Right or wrong?

Когда Кацуки вспоминал о событиях во время течки Шото, ему казалось, что он тоже был под каким-то дурманом. В иные моменты он думал, что всё происходящее, — это просто сон, он скоро проснётся, и всё встанет на свои места, выяснится, что Тодороки никогда не терял память и это лишь плод воображения Бакуго, отразившийся в кошмарном сне. Время шло, а поиски преступника не двигались с места. Они с Шото даже не разговаривали. Кацуки узнавал о его самочувствии через Изуку, а сам, в свою очередь, отчитывался перед Энджи. Прошла ещё одна неделя. Их раны почти полностью зажили, и оба должны были вернуться на учёбу и стажировку, но больничный Тодороки продлили на неопределённый срок, в то время как Бакуго разрешили вернуться в строй. Страх, что Шото так ничего и не вспомнит, становился всё больше. Кацуки стоило серьёзно задуматься над тем, как заново добиться расположения его пары, чтобы иметь возможность помочь и поддержать. Без Тодороки патрулирование улиц казалось невероятно скучным. Большую часть времени в Мусутафу ничего не происходило, и теперь Бакуго не представлял, как можно было каждый день бродить по одним и тем же улицам в одиночку. В прошлом они не задумываясь подали заявку в одно агентство. Это было поразительно — они проводили вместе всё своё время, и на стажировке, и в общежитии, и им не надоедало. И речи не могло быть о том, чтобы отдохнуть друг от друга. Это была самая крепкая связь за всю жизнь обоих. Вспоминая об этом, Кацуки убеждался в том, что не мог подвести свою пару. Только закончив патрулирование, он решил заскочить в одно место по пути в общежитие. В больнице у матери Шото он был несколько раз. Рей прекрасно знала, кто он и кем приходился её сыну, поэтому вовсе не удивилась его визиту. — Здравствуй, Бакуго-кун, — она радостно улыбнулась и поднялась со стула, чтобы обнять гостя. — Вы с Шото давно не заходили. Наверное, были очень заняты. Приобняв женщину, Бакуго сел на край кровати, положив на стол коробку печенья. — Мои любимые. Ты знаешь, как обрадовать женщину, — присев рядом с ним, Рей положила ладони на колени. — Рассказывай. Как твои дела? Как Шото? Она либо не придавала вида тому, что Кацуки впервые появился тут один, либо действительно не была удивлена. — Всё в порядке. Шото хорошо себя чувствует, но в последней стычке с преступниками он потерял память, — встретившись с обеспокоенным взглядом Рей, Бакуго поспешил её успокоить, — ничего непоправимого не случилось. Он не помнит последние два года. Сейчас он просто не хочет общаться с людьми и вернулся к ненависти к своему папаше. — Ох. Тебе, наверное, очень тяжело сейчас, Бакуго-кун. Ты говорил с Шото? — Да. Он не хочет со мной говорить, потому что сравнивает меня со своим ублюдком отцом. — Какой ужас. Это ведь моя вина. Мало того, что я не смогла дать своему сыну нормальное детство, так ещё и подала ужасный пример семейных отношений. Он не прав, Бакуго-кун. Я очень рада, что у моего сына есть такой человек, как ты. Рей была невероятной. В ней было так много света, потому Кацуки не удивлялся, как легко она дала себя сломить. Она кардинально отличалась от его матери, и в какой-то степени ему нравилось проводить здесь время. Ему не слишком симпатизировали слабые люди, но Рей всегда относилась к нему с теплом и очень обрадовалась, узнав об отношениях с её сыном. — Я хочу привезти его к вам, но вы должны быть готовы к его холоду. Он любит вас. Может быть, вы сможете ему помочь. — Конечно. Я сделаю всё, что в моих силах. Глядя на белые стены больничной палаты, Бакуго позволил Рей положить ладонь на своё плечо. Он верил, что сумеет достучаться до Тодороки, и был не один в своём стремлении. Какое-то время он ещё говорил с женщиной о последних новостях и всяких мелочах, пока медсестра не сообщила им, что часы посещения закончены. Вернувшись в общежитие, Кацуки сразу же заметил, что что-то было не так. Из гостиной и кухни доносилось слишком много голосов, непривычно много. Оказавшись в общей комнате, он чуть не напоролся на девушку с лианами вместо волос. Бакуго не знал её имени, но помнил, что она училась в Б классе. Она устояла на месте, неловко хихикнула и, извинившись, поспешила скрыться. Выискав в толпе светлую голову с неизменной чёрной молнией на боку, он оттащил Каминари в угол. — Что это за сборище? — потребовав объяснения, он махнул рукой в сторону гостей. Два параллельных класса собрались в их общежитии, словно жили здесь всегда и каждый вечер собирались здесь такой объёмной компанией. Рассортировавшись по кучкам, ученики общались друг с другом. Кто-то переговаривался спокойно, а другие вели очень активные диалоги, перекрикивая друг друга. — У нас тусовка. Расслабься, Кач-чан. Айзава-сенсей разрешил, — Денки хлопнул друга по плечу. Вероятно, ему не стоило слушать Каминари, и лучше бы подняться в свою комнату и забыть об этом нелепом мероприятии, но сейчас Кацуки как никогда раньше был уязвим, поэтому предпочёл остаться в обществе друзей, даже несмотря на огромную и шумную компанию. Киришима и Ашидо нашлись очень быстро. Окружив Бакуго, они увлекли друга в разговор. К ним пару раз пытались прибиться ученики из параллели, но Кацуки не давал им и шанса на нормальный разговор, раздражаясь за долю секунды. Несмотря на то, что он признал, что нуждается в поддержке, он не был готов подпускать к себе новых людей, даже если был заведомо с ними знаком. Через какое-то время Каминари отбился от их компании, чтобы оказаться рядом со скучающим Шинсо. Тот явно не был в восторге от вечеринки и почти все время разглядывал что-то в экране смартфона. Неизвестно было, зачем он вообще пришёл, если ему было так скучно. — У этого шабаша есть какой-то повод? — поинтересовался Кацуки. Они втроём неприкрыто наблюдали за действиями Денки. Тот запрыгнул на подоконник, облюбованный Шинсо, и сел рядом. — Повод прямо перед тобой, — широко улыбнулась Мина. — Пикачу всё это устроил? — уточнил Бакуго. — Чтобы потусить с этим фриком? — Эй, бро, мы не осуждаем вкусы друг друга, — встрял Киришима. Кацуки лишь хмыкнул в ответ. Каминари основательно подготовился для обычного и случайного свидания. В зале стояли колонки с доносившейся оттуда музыкой. Стол на кухне был заполнен всякой едой. Её было так много, что хватало на всех и оставалось с запасом. В конце концов, Денки уговорил всех прийти на его тусу, в том числе каким-то образом уломал Айзаву дать разрешение собрать столько народа. Тем временем Шинсо протянул Каминари один наушник. — Они будут слушать музыку Шинсо, хотя Каминари так долго составлял плейлист для этого вечера, — растерянно произнёс Эйджиро. — Здесь ужасно шумно. Могли бы найти место получше, чтобы послушать музыку, — скривился Кацуки. — Это же так романтично, — перебила его Мина. — Здесь столько народа, но им всё равно. Как будто в этом мире есть только они двое. Бакуго не стал продолжать спорить. Он прекрасно понимал чувство, описанное подругой, потому что сам его испытывал. Тодороки нигде не было. Вероятно, он решил пропустить тусовку и не принимать в ней участие. В какой-то степени Кацуки даже был рад этому. Видеть его и игнорировать становилось всё сложнее с каждым днём. Прошло уже две недели с момента, как Шото лишился памяти, две недели разлада между ними. Как только Каминари поймал их любопытные взгляды, сморщил лицо и, незаметно от Хитоши, махнул на них рукой, намекая отвернуться. Решив не смущать друга, Бакуго действительно повернулся. Как вдруг увидел Тодороки в дверях гостиной. Всё пошло крахом. Весь день он убеждал себя в том, что их разлука недолговечна, и он сможет спокойно перетерпеть, но стоило ему просто увидеть Шото, как внутри всё переворачивалось от невероятной тоски. — Блять, — тихо выругался Кацуки и поспешил отвести взгляд от своей пары. В один момент вечер стал гораздо напряжённее. — Что за собрание трезвенников? На любой тусовке должно быть бухло. — Сенсей не согласился бы, — объяснил Киришима. — Ты же будущий герой, Бакуго. Как и все присутствующие. Мы не должны напиваться, как самые обычные малолетки, — Мина широко улыбнулась. В своей компании они не раз давили банки с пивом, порой даже в большом количестве, и либо слова Ашидо были чистейшим лицемерием, либо она, как обычно, издевалась. Второй вариант был более вероятным. — Иди к чёрту, — кратко ответил Бакуго. Тодороки, кажется, спустился просто попить воды или вроде того. Вынырнув из кухни, он уже собирался подняться наверх, как вдруг оказался перехвачен Мономой. Кацуки следил за их движениями, не прерывая разговор с друзьями. Кто угодно, но не чёртов Нейто. Хотя Шото в любом случае не подпускал к себе практически никого. В ближайшее время он должен был отвернуться от нежеланного собеседника. Прошла минута, и Монома повёл Тодороки в гостиную. Заметив своего наблюдателя, он скривил губы в усмешке, глядя прямо на Кацуки. — Ублюдок, — чуть ли не прорычал тот, но не сдвинулся с места, несмотря на огромное желание проехаться кулаком по лицу придурка. Он не должен был предстать в глазах Шото ограниченным во взглядах альфой, который ограничивает свою пару в общении с другими. На самом деле, Бакуго не был ревнивым. Он никогда не оспаривал круг общения Тодороки. Тот общался как с омегами, так и с альфами, потому что они доверяли друг другу. Для обоих не было никакого смысла в романтической близости с другими людьми, потому что их связь была незаменимой для обоих. На данный момент проблема заключалась не в ревности, а в том, какую мерзость Нейто мог сказать Шото. Прислушиваясь к их разговору, Кацуки не мог толком что-то расслышать. Эти двое заняли место в свободном углу, негромко переговариваясь. Бакуго едва сдерживал взрывы на кончиках пальцев от злости. Он не знал, что такого Монома мог наплести Тодороки, что тот заинтересовался и пошёл на контакт. Остатки его терпения рассеялись, и он держался на одной силе воли. Слова друзей теперь пролетали мимо. Он был невероятно зол. Если бы кто-нибудь ещё попытался с ним заговорить, вероятно, он бы врезал этому человеку не задумываясь. Всеми силами Кацуки старался переключить внимание на что-нибудь другое, но проблема была в том, что он не выдерживал. Ему было тяжело без Шото, без их разговоров, подколов, прогулок и просто совместного времяпровождения. Он настолько сильно привязался к омеге, что было страшно это осознавать. Монома не прекращал широко улыбаться и активно жестикулировал, не переставая о чём-то рассказывать. По лицу Тодороки невозможно было определить, было ему интересно или нет, но он упорно продолжал слушать своего собеседника, местами вставляя реплики. Бакуго начинал ненавидеть Каминари за то, что тот организовал эту тусовку. К слову, тот беззаботно болтал ногами, сидя на подоконнике, привалившись к боку Шинсо и схватив его за руку — вот кому счастье перепало. Резко отвернувшись от них, Кацуки вернул взгляд Шото. Неизвестно, сколько времени он вот так глупо простоял, наблюдая за новоиспечёнными приятелями, пока не произошло это. Финиш. Завершение спектакля. Бакуго замер, неспособный сдвинуться с места, даже вдохнуть полной грудью. Его будто парализовало, а все органы дали сбой. На лице застыл ужас. Монома целовал Тодороки, сжимая его талию в своих руках. Шото вцепился в его предплечья, но не стремился оттолкнуть; отзывался на поцелуй, будто действительно этого хотел. Возможно, он правда хотел. Это было чертовски подло. Шото не хотел даже общаться с Кацуки, в то время как готов был целоваться с Нейто через несколько минут разговора. Бакуго не мог толком отреагировать на происходящее. Он мог подойти к этим двоим с претензией, мог просто подняться к себе, мог просто отвернуться, но вместо этого продолжал стоять на месте и смотрел, впитывая всё больше горечи. Это было неправильно, отвратительно. Очередное доказательство того, что Тодороки было всё равно. Неизвестно откуда материализовавшаяся Мина схватила Моному за плечо, резко оттащила его назад и вскрикнула: — Паршивец, ты же знал, что у Тодороки-куна есть пара. Замахнувшись, она прописала Нейто крепкий удар по лицу. Никто не успел отреагировать. На них стали обращать внимание обеспокоенные ученики, неуверенные, на чью сторону должны встать. Не удержавшись на ногах, Монома свалился на пол. Киришима успел подскочить раньше остальных и придержал подругу за плечи, ведь та уже занесла ногу для следующего удара. — Как ты мог так поступить, Тодороки-кун? — она продолжала возмущаться. — Ты же знаешь, что Бакуго любит тебя больше жизни! Ты представляешь, как ему больно? Идиот, подумай о ком-то, кроме себя. — Тебе напомнить, что он не собственность Бакуго? — встрял Нейто, поднявшись с пола. Его нос выглядел непривычно криво, а по подбородку размазалась кровь, стекающая с носа. Шото молчал, не реагируя на перепалку, разрастающуюся из-за него. Кацуки предпочёл бы, чтобы всего этого переполоха вообще не было, но по всей видимости, внутри Мины взыграла справедливость, и она не смогла продолжать смотреть на развернувшуюся катастрофу. — Он может делать то, что захочет. А сейчас он хочет меня, — сломанный нос не мешал Мономе язвить. — Бред, — пробормотал Бакуго. Ему удалось взять себя в руки и сдвинуться с места. Сжав зубы и сдерживая рвущиеся наружу эмоции, он поспешил скрыться в лифте, игнорируя поднявшийся ажиотаж. Ему тяжело было поверить, что подобное произошло с ним. С кем угодно, но не с ним, — он так любил Шото, что даже думать не мог представлять кого-то на его месте, чтобы испытывать такие же чувства к кому-то другому. Он привык чувствовать ответную любовь и не рассчитывал, что что-нибудь может поменяться, но их отношения покатились к чёрту из-за вмешательства чужого квирка. Оказавшись в своей комнате, Бакуго прижался спиной к двери, скатился вниз и осел на пол. Он не мог предъявить что-то своей паре, так как тот довольно ясно дал понять, что ему не нужен контроль альфы, что между ними ничего нет. Тодороки не нуждался в отношениях, но это не значило, что он собирался отказываться от случайных связей с альфами. Он мог целоваться с Нейто, и Кацуки никак не мог повлиять на это. С этим невозможно было справиться. Бакуго ощущал физическую боль в груди и висках. Ему хотелось исчезнуть, прекратить бороться и верить, что всё наладится, что их отношения придут в норму и всё будет как раньше. Уткнувшись лицом в согнутые колени, он позволил себе заплакать. Слёзы катились по щекам, демонстрируя его слабость во всей красе. Ему оставалось лишь беспомощно сжимать кулаки и сокрушаться из-за своего бессилия. Его телефон трещал от прихода новых сообщений. Никто не решался подняться к нему лично, но это не значило, что его друзья не волновались. Однако, сейчас ему было не до них. Боль заполонила собой всё: и тело, и разум. Кацуки до боли кусал губы. Щёки и ткань брюк были мокрыми от слёз. — Может, ты и прав. Зачем тебе такой слабак? — надломленно произнёс он, мысленно обращаясь к Шото. — Но тебе было хорошо со мной. Я не могу оставить тебя. Ты бы поступил так же на моём месте. К моменту, когда у него основательно затекли ноги, Бакуго поднялся с пола, придерживаясь за стену. На негнущихся ногах он добрался до кровати и рухнул на неё ничком. Сон пришёл быстро. Кацуки даже не снял уличную одежду. Его организм нуждался в отдыхе.