На мгновение

Он не простывал целую вечность. Думал уже, что это невозможно. К середине ночи уже душит кашель подушкой, кутаясь в теплое одеяло, и смотрит в знакомый потолок, по которому лунный свет пускает дрожащие тени. Интересно, чем руководствовалась Аделинда, выбрав ему именно ту гостевую спальню, что некогда была его? Сон приходит за полночь, как долгожданное облегчение. На утро Аделинда приносит завтрак и не терпящим возражения тоном приказывает лежать. — Мастер Дилюк отправил Магара в город, он предупредит действующего магистра и принесет лекарство, — ставит перед фактом. Кэйа стонет и утыкается лицом в подушку, чувствует себя капризным мальчишкой. Аделинда вздыхает и треплет его по макушке, словно двенадцати лет и вправду не было. Это невыносимо. Кэйа поднимает голову, широко улыбается: — Надеюсь, мастер Дилюк так печется о моем состоянии не для того, чтобы потом убить за доставленные неприятности. Губы Аделинды складываются в скорбную гримасу, она твердо приказывает: — Не шутите так. Таким тоном она произносила: "Не балуйтесь за столом", "Не капризничайте", "Не убегайте далеко". Только морщин добавилось, и грусти в глазах. Кэйа ужасно скучал — и сейчас чувствовал себя вором, укравшим драгоценные мгновения. Он смеется: — Не буду, не буду! — и тянется к подносу. Убедившись, что он ест, Аделинда уходит, а Кэйа тут же откладывает едва надкушенный тост. Вытягивается на постели, закрывает глаза. Он чувствует себя совершенно разбитым. Его раздирает ощущение возвращения домой — и понимание, что это больше не его дом. Никогда им не будет. Когда в обед приносят лекарство, Кэйа капризничает и жалуется на скуку, корчит возмущенные рожи и все-таки заставляет Аделинду рассмеяться. Она обещает принести ему книгу, а он с чувством выполненного долга выпивает лекарство. На самом деле, он не уверен, что сможет читать — в голове вязкий туман, а мучает его вовсе не скука. К вечеру он все-таки встает, подходит к окну. Небо обложило тучами, пока еще слабо моросит дождь. Кэйа смотрит на ведущую к винокурне дорогу и думает: когда все началось, была почти такая же погода. В горле стоит ком, который, как не старайся, не выкашляешь. Кэйа опускает глаза на карниз под окном, вспоминает, как они с Дилюком выбирались по нему в ночные вылазки. Один раз Кэйа поскользнулся на непросохшей черепице и упал. Мастер Крепус почему-то отчитывал за это Дилюка, а Кэйа ревел и не мог набраться храбрости признаться, что вся затея — его придумка. "Может, сбежать?" — думает Кэйа. В красках представляет, что скажут ему Джинн и Барбара за прогулку под дождем в его состоянии. И как глупо он будет выглядеть, если его по дороге еще и изобьют хиличурлы. Фыркает под нос, прижимается лбом к холодному стеклу — это неожиданно приносит облегчение. Этот дом полон воспоминаний, пронзительно счастливых, словно бы сдирающих корку со старой раны. Пять лет или пятнадцать, это не изменится. Он оборачивается, берет со столика Глаз Бога, сжимает в ладони. Ему носить эту боль всю жизнь, и если однажды все-таки случится выбирать, что бы не случилось выбирать, от этого он не откажется. Дождь все сильнее барабанит по стеклу, и Кэйа решительно открывает окно, высовывается по пояс, подставляя ему лицо. Смотрит на виноградники — и замечает темную фигуру, широко шагающую прочь от винокурни. Кэйа замирает, провожая ее глазами, поднимает глаза на плачущее небо. Здравый смысл говорит закрыть окно, вернуться в постель и ждать утра. Кэйа роняет короткое ругательство, бросается за плащом. Быстро крепит Глаз Бога на привычное место на поясе, вылезает на скользкий карниз и спрыгивает прямо оттуда, раскрыв планер. Дилюк уже успел уйти достаточно далеко, и приходится высматривать следы на влажной земле и примятую тяжелыми ботинками траву. Впрочем, Кэйа достаточно быстро догадывается, куда направляется Полуночный герой — сам намеревался проверить слухи о маге Бездны, собравшем хиличурлов неподалеку от арены Лупус Бореалиса. Смотрит с сомнением на склоны каньона — скалы мокрые, и вскарабкаться по ним, тем более в его состоянии, невозможно. Значит, придется пробежаться, не забывая всматриваться в ночной сумрак — еще не хватает врезаться в Дилюка, если тот тоже решил не рисковать и обойти через Спрингвейл. Конечно, опоздал: когда останавливается на мгновение и, уперевшись ладонями в колени, пытается перевести дыхание и не сорваться в кашель, из-за деревьев взлетает огненная птица. Сжав зубы, Кэйа бросает себя вперед. О чем Дилюк вообще думает, дождь ведь! Совсем не его погода. Вылетает на покрывшуюся копотью траву в тот миг, когда рядом с ногой Дилюка вонзается ледяной болт хиличурла, и тот спотыкается на замахе, прикованный к земле. Ему понадобится всего секунда, чтобы вырваться, но ее и нет — маг Бездны уже смеется, сплетая из струн дождя водяной шар. Ледяная стена отгораживает Дилюка в последний миг. Кэйа ударом сбивает с ног арбалетчика, всаживает клинок под маску, но не успевает отпрыгнуть от несущегося берсерка, только кое-как блокирует дубину мечом. Слышит короткий рявк: — В сторону! — и, за неимением альтернатив, припадает к траве, пропуская огонь над головой. Тут же отталкивается ладонью от земли и рывком подскакивает к магу Бездны. Водный щит застывает бесполезной ледяной коркой, осыпающейся под лезвием. На него тут же обрушивается сокрушительный удар клеймора. — Лучше позаботьтесь о мелочи, мастер Дилюк! — смеется Кэйа, закручивая вокруг себя ледяной вихрь. Под его ударами маг беспомощно пятится, что-то тонко вскрикивает. Кэйа скалится довольно, собирается для нового выпада, но так долго подавляемый кашель, заставляет на миг согнуться. За спиной громко ругается Дилюк, и это подстегивает, заставляет выпрямиться вопреки и вскинуть меч. Все заканчивается быстро. Кэйа тяжело опирается на меч; мокрая одежда облепляет тело, и то содрогается от крупной дрожи. — Что ты здесь делаешь? — в голосе Дилюка кипит ярость. Но на плечи почему-то ложится его пальто. Кэйа вцепляется в его ворот, на миг прикрывает глаза. Поворачивает голову уже с улыбкой: — В дождь гораздо эффективнее крио. — Это не объяснение, — если бы мог, Дилюк бы зарычал верно. Кэйа пожимает плечами. Гладит рукав пальто, с которого осыпаются льдинки, находит пальцами разрыв в ткани — не иначе болтом рассекло. Поднимает глаза, замечая, как самому Дилюку сложно стоять прямо: бой вымотал его сильнее, чем тот хочет показать. — Я уже говорил однажды. — И не подумал, что мне тоже не хочется снова держать на руках!.. — Дилюк давится воздухом, отворачивается. Бросает тихо: — Нужно возвращаться. Кэйа не реагирует, застывает на месте, словно в него самого угодил ледяной болт, куда-то в грудь. Улыбка сползает сама собой, он хочет спросить — и не знает, что. — Ты примерз там? — грубо окликает его Дилюк. — Я планировал вернуться к утру. И надень пальто нормально! — По дороге мы будем ползти до рассвета, — улыбается Кэйа, оборачивается к обрыву. Винокурня отсюда как на ладони. — Я не взял планер, — мрачно отзывается Дилюк. Кэйа медлит с ответом. — Зато я взял, — говорит и смеется. — Позволите вас отнести, мастер Дилюк? — Нам уже не двенадцать, — резко отвечает он, словно пощечину отвешивает. — Планер не выдержит. — Выдержит. Нам не экзамен сдавать, а чтобы достаточно замедлить падение его хватит, — Кэйа подходит к краю обрыва, смотрит вниз оценивающе. — Ты... — сквозь зубы тянет Дилюк. — Безумец? — Кэйа оборачивается через плечо, сверкает широкой улыбкой. — Знаю, мне говорили. Рискнете довериться, мастер Дилюк? Тот смотрит долгим, нечитаемым взглядом, и на миг вспоминается полутемная комната, стон мечей и алое пламя, от которого не спрятаться. Когда Дилюк делает шаг, Кэйа едва сдерживается, чтобы не попятиться в пропасть. Одна ладонь неуверенно накрывает плечо, вторая ложится на талию. — Будь по-твоему, — говорит Дилюк, тяжело глядя в глаза. Кэйа на миг прикрывает их. Смеется: — Тогда держитесь крепче! Дилюк вздыхает, обнимает, упираясь лбом в плечо, и Кэйа забывает, как дышать. Поэтому просто делает шаг назад, чувствуя, как брат шагает следом. Перед тем, как раскрыть планер, медлит секунду. Хватка Дилюка становится крепче, он что-то шипит чуть слышно, когда крылья с хлопком расправляются. — Вы что-то сказали? — весело переспрашивает Кэйа. — Выпендрежник, — повторяет Дилюк отчетливо. — Был и остался. Крылья дрожат натужно, и полетом этот спуск не назвать никак. Кэйа заваливается на бок при приземлении, но Дилюк каким-то образом умудряется вздернуть его обратно. — Потерпи. Теперь недолго, — говорит зачем-то, и голос не раздраженный, не бесстрастный. И голос, и слова словно доносятся из далекого прошлого, и Кэйа не уверен, что ему не почудилось. В груди больно и тепло.