Saints Foçalors

      ***

      Тонкие пальцы с осторожностью обхватили не менее утонченный зеленый стебель. Шипы вокруг последнего не позволяли вот так просто брать, да хвататься куда ни попадя. При всей аккуратности и обходительности, на которую были способны руки, розы все равно сочли данное отношение недостаточно трепетным, злостно уколов кожу ладони несколькими острыми «иглами». Ответной реакции не последовало. Даже скупое цоканье или ожидаемое кустом-недотрогой одергивание руки. Только молчаливая попытка вновь ухватиться за часть растения, окончившаяся, в отличии от предыдущей, удачно.       — Простите, но я не могу отлучаться от монастыря. — полный неуверенности голос раздался неподалеку от куста цветов.       Рука продолжила невозмутимо касаться жестковатых зеленых листьев, постепенно пробираясь к цветущему бутону, который, в противовес всем остальным составляющим, представлял из себя пучок нежных лепестков, готовых в любой момент покинуть свое лежбище от любого прикосновения, недостаточно легкого.       Фурина почувствовала себя весьма неловко, понимая, что наступившую тишину вновь придется нарушать ей, ибо собеседник не торопился продолжать диалог, создавая тем самым огромное моральное давление на растерявшуюся девушку.       — Понимаете, я же богослов. Ну, почти что… Я не могу вот так вот просто взять и… — в самый разгар её монолога она оказалась прервана. Визави отодвинула руку от благоухающих зарослей, кои она поглаживала еще пару секунд назад словно котёнка. Вслед за этим рука была протянута к карману накидки, выуживая оттуда нечто сухое и странное. — Это что?       — Роза. — Арлекино покрутила между пальцами черноватый стебель, успевший надломиться за время пребывания в кармане. — Ваша роза.       — Ей не очень хорошо… — констатировала факт послушница. — Но о чем это вы вообще говорите?       — Я… позаимствовала один цветок из ваших кустов. К сожалению, прижиться к моим он не захотел. Или наоборот, возможно они приняли его как своего, превратив в такую же иссохшую соломину. — гостья печально вздохнула, пускай и с долей наигранности и фальши. Наконец, пальцы разжались, выпуская то, что осталось от некогда прекрасного цветка. Небрежно выброшенное на вымощенную дорожку, растение рассыпалось на несколько частиц, ввиду своей сухости. Фурина поджала нижнюю губу.       — Ничем не могу вам помочь. — девушка посерьезнела, поправляя рясы и обходя собеседника, явно собираясь уйти. — И, пожалуйста, больше не рвите монастырские цветы.       — Погодите.       — Ну, что еще? — нотки в голосе мягко намекали на то, что послушница порядком устала от такого «посетителя».       — Можно… Могу ли я у вас исповедаться? — Арлекино произнесла последнюю фразу с видимым трудом, тем не менее, выглядя весьма решительно.       Определенное время Фурина постояла на месте, после повернув голову и вопросительно глянув на собеседника.       — Я… Не оказываю подобных услуг. Вам нужно обратиться к священнику. Мой сан недостаточно высок, я ещё и не богослов даже полностью.       — А кто же вы?       — Послушница. Через несколько недель посвящаюсь в монахини. Сейчас я пока что не имею прав таких, проводить исповеди.       — Священник… А если священник захочет исповедаться? Нагрешил, и хочет, чтобы ему отпустили. — В вопросе чувствовался подвох, не совсем Фурину радовавший.       — Насколько я знаю, священники бывают разные. Обычно монахи исповедуются у епископа. А епископ исповедуется у викарного епископа.       — А викарный?       — У ординарного.       — А ординарий?       — У архиепископа.       — А…       — Постойте. К чему вы клоните?       — Какая первая должность епископа в церкви?       — Митрополит. Если не считать еще… — Девушку прервали жестом руки.       — Всего лишь два вопроса. Надеюсь вы мне в них не откажете, мадемуазель. — Получив в качестве согласия вынужденный кивок, гостья со скептицизмом ухмыльнулась, прищурив глаза и глядя словно в пустоту. — Вернее, три. Уж извините. Кто самый главный в церкви?       Ответ не заставил себя ждать.       — Папа римский.       — Подозреваю, вы знаете мой следующий вопрос заранее.       — Отнюдь.       — Что же… В таком случае, я вас посвящу. У кого исповедуется Папа римский?       Фурина свела брови к переносице, сама не заметив, как омрачилось в задумчивости её лицо. Она чувствовала, что от неё чего-то хотели добиться, но чего именно — понять не получалось.       — Ни у кого?       — Что же он, безгрешен? — Арлекино произнесла последний вопрос в такой манере, как-будто она сама уже знала ответ, подобно дотошному учителю выпытывая его из неподготовленного ученика. — Вот и пора мне уходить, да и вам бы тоже. Не скучайте тут, мадемуазель. Не припомню, прощалась ли с вами в прошлый раз. — Она с досадой покачала головой, не давая легкой улыбке сползти с лица. — В любом случае, до свидания.       — До свидания.

***

      — Матушка, можно вас на пару минут?       — Что-то не так, дитя?       Фурина замялась, встав на месте. Как будто все слова, комом собравшиеся к голове и подступившие к горлу, чтобы изъяснить происходящее в её мыслях, разом исчезли в глубине сознания. Одним словом — забылась.       — Я… Ах, да, я же хотела у вас кое-что спросить… — она посмотрела в тусклые глаза напротив, удивленно вытаращенные.       — Что же?       Послушница потупила взгляд, шмыгнув носом. По привычке задергала заусенец на пальце, силясь не закусить губу. Вспомнить бы.       — Точно. Я вот задумалась по поводу кое-чего… Знаете, я часто думаю, когда остаюсь одна. Ну и не только.       — Я пока не понимаю, о чем ты говоришь?       — Смотрите. Вот если я провинюсь, ну, нагрешу, то что я должна сделать?       Девушка почувствовала, как на неё посмотрели с нескрываемым любопытством. Ей ли не знать. Тем не менее, выражение лица настоятельницы вскоре сменилось на привычное безмятежное спокойствие, теперь скрывая всякие эмоции и заинтересованности в глубине её собственной души.       — Нет ничего яснее. Ты должна прийти к старшему по званию и исповедаться, дабы тебе отпустили грехи.       — Хорошо-о… А если, ну, например, Боже упаси, нагрешит наш достопочтенный священник? — она все-таки прикусила губу.       — В таком случае он должен пойти исповедаться к епископу.       — А епископ у архиепископа. — дополнила Фурина.       — Именно так. Но зачем ты спрашиваешь, дитя? — искреннее недоумение отразилось на морщинистом лице.       — Опуская все далее стоящие подробности, позвольте уточнить, у кого исповедуется Папа римский?       Старуха напряглась, слегка нахмурившись и посмотрев прямиком на лоб Фурины, будто силясь найти на нем написанный ответ на заданный вопрос. В конце концов она невозмутимо констатировала, сведя руки друг с другом.       — Ни у кого.       — Как же так? Он разве…       — Папа римский безгрешен. — слова были отчеканены весьма уверено.       — Как же… То есть, вы хотите сказать, что Авраам грешен, Моисей грешен, а Папа — нет? Почему даже они каялись, будучи самыми приближенными Богу людьми, а он — нет? — Фурина резко оборвала свою речь, поймав на себе злостный взгляд. Настоятельница монастыря презрительно-сердито шикнула, обхватив девушку за запястье и с усилием сомкнув пальцы на чужой руке.       — Молчи, и о чем не ведаешь не болтай. — в миг выражение лица «матушки» изменилось, на сей раз не представляя из себя само спокойствие и сдержанность. — Сегодня на ужин со всеми не являйся, испрашивай прощения в одиночестве.       Фурина поначалу не поняла смысла сказанного, изогнув бровь в догадках. Лишь после вся составляющая, которую несли в себе строго произнесенные слова, сложилась в определенную картинку в недоумевающей голове.       — Я… отстранена?       — Возвращайся в свою келью. На совместных молитвах ближайшие три дня присутствовать ты тоже не будешь. И впредь будь внимательней к своим словам, и, что еще важнее, к мыслям. Ты ступаешь на кривой путь.        Непонимающе вытаращившись, послушница вскоре развернулась, прошептав вынужденные слова благодарности за «наставление» и скорым шагом направившись в свою обитель. На ближайшие пару дней келья уж точно станет одним из немногих посещаемых ею мест.       «Я ничего не понимаю. В чем смысл этого всего?» — она помотала головой, будто вытащив её из кадки с водой. Смысл точно должен быть, просто она его ещё не нашла. Пока что. Может быть.       И зачем Арлекино задавала ей столь глупые вопросы? Зачем вообще сама Фурина пошла интересоваться подобным у настоятельницы? Ответ ясен: ей этого не постичь. Девушка пришла к подобному заключению спустя некоторое время, проведенное в тихой комнате наедине с собственной душой. В конце концов абсолютная тишина и бездействие наскучили, из-за чего она склонилась над ветхим полом, после вставая на колени. Пришлось тихонько цыкнуть, стиснув зубы в момент приземления. Синяки, появившиеся благодаря подобным богоугодствам неприятно заныли, как только на них вновь было оказано давление.       Слова уже давно въелись, об этом и упоминать не стоит. Право, не стоит. От резкого осознания того, что повторять одни и те же мантры придется еще долго, душа как-будто свернулась в маленький комок, запрятавшись где-то глубоко в груди и не желая вылезать. Даже мысли, казалось бы, покинули тело, а остались одни только вызубренные слова, вновь и вновь произносимые.       — Здравия желаю, я не помешала? — уже знакомый глубокий тембр теперь появился весьма некстати.       — Уходите. Вы не имеете права здесь находиться, это священное место, а вы не служите.       Арлекино закатила глаза, печально вздохнув. Достаточно было это услышать, чтобы уже понять, какое выражение приобрело лицо, пускай и едва видно из-под капюшона накидки. Доселе стоя у окна, она положила руку на оконную раму, затем замерев.       — Не смейте. Я не принимаю гостей, у меня служба, а из-за вас у меня одни проблемы. — девушка отвернулась к стенке, сложив руки перед лицом, а после склонив голову, образуя тем самым характерную для её занятия позу.       — А чем же мой визит вам так не угодил? Мне казалось, вы рады компании.       — Я… Просто покиньте мою келью. И не смейте лезть через окно. Для таких целей есть дверь. И вообще, в окна пролазят только грабители и прочие гадкие личности. И вы кстати…       — Тссс… — гостья приложила указательный палец к губам, в то время как те растянулись в легкой улыбке. Тем не менее, глаза все же сквозили серьезностью. — Раскудахтались вы. Негоже. — театральное поучение было через чур вычурным. — Вроде как именно сейчас вы должны читать вот уже вторую молитву, а вы с кем-то беседуете. Быть может, вы водите деревенских мужиков к себе через окно, пока никто не видит? — Арлекино замолчала, предоставив возможность послушнице самой додумать её мысль.       — Вы меня шантажируете?       — Да, а вы что, имеете что-то против?       В определенный момент Фурина решила, что лучше и удобней для неё будет просто игнорировать настойчивую знакомую, посему она прикрыла глаза, хмуро пытаясь сосредоточиться.       Пытаясь.       — Имею. Сейчас я позову настоятельницу и вас мигом выдворят. Как вы вообще сюда проникли? Впрочем неважно. Просто отстаньте, пожалуйста.       — И все же…       — Господи-и… Дай мне сил и терпения.       Слуга перекинула ногу через раму, ныне уже сидя на подоконнике, самым наглым образом разглядывая силуэт в углу каморки. Накидка вновь была снята, отложена в сторону на все тот же подоконник и предоставлена самой себе, пока её обладательница бесцеремонно нарушала чужие личные границы. Подставив руку под голову, женщина ехидно прищурилась, выдавая ворох мыслей, каждую секунду возникавших одна за другой в белокурой голове.       — Знаете, я на вас гляжу, и осознаю одну забавную вещь. Не буду ждать вашего уточнения, все равно же молчите, поэтому предпочту озвучить ваши мысли за вас. В вас четко видно любителя душистых цветов и безнадежных авантюр.       — Мимо. Насчет второго мимо. — а гостья молча ухмыльнулась своей небольшой победе над чужим молчанием.       — Ну хорошо, значит не все вижу. Но вы, кажется, добрый человек, так?       Послушница дернулась при последней фразе, на секунду прервав собственный поток мыслей в голове. Напряжение сквозило в воздухе, заставляя чувствовать себя неуютно.       — Что же вы так угрюмы? — не успокаивалась Слуга. — Я могу оставить вас в покое, к слову. — девушка развернулась в сторону гостьи, скептически отнесясь к сказанному. Видно, она уже смирилась с регулярными нежеланными визитами. Только едва ли теперешняя реакция Фурины в ответ на настойчивые попытки вывести её на разговор была приятной для Слуги. — Только мне нужно от вас кое-что невеликое по своей сути, но довольно весомое для меня. — последнее предложение Арлекино почти что шептала, не теряя доли отстраненности в тоне. — Что думаете?