Зажги ночь

      В субботу утром Гарри покидает дом немного загодя. Он приходит в кинотеатр до свидания и чувствует странную гордость за себя, чувство, которое исчезает, когда он отклоняется назад, чтобы посмотреть на фасад старого здания, и поясницу резко сводит судорогой, напоминая, что он идиот и, вероятно, всегда им будет. Тем не менее, на здание стоит посмотреть, оно маленькое и старомодное, с рассогласованными буквами на белой доске, объявляющей о фильмах дня. Там только два названия, и Гарри подозревает, что его спутник точно не выбрал Сказку о сахарной принцессе.       — Гарри?       Он поворачивается и видит парня, который во всех отношениях выглядит полной противоположностью Дэннису: невысокий и довольно изящный на вид, с темными волосами и заостренными чертами лица. Глаза, нервно устремленные на Гарри, почти как у грызуна, а рука, которую он сейчас протягивает для пожатия, маленькая и бледная. Вспомнив, что отвечал «Я не возражаю» на каждый вопрос, касающийся внешности, Гарри улыбается и возвращает рукопожатие.       — Ты, должно быть, Уилсон. Я умираю от желания посмотреть фильм о Сахарной принцессе.       Уилсон смеется, и все его лицо озаряется весельем.       — Извини, что разочаровываю тебя, но я выбрал другой вариант. Пойдем?       Гарри следует за ним, предлагая купить попкорн и напитки, когда Уилсон настаивает на оплате билетов, но парень качает головой, хмуро глядя на фуд-корт, как будто тот может его укусить.       — Я подумал, тебе понравится, тебя ведь вырастили маглы, — объясняет он, когда они попадают в темный зал. — Я сам маглорожденный, и мне очень нравится кинематограф.       Гарри кладет попкорн к себе на колени и кивает, с удовольствием слушая, как Уилсон болтает с ним о зарождении кино, появлении разных жанров и его любимых режиссерах, ранжированных по системе, которая кажется тщательно продуманной. Его энтузиазм очарователен и гораздо интереснее, чем трейлеры к предстоящим фильмам. Гарри с удовольствием слушает и кивает до тех пор, пока не начинается фильм, после чего обращает свое внимание на экран. Уилсон замолкает на несколько секунд, а затем наклоняется ближе, обдавая Гарри мускусным одеколоном.       — Действие этого фильма происходит во время Второй мировой войны, — шепчет он.       — Я понял, — мягко говорит Гарри, сдерживаясь, чтобы не добавить: «Танки были крайне прозрачным намеком. И, ну, фотография Гитлера тоже».       Уилсон берет пригоршню попкорна Гарри и продолжает:       — Самое интересное в этом фильме то, что на самом деле его снимали три разных режиссера. Они разделили…       — Ш-ш-ш! — шипит кто-то из ряда позади, и Гарри бросает извиняющийся взгляд.       Уилсон, похоже, ничего не замечает, ну или ему все равно, потому что он продолжает свою лекцию громким шепотом в перерывах между жеванием попкорна, которым Гарри решает молчаливо поделиться. Вблизи он кажется каким-то невымытым, и при мысли о том, чтобы разделить с ним еду, у Гарри все переворачивается в животе. Он пытается сосредоточиться на фильме, но это трудно. Он никогда не был поклонником военных фильмов, а любой интерес, который мог бы возникнуть к конкретно этому, разрушен жужжанием комментариев Уилсона.       — Конечно, тут полно неточностей, — признается он, указывая на экран, когда камера перемещается вдоль ряда немецких солдат. — Ботинки совершенно не те, и пилот люфтваффе никогда бы…       — Ш-ш-ш! — снова шипит мужчина в ряду позади.       Гарри пытается слиться со своим креслом. Уилсон оборачивается и бросает на мужчину возмущенный взгляд.       — Да замолчите вы! В общем, как я уже говорил, Гарри, если ты присмотришься повнимательнее…       Гарри смотрит на экран, на самом деле ничего там не различая. Он убьет Драко. Он сдерет с него кожу заживо, потому что это все его вина. Отчасти его вина. Он точно был замешан. Гарри больше не понимает, что говорит Уилсон, и единственное, что удерживает его от ухода из кинотеатра, — это инстинктивный страх устроить сцену, которая, как он подозревает, такая же британская, как йоркширский пудинг и королевская семья.       — Хотя они немного немцы, — бормочет он себе под нос.       — Немцы? Это Вторая мировая война, конечно, они немцы, — шепчет Уилсон, явно раздраженный. — Ты должен быть внимательным.       Гарри вздыхает, придерживая коробку из-под попкорна, когда содержимое медленно исчезает, и абстрагируется от Уилсона, как только может. Когда действие возвращается на Даунинг-стрит, десять и пожевывающий сигару Черчилль берет на себя роль рассказчика, Гарри с удивлением чувствует, как в нем мелькает узнавание.       — Этот мужчина, — шепчет он таким тихим голосом, что едва слышит его в собственной голове. — Тот, который кричал на Черчилля — разве он не играл Цезаря в?..       — Ш-ш-ш! — сердито перебивает Уилсон.       — Серьезно? — шепчет Гарри, и взгляд, который получает в ответ, такой паскудный, что он не произносит больше ни слова, пока они не выходят на улицу, щурясь на полуденном солнце.       — Что ж, это было поучительно, — говорит Уилсон. — Не хочешь как-нибудь повторить?       Гарри смотрит на него с недоверием.       — Нет, не особо.       Уилсон хмурится. К его лицу прилипли кусочки попкорна.       — Почему нет?       Потому что ты грубый и нетактичный, а еще украл мой попкорн. Потому что, несмотря на то, что утверждаешь, будто ты киноман, ты и понятия не имеешь, как вести себя в кинотеатре. Потому что ты наносишь слишком много лосьона после бритья, а это, кажется, потому, что не утруждаешь себя тем, чтобы как следует мыться. Потому что ты шикнул на меня, думает Гарри.       — Потому что я не думаю, что мы хорошая пара, — вежливо говорит он. — Было приятно познакомиться.       Уилсон просто таращится на него, и Гарри решает уйти, пока ни одна из мыслей не вырвалась наружу и все не стало только хуже. По мере того как он все больше и больше отдаляется от своего второго нелепого свидания подряд, в глубине живота начинает мерцать странное веселье. К тому времени, когда Гарри находит место, чтобы аппарировать домой, он ухмыляется, как сумасшедший, а когда ставит чайник и снимает пальто, полностью проигрывает этому. Он прислоняется к кухонному столу и глупо смеется.       — О боже, Кен, что за идиот, — выдыхает он, поднимая хамелеона и хихикая в его озадаченное маленькое личико. — Давай, пойдем согреемся, и я тебе все расскажу.

**~*~**

      Ночные ястребы набиты почти до отказа к тому времени, когда Гарри и Драко добираются туда, а субботняя ночная суета означает, что им приходится отказаться от своей обычной кабинки и довольствоваться угловым столиком. Гарри обнаруживает, что он вынужден повышать голос, чтобы быть услышанным, задача, которая становится все проще по мере того, как ночь продолжается, и Драко заказывает кофе с алкоголем. Через некоторое время Гарри уже не может отличить виски от рома, и ему все равно. Все кажется теплым и прекрасным, и ранее раздражающий шум голосов вокруг затихает, пока Гарри не оказывается только в круге тусклого света, освещающего стол, Драко и его самого. Ну и еще сонного хамелеона на коленях. Когда кто-то осмеливается нарушить его спокойствие запахом отвратительного дезодоранта, он морщит нос.       — От него пахло, как от туалета в ночном клубе. От Уилсона, я имею в виду.       Драко ужасается, а затем признается:       — Кажется, я никогда не был в ночном клубе.       — Ты не так уж много упустил, — говорит Гарри, глотая кофе и проливая несколько капель на свой джемпер. — Блять.       — Тебе хотя бы понравился фильм? — спрашивает Драко.       Гарри смеется. Он наклоняется через стол, и Драко тоже подается вперед.       — Нет, — твердо говорит он, а затем снова смеется, потому что их носы почти соприкасаются, и он чувствует теплое дыхание на своих губах. От Драко приятно пахнет. Чистотой. Совсем не похоже на туалет ночного клуба.       — Почему нет? — спрашивает Драко, озабоченно сдвинув брови.       — Ты вообще меня слушал? — спрашивает Гарри, вынужденный повторить, когда группа за стойкой решает спеть «С днем рождения» кому-то из присутствующих. Снова.       — Да, — серьезно говорит Драко. — Я внимательно слушал. Я не виноват, что в твоих словах не было смысла.       — Драко, — вздыхает Гарри, удерживая зрительный контакт в течение нескольких секунд, а затем откидывается на спинку жесткого стула. Он скучает по кабинке, но в ней сидят очень бесцеремонные люди. — Знаешь ли ты, что фильм, который называется… называется?.. Название я не могу вспомнить, но этот фильм полон неточностей.       — Ужасно, — говорит Драко. Он подпирает подбородок рукой и закрывает один глаз. — Расскажи мне о них.       — Ботинки были неправильными, — вспоминает Гарри, пытаясь мысленно вернуться к утру, которое теперь кажется очень давним.       — Ботинки?       — М-м. Именно, что идет война… кто смотрит на ботинки?       — Продавцы… ботинок? — предлагает Драко. — Ну ты понимаешь. Производители хороших ботинок.       Гарри фыркает.       — Я не думаю, что он был одним из них. Он был… — Он машет рукой на себя. — Неряшливым. Как и я.       — Нет, — громко говорит Драко, и его ладонь обхватывает запястье Гарри. — Ты не должен так говорить.       — Я буду говорить то, что мне нравится, — величественно говорит Гарри, и теперь рука тычет его под ребра. — Прекрати. У меня был трудный день.       — А я ходил в музей, — возражает Драко, убирая руку и осушая свой кофе нетвердым движением запястья. — Ты хочешь еще один?       Гарри заглядывает в свою чашку, сжимая губы и быстро отвлекаясь на игру света на поверхности оставшегося кофе. Он не знает, действительно ли ему следует заказать еще один, но думает, что все равно закажет.       — М-м, — бормочет он, прищурившись на толпу и каким-то образом умудрившись встретиться взглядом с официанткой, которая одними губами произносит «повторить?» и исчезает за стойкой. — Очень эффективное времяпрепровождение. Хороший музей?       Драко закатывает рукава и складывает руки.       — Да. Нет. Я не знаю. Было скучно.       Гарри смеется.       — Не позволяй совету пердунов услышать, как ты это говоришь.       — Ты только что сказал совет пердунов? — спрашивает Драко, его губы дергаются.       — Конечно, нет. Я взрослый человек. Днем я ходил в кино и узнал все об ассистентах режиссера. Или ассистентах кого-то-там-другого. Я узнал, что мне не разрешается разговаривать, когда другим людям разрешено. — Он вздыхает. — Мне не кажется, что это был хороший фильм.       — Откуда тебе знать? — спрашивает Драко, поворачиваясь к официантке, когда та приносит их кофе, и благодарит ее так экстравагантно, что она почти улыбается. — Ты даже не посмотрел его как следует. Ты проявил неуважение к киноискусству, Гарри, и я думаю, что… ну, я думаю, что тебе должно за это что-то быть.       Обрадованный этой оценкой, Гарри на мгновение кладет голову на руки и улыбается.       — Я не знал, что ты эксперт в киноискусстве, — говорит он наконец, пытаясь показать воздушные кавычки и шлепая себя по лицу.       Явно оскорбленный, Драко потягивает кофе и смотрит на Гарри поверх края своей чашки.       — Я хочу, чтобы ты знал, что теперь у меня есть совершенно новый VD-плеер, — говорит он.       — Может, DVD? — бормочет Гарри, стараясь не рассмеяться.       — Да, именно. Я купил его в том маленьком местечке по соседству с музыкальным магазином. Они сделали так, чтобы… ну, знаешь, чтобы он не взорвался от заклинаний.       — За сколько? — спрашивает Гарри, подталкивая Драко коленом под столом, когда его внимание привлекает проходящая мимо женщина в красном платье.       — Как они ходят в таких высоких каблуках, Гарри? — спрашивает он, широко раскрыв глаза и на долю секунды превращаясь почти в ребенка.       — Я понятия не имею. За сколько?       Драко глубоко вздыхает.       — Я не помню… э-э… может, десять галеонов? Двадцать?       — Ты идиот, — говорит Гарри, подпирая подбородок руками, когда у него начинает кружиться голова. — Я мог бы купить тебе плеер в Asda за двадцать фунтов и попросить Гермиону преобразовать его. Ну… чтобы он не взорвался. Зачем ты пошел в то странное место?       — Я иду в странное место с тобой каждый раз, — бормочет Драко. — Что такое Asda?       — Это большой магловский магазин с дешевыми DVD-плеерами. Отвечай на вопрос.       — Селвин сказал… — Драко пожимает плечами. Вздохнул. — Селвин.       Гарри стонет.       — Селвин великолепен в том… в том, что делает. Ты и сам знаешь. Но вряд ли он последнее слово в технике. Мы же о технике говорим?       — Он говорил так, будто знал, о чем твердит, — говорит Драко, защищаясь, избегая взгляда Гарри и растопырив пальцы на столе, чтобы изучить каждый по очереди.       Гарри наблюдает за ними мгновение. Кажется, все на месте, и это хорошо. Целые руки. Чистые ногти. Костяшки пальцев немного острые, в хорошем смысле этого слова. Острые.       — В любом случае, он не работает, — говорит Драко.       — Что конкретно он не делает? — спрашивает Гарри, решив, что устранение небольших электронных неполадок — это именно то, что ему сейчас нужно. Вероятно, ром и виски делают его слишком самоуверенным, но Драко не нужно этого знать.       Драко смотрит на него, в серых глазах ясно читается замешательство.       — Он ничего не делает. Человек в магазине дал мне пленку, чтобы я попробовал, и я вставил ее и сотворил заклинание, которое он мне показал, и все загорелось… а потом ничего не произошло.       Гарри кусает губу. Хмурится.       — Ну, похоже, он все же немного работает. Может быть, у тебя нет подходящего разъема для телевизора?       — Дело не в этом. У меня нет телевизора, — говорит Драко, снова глядя на свои пальцы. — Думаешь, у меня одна рука больше другой?       Гарри медленно качает головой, а затем снова закрывает лицо руками, ухмыляясь в шерсть свитера и кожу и растворяясь в беззвучном смехе. Он чувствует, как Драко впивается в него взглядом, но это не имеет значения, потому что он едва может дышать от нелепости всего этого.       — Ты смеешься надо мной, — сердито говорит Драко. — Я запрещаю тебе это.       Гарри смеется так сильно, что у него саднит в горле, и когда ему наконец удается встретиться взглядом с Драко, его лицо влажное и слишком горячее.       — Ты запрещаешь?       Драко дергается, а затем начинает поглаживать что-то у себя на коленях. Конечно же, Кен покинул безопасное пальто Гарри и перебежал на насест, который не вибрирует от смеха.       — Почему ты смеешься?       — Драко, чего ты ожидал от этой штуки? Что она спроецирует пленку в воздух? — спрашивает он, удивляясь, когда лицо Драко розовеет. — Тебе нужен телевизор, чтобы увидеть изображение.       Драко ерошит волосы, пока они не встают маленькими волнами.       — Откуда мне было это знать?       — Не знаю… магловедение?       — Я не проходил чертово магловедение, — мятежно говорит Драко. — Отец сказал, что это глупая тема, и я послушал его, а теперь выгляжу как идиот.       — Ты не идиот. Прости, — заверяет Гарри, внезапно охваченный чувством вины за то, что заставил Драко подумать об отце. Возможно, он давно умер, но он не забыт и служит наглядным напоминанием о тех временах, когда Гарри Поттер и Драко Малфой попросту не могли сидеть вдвоем в таком месте и пить кофе с алкоголем, не беспокоясь о мире.       Драко берет чашку и медленно пьет. Когда он ставит ее на блюдце, его лицо проясняется.       — Я знаю, о чем ты думаешь, и ты можешь остановиться. Иногда я бываю идиотом, и мне не повредит помнить об этом.       Гарри улыбается, скользя рукой по столу и касаясь кончиками пальцев Драко.       — Мы оба идиоты, — говорит он. — Слушай, почему бы тебе не принести свой VD-плеер ко мне, и мы заставим его работать? Я сделаю попкорн.       — И я не буду его красть, — говорит Драко. — Я очень хорошо веду себя на свиданиях. Не то чтобы я собирался быть твоим партнером. Просто буду там, у тебя дома. В то же время, что и ты. И угроза с вращающимися глазами. Ты хочешь забрать его?       Гарри принимает приятно теплого Кена и укладывает его в карман пальто. Он видел Драко пьяным достаточно раз, чтобы знать, что когда он начинает спотыкаться и переоценивать себя, ему пора домой. Поздравив себя с разумным решением, он встает на ноги и только немного пошатывается.       — Да ладно тебе. Мы оба слишком стары, чтобы рисковать пожалеть об этом утром.       — Ты стар, — бормочет Драко, но с трудом надевает пальто и следует за Гарри к двери.       — Да. Но сегодня я не получил ни одной совы о гребаных свиданиях, — говорит он, тыча Драко в грудь для выразительности и вкладывая в это слишком много силы. — Я на самом деле могу спокойно насладиться своим воскресным обедом.       — Прекрати, — говорит Драко, задыхаясь, когда ледяной воздух окутывает его и набрасывает шарф на лицо.       Гарри не поднимает головы и топает против ветра, направляясь в переулок. Если он просто соберется с мыслями еще несколько секунд, то сможет аппарировать домой, а если поторопится, то сможет оказаться под одеялами прежде, чем успеет почувствовать холод. К сожалению, переход от теплого и шумного к холодному и тихому, похоже, шокирует его организм, от чего приятное опьянение нарастает и превращается во что-то гораздо более убийственное. Голова кружится, он прислоняется к холодному кирпичу переулка и крепко держится, пока мир вокруг качается. Когда он открывает глаза, Драко внимательно наблюдает за ним, положив одну руку на плечо.       — Ты в порядке?       Гарри очень осторожно кивает. Он сосредотачивается на морозной земле и узоре на пальто Драко. Сделав медленный глубокий вдох, он встречается взглядом с Драко, и мир, кажется, замедляется. Все серебристо-яркое, знакомое и полное пьяной тревоги. Он улыбается.       — У тебя красивые глаза, — говорит он. — Но злая душа.       — Я не злой, — говорит Драко, и, боже, это почти обиженно. — Я хороший… Драко.       Гарри смеется. У него болит горло.       — Ты злой лучший друг.       — Сомневаюсь, что я чей-то лучший друг, — говорит Драко, и Гарри чувствует печаль в его голосе.       Ему едва удается удержаться, чтобы не встряхнуть его, вместо этого Гарри вздыхает:       — Ты мой лучший друг, придурок.       — Не будь идиотом, — говорит Драко. — Как же Грейнджер и Уизел?       — Гермиона и Рон, — очень осторожно говорит Гарри, — это семья. Это совсем другое. Перестань спорить со мной.       — Зачем ломать привычку всей жизни? — Драко смеется, крепко сжимая пальцы на руке Гарри.       — Не знаю, — говорит он, внезапно чувствуя тепло, несмотря на ледяной ветер. — Кажется, я пьян.       — Все в порядке, если пойдешь домой пешком? — спрашивает Драко. — Лучшие друзья не позволяют друг другу попадать в неприятные ситуации.       — И правда, — говорит Гарри немного слишком громко. — Но теперь у нас противоположные направления, да?       — Да. — Драко кивает и отпускает его руку. — Увидимся завтра?       — До завтра, — вторит Гарри, наблюдая, как Драко поднимает воротник и уходит в ночь.