton Inn становится более привычным, чем стряпня вашей супруги. Это группа, которая восемь месяцев в году сидит в кузове гастрольного фургона, и состав еды на заправке, который вы узнаете по религиозным убеждениям. Это люди вроде меня, которые водят наши грузовики, и знакомые длинные пустые дороги становятся скорее тихим утешением, чем одиноким участком земли.
Беглецы не всегда убегают от очевидного. Некоторые просто… бегут.
И чем дольше вы смотрите, тем легче заметить этих людей. Вы можете узнать это в глазах другого человека — ощущение того, что он прошел слишком много миль за слишком малое время. Вы можете узнать это в их походке, в том, как они несут себя, как они могут приспособиться к любой обстановке почти мгновенно. Вы можете сравнить рассказы о Кливленде, об Энн-Арборе, Бирмингеме и Форт-Лодердейле. Они знают романтику и знают отчаяние, и поэтому вам не придется говорить об этом. Вы можете просто спросить их, как обстоят дела с гостиницей Hampton Inn в Мэдисоне, штат Висконсин, и они точно поймут, что вы имеете в виду.
Беглецы обычно находят друг друга.
Сегодняшний день я начал с того, что мне не хватает ясности в головоломке, которую я сейчас собираю. Сегодня утром я сидел в такси и смотрел на кусочки, лежащие передо мной, не понимая, на каком из них сосредоточиться в первую очередь.
Что ж, за меня уже все решили. Все остальные варианты были отброшены.
Теперь за мной гонятся. Или, точнее, за мной охотятся. Так что мой единственный путь вперед — это… Вперед. Мой единственный вариант — бежать. Направление не имеет значения. Важно расстояние. Что важно, так это скорость, с которой я бегу.
Вот что ты чувствовал, Абрам, все эти годы со своей матерью?
Жаль, что я не могу сказать тебе, где я нахожусь. Ты бы знал, как лучше поступить. У тебя был бы уже готов план к тому времени, когда мы сбежали с фермы. Ты бы даже не колебался.
Но тебя здесь нет. Наши пути разошлись, в конце концов. В последний раз, когда мы встречались, ты был на пути к спасению чего-то большего, чем мы все. А я? Я смогу спасти только себя.
И, возможно, даже не это.
Думаю, теперь я понимаю, почему ты так надолго уехал.
Никогда не бывает в одном месте дважды, твоя мама всегда говорила. Никогда одно и то же место не повторяется дважды.
Мэри могла быть чудовищем, но она тоже знала, как от них убегать.
[пауза]
[вздох]
Фокс Шиппинг хотели, чтобы я увидел, кто они такие, и чтобы я запомнил это. Для меня есть роль в победе над Мясниками. Что это за роль, я понятия не имею. И доживу ли я до этой роли, я представляю еще меньше.
Может быть, ты знал, Абрам. Может быть, это был еще один секрет, который ты от меня скрывал.
Я ничего не знаю.
Я знаю только то, что мне нужно прожить достаточно долго, чтобы понять, каково мое место в этой войне.
Скоро, Абрам. Скоро.
[пауза]
Я надеюсь.