Все началось с одной жалкой пуговки

      В жизни я ни разу не видела до потери сознания упившихся людей, но, припомнив немногочисленные сцены из фильмов, вложила в создаваемый образ всю прилежность бывшей отличницы. Развалившись поперек сидений, я свесила левую руку, пальцы коей сжимали горлышко «початой» (на деле — всего лишь открытой да поделившейся частью содержимого с асфальтом) бутылки дешевой текилы. Реалистичности ради уперла ее донышком в пол вагона: не смогла же бы в отключке на весу ее держать. Левая нога тоже не касалась сидений, согнутая в колене, неуверенно стоящая на каблуке, словно я отрубилась, так и не завершив попытку подняться и выйти на нужной станции. Молния держалась за один лишь «док», топ был раскрыт, и груди развалились поверх краев ткани. Взлохмаченная, чуть надушенная текилой, с разведенными ногами, по-прежнему без белья, я лежала в пустом вагоне ночной электрички и ждала свою награду — свое «наказание»; томление заставляло течь от предвкушения и фантазий сильней, смазка прочертила блестящую полосу меж стиснутых сиденьем ягодиц и впитывалась в юбку. Пара окон была приоткрыта, и бродящий по вагону сквозняк бодряще холодил бедра да половые губы, как если бы кто-то глубоко дышал, готовясь впервые коснуться языком моей киски…       Поезд замедлялся. Воздух затихал. Текила в темном стекле качнулась, двери разъехались. Через секцию от меня, в средний проход, ввалилась гогочущая компания из четырех, а может, и больше, мужчин. Страх всколыхнул сердцебиение, но, не выпадая из образа, я с тихим пьяным-сонным мычанием отвернула лицо к спинке из ледяного кожзама. Я рассчитывала на одного участника этого иммерсивного представления; жутко представить, что способна придумать, сотворить со мной поддатая толпа! — почему ж от мысли об этом я чувствую себя так сладко?..       — Это… че, девка?.. — вырвал меня хриплый голос из внутреннего монолога. Группа незнакомцев затихла на секунду, растянувшуюся для меня чудовищно, мурашками объявшую все тело целиком!.. Мне страшно — мне действительно страшно!.. Одно дело — поддаваться фантазиям, игре с одним-единственным незнакомцем… но сейчас, по мере приближения чужих шагов, я ощущала себя птахой, самолично загнавшей себя в окружение голодных сноровистых дворовых котов. — Бля, охуеть!.. — задвигались длинные тени надо мною.       — Пха, настолько бухая!..       — Пиздец какая оторва!..       — …Ей вообще поебать, кто рядом. Еще и без трусов — поебалась где-то на славу!..       — Чем ужралась-то хоть, — полюбопытствовал кто-то, и стекло вытянули из моих подрагивающих на нервах пальцев.       — Ты че, будешь это пить?..       — Фу, чувак, серьезно?.. Ты ж не знаешь, че она с этой бутылкой делала…       Внемую захлебывающееся паникой сознание погрузилось в их пустой диалог спасения ради, как вдруг горячая сухая ладонь твердо приземлилась мне на бедро. Ноющий от страха с момента появления «хищников» сфинктер уретры не выдержал: внутренне крича от стыда, я позволила обжигающе сильному жару начать распространяться меж расставленных ног, растекаться по юбке и сиденью…       — Блять, она обоссалась! — расхохотался один, и его гогот поддержали приятели. Нестерпимый стыд бился жаром на раскрасневшихся щеках, уши пылали! Уж точно не так я себе представляла реализацию долгожданной сексуальной фантазии…       — Ты че делаешь? — озадачился другой за секунду до того, как хватка сомкнулась на моих лодыжках и продолжающее изображать полнейшее бессилие тело грузно съехало с обмоченного сиденья на пол. Если б не чей-то ботинок, на который приземлился мой затылок, ударилась бы головой до искр из глаз. — Бля, ты кретин? Девку не поломай…       — Нельзя же ее оставлять в луже лежать! — Но в голосе его не было ни намека на услужливость, только ехидство да плотский интерес. Совершенно сбитая происходящим с толку, я умудрилась на самом деле позабыть, что все это время лишь изображала невозможность шевельнуться, — ощущала себя взаправду запертой в теле, кое вот-вот примутся грязно истязать… Боковая застежка юбки сдалась без боя, сырая ткань мерзко плюхнулась поодаль. Голой кожей я касалась холодного пола, пульсирующую от нетерпения киску подставила под жадные взгляды и сквозняк давно ожившего, гремящего поезда. — Дай-ка бутылку сюда.       Текила булькнула надо мной — практически ледяной алкоголь бурной струей полился на лобок! — ручьи с коего омывали половые губы и ягодицы. Не имея столько выдержки, я застонала от обрушившегося на меня жидкого льда; текила плеснулась на лицо, попала в нос при вдохе, и я закашлялась.       — Смотри-ка, в себя приходит!       Я не знала, как себя вести, потому глаз так и не открыла, продолжила лежать, уронив голову набок.       — Эй! Пьянчужка! — рассмеялся один из них и играючи шлепнул меня по груди вместо отрезвляющей пощечины. Остальные тоже засмеялись. Не слишком естественно. Напряжение нарастало, воздух можно было резать ножом: все прекрасно понимали, к чему идет дело, но никто не хотел набрасываться сходу, ситуацию нужно было к пику подвести, чтобы виновата во всем была я, «сама напросилась». — С умением пить не повезло, а вот с сиськами — еще как! Хвастается, небось! — Новый шлепок: грудь колыхнула вторую. Для симметричности ладонь уделила внимание и той — маятник снова сработал. Гиены глумились; горлышко опустевшей бутылки медленно, с уверенным нажимом, скользило вверх-вниз меж половых губ, задевало набухший клитор, всякий раз впускало его внутрь себя, увы, без надежды на вакуум. И все же давление, скольжение, быстро остывающая легкая боль поверх кожи груди вытянули из моих чуть разомкнутых губ плачевный стон.       — Да она кайфует!       — Какая блядь, — с благодарным судьбе восхищением протянул кто-то.       — Подержите-ка ноги: сейчас шлюхе сделаем еще приятнее…       Четыре руки ухватились за пышные бедра, притянули колени к груди, кою мяли уже вдвоем — да сколько же их, пятеро?!.. Стекло все быстрее ходило от клитора ко входу во влагалище, собирало с нимф смазку, давило до саднящей боли на вход, но внезапно намеренно проскочило мимо и спирально вкрутилось в анус, мгновенно расширило его!       — Только не туда! — опомнилась я, приподнявшись на лопатки, впервые разлепившая веки. Незнакомцев действительно было пятеро. Мявший мою правую грудь тотчас зажал мне рот рукой, голову опрокинул обратно затылком на пол. Остальные рассмеялись; левый сосок погрузился в горячий влажный рот; бутылка вошла глубже. Горлышко расширялось резко, так что целиком они засунуть ее все равно не смогут, утешала я себя, мыча в ладонь под нарастающий темп вертящейся то влево, то вправо, разъебывающей мою задницу бутылки…       — Давай-ка сама, — издевательски проговорил убравший руку от моего рта. Стремительно теряющая способность мыслить под напором усложняющихся ласк (пальцы принялись тереть клитор, резко врываться во влагалище, попеременно и грубо), я не понимала, о чем он, чего хочет от меня, пока он, сжимающий, приподнимающий мою правую грудь, не подтянул ее ближе к моему лицу. — Не строй из себя целку: у тебя огромные дойки — ты точно сосала их, ебя дилдаком свою киску. Вперед!       Сосок уткнулся в губы, и, выдыхая стоны унижения и наслаждения, я высунула язык, облизала его вкруговую… Я никогда этого не делала: это извращенно и неправильно… И потому, едва начав сосать, я разразилась очередным громким стоном. Стыд опускал мои веки, но я сопротивлялась ему изо всех сил и вполне успешно: я хотела видеть ликующие лица незнакомцев, наблюдающих за тем, как я жадно сосу собственную грудь, порой прерываясь на ласки языком — снаружи рта, чтобы показать все им; я тонула в удовольствие от лицезрения того, как совершенно чужие мне руки проникают в мою дырку, вталкивают раз за разом бутылку в уже расслабившуюся, научившуюся получать от этого кайф, задницу. Принудивший меня к играм с грудью расстегнул штаны, подсев к самому уху. Его узкий член мазнул по щеке, нить предэякулята протянулась до спутанной пряди волос у виска. Без лишних слов он повернул мою голову набок, в кольцо губ просунул головку — и пропихнул член до самого горла. Я поперхнулась стоном и слюной, дернулась в путах из мужских рук, зрение размылось от слез. Он двигался жестко, как следующая программе секс-машина, просто не способная обратить внимание на то, что убивает — душит — человека. Мое паникующее лицо от трех прочих насильников скрыла фигура второго: встав на колени над моим животом, он тесно сдвинул груди, зажал ими быстро бьющийся взад-вперед член. За его спиной зазвенела покатившаяся по полу бутылка. Руки неизменно каменно, до следов на коже, держали мои ноги; горячая мягкая плоть заскользила по щедро увлажненным нимфам. Вот и оно: сейчас меня изнасилуют… будут ебать меня по очереди во все дырки, сколько бы ни кричала, сколько б ни пыталась сопротивляться…       Член вошел в пизду легко, расслабленную пальцами. Напористо протиснулся до предела, прежде чем податься назад и со всей силы рвануть вновь вперед. Мое горло освободилось, не рот, что позволило голосу снова и снова срываться в приглушенном полукрике, пока уздечка скользила по языку. Окончательно утратив самосознание, я сосала усиленно, аж втягивались щеки, рьяно двигала по короне головки языком. Опять член толкнулся к горлу, однако я смогла чуть отклониться, так что сперма покрыла корень языка. Горечь ударила по рецепторам; с влажным хлюпающим звуком мой рот опустел, но рука второго вцепилась в волосы, голову повернули рывком, аж до выстрела в шее, и насадили на следующий член, перемазавший ранее предэякулятом ложбинку груди.       — Щелка — сказка… — почти прорычал по-звериному бойко вбивающийся в киску, вовсю текущую, развязно хлюпающую через раз. Ноги, удерживаемые ожидающими своей очереди, нещадно дрожали. Оргазм приближался неспешно — и все же многометровой волной, способной смыть жалкие остатки «Я» в моей голове… Однако член разочаровывающе вышел из чуть онемевшей дырки; наружу, к анусу, потекла сперма.       От шума крови в ушах я плохо различала их реплики. Одурманенную, меня поставили на колени, сорвали с плеч и спины топ. Поддерживаемая под плечи — управляемая другими, — я забралась на лежащего на полу, на того, кому так и не дососала. Не шибко джентельменский толчок в спину повалил меня грудью ему на лицо, и язык сразу же начал дразнить сведенные вместе соски. Его же член наполовину заполнил влагалище, кто-то потянул за шею назад, насадил до предела, до самых яиц; посасываемая грудь натянулась и под влажный причмок рассталась с губами и колкой щетиной вокруг них.       — Пусть сука скачет?       — Секунду, — ухмыльнулся голос позади. Головка второго члена очертила анус, надавила и с тянущей болью стала продвигаться внутри.       — О черт… — обронила я, сиюсекундно обхватываемая сзади предплечьем за горло. — Больно!..       — Потерпишь, если хочешь член. — Он не душил, но держал за шею крепко. Беспомощно, я шумно выдыхала воздух, готовый подмениться стонами — сделавший это, когда бедра держащего меня быстро задвигались, а шепот ошпарил ухо: — Хочу увидеть, как из твоей разъебанной жопы вытекает конча…       Его толчки заставляли мое тело по инерции скакать на члене лежащего. Руки последнего то стискивали, мяли мою грудь, то тянули за соски: из-за скачков казалось, что меня не только ебут, используют как вещь, но теперь еще и доят — насмехаются, обращаются как с животным. Уже раз кончивший в меня расположился на сиденье напротив — с телефоном, камерой направленным на словно вырванную из порно сцену. Двое последних позаимствовали мои руки. Контроля над собственным телом мне уже не хватало, так что моими стиснутыми вокруг их членов влажными кулаками управляли они, поочередно притягивая меня за волосы губами то к одной головке, то к другой. Я достигла оргазма через несколько минут этой инкубской пытки, но никто не собирался останавливаться, и, сходящая с ума от чрезмерной стимуляции, я уже не стонала — кричала, когда не занят был рот.       Сначала мне кончили в задницу. Отпущенная наконец, с отвыкшей от свободы шеей, я мягко повалилась на собственную грудь. Самоназванный режиссер обошел нас, чтобы в кадр попала моя широко раскрытая дырка, подрагивающее нутро. Член в киске ожил, и от каждого грубого толчка из задницы порционно вытекала сперма. Задыхающаяся, расстреливаемая собственным сердцем изнутри, я пыталась сжать сфинктер, но от метких ударов во влагалище он раскрывался вновь и вновь, теперь уже с унизительными, постыдными звуками, выплевывал семя на потеху моим мучителям, посмеивающимся и снимающим это.       Четвертый член я обслуживала, стоя по-собачьи посреди вагона. Поезд прибывал на пустынные остановки, двери гостеприимно раскрывались и являли ветру меня, кричащую от удовольствия, с раскачивающимися у пола тяжелыми сиськами. Бутылка опять попалась компании на глаза — и горлышко ее вернулось терзать мою задницу, на этот раз без боли, с чистейшим, неразбавленным экстазом смазывать стенки остатками спермы. В какой-то момент меня действительно стали «доить», пошлепывая по бедрам, груди и щекам — подгоняя «телку». Толстый короткий член сильно терся о переднюю стенку влагалища:       — П-пож-жалуй-ста… хва-тит… — задыхалась я. — …Об-мо…чусь… слиш-ком…       Не стоило этого говорить. Горлышко бутылки приставили вплотную к киске — больше ко входу во влагалище, чем к отверстию уретры, которое бы вряд ли нашли. Грязный кроссовок с неподъемной тяжестью опустился на лопатки, к полу я приникла щекой, локтями, грудью.       — Начинай. Ссы. — Шлепок пришелся по ягодице, гораздо сильнее и больнее, чем игривые прежде. Жмурясь от тайно желанной никчемности и натужных усилий, я наполнила мучительную тишину остановки сбивчивым тонким журчанием. Сперва, понятное дело, струя попала на руку, за что мне прилетел гневный шлепок по покрасневшей ягодице, но следом бутылка пристроилась куда надо, вплотную, и стекло вобрало, приглушило звук. Переживаемого мной им показалось мало: пальцы одного принялись растягивать только-только закрывшийся полностью анус, быстро к ним присоединились пальцы еще двоих. Впервые мочеиспускание доставляло мне такое глубокое удовольствие — пока несколько человек насмешливо и жестоко шарили по моим внутренностям… — Придержите ее.       — Зачем?! — не на шутку перепугалась я. Приподняться не дал присевший мне на спину инквизитор. Стекло быстро, чтоб мимо не пролилось ни капли, проникло в задницу, и я закричала сквозь зубы: я чувствовала, как моча течет по моим кишкам!.. Но лишь теснее обхватывала анусом горлышко.       Это была последняя игра. Уложенная спиной на сухое сиденье, с коленями прижатыми к груди, я должна была держать задницу закрытой, пока член пятого, выходя почти на всю длину, дерет мою измученную оргазмами киску. Он знал, что я не справлюсь, потому стоял, широко расставив ноги. Кончая от его грубости и быстрого темпа, я фонтанировала, попутно — уже по своей и только своей воле — сося свою роскошную грудь.       Я облегченно рассмеялась, когда сперма покрыла клитор и лобок, — не потому, что фееричное изнасилование подошло к концу. К концу подошли мои страдания из-за привитых матерью и обществом комплексов. Да, я люблю секс. Я не хочу привычных отношений, я хочу чувствовать себя желанной многими мужчинами и получать удовольствие от красоты и чувствительности собственного тела. Я не шлюха и не блядь из-за своего сексуального аппетита. Я шлюха и блядь потому, что меня возбуждает, когда мне в лицо так говорят. Только и всего.