На мгновение

Ветер хлестко бьет по лицу, бросает в глаза россыпь снежинок. Кэйа щурится, не отрывая взгляда от парящей над вершиной Драконьего хребта колонны. Словно занесенный меч над головой грешника. Как типично. — Я проследила их до окрестностей погребенной столицы, как ты и предполагал, — Эола притопывает ногой, фыркает: — если почуют подвох, могут уйти через перевалы в Ли Юэ. — Зажмем их в тиски, — озвучивает Кэйа очевидное обоим, — отрежешь им путь к границе, а я зайду от статуи архонта. Встретимся на месте. Эола задумчиво ведет плечами. Ее легкую накидку треплет ветер, пока она оценивающе скользит глазами по горному силуэту. — Лучше попробуй выгнать их на меня — закрою развилки, чтобы не разбежались. — Никак хочешь отжать всю славу себе? — насмешливо тянет Кэйа. Эола тут же приосанивается, надменно сверкает глазами: — Странное заявление для того, кому я позволила присоединиться к своей операции. — Дерзкое заявление для той, кому я принес наводку на этих застрельщиков, — смеется Кэйа. — Сколько бы ты их сама искала? — Оскорбительно, — она поджала губы. — Я отомщу! — Это уже шестидесятый повод? — Шестьдесят третий. Я спрошу за каждый. — У тебя что, отдельная записная книжка для подсчета?.. — Ты недооцениваешь мою память. Это оскорбительно. Я… — Понял, шестьдесят четвертый. Кэйа смеется, уголки губ Эолы тоже подрагивают. — Капитан, — окликает их Хоффман. — Будут приказы? Рыцари сгрудились вокруг костерка, закутавшись в теплые плащи, и на своих капитанов смотрят с суеверным ужасом — и жадным ожиданием. Всем хотелось поскорее покончить с миссией и убраться с негостеприимных заледеневших склонов. — Будут, — улыбнулся Кэйа. — Поднимай отряд, пойдем вверх от моста. Леди Лоуренс, ждите гостей. — Не опаздывайте, сэр Альберих, — она снова вздергивает подбородок, — заставлять даму ждать недостойно. Первый кордон фатуи они сминают, хоть и приходится пошуметь. С возвышения суету наверняка разглядели, так что обнаружить опустевшее место стоянки Кэйа ожидает. Как и оставленных дальше по тропе застрельщиков, прикрывавших отступление товарищей. Чего Кэйа не ожидает — услышать за суматохой схватки гулкий рокот. Он ощущает его всей шкурой, покалывающими пальцы льдинками. Рявкает, перекрывая звон стали и угрозы фатуи: — Отступаем! Потом подумает, что может гордиться своими рыцарями: их замешательство длится не более секунды. Как утята они бросаются за Кэйей под едва выступающий над тропой карниз. Фатуи резво отступают в противоположном направлении, пользуясь паузой — и в этом их ошибка. Когда лавина приливной волной накрывает тропу, Кэйа вскидывает меч, закрывая своих людей ледяным щитом. А потом воцаряется тьма. Факелы Кэйа зажигать запрещает. Замерзнуть насмерть под толстым слоем снега никому не грозит, а вот воздуха может и не хватить. Пока рыцари ощупью собираются в кучу, стремясь сохранить тепло, Кэйа накрывает ладонью лед и прислушивается к ощущениям. Искать их, вероятно, начнут сразу, как Эола поймет, что к точке встречи отряд не вышел. Но сколько эти поиски займут? Драконий хребет пожрал многих, и следов самых отчаянных искателей приключений так и не нашли. Нужно выбираться самим. Хоть попробовать. Толща снега над ними велика, и сила Глаза Бога Кэйи тут мало чем может помочь. Откапываться придется руками и разве что мечами, снег относительно рыхлый, может и сработать… Кэйа примеряется было отколоть мечом кусок защитившего их ледяного купола, когда за спиной подает голос Хоффман: — Слышите? — Что? — Кэйа оборачивается, словно в темноте это имеет смысл. — Журчание. И правда. Кэйа вскидывает голову, прислушиваясь. Звук едва слышный, и совершенно невозможный в вечном холоде Драконьего хребта. — Снег тает, — говорит, не веря себе. Кто-то из рыцарей тихо охает, слышится движение, видимо, кто-то в порыве вскочил на ноги. В молчании ждут неизвестно чего, слушают становящееся все сильнее журчание воды. — А нас не затопит? — спрашивает кто-то обеспокоенно. — Щит капитана не даст, — неуверенно отзывается Хоффман. Кэйа не реагирует. Просто смотрит наверх, пока там не появляется просвет. А потом — алая вспышка, под которой лед идет трещинами. — Ты все-таки опоздал, — констатирует Эола, сидящая на трофейном ранце ледяного застрельщика. — Так что вся слава и правда моя, без обид. Прищуривается, рассматривает лица его рыцарей. — Что произошло?.. — Чудесное спасение, — фыркает Кэйа. — Сможешь передать гильдии, чтобы не совались на тропу? Мы слишком надежно ее перекрыли. Эола вопросительно поднимает бровь. Кэйа смахивает снег с ближайшего камня и садится. Его рыцари, оживленно переговариваясь, расходятся к разведенным кострам. — Нас накрыло лавиной, — сообщает скучающе. — А улыбаешься так, словно тебе феи подарок принесли, — недоверчиво тянет Эола. Сменив тон, спрашивает: — Как выбрались? Усмешка становится кривой. — Говорю же, чудом. Кто-то растопил снег. Эола задумчиво барабанит пальцами по ранцу. Поджимает губы. — Я только одному человеку могу приписать подобное свершение. — Представляю, какие слухи завтра пойдут по городу, — согласно кивает Кэйа, фыркает, косясь на своих рыцарей: — Полуночный герой спас отряд Ордо Фавониус. А мне после этого в глаза Джинн смотреть! Эола награждает его долгим задумчивым взглядом, бормочет невнятное «мгм» и поднимается. — Здесь мы закончили. Я предпочту вернуться к делам. Надо полагать, это у нее была развлекательная прогулка. Сильна. Кэйа потягивается. — А я бы взял перерыв. Отведешь мой отряд в Мондштадт? — Они котята, что ли? Без командира потеряются? — раздраженно уточняет Эола. — Снова внимательно смотрит на него. — Присмотрю. Иди уже. Кэйа широко улыбается ей. Иногда он ее ненавидит — когда вспоминает, что она умнее, чем он привык считать. В детстве они залезали под этот водопад на спор. Дилюк, юный обладатель Глаза Бога, не выдерживал и десяти секунд, выскакивал на берег и кутался в прихваченое из дома полотенце. Кэйа вылезал через минуту, трясущийся от холода, но довольный — это был тот редкий момент, когда брат смотрел с искренним восхищением. Сейчас вода не кажется настолько уж холодной. Рубашка липнет к телу, вода бьет в плечи, давит, пытаясь согнуть. Кэйа низко опускает голову, закрывает глаза. Он без сомнения знает, кому обязан вызволением из снежной ловушки, и это не делает ничего проще. Вода не может смыть напряжение и тревожное, трепыхающееся в груди ощущение, которому Кэйа отказывается давать название. Нет ведь ничего удивительного или непредвиденного в том, что Дилюк оказался там. Полагаться на Ордо Фавониус в устранении фатуи он никогда не станет. И ничего особенного в этом тоже нет. Вылезает на берег, когда начинают неметь пальцы. Кэйа отстраненно думает: оказывается, обладатель крио глаза бога тоже может замерзнуть. Он отвык от этого ощущения. Руки дрожат, когда он натягивает жилет прямо поверх промокшей рубахи. Плащ набрасывает торопливо — с гор долетают порывы морозного ветра. Кэйа бредет по берегу, бездумно срывает лилии каллы. Когда собирается букет, смотрит на него в растерянности. Поднимает глаза на такую яркую в лучах заката крышу винокурни. Зачем он сюда пришел? Впрочем, раз уж пришел… Кэйа тихо смеется и выходит на тропинку, ведущую от воды к виноградникам. Машет стоящему у колодца Таннеру, тот улыбается в ответ, подманивает взмахом руки. — Как вы, мастер Кэйа? Кто-то здесь все еще зовет его так… Он отмахивается: хорошо, все хорошо. Радует старика рассказом о храбрости его сына — Гая он взял в горы в последний момент, не вечно же парню торчать на воротах? О лавине умалчивает, щадя старика: закончилось все хорошо, чего тревожить? Таннер улыбается рассказу, но смотрит беспокойно. — Вы неважно выглядите, мастер Кэйа, — замечает серьезно. — Разве в таком виде пристало бегать на свидания? Кэйа опускает глаза на букет, смеется заливисто. — А почему нет? Разве она не будет рада, что я поспешил к ней сразу после задания? — спрашивает лукаво. Не будет. Определенно нет. Таннер только головой качает: — Если сляжете после таких подвигов, не будет. — Да что со мной сделается, — улыбается Кэйа, зябко ведя плечами. Прощается со стариком, тот неодобрительно качает головой, глядя ему в след. Кэйа перепрыгивает невысокую ограду, медленно идет между виноградных лоз, ловит кристаллическую бабочку, пролетающую мимо, тут же разжимает ладонь. Она еще миг сидит на его пальцах, неуверенно взмахивая крыльями, похожая на льдинку, потом взлетает и скрывается меж темнозеленой листвы. Кэйа провожает ее глазами, застыв на месте. Он не очень-то понимает, чего хочет. Но всё-таки выходит к крыльцу винокурни, с хитрой улыбкой подмигивает подметающей дорожку служанке и стучится в дверь. Открывает Аделинда, охает, прижимая ладонь ко рту. — Мастер Кэйа?.. В сердце снова противно ёкает, и Кэйа широко улыбается. — Мастер Дилюк уже вернулся? Аделинда мешкает, из-за ее спины раздается раздраженное: — Впусти его. Кэйа переступает порог, слышит, как Аделинда закрывает дверь и торопливо отступает к дверям слуг. Дилюк, хмурый как небо над Драконьим хребтом, встает со стула у камина, натягивая перчатки, смотрит исподлобья. — Чего вам надо? Улыбка примерзает к лицу. Кэйа взмахивает букетом, склоняет голову: — Хотел принести благодарность за вашу бесценную помощь, мастер Дилюк! Взгляд последнего становится еще более тяжелым. — Не стоило трудов, — отрезает он. — Неужели даже цветы не возьмете? По лицу Дилюка пробегает рябь, когда он всё-таки бросает взгляд на букет. — Можете поставить его в вазу, — едко говорит он, кривя губы. Кэйа с готовностью оглядывается — и замирает, увидев предложенное. Тихо смеется, подходит, проводит кончиками пальцев по глазурному боку. Опускает в нее букет — без воды и до утра не достоят, ну да ладно. Каллы отлично дополняют пестрый узор, аж смотреть приятно, до чего нелепо. — Все? — ядовито спрашивает Дилюк. — Если вы удовлетворены, то… Кэйа звонко чихает, и сам замирает от удивления. Растирает ладони, оборачивается — и почти врезается в Дилюка. Тот хмурится, проводя ладонью по его руке. Кэйа замирает. — Где вы умудрились промокнуть? — подчеркнуто бесстрастно спрашивает Дилюк, смотрит в глаза. Кэйа легкомысленно пожимает плечами, снова чихает, едва успев прикрыть лицо ладонью. В винокурне, как и всегда, жарко натоплено, но ему холодно. Дилюк медлит мгновение, потом стягивает перчатку — Кэйа примерзает взглядом к шраму между большим и указательным пальцами, уползающему под манжет — и касается тыльной стороной ладони его лба. Хмурится сильнее, хотя, казалось бы, куда еще. — У вас жар, — сообщает отстраненно. — Вам чудится! — Кэйа смеется, но смех скоро переходит в кашель. — Догулялся по горам в распахнутой одежде, — ворчит Дилюк. — Да бросьте, — возражает вяло. — Хозяева крио глаза бога не мерзнут. — По такой логике я не могу сгореть, — мрачно парируют, и Кэйа прикусывает язык. Дилюк всегда любил тепло, блаженствовал в самую лютую жару и в детстве садился чуть ли не в плотную к камину — но ожоги на его коже оставались точно такие же, как у других людей. — Достаточно, — отрезает Дилюк. — На этот раз вы точно никуда не идете. Аделинда, подготовь гостевую спальню. Отворачивается от Кэйи, отходит к камину, потеряв всякий интерес. Кэйа остается торчать посреди гостиной, совершенно не представляя, куда себя приткнуть. Совершенно не свойственная ему робость, но здесь и сейчас он снова чувствует себя одиннадцатилетним потерянным мальчиком. Даже подчеркнутое безразличие Дилюка ровно то же — первую неделю он даже не смотрел на подобранца. Плеча мягко касается Аделинда, улыбается тепло и аккуратно вкладывает в ладони стакан с горячим молоком. Кэйа утыкается в него, пряча лицо за челкой, и надеется только, что улыбка не превратилась в жалобную гримасу. Столько лет прошло. Должно было отболеть. — Сядь уже, — раздраженно командует Дилюк. Что-то в его тоне уже изменилось, но Кэйа не думает об этом. Усмехается и, пользуясь предложением, нагло подходит к камину и падает на свободный стул. Отпивает молоко, блаженно вытягивает ноги. Косится на тяжело вздохнувшего Дилюка, задает все же мучающий вопрос: — Почему вы все это делаете? Все — растаявший снег, сохраненная ваза, горячее молоко и приют. Много больше, чем Кэйа ждал. Много больше, чем он заслуживал. — О, теперь вы решили поговорить об этом, — Дилюк резко откладывает бумагу, яростно смотрит в глаза. — Допивай и иди спать, сэр Кэйа. И не доставляй лишних хлопот. И больше не говорит ничего.