Любовь — это такой блин

Сяо нашел себе в горах уютную пещеру. Всего один вход, даже не вход, так, трещина, который не так-то просто найти простым смертным — да и какой смертный захочет протискиваться, зажатый между камнями, как червяк? Это Сяо ничего не стоило распасться черным туманом и просочиться в пещеру. И вел этот узкий коридор в маленький зал, освещаемый солнцем через небольшой пролом в потолке — как будто кто-то огромный когда-то шел мимо, и провалился в подземную пустоту ногой или щупальцем. Высвободился, а пролом остался, надежно скрытый среди острых скал. Ночью через проем в своде были видны звёзды. За долгие века многие и многие дожди выточили под проемом озерцо, и когда шел дождь, звук падающих дождевых капель успокаивал и убаюкивал, почти как та самая флейта когда-то. В ветреные дни в гости залетали сквозняки и сквознячки, гуляли по пещере, выли, стонали, визжали в сталактитах, шелестели по углам, вздыхали, передразнивая Сяо, ерошили ему волосы, танцевали, запуская в озерце водовороты. Сяо улыбался им, младшим братишкам старого друга. Их игры были ему куда понятнее игр людских детенышей, иногда он даже передразнивал их в ответ или пускал по пещере гулкое эхо, которое сквознячки обожали передавать друг другу, как мячик. Эй-эй-эй-эй-эй... Их игры ненадолго отвлекали от тех криков, что вечно звенели у Сяо в ушах, от этих полных ненависти и боли последних слов, которые Сяо нес с собой, потому что кто-то же должен помнить. Когда Сяо уставал от людей, он приходил сюда. Ему не нужна была еда, да и воду он пил скорее по давней привычке. Когда алые отблески заката на гладкой стене сменялись голубоватым светом луны, он выскальзывал на еженощную свою охоту, а утром возвращался, омывался в озерце и ложился отдыхать, чтобы потом встать и тренироваться, готовиться к следующей ночи. Иногда он думал, чего проще - завалить камнем голубеющий кусочек неба, и заснуть тут навсегда, похоронив с собой и свою несчастную карму. Но всегда находилось дело, всегда находилось, кого защитить, и вечный сон откладывался для лучших, спокойных времен. В этот раз Сяо тут задержался. Возвращаться на постоялый двор не хотелось: он умудрился ввязаться в самое суетливое и бесполезное из людских развлечений, стать поверенным чужой влюбленности, а ему такое никогда не нравилось. Он надеялся, что если просидит в этой пещере достаточно долго, то о нем забудут, и история эта закончится как-нибудь без него. Поэтому он взял с собою кисть для стихосложения и бумагу: когда-то сам Рекс Ляпис, в очередной раз увлекшись чем-то человеческим, объяснял Сяо основы. Тогда считалось, что воин должен владеть кистью так же, как и мечом. С тех пор минуло много дней, и Сяо уже очень давно не прикасался к кисти; когда он вывел первый иероглиф, его рука дрожала, как у новичка, он даже сделал кляксу. Позор. Не должно воину забрасывать тренировки. Он хотел бы писать такие стихи, чтобы те могли оседлать лёгкую мелодию свирели и нестись вдоль речного берега, очищая людские сердца. А получались громоздкие, разляпистые юношеские вирши. Отвратительно. Гора скомканных черновиков высилась и высилась, пока бумага и вовсе не кончилась; Сяо перешел на стены в поисках идеала и покоя. Как и многие поэты, в поисках вдохновения он немного заблудился. Сяо пришел в отчаяние. — Не стоит ходить на эту гору, — сказала бабушка Си Гунь, к которой Сян Лин напросилась переночевать перед восхождением за самыми чистыми и свежими в мире анемо слаймами для ее нового рецепта воздушных булочек, — там нынче неспокойно. — Да что мне будет! — улыбнулась Сян Лин. — Такой юной девушке, одной... В такое страшное место, — покачала головой старушка, — зачем? Тьма сгущается над пиком Ящерки; а ну как ты заблудишься и не сможешь найти дорогу обратно? — Я не одна, — Сян Лин кивнула на Гобу, увлеченно уплетавшего мед из горшочка, поданный бабушкой к чаю, — не волнуйтесь, бабушка. Она просто обязана сотворить эти булочки! Анемо слаймы — чистый воздух, если высушить их тонкие шкурки, смолоть в порошок и добавить в тесто — тесто должно выйти таким же легким и воздушным, как облачко. Эта мысль вела Сян Лин по горам уже вторую неделю. Она искала пик с самым чистым и свежим воздухом, чтобы смолоть в порошок самых вкусных на свете анемо слаймов. В поясной сумке у нее уже было несколько образцов, но Сян Лин хотела попробовать и сравнить все-все-все, до которых сможет добраться. Пусть ей не везет в любви, пусть! Но она придумает такой рецепт, чтобы потом Янь Сяо не удержался, и замесил по нему тесто своими сильными, мускулистыми руками, чуткими пальцами вылепил украшения на булочках, сунул их в духовку, утёр с разгоряченного лба пот. Может, даже сбросил безрукавку, и остался только в рубахе с коротким рукавом… И предупреждения бабушки казались ей такими… пустыми. Да что с ней может случиться? С ней же Гоба! — Обещай, что не пойдешь на пик Ящерки! — Обещаю, — беззаботно ответила Сян Лин. Она понятия не имела, который из этих пиков — Ящерки, так что ничегошеньки не теряла. Сяо хандрил. Отчаяние поглотило его душу, тьмой пробралось в самые дальние уголки его сердца, и теперь безудержно изливалось наружу, затопив пещеру по самое небо в проеме. Даже теплый южный ветер, которого позвали на беду сквознячки, не смог развеять повисшую в пещере темную хмарь, не смог изгнать ледяной холод из тоскующего сердца. С воем он вырвался наружу, жалуясь на такую беду. — Не говорите… Венти, — просил Сяо, — мой долг — справляться с этим самому. И ветер жаловался, но совсем тихонечко, потому что не мог нарушить данного Сяо обещания. А потом ветер увидел девчонку, от которой веяло теплом. Он покружил вокруг нее, растрепал косички, и мягко позвал за собой. Сян Лин просто шла, куда глаза глядят. Она привыкла полагаться на свое чутье, и сейчас просто шла туда, куда подгонял ее теплый ветер. На этой скале было так холодно, и она немного мерзла в своей легкой одежде. Пригревшийся под боком Гоба грел ее, но недостаточно. Так что, когда она случайно попала в теплый ветряной поток, она решила следовать ему. И следовала. Пока под ногами ее не оказалась вдруг черная яма без дна. И пока Сян Лин в нее не провалилась. Без звука, потому что даже не поняла, что случилось. Она летела-летела, а потом больно шлепнулась в воду, отчаянно замолотила руками, кое-как всплыла на поверхность, вдохнула и огляделась: есть ли тут вообще что-нибудь твердое, на что можно взобраться, обсохнуть и решить, что делать дальше? Вскоре глаза привыкли к полумраку, благо, в дыру, в которую она упала, попадало немного солнечных лучей. Они вязли в сумраке пещеры и с трудом добирались до Сян Лин, но, по крайней мере, на смогла разглядеть берег. Она поплыла к нему, отчаянно надеясь, что у нее не сведет от холода ногу, и она не утонет прямо здесь, вместе с Гобой, цеплявшимся за ее плечи. Гоба плавать не умел и вообще воды боялся. Если Сян Лин утонет, утонет и он. К счастью, у этого подземного озерца все-таки был берег. Сян Лин выползла на него и попросила Гобу об огне, чтобы хоть что-то разглядеть в дальних уголках пещеры, в которые солнечный свет не проникал. Здесь было удивительно тяжело дышать, что-то камнем давило на грудь, тянуло в сон; Сян Лин надеялась, что от огня Гобы они все здесь не взорвутся. Но если эта пещера с газом, то им все равно не выжить. Гоба выпустил струю пламени, и Сян Лин смогла разглядеть ветки и мусор, которые, видимо, нападали в озерцо сверху и были вымыты на берег. Кое-как у нее сложился костер; она села поближе, и только тут поняла, как устала, промокла и продрогла. Она сняла накидку, оставшись в одном черном боди, и достала из поясной сумки размокшие хлебцы, которые брала перекусить по пути. Разочарованно застонала: большая их часть размокла до каши, и кое-как просушить их, чтобы есть не совершенную гадость, а так, просто гадость, можно было едва ли парочку. Она разложила их на камнях, достала из кармана яблоко, подумала — и отдала его Гобе. Без его огня они долго не протянут, ему нужнее. И тут кто-то протяжно застонал из дальнего, темного угла пещеры. Сян Лин намотала на мокрую ветку одну из своих лент, сунула импровизированный факел в костер, потом призвала в другую руку копье прокралась поближе к источнику звука, в любой момент готовая позвать Гобу, увлеченно точившего яблоко. На небольшом каменном возвышении, прямо на голом камне, лежал бледный зеленоволосый юноша. Красная подводка размазалась по веку, губы были бледные и потрескавшиеся. По лбу стекали капли пота: — Я не хочу вас убивать, простите, простите меня! — стонал он. Сян Лин где-то его видела, где-то… Точно! Это же не тот Сяо! Как он здесь оказался? Что он тут делает? Сян Лин отпустила копье, рухнула на колени и прижала ладонь к пылающему лбу Сяо. Он схватился за ее руку, резко приподнялся на своем каменном ложе и уставился на нее пустым, почти безумным, не узнающим взглядом. — Кто ты? «Сейчас скажет, что не принимает помощь от тех, кто даже не удосужился представиться», — подумала Сян Лин и улыбнулась. — Сян Лин я. Сян Лин. Хочешь хлебцев? Хватка у Сяо была неожиданно мощная для его хлипкой на первый взгляд конституции. длинные пряди приклеились к вискам, челка липла ко лбу, он дышал часто-часто, поверхностно — неудивительно, при такой-то лихорадке. Ему нужно было выпить воды. Много-много-много воды. Лучше теплой… Она согреет, только вот как? Звучит как вызов: только самый лучший на свете повар может придумать, как греть воду в совершенно пустой каменной пещере. — Сян Лин… Из Ли Юэ… Я не тот Сяо, который тебе нужен, верно? Так что ты здесь… — Ты обещал мне помочь с письмом, — с укоризной сказала Сян Лин, — Гоба, принеси мою накидку! А сам спрятался. Разве это честно? Разве можно нарушать обещание? Накидка, поданная Гобой, наощупь казалась уже почти совсем сухой. Она свернула ее и осторожно положила вместо подушки Сяо под голову, мягко уложив его обратно на его ложе. Он не сопротивлялся, но когда она попыталась встать, чтобы разобраться с водой, снова удержал ее за руку. — Мне нужно поддерживать костер, перенести поближе, ты же замерзаешь! — попыталась высвободиться Сян Лин. — Ты и так теплая, — протянул Сяо, — у тебя очень теплые руки. И он снова провалился в забытье. В пещере медленно светлело. Становилось будто бы легче дышать; лучи закатного солнца смогли прорваться сквозь клубившуюся в пещере стремительно слабеющую тьму, и осветили стены, до черноты исписанные древними иероглифами. Сян Лин увидела кисточку, когда-то выскользнувшую из ослабевшей руки. На ней засохли чернила. Правая рука Сяо была вся в чернильных пятнах, пара пятен была на одежде, на шее. Какой-то он ненормальный — заточить себя в пещере и расписывать стены. Значения многих из этих иероглифов Сян Лин не понимала. Письменность Ли Юэ упрощалась и упрощалась, а эти были совсем какие-то древние, сплошные черточки и картинки. Наверное, он поэт. Только книжные черви в таком разбираются. Выхваченная шальным лучом солнца в углу груда исписанной бумаги только подтверждала ее догадку. Сян Лин смирилась, что ее руку отпускать не собираются, кивнула Гобе, чтобы тот перетаскивал костер, вздохнула, залезла на каменное ложе и обняла Сяо покрепче. Надо же как-то греться. В ледяной тьме, в которой блуждал Сяо, разгорелся маленький теплый огонек; сначала он тлел, как уголек, но все разгорался и разгорался, и стал маленьким солнышком. И солнышко прогнало тьму. Сяо проснулся от того, что ему прямо в глаза бил солнечный луч. Увидел дремлющую на его груди Сян Лин, крепко сжимающую его руку. Чуть потрепал за плечо — та вздохнула и перекатилась в сторону, удобно устроившись на его длинном рукаве. Пришлось рукав отстегивать. Сяо сел, и наконец понял, где же накидка Сян Лин и почему она лежит в одном боди: он встряхнул импровизированную подушку, расправил, и укрыл девушку. Встал, и как на стену наткнулся на внимательный взгляд медвежонка, сидящего у костра. Медвежонок выдул небольшую струю пламени на хлебец в лапке и протянул порядком подгоревшее лакомство Сяо. Сяо принял. Откусил. Из вежливости, он не чувствовал голода. Проглотил. Медвежонок одобрительно хмыкнул. Сяо зачем-то оглянулся на спящую Сян Лин, потом присел перед медвежонком и спросил шепотом: — Простите, вы не могли бы мне помочь? — и указал на ворох плохих стихов, неопрятной кучей лежащих в углу пещеры. Медведь, кажется, ухмыльнулся. А потом вразвалочку подошел к куче и как дыхнул! От разлившегося по пещере жара Сян Лин проснулась, села, потянулась всем телом, как котенок. — Что ты здесь делаешь? Зачем нарушила мой покой? — ворчливо спросил Сяо, отмечая огромный синяк, который расплывался у Сян Лин по плечу. Вряд ли она просто мирно шла мимо. — Ты сам уцепился за мою руку, — обиженно хмыкнула Сян Лин, — не отбиваться же? Ты был в жутком состоянии. Что случилось? Богатый юноша с постоялого двора Ваншу отправился в горы за вдохновением, но простудился? Сяо скрестил руки на груди. — Думай так, если так желаешь. — буркнул он. — Одевайся. Будем выбираться. — Это как же? Ты летать умеешь? Сяо пожал плечами. — Одевайся, нам пора, — повторил он терпеливо. Сян Лин одевалась под отстраненным взглядом Сяо, и чувствовала что-то вроде обиды. Все-таки он ей жизнью обязан! А ведет себя так, как будто она вторглась в его дом и наследила там грязными ногами. Попробуй разбери этих поэтов. У богатеньких мальчиков в голове столько всяких тараканов, что ни один повар их на свою кухню на пустит, побоится. А этот Сяо явно богат просто неприлично — чего только его костюм стоит, выпендрежный такой… Сяо натянул на плечо свой отстяжной рукав и возился с завязками. Сян Лин отметила неожиданно рельефный бицепс. Возможно, из-за его низкого роста она не замечала, сколько в его движениях точности и силы. — Чем ты сражаешься? — спросила она, завязывая обгорелую ленту в подобие банта. — Копьем, — просто ответил Сяо. — Я тоже. — Знаю. — в ответ на немой вопрос он поднял на нее глаза, и сказал серьезно, — ты двигаешься, как копейщица. — Ты мог бы… — Я никогда и никого не буду учить убивать. Резкость этих слов окатила Сян Лин мертвенным холодом. На бледном лице Сяо не отражалось ни одной эмоции, и он снова отвел взгляд, захлопнулся, как моллюск в ракушку. — …научить меня писать стихи? Сяо покачал головой. — Может быть. Ты готова? — К чему? — удивилась Сян Лин, и тут ее увлекли за талию сильные руки. Она и глазом моргнуть не успела, как оказалась снаружи, у самого края провала, в который упала вчера. А рядом стоял Сяо. — Какое классное колдунство! — захлопала Сян Лин в ладоши в полнейшем восторге. Сердце билось быстро и гулко, а на талии будто бы горел отпечаток узкой, почти девичьей ладони Сяо, и Сян Лин не могла скрыть своего возбуждения, — а можно еще? Сяо снова отрицательно покачал головой. — Тебе не стоит гулять здесь, — сказал он, — эти места опасны. — А, да ладно тебе! Со мной Гоба! И вообще! Это же я тебя спасла, — отмахнулась Сян Лин. — Кстати, не видел тут где-нибудь поблизости стаю анемо слаймов? Сяо махнул рукой куда-то в сторону. Сян Лин улыбнулась. — Спасибо! Ну, я побежала! Не болей больше! Сяо вдруг хмыкнул. — Постараюсь. А ты… если опять упадешь в какую-нибудь дыру… — он отвернулся, и посмотрел куда-то в сторону, на равнины далеко под горой, — можешь позвать меня по имени. — И что случится? — И я приду. — Агась. Ну, пока?.. Сяо кивнул… И исчез. Сян Лин в растерянности заморгала. Он просто взял и исчез! Просто взял… и исчез! Эй! Так же нельзя! Где его «спасибо»? Где его «Хочешь, помогу со слаймами»? Да ну, никакой благодарности! Или… Сян Лин воровато оглянулась, набрала побольше воздуха и решительно шагнула в дыру. Затрещала накидка. Сян Лин подняла голову с виноватой улыбкой: Сяо держал ее над провалом за шиворот, как котенка, и смотрел скучающе и немного вопросительно. Вытянутая рука его не двинулась и на миллиметр, только четче проступали мускулы. — Друзья прощаются перед тем, как уйти! — наконец придумала, что сказать, Сян Лин. Сяо наконец втянул ее обратно на землю и поставил на ноги. — До свидания, — вежливо сказал он. И снова исчез. Но теперь Сян Лин знала: у нее есть новый друг, и этот друг больше не сбежит. Никогда. А если сбежит — она обязательно позовет его по имени. Спасение от еще одного падения в воду — только первый шаг. Когда-нибудь этот дикий поэт из диких гор приручится настолько, что его можно будет позвать в поход за слаймами. И будет… весело. И еще какое-нибудь классное колдунство. И сердце снова будет биться быстро-быстро, гулко-гулко… от восторга.