Путь сердца / The way of heart

Гермиона уже третий день работала над формулой метки, которую добыли Невилл и ребята в Министерстве. Метка наносилась на запястье с помощью волшебной нити, которая «вшивалась» под кожу с помощью специального заклинания. Получалось что-то вроде татуировки на запястье, визуально напоминавшей перевёрнутую запятую. Девушке предстояло разобраться, из чего состояла эта нить, и на основе этой информации приготовить зелье-антидот. Правда, она совершенно не имела представления о том, как именно изготавливали и наносили эту метку, поэтому пока что чувствовала себя стоящей перед огромной стеной, за которой скрывались все нужные ей ответы. Но в поиске информации Гермионе не было равных. Впервые она получила возможность изучить сдерживающую метку, и полностью отдалась этому процессу. И не только ему. То, что происходило между ними с Томом эти три дня… по шее каждый раз поднимался жар, стоило набрести на эти мысли. Проснувшись на следующее после близости утро, в глубине души она ждала неловкости и отрицания произошедшего и уже была готова сама притвориться, будто ничего не было. Однако Том, так по-собственнически притянувший её к себе, не дал ей этого сделать. Какое-то время они лежали молча. Тому не хотелось нарушать эту тишину, он оглаживал пальцами шрамы девушки, мысленно ведя им подсчёт. Когда-нибудь и он оставит на этом хрупком теле свой след. — Что значат твои татуировки? — спросила девушка, глядя на узоры, тянущиеся от кистей до плеч. — Это магические татуировки усиления концентрации магии. Направляют потоки магии от всего тела к рукам — примерно так же, как это делает волшебная палочка. — Насколько хорошо ты владеешь беспалочковой магией на самом деле? — спросила она. Том тогда лишь улыбнулся и взмахом руки создал вокруг них фиолетовое пламя, достигавшее потолка. Старый трюк с огнём, который показал ему в первую встречу Дамблдор. Гермиона восхищенно наблюдала за языками холодного пламени, где-то внутри себя чувствуя пока непонятный укол беспокойства. Но оно быстро прошло, стоило мужчине вновь утянуть её в безумный омут удовольствия. Эти дни были наполнены чувствами — эмоциональная связь сменялась физической с такой скоростью, что, казалось, не осталось тех поверхностей, где Том не взял бы её. Это было дико — Том был диким, и вслед за ним и сама девушка теряла голову. Вернувшись мыслями в настоящее, Гермиона вновь склонилась над своими записями. Она так увлеклась процессом, что не заметила, как Том подошёл к столу и встал прямо за её спиной. Окинув взглядом труды Гермионы, он усмехнулся. То, что девчонка могла разгадать формулу сдерживающей метки, не вызывало сомнений. Как и то, что она приготовит противоядие. Он бы мог попытаться направить её по ложному следу, тем самым выигрывая время, однако защита метки не стояла в его приоритете — пусть этим занимаются крысы из Министерства, которым он даст эту задачу сразу, как только вернётся. А что касается самой девчонки… он всё равно не может оставить её в живых. К слову о возвращении. Несмотря на некоторые преимущества своего вынужденного отпуска, к которым относилась возможность изучить древние книги (и да — время проведённое с девчонкой), пора было возвращаться. Вчера он смог незаметно отправить сову Мальсиберу с указаниями относительно своих дальнейших действий. Теперь же нужно было сделать самое главное — вернуться за копьём. Том наклонился ближе к девушке, едва задевая её мочку уха губами и прошептал: — Как успехи? Та резко обернулась, задевая локтем груду пергаментов и сбивая её на пол. Зардевшись, она смущенно улыбнулась и отвела взгляд, опускаясь на пол, чтобы собрать бумаги. Прежде чем она успела это сделать, Том взмахнул рукой, и пергаменты закружились в воздухе, приземляясь обратно на стол аккуратной стопкой. — Тебе придётся обучить этим трюкам и меня, если я в ближайшее время не достану новую палочку, — пошутила она, вставая рядом с мужчиной и заглядывая ему в лицо. Его волосы сегодня были собраны в небрежный хвост, из которого выбивалась пара прядей, красиво обрамляющих овал лица. Гермионе очень хотелось потянуться к ним рукой и заправить их за ухо, но она не решилась. Вместо этого она повела взглядом ниже — Том надел простую белую рубашку, рукава которой закатал до локтей, а у ворота расстегнул верхние пуговицы; на ногах были обычные черные брюки, подчеркивающие его высокий рост. Гермиона невольно ощутила себя простолюдинкой рядом с красивым принцем — одетая в обычные джинсы и растянутую кофту, неужели она действительно ему нравилась? Разозлившись на себя за свои мысли, она отвела взгляд и попыталась отойти. Однако Том не дал ей этого сделать, придвинув вплотную ко столу и поставив руки по бокам. — Что-то случилось? — мягко спросил мужчина, пытаясь поймать её взгляд. — Нет, ничего, я просто… — она неопределённо пожала плечами, чувствуя, как смущается ещё больше. — Всё в порядке, правда. Том наклонил голову набок, внимательно всматриваясь в её лицо. Щеки девушки пылали румянцем, она то и дело закусывала губу, все так же отказываясь посмотреть на него. Мужчина хмыкнул и уже успевшим стать привычным жестом взял ее пальцами за подбородок. Гермиона почувствовала себя невероятно уязвимой в тот момент, когда столкнулась с чёрными глазами напротив. Она всегда считала себя выше всех переживаний по поводу своей внешности, в конце концов, она с лихвой компенсировала это умом. Да и война — это совершенно не то место, где нужно наряжаться. Да и едва ли ей есть для кого — она одиночка, изгой, грязнокровка… Едва ли Том обратил бы внимание на такую, как она, встреться они в иных, более мирных обстоятельствах. Видимо, что-то отразилось на её лице, но в следующий момент он произнёс: — Ты очень красивая, Гермиона, — он подхватил её за талию и посадил прямо на стол. — Я хочу, чтобы ты это увидела. В следующий миг он взмахнул рукой, и Гермиона ощутила кожей прохладный воздух. Она было дёрнулась прикрыть наготу, но Том её остановил. Он кивнул себе за спину, где прямо напротив на стене висело большое зеркало. — Смотри, — тихо произнёс он, и Гермиона не посмела ослушаться. В зеркале отражались двое. Девушка сидела на столе, широко раздвинув стройные ноги. Длинные каштановые волосы разметались по плечам, контрастируя с белоснежной кожей. Глаза лихорадочно блестели, а губы алели от постоянных закусываний. Руками она гладила свою шею и, спускаясь ниже, сжимала пальцами грудь, задевая чувствительные соски. Плоский живот часто вздымался от сбившегося дыхания и стонов. Гермиона едва узнавала в этой девушке себя, заворожённо наблюдая за этой незнакомой чувственностью. Между её длинных ног сидел он. Приникнув губами к её лону, он сжимал пальцами её бёдра, оставляя на них синяки. Жар его рта, движения языка, вибрация голоса — Гермиона задыхалась от ощущений, чувствуя, как стремительно нарастает наслаждение. Том оторвался от неё, облизывая влажные губы, и посмотрел прямо в глаза. — Ты такая мокрая, Гермиона… такая мокрая и открытая для меня… От его слов в глазах потемнело, и сердце сбилось с ритма. Мужчина поднялся на ноги, становясь чуть сбоку. Провёл рукой по губам, по шее вниз, обвёл пальцами грудь, живот и ниже — накрыл ладонью пульсирующий жар между ног и ввёл сразу два пальца. Гермиона застонала, и он поймал этот звук своими губами. — Я хочу, чтобы ты кончила от моих пальцев, девочка, — прошептал Том, — ты сделаешь это для меня? Не в силах совладать с эмоциями, она заскулила. Том впитывал её удовольствие, двигаясь пальцами внутри. Чуть согнув их под углом, он надавил на чувствительное место, и девчонка выгнулась дугой. — Давай, девочка, отпусти себя… И она отпустила — взорвалась внутри сотнями комет, едва удерживаясь в сознании. Том обнял её содрогающееся тело, пытаясь восстановить собственное дыхание. Секс никогда не значил много в его жизни, он занимался им редко, предпочитая сублимировать энергию в магию. После возрождения эта потребность в принципе исчезла, и лишь появление нового тела возвратило примитивные физиологические потребности, вроде голода, сна и, да — сексуального влечения. Впрочем, до встречи с Гермионой оно его не особо волновало. Та разжигала в нём непонятные чувства, и это настораживало. Ему следовало быстрее закончить эту игру и избавиться от неё. Гермиона пришла в себя и попыталась дотянуться рукой до его паха, где отчётливо выделялось возбуждение мужчины. Но Том мягко остановил её. — Не стоит, — он приподнял её за подбородок и вовлёк в медленный поцелуй, — сейчас мне достаточно твоего удовольствия. — Но… — попыталась было возразить она. — Я сказал — сейчас. Чуть позже ты обязательно сможешь сделать мне приятно… Гермиона смущённо улыбнулась и, когда Том отошёл, попыталась найти свою одежду. К её удивлению, она исчезла. — Если позволишь… — видя её замешательство, Том на секунду отошёл к комоду с вещами и, выдвинув нижний ящик, начал там что-то искать. — Я немного порылся среди одежды, когда искал себе подходящую пару брюк, и нашёл вот это. Он вытащил на свет платье Гермионы — одно из тех, что они покупали вместе с мамой перед последним мирным годом в Хогвартсе, и которое она так ни разу и не надела. Девушка почувствовала жалящий укол тоски в сердце, глядя на лёгкую струящуюся ткань в руках мужчины. Том воспринял это на свой счёт и поспешил оправдаться. — Прости, если я тебя обидел, — он подошёл к девушке и заправил прядь волос ей за ухо, — просто мне показалось, что в тех штанах категорически не может быть удобно ходить целый день. К тому же, мне захотелось… иметь возможность быстрее тебя раздеть. Девушка фыркнула, забирая платье и надевая его на голое тело. — Быстрее, чем взмахом руки, как сейчас? — засмеялась она. — Хорошо, не быстрее, — Том примирительно поднял ладони, — тогда, может быть, элегантнее? Гермиона улыбнулась ему через плечо, застёгивая платье сбоку. Честно говоря, иногда ей казалось, что он гораздо старше своего возраста — его манеры отдавали флёром какой-то аристократичности. Хотя, может, это отголоски его воспитания, кто знает, в какой семье он рос в Америке… Действительно — кто знает? Гермиона осознала, что почти ничего не знает про прошлое мужчины, и от этого ей стало немного неуютно. Нужно будет обязательно спросить у него, когда будет подходящий момент. Закончив с застёжкой, она подошла к зеркалу. Сейчас она уже не выглядела так сексуально, как минутами ранее, но платье определенно ей шло — золотистое, летящее, на запахе. Треугольный вырез открывал шею и тонкие ключицы, струящийся свободный рукав подчеркивал изящность кистей, а длинная шифоновая юбка колыхалась при каждом движении. Гермиона тихо вздохнула и перевела взгляд на Тома, вставшего чуть позади неё. — Теперь ты видишь? — спросил он. Девушка медленно кивнула. Она и правда увидела — как быстро и как глубоко этот таинственный мужчина пробрался внутрь неё. *** Позже вечером они сидели на диване, обсуждая успехи Гермионы в расшифровке составляющих метки Сектора. — Принцип метки на самом деле схож с магическими татуировками. Я надеялась, что ты сможешь мне рассказать немного больше о специфике их нанесения, — сказала Гермиона. — Что бы ты хотела узнать? — Том расслабленно откинулся на спинку дивана, протянув руку и перебирая волосы девушки пальцами. — Как это вообще работает? Я имею в виду, в основе метки лежит волшебная нить, однако, каким образом её изготавливают? И используется ли подобная технология в татуировках? — То, что ты называешь нитью — по сути не что иное, как зачарованный сгусток магического вещества. В татуировке это вещество изготавливается из специальных чернил, в обиходе в них добавляются различные магические эффекты, вроде свечения или двигающихся элементов. Если говорить про более тонкую магию, вроде защитных татуировок или, как в моём случае, татуировок усиления, то чернила смешиваются с определёнными зельями и кровью волшебника, а затем при нанесении заговариваются, — он закатал рукав рубашки, оголяя свои рисунки. — Для этой татуировки, например, мне было необходимо заранее приготовить зелье по древнему рецепту, затем я добавил его в магические чернила. — А как происходит нанесение? — спросила девушка, аккуратно водя пальцем по чёрным линиям. — Это достаточно сложный и кровавый процесс, — улыбнулся мужчина, — запястье рассекается продольным порезом, а получившийся сгусток-нить «вшивается» под кожу с помощью палочки, при этом необходимо произносить определенный заговор. Это достаточно… больно. Здесь он, конечно, преуменьшил — боль на самом деле такая, что едва ли каждый сможет её вытерпеть и довести ритуал до конца. — Получается, в случае со сдерживающей меткой процесс изготовления должен быть аналогичен? Том кивнул. — Полагаю, что да. Но, скорее всего, с ней всё немного проще. Вряд ли они использовали какое-то конкретное зелье, скорее… набор определённых ингредиентов, которые напрямую смешивали с чернилами. Поэтому её и можно отменить… — Нужно лишь подобрать нейтрализующее для каждого ингредиента… — закончила за него Гермиона, улыбаясь. Кажется, стена, отделяющая её от успешного приготовления зелья, начала рушиться. И всё благодаря Тому. Гермиона подалась вперед и поцеловала мужчину, вкладывая в него свою благодарность. Он отвечал ей медленно, чуть лениво, и это было так уютно, что она почувствовала, как её тело словно наполняется ватой. — Расскажи мне о своей семье. Том ощутимо напрягся, но быстро вернул себе непринуждённое выражение лица. Когда он в первую встречу рассказывал ей свою выдуманную историю, меньше всего он предполагал, что ему предстоит делиться с ней чем-то личным. Поэтому у него не было заготовленной лжи на этот счёт. Решив использовать свой любимый метод полуправды, он ответил: — Если честно, я толком не знаю свою семью. Они погибли, когда я был совсем маленьким. Какое-то время меня растила тётка, но, как только я поступил в школу Ильверморни, я к ней больше не возвращался. — Она плохо с тобой обращалась? — тихо спросила Гермиона, дотрагиваясь до его руки. На лице Тома промелькнула застарелая злость. В его жизни действительно была тётка — миссис Коул, воспитательница в приюте. Это была высокая тощая дама с тугим пучком волос на затылке и тонким металлическим прутиком в руках, которым она любила хлестать своих воспитанников за любую провинность. Стоит ли говорить, что ему доставалось больше всех? — Она была… строга, — выдавил он из себя. — Если не слушался её, она выводила меня на холод и обливала ведром ледяной воды. Или заставляла стоять на горохе по несколько часов. Ну или просто била. Она была достаточно изобретательна в наказаниях. Почувствовав, как девушка сжала его ладонь сильнее, он поднял на неё глаза и наткнулся на сочувственный взгляд. Выдернув руку, он поднялся с дивана и прошёлся по комнате. — Мне не нужна жалость, Гермиона, — резко провернулся к ней, — все события, которые со мной произошли, так или иначе сделали меня сильнее. И я о них не жалею, иначе жалеть пришлось бы слишком о многом. Глаза Тома горели злостью вперемешку с презрением. Даже черты лица будто бы обострились, готовые порезать любого, кто попробует дотронуться. Он ненавидел слабость, и проявление сочувствия воспринимал как оскорбление. Гермионе стало неуютно под этим взглядом, и она поёжилась. — Прости, ты прав. — Она отвела взгляд, а затем добавила: — Мой отец говорил, что, пережив один тяжёлый день, ты получаешь в награду несколько хороших. И я всё жду, когда настанут эти хорошие дни. Глядя на её потерянный вид после упоминания отца, он смягчился и подошёл обратно к дивану. — Что случилось с твоей семьёй? Гермиона медленно вздохнула, собирая внутри себя храбрость открыть дверь с этими воспоминаниями. — Перед тем, как мы с Гарри и Роном отправились на поиски крестражей, я решила обезопасить свою семью. Я стёрла их воспоминания о себе и вложила новые вместе с желанием как можно скорее переехать подальше отсюда. Они отправились в Австралию с новыми именами и новой жизнью. Но их нашли… — она замолчала на секунду, справляясь с эмоциями. — Пару лет назад мы схватили одного из Пожирателей — сейчас я понимаю, что его специально к нам подослали, но тогда нам казалось, что это счастливая случайность. Мы изъяли его воспоминания, чтобы посмотреть их в Омуте… Перед её глазами вновь возникли страшные кадры, которые она упорно прятала от себя эти годы. Подземелье в поместье Малфоев, где однажды держали и её, несколько Пожирателей, среди которых была Беллатриса, и застывшая, словно поломанная кукла, в воздухе Джин Грейнджер — её мама. — Отца, вероятно, уже убили к тому моменту. А маму… они пытали её много часов подряд, чередуя Круцио и любимый нож Беллатрисы, которым она заклеймила и меня однажды. — Она бессознательно дотронулась до своего искалеченного предплечья. — Она плакала, кричала, умоляла их отпустить её… А они смеялись, называя её магловской сукою, и рассказывали про меня отвратительные вещи. А ведь она даже не понимала, о ком они говорят… не знала, что её убивают из-за меня… Гермиона шумно выдохнула, смаргивая выступившие слёзы и отвернулась. Том внимательно смотрел на неё, не пытаясь ничего сказать. Конечно, он знал, что Пожиратели занимались поиском и истреблением родственников всех членов Ордена по его указанию. Он никогда не участвовал в этом лично и не знал, что именно стало с родителями Гермионы, но ответственность за их смерть лежала на нём. Он не жалел об этом, как и обо всех других своих решениях — война в совокупности с его природной жестокостью не позволяла ему этого делать. Даже сейчас, глядя на её слёзы, он не испытывал сожаления о своих поступках. И её саму он тоже не жалел — она была врагом, даже несмотря на всё, что происходило между ними сейчас. Ему было скорее немного досадно, что обстоятельства сложились именно таким образом, что они находятся по разную сторону баррикад. Он не был любителем рассуждать на тему того, что было бы, если бы… Он — Тёмный Лорд, больше чем человек, больше чем волшебник. И он ничего бы не стал менять на своём пути; и если бы пришлось убить её родителей снова, он бы сделал это, не задумываясь. И её — он бы тоже убил. Но он бы соврал, сказав, что не понимает её чувств. Ему тоже приходилось терять, и он знал, как это бывает больно, пускай это знание и притупилось за долгую вереницу лет. — Иногда я думаю, — произнёс он тихо, — что терять гораздо тяжелее, чем не иметь совсем. Я не помню своих родителей, и потому не помню боль от их утраты. Единственное, что я всегда ощущал, — это обиду на них, за то, что оставили меня. За то, что из-за них мне пришлось прокладывать себе путь самому, и это никогда не было легко. Они не были хорошими людьми, они не были великими или хоть каплю интересными, и мне было гораздо проще отгородиться от них совсем. Он не планировал этого говорить, но слова были искренними и резонировали где-то внутри, разгоняя по коже табун мурашек. — Мне жаль, что ты потеряла родителей в этой войне, — продолжил он, — жаль, что тебе пришлось ощутить боль этой потери. «И жаль, что тебе придётся ощутить её вновь», — добавил мысленно, гладя Гермиону по щеке. Какое-то время они сидели в тишине, нарушаемой лишь потрескиванием магический сферы, которую создал Том. Время давно перевалило за полночь, и сонливость постепенно наваливалась на девушку, притупляя все болезненные узлы в сердце. Ей было тепло и уютно как никогда за последние несколько лет. Используя момент, Том решился завести разговор. — Я хотел кое о чем тебя попросить… Гермиона подняла на него слегка осоловелый взгляд. — В последнее время я много думал о нашей первой встрече. Вернее, о том, как именно ты меня нашла. Помнишь, ты говорила о выжженной земле там, где я лежал? — дождавшись от неё кивка, он продолжил: — Мне кажется, я знаю, откуда там взялись эти следы. Я думаю, что артефакт, который я пытался добыть, переместился вместе со мной. — Ты хочешь вернуться за ним? — прямо спросила она. Том мысленно усмехнулся. Ему нравилась её прямолинейность. Несмотря на свою уязвимость и эмоциональность, в нужной ситуации девушка умела моментально брать себя в руки, в чем он уже успел убедиться лично. — Да, я бы очень этого хотел. Во-первых, потому что за возможность изучить его я бы отдал многое, а во-вторых, ему определенно не следует лежать там, где его могут случайно найти. — Что это за артефакт? Том попытался выглядеть как можно более непринуждённо. — Это копьё древнего египетского божества. По верованиям, оно способно освещать человеку путь к тому, что он больше всего жаждет получить. В теории. Сама понимаешь, когда дело касается древней магии — нельзя знать наверняка. Гермиона поражённо уставилась на него. Услышь она о таком раньше, она бы покрутила пальцем у виска, относя информацию к разделу сказок от семейства Лавгуд. Однако после всех её приключений с крестражами и Дарами смерти они была склонна верить даже в самые невозможные вещи. — Ты поможешь мне его достать? — аккуратно спросил мужчина. Девушка на мгновение задумалась. Подобные артефакты обладали неизученной магией и были опасны. И меньше всего она хотела, чтобы такая вещь попала не в те руки. — Да, я помогу тебе. Только есть одна проблема, которую надо решить прежде, чем мы отправимся. Мне нужна новая палочка.