Последний год

Двор школы гудел: его заполонили толпы детей всех возрастов. Сентябрьское солнце играло на их радостных лицах, а от обилия букетов цветов всех мыслимых и немыслимых раскрасок рябило в глазах. Над крыльцом растянулось яркое полотно с огромными буквами, гласившими: «Первый раз в первый класс!» Вокруг мелькали облака белых бантов в девичьих косичках и улыбчивые мальчишеские лица, поддразнивающие и смешащие друг друга. Громко играла музыка, возвещая о начале долгого, интересного для этих детей пути. Марк скользнул взглядом по надписи, висевшей над входной дверью: «Добро пожаловать в школу №104». Он чуть нервно вдохнул и последовал за шумной стайкой ребят, его будущими одноклассниками, в лица которых сейчас не было времени вглядываться. Всё завертелось так быстро, так непонятно и ново, а оттого безумно интересно и невероятно тревожно, что мальчик мог только плыть по течению, в толпе незнакомых детских лиц, ведомых молодой классной руководительницей, Надеждой Ивановной. Только её имя Марк успел запомнить, боясь отстать и потеряться в незнакомых стенах и море чужих голосов. Новоявленные школьники шумно галдели, а Марк глядел лишь в светловолосый затылок учительницы, безмолвно следуя за потоком. Неизвестные коридоры и двери мелькали мимо, и Бастрыкин думал: «Потом всё узнаю, потом запомню». Времени изучить здание школы будет предостаточно, а пока нужно добраться до класса. Чистый, новёхонько выкрашенный кабинет мгновенно заполнили первоклассники, смеясь на все лады. С доски и стен глядели яркие лозунги и портреты поэтов и писателей; парты стояли рядами, так и приглашая сесть. Марк, увидев, как одноклассники быстро рассаживаются, поспешил занять место и себе — он выбрал третью парту первого ряда, прямо у окна. Усевшись на стул, мальчик постарался унять быстрое сердцебиение. Нельзя сказать, что он был замкнутым, напротив, он всегда легко и быстро находил общий язык со сверстниками, но сейчас яркие эмоции от новой главы в его жизни не играли ему на руку. «Потом, позже», — всё думал Марк, пока что не осмеливаясь подойти ни к кому из новоиспечённых одноклассников. Чуть погодя он, конечно, познакомится со всеми; на это у него, по крайней мере, будет ещё уйма времени. Мальчик задумчиво разглядывал новую книжку с красноречивым названием «Азбука», когда вдруг услышал над собой: — Эй! Марк поднял голову и вмиг замер. Перед ним возвышался мальчишка, совсем такой же, как он, но в то же время совсем, совсем другой. Стриженые светлые волосы короткой чёлкой падали на лоб, чётко очерченные, тёмные, совсем не под стать волосам брови изламывались в заинтересованности, а под ними сверкали двумя огоньками светло-карие глаза. Губы застыли в яркой, словно предвкушающей чего-то ухмылке. — Тебя как звать? — продолжил весело парнишка. Марк не смог выдавить ни слова, всё ещё не в силах оторвать глаз от лица одноклассника. Что-то в нём щёлкнуло в момент, когда он встретился взглядом со смешливыми, но доброжелательными глазами. Ладони вмиг взмокли, а по затылку подобно заряду тока пробежались стайкой мурашки. — Ну ты чего, глухой? — скривился вдруг незнакомец. На Марка эта эмоция подействовала отрезвляюще; он выпал из своего секундного катарсиса и невпопад пробормотал: — П… привет. Мальчик, видимо, удовлетворённый тем, что собеседник его слышит, вновь улыбнулся и произнёс: — Меня Женя зовут. Он протянул ему свою ладошку, призывая к рукопожатию. Марк словно не понимал, чего от него хотят, но всё же неуверенно протянул руку в ответ. — А я Марк, — ответил он и коснулся Жениной ладони. Тот крепко схватил и потряс руку Бастрыкина, отчего сердце второго вдруг ёкнуло сильнее обыкновенного. — Я тут сяду? — не стирая с лица белозубой улыбки, спросил Женя. Марку этот вопрос показался совсем странным и неуместным. Он вдруг понял, что Женя мог совсем и не спрашивать, а просто занять место рядом, и Бастрыкин воспринял бы это, как само собой разумеющееся. — Конечно, — чуть отодвигая свой стул, ответил он. Так началась история дружбы взбалмошного, амбициозного Жени Кирсанова и его товарища, спокойного, рассудительного Марка Бастрыкина. Вернее сказать, дружбой это было только для одного человека. С детства Марк понимал, где-то на подкорке своего детского рассудка ощущал, что что-то в его жизни складывается не совсем так, как у других ребят. В детском саду, когда мальчишки дарили девочкам открытки, сделанные из цветной бумаги, Марк не понимал, зачем они это делают. Друзья объясняли ему, что так надо, когда девчонка нравится тебе, когда она красивая и добрая, и в такие моменты мальчик просто не знал, куда себя деть. Да, девочки были красивыми и добрыми, с ними было весело играть и разговаривать, но они… совсем Марку не нравились. Да и что вообще значит «нравиться»? В фильмах показывали, как люди обнимаются и прикасаются друг к другу губами, и Марк думал, что, наверное, это и значит «нравиться». Но во всех фильмах это всегда были мужчина и женщина, всегда всем мальчикам нравились девочки, а Марку — нет. В сказках говорилось о настоящей любви, о прекрасных принцессах и их суженых, предназначенных им судьбой, и мальчик уверился, что, должно быть, он просто ещё не встретил ту самую «суженую», ту самую особенную девочку, в которую влюбится с первого взгляда. Но годы шли, и, когда в шестом классе товарищи уже начали хвастаться первыми любовными похождениями, тем, что они «уже с девчонками обнимались», а кто-то даже успел поцеловаться, Марк всегда оставался сторонним слушателем, неспособным рассказать о чём-то подобном. Да и о чём было рассказывать, когда та самая «суженая», та самая эфемерная девчонка, представлявшаяся Марку в детстве, оказалась никакой не девчонкой, а самым обыкновенным мальчишкой, своевольным, хамоватым, но жадным до справедливости его одноклассником по имени Женька Кирсанов. «Да разве так бывает?» — спрашивал себя Марк на протяжении многих лет, и, как бы он не силился ответить «нет», собственные чувства всегда подсказывали верный вывод. Для Жени Марк стал другом с первого дня их знакомства, а для Марка Женя другом никогда не был. Мальчик боялся одного точного до ужаса слова, как огня, но всякий раз, когда в голове всплывало имя Жени, следом появлялось ещё одно, неумолимое в своей правоте, то самое слово: «люблю». Мысли о собственной неправильности, отрешённости от других снедали Марка многие годы, пока однажды он не увидел на просторах Интернета отрывок из какого-то фильма. В нём двое людей вели себя совсем так же, как и в других фильмах о любви: обнимались, говорили друг другу нежные слова, целовали в губы. Только вот это были не мужчина и женщина, а двое красивых юношей, совсем таких же, как Марк, лишь чуть постарше. Мальчик вдруг почувствовал страшное облегчение. Значит, не один он такой, значит, есть на свете любовь не только между мальчиками и девочками. Только вот почему он не слышал от других парней историй об их симпатии к таким же, как они? — Отойди! В следующую секунду Марк почувствовал сильный толчок в спину и, не удержавшись на ногах, свалился на старый паркет школьного коридора. Колени больно ударились о пол, и мальчик поднял полное непонимания лицо на обидчика. Над ним возвышался крепкий светловолосый парень, чьё лицо скривила гримаса гнева. Он стоял, молча глядя в испуганные глаза Марка. — Рома! — к хулигану со спины подбежал темноволосый высокий мальчик и взволнованно глянул тому в затылок. — Не видишь, что тут люди ходят? — не обращая внимания на возглас друга, процедил парень. — Чё ты встал посреди дороги? Марк растерянно переводил взгляд с одного мальчика на другого и не знал, что ответить. Он наверняка просто задумался и не заметил, как приблизились эти двое. Марк знал их — они учились в параллельном классе. Тот, что толкнул его, слыл редкостным нахалом и самодуром, второй же был тихим и незаметным. Бастрыкин подобрался и поспешил ответить: — Прости, я не увидел… — Так глаза разуй! — крикнул названный Ромой и угрожающе махнул рукой. Он вдруг уцепился взглядом за что-то на полу рядом с Марком. Тот взглянул вниз — вокруг него лежали выпавшие из рюкзака нотные листы. Марк поспешил сгрести их в кучу. — Ты чё, музыкант, значит? Бастрыкин вновь поднял глаза на Рому — последний его вопрос прозвучал как-то слишком угрожающе. На лице обидчика застыла хищная ухмылка; казалось, он лишь искал повод прикопаться ещё сильнее и вот-вот набросится на Марка с кулаками. — Отвали, паскуда! — вдруг услышал Марк и обернулся. К нему с другого конца коридора не бежал, а словно летел Женя, на чьём лице читался чистый в своей кошмарности гнев. Кирсанов выскочил между всё ещё сидевшим на полу Марком и Ромой, как солдат, закрывающий своим телом от пуль раненного товарища. Дальнейший диалог Марк слышал сквозь пелену; он увидел только, как Женя схватил Рому за отвороты рубашки, и они сцепились в предвкушении драки. Марк мгновенно вскочил и подхватил Женю под руки, пытаясь оторвать его от хулигана и предотвратить побоище. — Рома, успокойся! — Рому уже оттаскивал от Жени его темноволосый друг, отчаянно пытаясь до него достучаться. — Музыкант херов! — злобно прогремел Рома, пытаясь вырваться из крепкой хватки одноклассника, когда их с Женей всё же удалось расцепить. — Может, ты ещё и педик? Марк вздрогнул от больно полоснувшего слова и спрятал начинающее краснеть сквозь веснушки лицо за спину Жени. Тот дёрнулся сильнее навстречу Роме, но Марк удержал его и тихо проговорил: — Не надо. Женя вдруг внял его словам и послушался, сбавляя напор. — Один художник, другой музыкант, точно оба педики, — продолжал неистовствовать Рома. — Все вы, кто в искусстве типа, все такие. Марк вдруг взглянул на темноволосого мальчишку: тот смотрел Роме в затылок так напуганно и беспомощно, что, казалось, эти слова были обращены не к Жене и Марку, а к нему. Его лица Рома, к счастью, не видел. — Пошёл нахер, — процедил сквозь зубы Женя и отвернулся от Ромы. Того всё же удалось успокоить, и двоица ретировалась дальше по коридору. Женя опустился на пол и собрал разбросанные вокруг листы. — Я его отметелю, не сомневайся, — со злостью проговорил он, отдавая листы Марку. — Эта паскуда своё получит. — Всё нормально, Жень, не стоит, не обращай внимания, — уверял его Марк. Он поднял глаза и встретился взглядом с Женей. От прежнего гнева не осталось и следа: тот смотрел мягко, по-доброму, и — Марку на мгновение показалось — с нежностью. Но Женя лишь одобрительно похлопал друга по плечу, призывая подняться. В какой-то момент Марку показалось, что Женя может быть таким же, как он. Что, если случится чудо, и он полюбит друга в ответ? Ведь в фильмах и сказках людские чувства всегда были взаимны, и история кончалась на счастливой ноте, каким бы сложным не был путь к ней. Может быть, так случится и с ним? Но Марк понял, что чудес не бывает, что жизнь — не сказка и никакой не фильм, когда в жизни Жени и, соответственно, его, появилась одна деталь, которую никак не удавалось игнорировать. Имя ей было Марина Акимова. В пятом классе Женя заговорщицки спросил Марка, можно ли доверить ему секрет. Сердце того в мгновение ёкнуло, и он кивнул. Но секундная надежда была растоптана страшным вердиктом — Жене стала нравится Марина, красивая девочка-отличница, холодная и загадочная. Женя самозабвенно рассказывал о нежных чувствах к ней, каждым словом всё сильнее дробя сердце Марка, сам того не понимая. Марк даже не подозревал, что Женя может быть таким — слегка смущённым, трепетным и до ужаса влюблённым. Тогда-то он понял, что подобных чувств к нему Женя никогда не испытывал и не собирался, и это осознание втаптывало его душу куда-то вниз, прямо в преисподнюю. Марк участливо улыбался и кивал, подбадривая друга, когда сам готов был разрыдаться от несправедливости. Почему Марина? Чем она так очаровала Женю, так сильно вскружила ему голову? Неужели лишь тем, что она девчонка? Ведь она почти не разговаривала с ним, вела себя надменно и всегда держалась особняком. А он, Марк, был рядом с Женей с первого класса, с первого дня. Так почему она заслужила любви, а он — нет? Марк говорил себе не злиться на Марину, ведь она была здесь совершенно ни при чём. И он не злился. Ни на Марину, ни на Женю. В сердце осталась лишь тихая грусть, и Марк почти смирился со своей ролью вечного слушателя и наблюдателя. Но в седьмом классе, когда Женя осмелился признаться Марине и получил отказ, Марк почувствовал облегчение и… радость? Нет, ему вовсе не улыбалось смотреть на душевные терзания Жени от неразделённой любви, но в то же время какая-то часть его существа ликовала, ведь Женя не достался не оценившей его по достоинству Марине. Марк ненавидел себя за эти мысли, но и радость свою контролировать тоже не мог. Быть может, для него ещё не всё потеряно, хотя верилось в это слабо. За окном кружили белые спирали снежинок, опускаясь в слабом солнечном свете. За столом кипела работа — Женя активно строчил слово за словом, попутно возмущаясь и негодуя. — Кому этот проект нахер сдался? — злобно пробурчал он. — Не знаю, — пожал плечами Марк, сидевший рядом на стуле. Он вдруг понял, что опять засмотрелся на Женины пальцы, тонкие, изящно державшие ручку, словно кисть. — Съездили, называется, — продолжал возмущаться Женя. — На море посмотрели, ага. — Расскажи, кстати, как вообще прошло? — стараясь отвлечь его, спросил Марк. — Да я ж рассказывал, — отозвался Женя. — Приехали, на море сходили. Здоровое, конечно, ничё не скажешь. А потом Санька придумала петь. Видел бы ты, как мы там отжигали! — Женя откинулся на спинку стула со счастливой улыбкой, припоминая веселье южного вечера. Он встретился взглядом с глазами Марка, смотревшими понимающе, но чуть печально. — Прости, — он виновато почесал нос. — Да ничего, здорово, что вам было весело, — ответил Марк. — Артём, правда, под конец совсем раскис, но я так и не понял, что с ним, — хмуря брови, сказал Женя. — А остальные что? Марина, Эдик? — Марк вкрадчиво заглянул в лицо Кирсанова. — Не говори мне про этого мудака, — оскалился тот и снова склонился над записями. — Это ж надо, такой сукой быть. Марина с ним ещё носится. Знала бы она про своего ненаглядного Егорова, охренела бы. — Безответная любовь, она такая, — задумчиво произнёс Марк, говоря то ли о Марине, то ли о Жене, то ли о себе. — Ну, ты-то у нас ещё зелёный, радуйся, что к тебе это не относится, — снисходительно улыбнулся Женя, подобный наставнику, поучающему своего нерадивого ученика. — А тебе откуда знать? — с лёгкой обидой спросил Марк, не успев понять, что ляпнул. Женя вдруг отложил ручку и с полной заинтересованностью взглянул на Марка. — А вот отсюда поподробнее. — Да я пошутил, — неловко улыбнулся Марк, тщетно пытаясь оттеснить сказанное. — Не-не-не, не езди мне по ушам, — Женя уже хитро улыбался, — давай рассказывай. Сказал «а», говори «б». — Нечего рассказывать, Жень, — соврал Марк. — Тебе кто-то нравится? — продолжал настаивать Женя. Марк смолк, и Женя окончательно уверился в своей правоте. — Кто она? — Женя с азартом мягко толкнул Марка в плечо. По ушам странно и чуть неприятно полоснуло это «она». Какая к чёрту «она», когда вот он, этот самый человек, сидит прямо перед лицом. — Ну… один человек. — Дак кто? — напирал Женя. Он вдруг странно взглянул на Марка. — Санька что ли? — тихо спросил он. Марк встрепенулся и взмахнул руками: — Ну нет, конечно! — А кто? — Ты её не знаешь, — Марк дрогнул, произнеся неестественное «её». — Зовут как? — Света, — выпалил Марк первую несусветную чушь, пришедшую в голову. Какая ещё Света? Никакой Светы он в жизни не знал. Женя медленно отклонился на спинку и с интересом и гордостью посмотрел на друга. — И чё ты молчишь? — протянул он. — Я дак тебе сразу рассказал. Марк лишь неуверенно пожал плечами. — Ну ты ферзь, — усмехнулся Женя. — Шпион, натурально. И давно она тебе нравится, Света эта? — Где-то полгода, — продолжал врать Марк. — Откуда она хоть взялась? — Она из музыкалки, — ответил Марк. — Видимся иногда, не часто. — И чё, сильно нравится? Марк вдруг решил, что больше не будет врать, пусть Женю в этом рассказе и придётся заменить на неизвестную Свету. — Очень нравится. Прямо… до безумия. Не знаю, как объяснить. Она очень умная, обаятельная, может постоять за себя, и осадит, когда надо, и может быть очень милой и даже нежной. Но она не знает, что нравится мне. И лучше будет, если никогда не узнает. — Это почему? — вскинул брови Женя. — А вдруг, это взаимно? — Нет, не взаимно, — с печальной улыбкой покачал головой Марк. — Я знаю точно. — Откуда? — настаивал Женя. — У неё парень есть? — Нет. — Тогда всё на мази, — подбадривающе улыбнулся Женя. — Если не попробуешь, не узнаешь. — И что ты предлагаешь? — Признайся ей. Марк удивлённо взглянул на Женю. Тот говорил совершенно серьёзно, на лице не было и тени смеха. Женя как никто другой понимал его чувства, и Марк знал это. — И что я ей скажу? — То же самое, что сказал только что, — ответил Женя. — Что она умная, красивая, что ты её любишь, — Марк избегал этого слова, но из уст Жени оно прозвучало так естественно и просто, что казалось, иначе и сказать нельзя. — А потом, если она ответит взаимностью, поцелуешь, предложишь встречаться, а дальше по накатанной. — Поцелую? — нервно усмехнулся Марк, вспоминая, что речь идёт о Жене. — Ну да, — пожал плечами тот. — Я не умею, — робко признался Марк. Единственный поцелуй в его жизни случился с Женей на вечеринке, но всё произошло так быстро и внезапно, что Марк не успел ничего понять, а лишь остался неподвижной статуей, когда Женя льнул губами к его губам. Марк неоднократно мысленно возвращался к этому моменту, жалея, что не ответил, а просто бездействовал, пока Женя целовал его. — Это поправимо, — обыденно произнёс Женя. — Можем потренироваться, если хочешь. Марк остолбенел в ту же секунду, не в силах поверить в то, что только что услышал. Должно быть, Женя просто насмехается над ним. Но нет, Кирсанов был спокоен и до ужаса естественен. — Чего? — тихо переспросил Марк. — Не, если тебя коробит целоваться с парнями, без базара, — понимающе сказал Женя. — Нет! — вдруг воскликнул Марк, тут же поняв, что сделал это слишком эмоционально. — В смысле… ничего такого, мне… мне не принципиально. Марк чересчур нервно и наигранно бросил последнюю фразу, и Женя недоверчиво взглянул на него, но почти сразу же изменился в лице, вновь приняв наставнический вид. Он развернулся на стуле лицом к Марку и произнёс: — Так, ну давай. Что ты ей скажешь, когда будешь признаваться? Марк посмотрел Жене в глаза; тот ждал, пока он начнёт говорить. — Я… не знаю, — замялся Бастрыкин. — Соберись, — терпеливо произнёс Женя. — Представь, что она это я, и говори со мной, как будто с ней. Марк внутренне горько рассмеялся — представлять ему ничего и не нужно было. — Ладно, — выдохнул он, чувствуя, как руки начинает потряхивать. — Эм… Света, — обратился он незнакомым именем к Жене, — мне нужно сказать тебе кое-что. Женя не перебивал и терпеливо ждал следующих слов. Марк судорожно втянул воздух, понимая, что сейчас говорит напрямую с Женей, притворяясь, что обращается к несуществующей девочке. — В общем… ты мне очень нравишься. Уже довольно давно. Я люблю проводить с тобой время, разделять с тобой любые эмоции. Ты нравишься мне, когда злишься, когда смеёшься, когда тебе грустно, когда ты сонная после ночи долгой работы, когда задумчиво читаешь учебник. Я восхищаюсь твоим характером: ты сильная, самодостаточная, обаятельная, у тебя гордое, но доброе сердце. Я хочу, чтоб ты знала, что я испытываю к тебе самые тёплые чувства и хочу узнать, быть может, это взаимно. Марк замолчал, широко раскрытыми глазами глядя на Женю. Тот смотрел серьёзно и внимательно слушал, а затем произнёс: — Это взаимно. Ты мне тоже нравишься. Сердце у Марка дрогнуло от только что произнесённых и таких желанных слов. Он застыл, не в силах произнести ни звука, не до конца понимая, говорит ли он сейчас с Женей или со Светой. Кирсанов молчал и глядел ему прямо в глаза; напряжение нарастало. — Ну, дальше-то что? — вдруг вскинулся он, разгоняя секундную иллюзию. Марк вздрогнул и еле слышно пролепетал: — А дальше… я должен её поцеловать. — Так вперёд, — ответил Женя и вновь принял выжидающую позу. Где-то внутри груди сердце глухо ударилось о рёбра. Ноги едва заметно дрогнули, и Марк почувствовал, как всё тело сковали цепи страха перед неизвестностью. Сделав над собой усилие, он медленно наклонился к лицу Жени, так, что начал слышать его дыхание. Кирсанов же не дрогнул ни одной мышцой, глазами следя за движениями Марка. Под этим взглядом Марк чуть было не отшатнулся от него, но, решив, что пути назад нет, закрыл глаза и подался навстречу лицу Жени. Губы коснулись влажных, тёплых дружеских губ, и Марк еле удержался, чтобы не свалиться вниз со стула. Сердце вдруг сделало бешеный кульбит, а кислород в лёгких сжался до объёма мячика для настольного тенниса. Юноша не мог поверить, что спустя столько лет получил доступ к обожаемым губам, всегда близким, но в то же время таким далёким. Ощущение нереальности поглотило его полностью, и в мире осталось лишь тепло Жениных губ. Минутная эйфория вдруг развеялась, когда Кирсанов отстранил Марка за плечи и спокойно произнёс: — Херню делаешь. Марк взглянул на него: тот ничуть не изменился в лице, словно ничего сверхъестественного и не случилось. На секунду Марк наивно подумал, что сейчас всё произойдёт, как в фильмах о подростковой любви: Женя вдруг кинется ему на шею, заключит в крепкие объятья и поцелует, любовно и горячо. Но тут же он вспомнил: жизнь — не фильм, ведь Кирсанов продолжал сидеть неподвижно, абсолютно спокойный. — Ты, блин, целуй, а не просто прижимайся, — вдруг начал поучать его Женя, так, словно говорил о совершенно обыденных вещах. — А то жмёшься, жмёшься, а в итоге это не поцелуй, а лобызание какое-то. — Я не понимаю, — охрипшим голосом ответил Марк и тут же тихо откашлялся. — Да ёмаё, — Женя выпрямился и наклонился ближе. — Смотри. Он вдруг взял лицо Марка в ладони и, когда тот ещё не успел опомниться, склонился и мягко, но показательно настойчиво припал к его губам своими. Марк содрогнулся всем телом и собрал все силы, чтобы не обмякнуть в его руках. Женины губы двигались уверенно и смело, но без тени нежности, а так натренированно и прямо, словно он выполнял какое-то физическое упражнение, а не целовал человека. Его руки ни разу не дёрнулись, а дыхание не сбилось, будто он делал так каждый день и теперь просто демонстрировал свои умения Марку. У того не было сил думать об этом, потому что сквозь захлестнувшие чувства ни одна мысль не могла пробиться ему в мозг. Он просто отдал себя на откуп Жене, понимая, что воспротивиться ему не удастся ни в одном случае. Рассудок вернулся к Марку, когда он перестал ощущать тепло на своих губах. Открыв глаза, он увидел перед собой лицо Жени, непроницаемое и спокойное. — Вот так. Понял? — спросил он. Внутри горла вдруг начал образовываться ком, и Марк с трудом ответил: — Вроде да. — Ну всё, возьмёшь и повторишь со своей мадам, — легко произнёс Женя и поправил светлые пряди. Марк с незаметной для друга грустью взглянул на него и кивнул. Счастье, смешанное с разочарованием, текло по жилам, проникая в мозг. Мысленно отойдя от эмоционального эпизода, несмотря на то, что Кирсанов всего несколько минут назад долго целовал его, Марк с разрывающей горечью окончательно осознал — Женя не любил его в ответ. Его интонация, эмоции и действия, об этом кричало всё. Марк и раньше это понимал, но так упорно отказывался верить до конца. Вечер же у Жени дома изменил всё. Идя домой в потёмках, Марк твёрдо решил: он признается Жене во что бы то ни стало. Он устал держать чувства в себе, после стольких лет им требовался выход. Будь что будет, пусть Женя откажет ему, пусть посмотрит, как на умалишённого, не поймёт, не разделит его переживаний — всё равно. Пора расставить всё на свои места.