Последний год

Марина набросила на спинку стула чёрные вельветовые брюки и свитер крупной вязки. Глянула за окно — не околеть бы в такую погодку. В ночь с тридцать первого на первое обещали снегопад и порывистый ветер. В коридоре раздался звонок в дверь. — Я открою! — крикнула девушка, пересекая прихожую. — Вечер добрый, — Леонид шагнул в квартиру, предварительно стряхнув с плеч снег. — С наступающим! — сказала Марина. — С наступающим, — улыбнулся ей Эмиль. — Матушке отдай, — Леонид протянул племяннице пакет с продуктами и алкоголем. В гостиной, куда прошли Леонид и Эмиль, во всю шла подготовка к празднеству. — Ох, вот и вы, — из-за раскладного стола-книжки вынырнул русоволосый мужчина и протянул ладонь для рукопожатия. Дмитрий, отец Марины, был совсем не похож ни на дочь, ни на двоюродного брата: светловолосый, кареглазый, с мягким взглядом. Он завёл разговор, спрашивая мужчин о новостях в школьной работе, когда в гостиную вошла женская половина дома. Марина намного больше взяла от матери — тихой женщины приятной азиатской внешности; цветом волос и глаз она пошла явно в неё. Эмиль, устроившись на диване, ловил перемежающиеся переглядки Марины и Лёни. Взгляд у них двоих был совершенно одинаковый: холодная серая сталь и до боли яркая искра в глазах прорезали нутро насквозь. И у обоих волосы цвета воронова крыла, падающие чёлкой на лоб и прикрытые глаза. «Акимовская порода», — так иногда выражался Леонид, цитируя своего дядю. Леонид много раз говорил, что надо бы съездить, навестить родственника. Эмиль видел его несколько раз на фотографиях: высокий, худощавый, лицо изрезано морщинами, а редкие, смолистого цвета волосы зачёсаны назад. И снова этот пронзительный взгляд, который невозможно ни с чем спутать. С дядей у Леонида были непростые отношения. Лишившись матери в совсем юном возрасте, он попал под его покровительство и теперь вспоминал об этих временах далеко не с теплотой: дядя не был щедр на приятные слова и семейные нежности. Однако если на первый взгляд могло показаться, что к подростковым годам он совсем пропал из жизни юного Лёни, это было не так: да, юноша был в основном предоставлен сам себе, но связи с дядей не разрывал. Именно поэтому в четырнадцать лет и решил внести изменения в свою жизнь. Безликое, незнакомое слово в графе «Отчество» в документах, бывшее чьим-то именем, ни о чём не говорило Лёне — он знать не знал, кто его отец, и сомневался, что его собственная мать сама когда-нибудь располагала достоверной информацией. Поэтому, как только пришло время подавать документы на паспорт, юноша взял отчество по имени дяди. Константин Палыч Акимов, грозный, хмурый человек, на новость о решении племянника только бросил: «Тьфу ты, мать твою за душу, ещё чё придумай», да дал лёгкий подзатыльник в качестве наказания за своеволие. Лёня понимал, что дяде никуда не въелось получить статус отца, да юноша и не собирался настаивать — к безотцовщине он привык с малых лет. Но как-никак он был самым близким для него человеком. Пусть это будет своеобразной данью уважения за потраченные на племянника годы и худо-бедное воспитание, решил Лёня. Теперь Константин Палыч жил в посёлке за сотню километров от города, и Эмиль часто слышал, как Леонид ходит по дому и тихо приговаривает: «К дядьке надо съездить, надо…», но ничего конкретного за этим не следовало. Да и о чём, собственно, им говорить? В память Леонида врезался образ неразговорчивого, едкого человека, которого побаивалась вся округа, а для дяди он наверняка остался всё тем же хмурым беспризорником. В Новый год у них обоих уж точно найдутся варианты поприятнее, нежели компания друг друга. Вечер проходил за разговорами о работе и планах на грядущий год. Марина слушала невнимательно, задумчиво поглядывая на медленно сменяющиеся цифры часов на экране телевизора. Когда родители девушки отлучились в кухню, Леонид вдруг спросил: — После двенадцати не боишься идти? Там столько бухих будет, огребёте ещё. Марина вскинула брови и ответила: — Мы аккуратно. Тем более, нас трое. — Трое? — взглянул на неё дядя. — Да, ещё Артём, — ответила Марина. Леонид слегка кивнул одобрительно — вот, мол, хорошо, хоть не наедине с Егоровым. Эмиль едва заметно ткнул его локтём и укоризненно улыбнулся уголками губ. Марина поднялась было из-за стола, когда Леонид сказал: — Стоять. Он выудил из внутреннего кармана пиджака небольшую коробочку и подошёл с ней к девушке. — С Новым годом. Коробочка оказалась в руках Марины, и девушка открыла её. Внутри на бархатной подстилке красовалась тонкая цепочка с подвеской в виде изящной буквы «А», заключённой в золотой обруч. — Ого, — улыбнулась Марина, — очень красиво. «А» — это типа по фамилии? — Типа того, — усмехнулся Леонид. — Носи на здоровье. — Спасибо, — девушка сверкнула мужчинам глазами и упорхнула в коридор. Леонид остался стоять возле проёма двери, и Эмиль поднялся и приблизился к нему. Капитан опёрся плечом о косяк и следил взглядом за тремя маячившими на кухне фигурами. Доносились обрывки разговора. Эмиль мягко обнял Леонида со спины и прижался щекой к его тёмной макушке. — Знаешь, — сказал он, — когда-нибудь я получу научную степень, заберу тебя, и мы уедем в какую-нибудь Германию доживать старость. Леонид только подавил смешок и снисходительно улыбнулся. — А что? — продолжал Эмиль. — Одним осенним днём женюсь на тебе, свадьба будет в светлых тонах, на открытом воздухе где-нибудь за городом. У нас будет двое детей и собака, и мы будем жить в типичном таунхаусе где-нибудь в пригороде Лейпцига. — Отличный план, господин учёный, — Леонид со вздохом упёрся затылком в плечо Эмиля. До Нового года пара минут. Шампанское в бокалах, играет музыка, все смеются и переглядываются. Девять, десять, одиннадцать… двенадцать! Под хоровое «С Новым годом!» раздаётся звон, и звучат поздравления и радостные возгласы. Леонид чокнулся бокалами с Эмилем, нежно ему улыбнувшись. Всё-таки лучший праздник — это тот, что проводишь с семьёй. — Я побегу, — Марина быстро чмокнула родителей в щёки и устремилась в свою комнату. Надела подготовленную одежду и взяла в руки два пакета — подарки для друзей, после чего, укутавшись по самое не хочу, выскользнула из квартиры, махнув гостям рукой на прощание. Небо светилось от непрекращающихся салютов; яркие цветы фейерверков рассыпались и таяли на тёмном полотне над головой. Тут и там звучали взрывы и хлопки. Марина преодолела двор и увидела вдалеке знакомую фигуру; Эдик махнул ей рукой. — С Новым годом! — воскликнула Марина, поравнявшись с юношей. Тот только кивнул и вдруг серьёзно и пронзительно взглянул на девушку. Марину охватило непонимание. Эдик без тени веселья сказал: — Артём не придёт.

***

Христина сидела на кровати в своей комнате, сложив ноги по-турецки. Она старалась отвлечься на соцсети, но громкие голоса, доносившиеся из коридора, не давали этого сделать. И снова скандал. Снова мать кричит на отца срывающимся голосом, потом захлопают двери или даже полетит посуда. Невероятно, как каждый год всё повторялось на удивление одинаково. Голоса стихли, грохнула входная дверь — отец ушёл. Всё так же, как всегда. Сейчас мать запрётся в гостиной и не выйдет до утра. О дочери ни один из родителей, как и ожидалось, даже не вспомнил. Хиса взглянула на экран смартфона — 23:57. По щекам одновременно скатились две горючие слезы. В груди растекалась липкая, горькая обида. Слёзы капнули на футболку. — С Новым годом, Хис, — прошептала девушка и всхлипнула, пряча лицо в ладони. Какая ужасная несправедливость, какая мерзкая реальность. Почему ей вдруг подумалось, что в этом году всё изменится? Что Новый год она отметит как обычный человек, в кругу семьи, а не у себя в комнате, задыхаясь от слёз обиды? В конце концов, отсутствие внимания родителей было в разы приятнее, нежели его присутствие. Хиса глянула на время, утёрла остатки слёз и стала решительно собираться. Да плевать на всех, на весь мир. Сейчас её на улице ждёт единственный в мире человек, на которого ей никогда не будет всё равно. Девушка выскользнула из комнаты и преодолела пустой коридор. Из-за дверей гостиной был слышен звук работающего телевизора. Хиса быстро оделась, чтобы не дай бог не пересечься в коридоре с матерью, и покинула квартиру. На улицах было людно, люди с семьями покинули квартиры, чтобы погулять и насладиться салютами. Хиса увидела, как ей навстречу двигается высокая фигура. — С Новым годом! — Хиса обвила руками шею Иры. — С Новым годом, — ответила та и заключила девушку в объятья. Хисе в одно мгновение стало так тепло и спокойно от нахождения Иры рядом. Один лишь факт того, что она просто была здесь, смог отогнать от девушки навязчивые мысли. — Держи, — Ира протянула Хисе тонкую палочку — бенгальский огонь. Чиркнув зажигалкой, Ира поднесла огонёк к своему бенгальскому огню — тот заискрил в то же мгновение, озаряя светом веснушчатое лицо девушки. Она прислонила огонь к огню Хисы, и тот тоже заискрил. Ростова заворожённо смотрела на разлетающиеся в стороны осколки света и думала о том, что ради таких моментов, наверное, и стоит жить.

***

Рома поморщился и открыл глаза — на стене играли вспышки света. Салюты, подумал юноша. Так и есть, его разбудили звуки взрывов, доносившиеся с улицы. В квартире же было тихо. Рома сел на диване; значит, уже Новый год. Он не в первый раз проводил так праздник. Мать уходила отмечать к сестре и её семье, а Роме особого удовольствия такой расклад не сулил, поэтому он оставался дома, дабы не портить настроение ни себе, ни другим. Боря обещал освободиться к часу ночи, и Рома стал вальяжно прохаживаться по комнате, собираясь. Мать вернётся на следующий день, а значит, можно погулять пару часов. Разрезая темноту дворов, Рома шёл, преодолевая дом за домом. Снег звонко хрустел под подошвами, а вокруг тут и там выстреливали фейерверки. Рома остановился перед знакомым подъездом и оперся спиной о фонарный столб — здесь в ноябре Боря поцеловал его. Приятные воспоминания заполнили голову. Из раздумий Рому выдернул звук открывающейся двери. Он поднял голову — Боря, от холода засунув руки в карманы, направлялся к нему. — С Новым годом, — улыбнулся он Роме. — С Новым, — ответил тот и оставил тёплый поцелуй на щеке парня. — Вот. Рома выудил из сумки прямоугольный свёрток и всучил Боре. Тот взглянул на него с интересом и развернул подарок. В свете фонаря блеснули буквы «Джек Лондон. Собрание сочинений». — Спасибо, — Боря смущённо улыбнулся. — У меня для тебя тоже кое-что есть. Он достал из внутреннего кармана плоскую коробочку квадратной формы и протянул Роме. Тот прочитал название сквозь прозрачный пластик — альбом группы Rammstein. — О, нифига себе, спасибо, — усмехнулся Рома и снова поцеловал парня в щёку. Кожу обдало горячим дыханием, и Боря покраснел ещё сильнее. — Как отметил? — Да обычно, — ответил Боря. — Посидели часик и разошлись. — А я даже не начинал, — усмехнулся Рома. Поэтому… — Он порылся в сумке и вытащил из неё бутылку шампанского. — …будем вместе отмечать. — Ром, я не пью, — улыбнулся Боря. — Да ладно, — недовольно хмыкнул тот, — даже в праздник? — Я боюсь последствий, — сказал Боря и почесал нос. — А я один как алкаш конченый буду, — проговорил Рома и пожал плечами. — Ладно, почапали. Он взял Борю за руку и, сцепив их пальцы в крепкий замок, направился к людной улице.

***

— Ты не дури, дай мне лучше этим говном заниматься, — крикнул Женя. — Да не кубаторь, я чё, безрукий по-твоему? — ответил ему Костя. Они стояли во дворе дома; Костя возился с римской свечой, втыкая её в сугроб, а Женя с Марком наблюдали чуть поодаль. — Щас бахнем парочку, тяпнем чего-нибудь горяченького, — Костя многозначительно подмигнул друзьям, — и по домам, а наутро к Сашке. — Во сколько электричка? — спросил Марк. — Часов в двенадцать, — ответил Женя. — Если проспимся, конечно. — Да куда ты денешься, — усмехнулся Костя. — Готовьтесь отбегать! Он протянул руку с зажигалкой к фитилю, а затем рванул прочь от сугроба. Парни отбежали на безопасное расстояние и стали ждать. — Если он щас в стороны разлетится… — начал было Женя, но закончить не успел. Из трубки вверх устремились красные стрелы, и через секунду в небе с треском распустились алые цветы. Друг за другом залпы расплёскивались над головами, через пару секунд тая без следа. — Ну, а ты барогозишь! — довольно проговорил Костя, глядя на плоды своих трудов. — Сашу бы сюда, — сказал Марк. — У меня ещё остались, завтра запустим, — успокоил его Спиваков. Воздух пах дымом. Подростки стояли, устремив взгляды в небо, туда, где алели искры фейерверка.

***

Рома с Борей шли по правой стороне проспекта, когда их окликнули со спины: — Эй, долговязые! Парни обернулись; к ним приближались Ира и Христина. — Привет, — сказал Рома. — С Новым годом, что ли. — Вам тоже дома не сидится? — ухмыльнулась Ира. — Да не говори, — ответил Рома. — Полвторого ночи, а я даже не пьяный. — Вот нашли проблему! — Хиса недовольно покривила губы. Посреди проходной улицы стоять было неудобно, поэтому Боря мотнул головой в сторону парка: — Пойдёмте хоть сядем. Четвёрка проследовала в глубь сквера; девушки устроились на скамейке, Боря — на каменном парапете, а Рома присел на корточки. — Я так понимаю, здесь все, кто родителям нахер не обломились в Новый год? — усмехнулся Рома. Остальные неловко кивнули. — Так, сразу, кто будет пить? Ира подняла руку и улыбнулась на недовольный взгляд Хисы. Рома снял фольгу с горлышка; негромко хлопнула пробка. — С Новым годом, — потряс бутылкой парень и сделал глоток. — Мы помним, чем прошлый раз закончился, — склонив голову, сказала Ира. — Если что, тебе, герой-любовник, ещё его домой тащить, — обратилась она к Боре, который тут же зарделся. — В смысле? — Хиса переводила недоумённый взгляд с одного собеседника на другого. — Вы же не… вы что, встречаетесь? — А то Ира тебе не рассказала, — недоверчиво произнёс Рома. Хиса вопросительно взглянула на Иру. Та лишь пожала плечами и многозначительно посмотрела на Рому, сказав: — Чужие секреты — не мои секреты. Хиса только удивлённо оглядывала их, после чего проговорила: — Это ж надо… — Тост родился сам собой, — поднимая бутылку, сказала Ира. — За любовь! Она сделала внушительный глоток алкоголя, после чего отдала бутылку Роме. Четверо подростков сидели в тускло освещённом парке, а вокруг взмывали в небо фейерверки.

***

Артём взглянул на время: до Нового года ещё два часа. Он приближался к до боли знакомому подъезду — именно здесь Аня поцеловала его. От одних воспоминаний руки начинали потеть, а сердце биться. Юношу душила ужасная неопределённость между ними; хотелось расставить все точки над «и». Артём шмыгнул в подъезд вслед за вошедшим мужчиной. Пролёт, ещё один, ещё. Наконец, нужная дверь. Юноша замешкался, а затем нажал на звонок. За дверью послышались шаги, но вопроса не последовало. «Глазок», — подумал Артём. Скрипнули замки, и дверь приоткрылась. — Привет, — Аня стояла на пороге и в лёгком непонимании смотрела на Артёма. Он заметил, что у девушки были распущены волосы. Такой домашней и, казалось, незащищённой он её никогда не видел. — Случилось что? — Нет, нет, всё хорошо, — Артём попытался улыбнуться, но улыбка вышла жалкой. — Проходи, — Аня впустила его в квартиру. — Я вот… мандарины принёс, — Артём протянул ей пакет. Аня всё так же недоумённо и недоверчиво оглядывала его, пытаясь понять, зачем он пришёл. Не сказать, что она была не рада компании Артёма, совсем даже наоборот, но слишком уж нервно он выглядел. Разувшись, Артём прошёл в квартиру. В гостиной он увидел накрытый стол с одним-единственным бокалом шампанского. В доме, судя по всему, никого больше не было. Ног вдруг что-то коснулось; Артём опустил глаза — серый маленький кот, тот самый, которого они вдвоём выручили в воскресный ноябрьский вечер, тёрся о ноги юноши. — Привет, давно не виделись, — Артём присел на корточки и коснулся ладонью головы кота. — Как ты его назвала? — он поднял вопросительный взгляд на Аню. — Армин, — ответила девушка. — Он очень ласковый оказался. Артём кивнул, а затем поднялся, спросив: — Ты одна? — Да. Отец в командировке, вернётся через несколько дней. Артём понимающе кивнул. — Я тоже один. Дедушка в деревне, а электрички сейчас не ходят. Он вдруг взглянул на Аню, а затем сказал: — Я хотел… Вот. С этими словами он аккуратно достал из рюкзака небольшой свёрток — букет белой гипсофилы. Аня теперь уже в полном недоумении приняла в руки подарок и спросила: — По какому поводу? — Да… повод, — Артём бегал глазами по стенам, столу и полу и не знал, куда деть руки. — Я, в общем… я много думал, ну… о нас… На этих словах он запнулся. Аня смотрела на него спокойно, и Артём продолжил: — Я хотел разобраться во всём, но слишком устал тянуть. Он вдруг схватил со стола бокал и выпил залпом всё содержимое. — Прости… прости за это, — сказал он, морщась. — В общем, я хотел спросить… ты бы хотела… стать моей девушкой? Артём замолчал, широко распахнув глаза, будто сам не верил в то, что сейчас сказал. Аня смотрела на него, не удивлённо, а, скорее, изучающе. — Прости, прости, это глупо… — Артём опустился на диван и обхватил голову руками, стараясь скрыть раскрасневшиеся щёки. — Это так глупо с моей стороны, я не хотел… — Артём. Парень замолчал, глядя в ноги Ане. Она вдруг опустилась и присела, уперев одно колено в пол, и заглянула в полное непонимания лицо Артёма. — Да. — Да? — сдавленным голосом переспросил он. — Да, — Аня склонила голову набок и улыбнулась, — я буду твоей девушкой. Сердце пропустило удар. Артём прерывисто выдохнул и снова закрыл лицо дрожащими от волнения руками. Это взаправду, или всё только ему снится? Вдруг на запястья легли чужие руки. Аня мягко отняла ладони Артёма от его лица и посмотрела в его глаза так спокойно и уверенно, что у парня окончательно сбилось дыхание. Аня аккуратно приложила ладони к щекам Артёма и подалась вперёд. В голову ударил одурманивающий запах девичьих волос; губ коснулись чужие мягкие губы. Захватывающее ощущение, которое Артём почти забыл, снова накатило со всех сторон. Сердце затрепетало, а чувства сделались материальными и забегали, запорхали внутри. Время плавилось под Аниными тёплыми пальцами и уже ничего не значило. Аня отстранилась, и Артём чуть исподлобья взглянул на неё. — Оставайся, — тихо сказала она, — отметим вместе. Приятное чувство, сладкое, как мёд, разлилось по венам. Артём кивнул: — Хорошо. Сейчас, я только… Он поднялся. Аня направилась к серванту и вынула из него ещё один бокал, а парень вышел в коридор. Открыл мессенджер и написал сообщение Эдику:

«Привет. Извини пожалуйста, но я сегодня не смогу. Передай Марине извинения»

Через минуту последовал ответ: «Блин, ладно, а чё такое» Артём вдохнул и напечатал:

«Я у Ани. Потом расскажу»

Он убрал телефон в карман джинс и заглянул в гостиную. По телевизору идёт «Ирония судьбы», сверкают гирлянды на шторах, а Аня стоит вполоборота и расставляет тарелки на столе. В тусклом свете она казалась такой родной, домашней и непринуждённой. Артём не смог подавить улыбку.

***

— Вот так, — сказал Эдик после того, как пересказал Марине их переписку с Артёмом. — Ни в жизнь бы не подумал. Они шли по заснеженной улице мимо горящих фонарей и громких людских компаний. — И что, думаешь, они теперь встречаются? — спросила Марина. — Всё может быть, — ответил Эдик. — А я хотела вас поздравлять, — девушка вдруг остановилась. — Значит, один принимать будешь. Она протянула ему небольшой пакет. Эдик заглянул в него — внутри лежала коробка с новыми беспроводными наушниками. — С Новым годом. — Ничё себе… Спасибо большое, — Эдик улыбнулся. — А это тебе. В руку Марины лёг увесистый пакет. Она взглянула на буквы на коробке — «Коньки хоккейные». — Эдик, ты чего, — проговорила она возбуждённо, — ну не стоило… — А ещё, — перебил её Эдик, — вот. Он достал из-за отворота куртки небольшой свёрток. Развернул его, вскинул руки — и вокруг шеи девушки обвился тёмно-красный шёлковый шарф. Эдик получше укутал Марину; та стояла, подняв на него серые глаза, и молча следила за его движениями. — С Новым годом, — и Эдик нежно улыбнулся.