Abram Isn't Dead

[включается радио]

[тишина, а затем голос, далекий и отдаленный, как будто в пещере]

Знал ли я с первого раза, когда увидел тебя, Абрам?

Мне кажется, что да.

Но я думаю, что наши воспоминания о таких вещах затуманиваются. Может быть, я не подумал ничего, кроме «Хм, он симпатичный».

Это воспоминание так отягощено нашей любовью, что мне почти невозможно поднять его и посмотреть, что это такое.

Вот что я помню: ты не был моим первым, но ты был близок к этому.

У меня было что-то с одним парнем в старших классах. Это не были отношения. В то время у меня не было эмоциональных возможностей для этого дерьма. Ты знаешь почему; об этом не интересно говорить. Но у меня было что-то с этим парнем, когда я пытался разобраться с некоторыми вещами, пытался по-настоящему понять, что происходит в моей голове, пытался споткнуться о свою собственную личность. Понимаешь?

Мы держали это в секрете. Конечно, держали. Даже если бы он не захотел, я бы не позволил ему объявить об этом. Я думал, что Би точно ничего не знает. В конце концов, я понял, что она знала, но ей было искренне все равно. Но она ждала, пока я ей расскажу, и ждала, пока я сам во всем разберусь. Не все может быть хорошо сразу, понимаешь?

Потом тот парень уехал, и я подумал: о, круто. Мне не было больно, не было грустно. Просто один день он был рядом, а на следующий день его не было. И меня это устраивало. Я все равно не хотел отношений. В них не было смысла. Все равно все были разочарованием.

А потом, три дня спустя, этот полуголодный парень с уродливыми каштановыми волосами и самым устаревшим чувством моды появился у меня на уроке. «Нил», — назвал тебя учитель. Ты даже не потрудился помахать рукой.

И, может быть, я ничего особенного не подумал, кроме того, что ты был интересен, как какой-то пазл, который не совсем правильно сложился. Может быть, мне показалось интересным то, как ты наблюдал за другими учениками. Или то, как ты мог почти раствориться в толпе, когда тебе казалось, что люди слишком много наблюдают за тобой. Или, может быть, это было то, как ты пытался быть не опасным, а потом выбил дерьмо из Джека в тот день на физкультуре, потому что он пытался украсть твои деньги из шкафчика.

А может, мне просто нравилось, как ты проводил руками по волосам, когда говорил о чем-то сложном, потому что ты был красивым, а я — геем.

Но сейчас, в моей памяти, я помню, как я думал о своем плане остаться холостым и смотрел на тебя, а потом подумал, что, возможно, ты был немного большей проблемой, чем я думал вначале.

[радио выключается]

Абрам не умер.

Часть II.

Глава X: «Почему я жив?»

Эндрю проснулся от звука хлопков. Его сознание пошатнулось, когда он пришел в себя, голова пульсировала, а тело болело. Последнее, что он помнил, это то, что он убегал от Лолы. А теперь он был здесь… Где бы ни было это «здесь». Это было похоже на пещеру. Небольшая, пустая, если не считать стола, стульев и инструментов, с единственной металлической дверью на дальней стороне открытой площадки. Лола прислонилась к ней, ухмыляясь и медленно хлопая, чтобы привлечь его внимание. — Доброе утро, солнышко, — сказала она, и Эндрю прищурился, глядя на нее. Возможно, у него было сотрясение мозга. Все было слишком ярким и слишком громким. Он был почти слишком раздражен, чтобы запаниковать. В конце концов, он не ожидал, что заберется так далеко. — Где я? — спросил он и попытался потереть глаз, но обнаружил, что его руки прикованы наручниками к стулу, на котором он сидел. Лола хмыкнула, сложив руки на груди. — Ты находишься в месте, о котором знают только мои коллеги, — сказала она. — Нас не будут беспокоить. У нас будет небольшой разговор. — Почему бы просто не убить меня? — О, тыковка, где же тут веселье? — Лола оттолкнулась от двери, пересекла комнату и села в кресло напротив Эндрю. — Видишь ли, вот почему я хотела поговорить первой. Потому что это вопрос, который ты задаешь себе очень часто. «Почему я жив? Почему бы не убить меня?» И на самом деле, меня бы не удовлетворило, если бы ты умер, так ничего и не поняв. Я имею в виду, действительно поняв ответ на этот вопрос. — Ты работаешь на Мясников, — начал Эндрю. Лола пожала плечами. — «Работа» звучит так… подневольно. Можно сказать, что я работаю с ними. Партнерство, в некотором роде. На самом деле я работала только на одного человека, и его уже нет. Так что партнерство — это все. — Вы все монстры. Лола прищелкнула языком в насмешливом разочаровании. — Это немного мелодраматично. — Нет, — сказал Эндрю. — Я имею в виду буквально. Вы монстры. Не люди. Какие-то хищники, или что-то вроде того. — О, — сказала Лола. — Ну, да, наверное, это близко к истине. Хотя и немного осуждаю. Люди сами могут быть довольно чудовищными, знаешь ли. Эндрю бросил на Лолу неприязненный взгляд. — Оставь свою двусмысленность для того, кто не прикован наручниками к стулу. — Справедливо, — сказала Лола, снова пожав плечами. — Мы любим вкус крови, потому что это вкус свободы. Вы, люди, слишком сильно ограничиваете себя. У нас нет ограничений. Зачем мне сдерживаться, ведь это может навредить кому-то другому? Разве я — они? Должно ли меня это волновать? — Значит, цель в чем? Просто убивать людей? Лола хмыкнула, откинувшись в кресле. — Вот в чем вопрос, не так ли? Ты понимаешь, что мы находимся в состоянии войны, но не понимаешь, в чем она заключается. — Я понимаю желание остановить вас. Я понимаю, что Фокс Шиппинг хочет положить конец вашим бесчинствам. Зло требует сопротивления. Лола указала на Эндрю, как бы соглашаясь. — Именно. Их мотивация ясна, не так ли? Но как насчет нашей? Чего мы хотим, Эндрю? И почему кто-то, кроме тех, кто почувствовал вкус свободы, хочет нам помочь? Почему правительство решило помочь? Эндрю молчал. — Ты не знаешь, да? — спросила Лола. — Это потому, что ты не задаешь себе самый главный вопрос. Единственный, который имеет значение. — Чего ты хочешь? Лола насмехалась, закатывая глаза. — Нет, только не этот вопрос! Кто знает, чего мы хотим? Мы — пустая сила ужаса. Мы — нащупывающие руки в темноте, тянущие вас в тень. Мы — похитители. Какая разница, чего мы хотим? — Тогда я не знаю. — Нет, знаешь. Эндрю усмехнулся. — Нет, — сказала Лола. — Подумай об этом. Я хочу, чтобы ты пришел к этому сам. Я хочу, чтобы тебе было больно еще до того, как начнется физическая боль. Я хочу, чтобы она раздавила тебя. Эндрю задумался. — Правительство работает с вами, — начал он. — Да, — сказала Лола, хотя и нетерпеливо. — И тогда вопрос заключается в следующем…? Эндрю подумал еще немного. — Кто… получает от этого выгоду? Лола улыбнулась, и Эндрю почувствовал, как она впилась в его позвоночник, словно ногтями. — Кому это выгодно, Эндрю? — Правительству. — Да! — как родитель, хвалящий ребенка, сказала Лолы и ее улыбка стала еще шире. — И почему им это выгодно? — Я… я не знаю. — О, ты был так близко, — Лола пренебрежительно махнула рукой. — Не бери в голову. Мы еще вернемся к этому. Давай вместо этого посмотрим на вопрос, который ты часто задаешь себе в последнее время. — Почему я все еще жив? — Это отличный вопрос, тыковка. Действительно, отличный. Возможно, это единственный хороший вопрос, который ты задавал на всем своем пути. И это также вопрос, который отвечает сам на себя. Ты все еще жив, потому что ты спросил, почему ты все еще жив, и я хочу тебе ответить. Но сначала давайте посмотрим на ответ, к которому ты пришел сам. — Фокс Шиппинг хочет, чтобы я был жив. Лола хмыкнула. — Хорошо. А почему? — Я не знаю, — сказал Эндрю. — Я… важен, как-то так. Или, если не важен, то, по крайней мере, должен играть какую-то роль. — Ты важен, — повторила Лола. — У тебя есть роль. И что же это за роль? — Я не знаю, — повторил Эндрю. — Я пытался разобраться в этом, но я недостаточно знаю о войне, чтобы понять, какое отношение я имею к ней. Лола наклонилась вперед, опираясь локтями на стол между ними, упираясь подбородком в руку. — Никогда не плохо сказать, что ты не знаешь, — сказала она. — Лучше признать, что ты не знаешь, чем притворяться, что знаешь. — Хорошо, — сказал Эндрю. — Я не знаю. — Мне нравятся выводы, к которым ты приходишь, — сказала Лола, в ее голосе звучал неподдельный интерес. — Я нахожу их захватывающими. Потому что ты играешь скромно, понимаешь? Ведешь себя так, будто ты не стоишь всех этих проблем. — Я не стою, — сказал Эндрю. — Я просто хочу быть дома с Нилом. Ухмылка Лолы стала более резкой. — Но ведь Младший этого не хотел, не так ли? Кровь Эндрю похолодела. — Не называй его так. — Нет, правда, — продолжала Лола. — Ты говоришь, что пришел к естественному завершению всего, что с тобой произошло. Все эти странные города, Мясники в твоем доме, Фокс Шиппинг, спасающий тебя в Викторвилле. Все это, и ты все еще жив. Все еще дышишь. Значит, ты должен быть важен, так? — Я не говорил, что важен, — сказал Эндрю. — У меня есть своя роль. Лола снова хмыкнула, склонив голову на руки. — Позволь мне представить альтернативное заключение, основанное на тех же доказательствах. Причина, по которой ты все еще жив, только в том, что ты еще не умер, и все это знают. Ты не важен, Эндрю. У тебя нет роли. Нет никакой загадки в биении твоего сердца, никакого заговора в воздухе твоих легких. Ты просто мертвец, который еще не умер. И я тот, о ком все знали, что он придет, чтобы сделать это, так что больше никому не нужно. Ты никогда никем не был. И скоро тебя не будет вовсе.

[включается радио]

Я был настроен на то, чтобы оставаться одиноким, даже когда мы начали встречаться. Я не позволял себе понять, что мы делаем, как встречаемся.

Мы были друзьями, которые иногда целовались. Мы ходили на свидания, но не встречались. Ты был никем, и это было ничем, и все было прекрасно.

Быть с тобой было… комфортно. Это была жизнь до того, как я узнал, что такое жизнь, словно часть меня, которой не хватало, и я не знал, что мне нужно вернуться.

Я был честен с тобой.

«Это ерунда», — говорил я. «У нас нет отношений. Мы — ничто».

«Конечно», — сказал бы ты. «Это прекрасно», — сказал бы ты. «Эй, давай поедем в горы».

И мы действительно поехали в горы, было холодно и как-то жалко, но мы оставались в машине, так что все было хорошо. В какой-то момент, где-то между нашей пятой сигаретой и солнцем, садящимся за горизонт, ты повернулся на пассажирском сиденье так, чтобы мы оказались лицом к лицу. И ты долго целовал меня.

[вздох]

В тот момент я был в полной заднице. Возможно, ты знал это, даже когда я отказывался признаться себе в этом. И в течение двух с половиной недель мы были этим… ничем.

А потом приехала твоя мать и забрала тебя.

Два года я был потерян, а потом ты вернулся домой. Я уже рассказывал эту историю, так что не буду повторяться.

Но я скажу, что она помогла мне понять, что наше отсутствие было чем-то таким. Я уже знал об этом в глубине души до того, как тебя забрали. Но когда ты вернулся, весь перебинтованный, окровавленный и сломанный, тогда я понял, что не могу рисковать потерять тебя во второй раз, не сказав тебе об этом.

И я рассказал. И после этого момента моя жизнь стала чем-то стоящим.

[пауза]

Все это было, Абрам. Я держусь за это. Все это случилось, независимо от того, что будет дальше.

[радио выключается]

— Причина, по которой Фокс Шиппинг не убили меня, — начал Эндрю, — в том, что они уже знали, что ты придешь, чтобы сделать это. — И? — И поэтому им не пришлось этого делать. Лола издала еще один хмык. — Так близко, он так близко. Но он все еще не может дойти до конца. Вот, — сказала она. — Позвольте мне предоставить наглядное пособие. Из-под своего кресла Лола достала документ. Он был огромный, 23 на 36, распечатка здания — нет. Это был план… — Базы? — Эндрю перевел взгляд с бумаги на Лолу. — Мы внутри базы? — Впечатляет, не так ли? — Это значит, что ты… ты работаешь на Фокс Шиппинг. Фокс Шиппинг действительно решили убить меня. Они послали тебя, чтобы сделать это. — Ах, — сказала Лола, и это прозвучало так удовлетворенно, что у Эндрю поползли мурашки по коже. — Теперь ты понял. Ты сделал так много предположений о том, как Бэй и Крик относятся к тебе. Я не люблю, когда люди делают предположения. Мне нужно было разубедить тебя в них перед смертью. Эндрю перевел дыхание. — Значит, и Мясники, и Фокс Шиппинг хотят моей смерти. Лола откинулась в кресле. — Что-то вроде этого. — Черт. — О да, — сказала Лола. — Это не самое лучшее положение, чтобы быть в нем. Я бы не хотела меняться с тобой, — она задумалась на мгновение. — Конечно, если бы я это сделала, то смогла бы легко уйти… И я бы все равно убила тебя по дороге, — она подумала еще немного, а затем определенно кивнула. — В принципе, ничего бы не изменилось. Ты умрешь во всех возможных вариантах этого момента. — Значит, ты не с Мясниками, — сказал Эндрю. — Ты играешь на обеих сторонах этой войны. Лола осмотрела свои ногти и сказала: — Это самое интересное в войне: хотя иметь две стороны удобно, оказывается, это не совсем необходимо. Эти слова обрушились на Эндрю, как товарный поезд. — Фокс Шиппинг и Мясники, — сказал Эндрю. — Они работают вместе. Лола улыбнулась. — Видишь, ты даже не понял основную форму конфликта. Фокс Шиппинг и Мясники не могут работать вместе, потому что нет ни Фокс Шиппинг, ни Мясников. В этой войне есть только одна сторона. Откуда, по-твоему, берется финансирование для такого места? У Эндрю скрутило живот. — Кто может сравниться с расходами правительства США? Лола снова указала на него. — Бинго. Ответ на этот вопрос — то же самое правительство. Мясники и «Фокс Шиппинг» — это актеры в спектакле. Видишь ли, война — очень полезная вещь, Эндрю. Она позволяет много беспорядка, много свободы. А мы — страна, которая наслаждается беспорядком и свободой. — Фокс Шиппинг и Мясники инсценируют тайный конфликт. — На веки вечные, — сказала Лола. — Мы играем свои роли. Мы зарабатываем этим на жизнь. Но не забывай о первоначальном вопросе. — Кому это выгодно? — Вот так! Есть много хорошей работы, которую можно спрятать в кровавой бойне войны. Она служит прикрытием для всякого рода вещей. У Эндрю свело живот. — А Нил? Лола рассмеялась. — Любовь всей твоей жизни знала? Насколько это предательство окончательно? О, Эндрю. Я бы хотела втереть тебе это, но я люблю быть честной в своей работе, а на самом деле? Я просто не знаю. Она пожала плечами. — Люди, вовлеченные в Фокс Шиппинг, искренне считают, что они останавливают ужасных монстров, которые скрываются на задворках этой страны. В противном случае, знаешь ли, это было бы довольно трудно сохранить в тайне. Младший, вероятно, действительно думал, что помогает спасти мир. Но Эндрю, я хочу, чтобы ты понял, что я предельно честна. Потому что я очень, очень хочу, чтобы ты почувствовал всю тяжесть боли от этого. Он вполне мог знать. Многие люди тоже знают. Иначе было бы очень трудно поддерживать этот фарс. — Я знаю Нила, — сказал Эндрю. — Я бы сказала, опять же, если мы будем честны сами с собой, что, возможно, ты вообще мало что знаешь. — А что насчет Пальметто? — спросил Эндрю. — Как они вписываются в вашу войну? Лола нахмурилась. — Что ты знаешь о Пальметто? Теперь настала очередь Эндрю пожать плечами. — Я не знаю, можно ли об этом узнать. Лола издала низкий свист. — Это самое умное, что ты сказал за весь день. Возможно, это самое умное, что ты когда-либо говорил в своей увядающей жизни. Не беспокойся о них. У меня есть много других вещей, о которых ты можешь беспокоиться. Она встала, вытянула руки над головой и резко зевнула. — Я устала от разговоров. Я получила то, что хотела, я видела, как ты узнал правду, и это было даже не так хорошо, как я хотела. Так что — мне есть где побывать. Давай начнем.

[включается радио]

После окончания университета мы с тобой жили в крошечной квартирке на окраине Колумбии. В квартире была только кухня. У нас была кровать, едва достаточная для нас двоих. Это была единственная мебель, которая у нас была, и поэтому мы проводили в ней весь день. Мы спали, ели, разговаривали — и все это на самом дешевом матрасе, который можно было купить за небольшие деньги.

Когда мы наконец избавились от матраса, парень, который его собирал, сказал, что он провис больше, чем любой другой матрас, который он когда-либо видел. С одной стороны кухни была комната с туалетом, а с другой — комната с раковиной и душем. Это было дерьмовое место для жизни, но оно было нашим, и мы были довольны.

Съехаться вместе было нелегко. Был дискомфорт. Два человека с двумя жизнями выясняли, как приспособить размер своих травм и сжать свои жизни, чтобы уместиться на крошечной кровати в углу кухни. Но постепенно мы поняли, что это было не сжатие, а перестановка понятий.

В этой крошечной квартире было бесконечное пространство, если мы переориентировались, чтобы найти его.

Вскоре мы освоились с этим новым образом жизни, и мы вдвоем стали единым целым. Это был первый шаг к совместной жизни.

Но осознание того, что эта жизнь может быть бесконечной, что она может иметь ту же продолжительность, что и жизнь наших физических тел? Это пришло только после смерти твоего отца.

Из тюрьмы позвонили утром. К позднему вечеру ты все еще не двигался с нашей кровати. Ты сказал, что находишься в шоке, что твоя голова не совсем прикреплена к телу.

Мы лежали лицом друг к другу. Никто из нас не шевелился.

Но я помню солнечный свет на твоем лице, и я помню, как ты сказал: «Я мог бы провести с тобой всю свою жизнь».

И я ответил: «Это было бы здорово».

Мы поженились только через несколько лет, но именно в тот момент для нас открылась возможность вечности. По крайней мере, я так думал.

Я никогда не предвидел эту комнату, комнату, в которой я умру.

Я никогда больше не увижу того человека, который смеялся, когда готовил мне блины, который целовал меня с пассажирского сиденья моей машины посреди гор. Который взял меня за руку и шел со мной до конца наших дней.

Ты был большей проблемой, чем стоил.

Я люблю тебя.

[радио выключается]

Эндрю наблюдал, как Лола проводит рукой по инструментам на столе. — Вот так, — сказала она, взяв игольчатые щипцы. — Это будет не очень приятно. — Я всю жизнь только и делал, что выживал, — сказал Эндрю. — Я могу пережить тебя. Лола улыбнулась. — Эндрю, малыш, я обещаю, ты не сможешь. Все в порядке. Иди сюда. Мысли Эндрю неслись со скоростью мили в минуту. Как он мог выбраться… как он мог убежать? Как он мог выжить? Он должен был это пережить. Его кровь стучала в ушах. Это было похоже на стук в дверь. — Это произойдет сейчас, — тихо сказала Лола, обходя стол. — Сможешь ли ты определить момент, когда начнешь умирать? Дыхание Эндрю стало неровным. Он откинулся на стуле назад, насколько это было возможно. Стук в его ушах становился все громче. Он эхом разнесся по пещере. Лола оглянулась через плечо. — Секунду, — позвала она. — Заканчиваем здесь! Стук раздавался не в его голове. Кто-то колотил в дверь. Лола проигнорировала это, продвигаясь вперед еще на шаг. Стук становился все громче. Все громче и громче, и, наконец, дверь распахнулась. Лола в ярости завертелась на месте, а затем раздался грохот выстрелов, почти оглушительный в маленьком помещении. Лола упала на пол, не двигаясь. В дверном проеме, держа пистолет и выглядя почти так же панически, как чувствовал себя Эндрю, стоял Нил. Долгое время было тихо. Потом Эндрю заговорил. — Абрам? Нил поднял голову, переведя взгляд со смятой Лолы на Эндрю. Он опустил пистолет, выглядя почти… сломленным. — Я был неправ, — сказал он. — Мне жаль, я… Ты пойдешь со мной?