Гарри, двойная порция

Томас взял на себя роль экскурсовода, показывая, как постепенно менялся мир на примере телефонов. Генри шел следом слушая порой скомканные объяснения, но больше смотря на сами экспонаты и годы. В его мире научно-технический прогресс шёл в ту же сторону, но опаздывал, при этом с каждым годом этот разрыв лишь увеличивался. Хогвартс в этой реальности помогал науке двигаться вперед, а не существовал тайно от всего остального мира. Поттер прекрасно понимал, что отчасти существование магии скрывается от маглов и с целью защитить самих волшебников. Всё же сам факт разделения людей на тех, кому подвластно волшебство, и тех, кто никогда не сможет овладеть этой силой, мог породить зависть. А где существовала зависть, там рождалась и злость. К тому же не понимая, не видя сути магии, маглы побаивались колдовства, хотя Генри был уверен в этом, жаждали обладать подобной силой. Страх, зависть, злость - страшный коктейль чувств, что ни единожды толкал уже людей на страшные, немыслимо жестокие поступки. Генри осознавал, что стоит только маглам узнать о существовании магии, и именно это обрушится водопадом на головы волшебников и волшебниц. И в то же время Поттер понимал, что с появлением телевидения и совершенствованием средств связи день, когда откроется правда, приблизился и продолжал приближаться. И что волшебники скажут маглам, когда правда откроется? Да, мы могли помочь спасти ваши жизни, помочь с лечением страшных болезней, магией оградить самолет от катастрофы, найти заклятием потерянных детей, но не стали? Нам просто нужно было сохранить своё существование в тайне. И кто сможет после подобного признания остаться спокойным и дружелюбным? А если бы маглы могли помочь волшебникам избежать многих трагедий, оградить от лишних потерь, но не стали, просто заботясь только о себе? Генри понимал, что никогда бы не простил маглам, если бы те могли спасти его родителей, но просто не сделали этого. Он, конечно, мстить бы не начал, тем более не зная, кто конкретно мог спасти родителей и не стал. Возможно, даже зная имена – не навредил бы. Но многие другие, более решительные или страдающие невыносимой болью потери, отомстили бы и даже не важно, кто конкретно и в чём виновен. Скрывая своё существование и никогда не используя магию во благо маглам, волшебники сами себя оградили от всего человечества. Поттер считал, что можно было бы выдать колдовство за науку и частично изменить мир в лучшую сторону. И Генри не был уверен, что в первую очередь его волнует будущая репутация волшебников среди маглов. Поттеру просто хотелось помогать людям, всем людям, вне зависимости от наличия или отсутствия у них дара. Новый мир, такой похожий и такой другой позволил Генри четко увидеть явную несправедливость, которую он все годы обучения в Хогвартсе старался не замечать. Разумеется, приёмные родители, Дурсли, не могли не настроить Поттера против себя в частности и всех маглов в целом, но детские обиды быстро забылись, притупись и Генри понимал, что среди не-волшебников тоже полно хороших людей. Не осознавал, не замечал, а просто понимал. Как-то само собой вышло, что после попадания в Хогвартс юный Поттер почти прекратил общаться с маглами, и не он один. Словно старшие волшебники стремились как можно сильнее отделить свой мир, полный невообразимых вещей, приключений, магии и чудес, от мира маглов – пусть более скучного, приземлённого и блёклого, по сравнению с магическим, но не менее реального. – По-моему ты меня уже какое-то время не слушаешь, – отвлёк от мыслей голос Дина. – Ты прав, извини, – отозвался Генри, вздрогнув. – Ты интересно рассказываешь, правда, просто я задумался. – А о чём? – уточнил Томас, рассматривая маслобойку, деревянную, такие ещё активно использовали в начале двадцатого века, что было немного диковато для осознания. – Не думаю, что тебе будет интересно слушать моё нытьё, – честно сказал Поттер. – Я не буду выпытывать, не хочешь, не говори, но если я спрашиваю, то, значит, мне интересно, – улыбнулся Дин, отвлекшись от маслобойки. – Я подумал, что с поступлением в Хогвартс почти совсем прекратил общаться с маглами и понятия не имею, какие они, – не стал рассказывать всё Генри. – Маглы, это ведь люди, не являющиеся волшебниками? – спросил Томас и получив кивок рассмеялся. – Ты общаешься с маглом прямо сейчас. Я не волшебник, честное слово! И какой я? Поттер замялся: он не привык говорить подобные вещи прямо в лицо человеку. Нет, Генри не любил сплетни и не обсуждал друзей и недругов за спинами, но не озвучивал, что думает, в лицо. Поттер привык любые об окружающих мысли держать при себе, чтобы с одной стороны не обидеть, а с другой – не ошибиться. – На этот вопрос я отвечать не буду, – решил, наконец, Генри. – Ты мне совсем не помогаешь, – вздохнул Дин. – А в чём я тебе должен помочь? – спросил чуть удивлено Поттер. – Понять, нравлюсь ли я тебе, – решил говорить прямо Томас. – Конечно же нравишься – ты ведь мой друг. – Во-первых, я друг не тебе, я давно дружу с твоим двойником. Во-вторых, я хочу понять, нравлюсь ли я тебе не как друг, а как парень, – нахмурился Дин. Генри резко отвернулся, рассматривая одну из первых стиральных машин с таким любопытством, словно ничего интереснее он ни разу ни видел. – Генри, – позвал через пару минут Томас, понимая, что ответа не будет и прекрасно осознавая, что поторопился и лучше было бы ему не озвучивать свои вопросы. Вышло грубовато, неуклюже, неумело и глупо, правда Дин действительно делал что-то подобное первый раз. – Я не знаю, что тебе ответить, – отозвался Поттер. – Меня никто о подобном не спрашивал. – И я не знаю, какого ответа жду – я раньше никого о подобном не спрашивал, – в тон ему сказал Томас. – Но я бы хотел знать хоть какую-то реакцию: сразу хук в глаз ждать или подумаешь?.. – Я... У меня пока нет ответа. Я так долго запрещал себе даже любую мысль о подобном, что понятия не имею, что тебе сказать, как отреагировать. И сейчас, если совсем честно, я не хочу об этом думать. Завтра я увижу родителей Гарри, таких же, какими могли быть мои. Возможно они будут гордиться его заслугами, может будут журить его за ошибки. Но они будут. Живые. Осязаемые. И я не уверен сейчас, стоит ли мне их видеть вообще? – взволнованно признался Поттер. – Что я почувствую, увидев Лили и Джеймса, не разочаруюсь ли? Или наоборот, они окажутся в сто, тысячу раз лучше моих фантазий о родных, что я просто не выдержу даже их взгляда? Не смогу ничего сказать, сделать... Не смогу их больше отпустить, понимаешь? Но как бы я ни хотел, что бы ни случилось, здешние Поттеры - не мои настоящие родители. И мне страшно думать об этом. Страшно их увидеть, но ещё страшнее - не увидеть... – Но ты ведь сам хотел вместо Гарри встретиться и пообщаться с ними, – немного растерянно сказал Дин, когда Генри вдруг замолчал и молчание затянулось слишком надолго, чтобы оправдать его внезапно проснувшимся интересом Поттера к электрическому чайнику, одной из первых моделей. – Мои опекуны оказались людьми отвратительными, действительно мерзкими, мелочными. Я всю жизнь прожил без семьи, без братьев, сестер, родителей. Сколько раз бывая в гостях в семье Рона я думал, что отдал бы половину своей жизни, лишь бы родиться очередным рыжим сыном в семействе Уизли. Глупые мечты, я понимаю. И больше этого я хотел, чтобы моё прошлое было другим, чтобы мои родители были живы. Думал, что если року, судьбе, богам было необходимо оставить меня сиротой, то можно было сделать это чуть позже? Что бы я помнил? Хоть что-то помнил о маме и папе. Голоса, запах, что угодно. Или хотя бы мог себе внушить, что помню, чтобы не было этой пустоты, которую ничем не заполнить. Даже магией, – Генри отвернулся от чайника и глянул в лицо своего спутника. Ему казалось, что его нытье, жалобы на судьбу и пространные рассуждения должны были утомить Дина, но тот слушал внимательно, не отрывая взгляда и в глубине карих, теплых глаз, Поттеру даже привиделось понимание, Генри было просто необходимо, чтобы его хоть кто-то понял, хотя бы захотел понять. Не торопил, не требовал действий, подвигов, решений, а остановился рядом и просто выслушал всё, что так страшно и так нужно было сказать. Но до сих пор было просто некому. – И сейчас я с чужими, по сути, родителями хочу заполнить то, что не смог получить от своих. Это кажется мошенничеством, обманом, но ведь они – и мои тоже. В малой степени, биологически, пусть из другого мира. Это одновременно чужая Лили, но запах у неё моей мамы, это чужой Джеймс, но голос у него моего отца. Может, мои родители так же двигались? Говорили бы те же фразы, радуясь моим успехам, – Поттер отвернулся, пытаясь собраться и не дать слезам выступить на глазах, голосу дрогнуть. Долгие две минуты он молчал и Томас, словно чуя эту потребность в тишине, ничего не спрашивал, не торопил. – Мне не дано другого, у меня не будет шанса прожить другую жизнь и встретить их живыми, такими, какими они стали бы сейчас, если бы не погибли тогда. У меня есть только горькие слова «если бы», которые ничего не меняют, лишь питают злую несбыточную надежду и сожаления. Самое отвратительно то, что окружающие почему-то решили, что раз я стал сиротой так рано и не помню родителей, то и боль от их потери меньше. Или это я решил, что они так думают. Не знаю, – Генри замолчал, вглядываясь в лицо Дина с немым вопросом, сути которого Поттер и сам не понимал. Томас сделал шаг вперед и обнял, крепко, надёжно, ставшего сейчас будто бы меньше Генри, невесомо в молчаливой поддержке гладя по спине. Дин отлично знал, что даже самым сильным людям бывает плохо и так важно, чтобы этот момент рядом был тот, кто сможет поддержать. Гарри быстро ел, стараясь не подавиться: преодоление короткой, но темной и полностью безлюдной аллеи заняло у них почти час и, по расчётам Драко, на еду у них осталось не более двадцати минут. Но Поттер ни о чём не жалел. Стоило ему закрыть глаза, как возвращалось ощущение теплых и тонких губ Малфоя, тёплое дыхание на коже, пьянящее чувство полного счастья. – Мы опоздаем, – меланхолично отметил Драко, хотя не любил опозданий и старался никогда не позволять себе задерживаться. – Тогда пошли, – вытер губы салфеткой Гарри и поднялся. – Сядь и доешь, – покачал головой Малфой. – Думаю, Дин найдёт чем занять твоего двойника. – Кузена, – поправил своего парня Поттер и улыбнулся, осознавая, что даже в мыслях называть Драко своим парнем было приятно, хотя вслух говорить подобное Гарри не хотел, да и рановато было. – Кузена? – чуть удивленно повторил Малфой. – Почему кузена? – За родного брата Генри будет сложно выдать – все знают, что я единственный сын в семье, – пояснил Поттер. – А внешнее сходство нужно объяснить. Поэтому – кузен. И тебе стоит так же привыкнуть к этой мысли, чтобы потом случайно нас не выдать. Другим просто незачем знать, что произошло. – Думаю, многие уже заметили отсутствие Гермионы на занятиях. Думаю, то, что Грейнджер может прогулять уроки никому и в голову не пришло. Слухи уже пошли, и Волдеморту могли задать пару вопросов по этому поводу, – задумчиво сказал Драко. – Как не вовремя Генри активировал спящую голограмму! – Но, чтобы понять, что произошло, необходимо задавать нужные вопросы! На прямой вопрос «Где Гермиона Грейнджер?» Волдеморт отвечает, что не имеет точных сведений, а данные о местопребывании этой ученицы Хогвартса отсутствуют, – пожал плечами Гарри, поспешно доедая. – Мы проверили это эмпирическим путем. – Но ты ведь догадался, куда делась Гермиона, а, значит, и кто-то другой может догадаться. Я тебе скажу больше: многие догадаются, пусть и не верно, и начнут рассказывать о своих предположениях тем, кто не догадался или предположил нечто другое… – вздохнул Малфой. – Пока Грейнджер не вернётся, тайна её исчезновения будет бередить учеников школы, порождать самые страшные и самые нелепые слухи. – Главное, чтобы под ногами не путались со своей помощью, – допил чай Поттер, поднимаясь. – Пойдём, а то не успеем вернуться до комендантского часа и нам влетит! – Что-то мне подсказывает, что Дамблдору не до нашего опоздания, – весело отозвался Драко, даже не зная, насколько он прав. Дамболдор впервые оказался в столь неудобной позиции: по данным Волдеморта, из школы вышли Дин Томас и Гарри Поттер номер два. С неизвестной целью зайдя в лес, оба ученика исчезли и уже часа четыре никто их не видел. Весь ужас ситуации состоял в том, что объявить Томаса пропавшим директор мог, а вот второго Поттера – нет. Дина следовало найти до завтрашнего визита родителей! Дамблдору хватало проблем с отсутствием одной ученицы, а судя по темпу исчезновений его подопечных к моменту начала открытых уроков родители смогут созерцать в классах лишь преподавателей и смогут погрузится в детство и поиграть всласть в школу. Только что-то подсказывало ректору, что мамы и папы будут сильно недовольны подобным исходом и его, уважаемого человека и учёного с мировым именем, повесят на… О том, как именно его будут вешать, Дамблдор решил не думать, пока не думать. Решив, что стоит попросить первого Поттера спрятаться, чтобы можно было отправить учителей и старшеклассников искать в лесу двоих, ректор почти бегом бросился в комнаты Гриффиндора, но не обнаружил вообще ни одного Поттера. Осознавая, что проблема самопроизвольного исчезновения учащихся растёт как снежный ком, пущенный с горы, Дамблдор впервые пожалел, что не работает с детьми-преступниками и не может объявить внеочередной пересчёт или перекличку, чтобы проветрить общее количество учеников и вычислить скорость их теряния. Всё, что мог сделать ректор, это созвать учителей и старшеклассников, всучить всем фонари и отправить их искать Томаса и Поттера в лес, надеясь на две вещи: первое, что сами поисковики вернутся, второе – что Дин и, хотя бы один, Гарри найдутся. В принципе, присутствие двух Поттеров не было принципиальным для Альбуса, ему одного было бы вполне достаточно. При этом не важно какого – Дамболдор был согласен на любого. Когда все собрались в главном холле и там же начали разбиваться на отряды с учителями во главе, ректор отметил, что Гарри на собственные поиски не явился, что было все же немного неприятно. Ещё более неприятным открытием стало то, что белобрысой макушки Малфоя Альбус тоже не увидел. Это грозило крупными неприятностями и Дамболдор малодушно понадеялся, что о пропаже сына первым узнает отец Драко. Если Люциус просто убил бы ректора в случае потери единственного сына, то Нарциссе просто смерти Альбуса было бы недостаточно. К воротам Хогвартса такси подъехало поздно, привезя учеников почти в полночь, что было на два часа позже комендантского часа. Драко лишь надеялся, что тот факт, что они с Гарри трезвые, поможет свести к минимуму наказание за проступок. – Пора использовать раствор дезиллюминации, – напомнил Малфой Дину. Томас кивнул и послушно достал пузырёк, покосившись на Генри. Второй Поттер был пьян, не сильно, но всё же он глупо хихикал и показывать его Дамблдору Драко не собирался. Дин открыл крышку и принялся было поливать на Генри, но тот возмутился: – Ты зачем обливаешься? – Я просто делаю нас… – начал было говорить Дин, но замолчал, когда Генри одним движением выбил флакон из рук Томаса. – Я совсем забыл, – виновато сказал иномирец, вспомнив о действии этого раствора, но было уже поздно: распылитель отлетел, и часть раствора попала на потолок и пол авто, часть – на сидение и Генри с Дином. – Нужно будет отметить в отзыве о машине и поездке что нам прислали авто с дырками, – насмешливо отозвался Драко. – Все хорошо, для двух на один раз хватит, – выдохнул Дин и принялся за дело. – Нашли! – прибежал, запыхавшись, к ректору Блейз Забини. – Томаса и Поттера, – сообщил вслух Дамболдор зачем-то, словно могли быть варианты. – Нет, Поттера и Малфоя, – радостно поправил Забини. – Малфоя мы не искали, – напомнил Альбус, хотя испытал облегчение: гнев Нарциссы проплыл рядом, не задев его. – Но ведь Драко был с Гарри и поэтому мы их и нашли вдвоём, – пояснил чуть растеряно Блейз. – Понятия не имею, где вы их могли найти, – сказал задумчиво Дамболдор, подходя к окну, чтобы увидеть момент, когда часть пропавших вернут. Присутствие Волдеморта заставляло избегать вопросов и манера говорить становилась более громоздкой и тяжёлой для понимания не только у преподавателей, но и у учеников. – Вы сами выписали Малфою разрешение покинуть с Поттером школу на вечер, – напомнил Забини. – Точно, я совсем об это забыл! – тяжело вздохнул ректор, надеясь, что сейчас никто не прибежит сообщить о том, что в лесу нашли Томаса и ещё одного Поттера. – Бывает, тем более в вашем возрасте, – не подумав, ляпнул Блейз и замолчал. Альбус хотел было напомнить юноше о манерах, но увидел в окне найдёнышей, схватился за сердце и осел на пол. – Врача! Мне нужна помощь! – распахнув двери крикнул в коридор Забини и кинулся оказывать первую помощь ректору, для начала зачем-то одним движением распахнув ворот рубашки, от чего по полу застучали пуговицы. Уже потом Блейз склонился над губами Дамболдора, пытаясь уловить дыхание и облегчённо вздохнул: ректор дышал. Как ещё помочь, Забини не знал, в голову приходили лишь глупые мысли о правильном наложении давящей повязки, которая тут была ни к чему и о том, что ноги почему-то должны быть выше головы и ожоги нельзя поливать маслом.