Имя на моëм запястье

      

***

       Октябрь выдался на удивление хмурым, Ëнджун поморщился из-за бьющего в глаза света фонарей и вечернего ветра, Чхве вспоминает прогноз погоды и усмехается — юго-западный три метра в секунду, было не то чтобы холодно, но как-то промозгло. Он как всегда забыл куртку дома утром, просто вылетел из квартиры в попытке не опоздать на последний автобус, а в школе... Ëнджун вздохнул. Это явно был не его день. Лëгкий гнев и перманентная усталость отплясывали на нервах, и в висках пульсировало. Неприятное и слабо объяснимое напряжение преследовало его с тех пор, как он раскрыл глаза под первые трели будильника, и до сих пор оно лишь усиливалось. Чхве со вздохом остановился около подъезда. Идти домой не было никакого желания, но если не туда, то... В этом вопросе у Ëнджуна никогда не было выбора.        Серые осенние улицы угнетали почти так же сильно, как мятые бурые листья, кляксами разбросанные по тротуару. Ëнджун засунул руки в карманы форменных брюк и прикрыл глаза. Он надеялся, что свежий воздух облегчит головную боль и приведëт в порядок мысли, но его надеждам не суждено было сбыться. Раздражал этот город тесный, как консервная банка. Раздражал запах пыли и привкус выхлопных газов, горчащий на языке. Раздражала жизнь...        Что-то было неуловимо не так, Ëнджун чувствовал это кожей.        Чхве закидывает голову назад, чтобы лучше рассмотреть вечернее небо и немного успокоиться, но замирает растерянно. Какой-то липкий ком из желчи и страха подступает к горлу, вызывая тошноту. Тело вдруг начинает казаться ему деревянным, оно не хочет слушаться, и что-то внутри буквально кричит в отчаянии от невозможности что-то сделать. Это что-то мечется, бьëтся из стороны в сторону, оголяя нервы словно провода — прикоснешься и посыпятся искры.        Это мучительное чувство заставляет всё внутри сжаться до предела. Ему кажется, что он находится под высоким напряжением, двести двадцать вольт, не меньше. В голове сбоят мысли, обращаясь в один бесконечный, всепоглощающий шум.        Там, наверху, на самом краю крыши стоит человек, и Ëнджун до дрожи боится, что знает, кто это. Он примерно понимает, что может произойти в следующий момент. Нет, что должно произойти. Но всё равно ничего не делает ещё несколько мучительно длинных секунд. Оцепенение не спадает и ситуация эта кажется такой нереальной, что разум отказывается обрабатывать информацию, списывая всё на глупую ошибку. Недоразумение, точно, не более. Ëнджун почти молит себя опустить голову, спрятать её в песок и пройти мимо, словно ничего не происходит. Он просит себя подумать ещё раз. Просит вспомнить, одуматься.        Это        Не        Его        Дело.        Но что-то внутри грудной клетки кричит от беспокойства до хрипоты. Что-то душит его, сжимает горло мëртвой хваткой, не боясь перекрыть кислород. И что-то оглушающе громко щëлкает в голове. Ëнджун решается. Так легко и внезапно, словно и не было никогда этих нескончаемых секунд сопротивления. Не было этой тошнотворной слабости перед самим собой. Дрожащими руками Ëнджун достаëт из кармана ключи, открывает дверь и залетает в подъезд. Затхлый воздух бьёт по мозгам, заставляя поморщиться, а блеклый свет дрожит как фальшивая нота.        Из-за спешки, Ëнджун неловко спотыкается об порог и чуть не падает, но это почти не беспокоит его, лишь отдаëтся на краю сознания уколом недовольства. Лифт в их девятиэтажке не работает с четверга, поэтому Ëнджун, не тратя на него время, бросается к лестнице. Он спешит так сильно, что кровь начинает стучать в висках, но каждое движение кажется ему отвратительно медленным и неповоротливым. Ступеньки расплываются перед глазами, превращаясь в одно сплошное ничего, а он всё равно бежит почти на ощупь. По сравнению с улицей в доме совсем темно, и такие перепады это слишком для слабого зрения.        Расстояние даëтся тяжело. Он как никогда боится, что не успеет, сам себя не понимает, но не находит сейчас ни сил, ни времени разобраться. Одна конкретная цель пылает у него в голове тысячей красных лампочек. Успеть. Дверь наверх оказывается открытой, и маячит впереди светлым пятном. Ëнджун даже не удивлëн, он врывается на крышу, впечатывая бедную железку в стену, ручка трещит от удара, а дешëвая штукатурка осыпается на пол. Нужно успеть. Ëнджун пробегается взглядом по краю и...        Встречается глазами с Бомгю.        Успеть...        Он не был готов к этой встрече и сейчас осознаëт это как никогда ярко. Силы как-то резко и словно бы за секунду покидают его, адреналин кипит в крови, и этот контраст оглушает. Ëнджун чувствует, как позорно дрожат коленки и дерëт горло, но не может справиться с выходящими из-под контроля эмоциями. Он смотрит на Бомгю такого одновременно родного и чужого, и настоящая буря поднимается из самых потаенных уголков сознания. Она набирает силу, снося всё на своëм пути. Бомгю смотрит на него своими усталыми тëмно-карими глазами, и всё вокруг исчезает, меркнет перед его взглядом.        Ëнджун смотрит на него в ответ, и что-то взрывается в сознании словно взрывы фейерверков. Иллюзорные искры сыплются им на головы подобно дождю, но обжигают отчего-то только Ëнджуна. И в этой ситуации парень чувствует себя настолько беззащитно, что становится неуютно. Бомгю стоит перед ним на самом краю, у него в глазах безграничная печаль и ярко-синий синяк на скуле. Его безразмерная мятая рубашка развивается на ветру, и несмотря на кровавые разводы от разбитой губы, легкая ткань напоминает Ëнджуну белый флаг.        Неужели и вправду сдался?        Старший делает решительный шаг навстречу, и как только это происходит, что-то там, внутри, у них обоих срывается с предохранителя. Бомгю делает к нему короткий нерешительный шаг, потом ещё, и ещё и... Они срываются друг к другу.        В пропасть.        Пелена безумия застилает сознание, они встречаются где-то на середине крыши, сразу же впиваясь друг другу в губы. Адреналин бурлит в крови и Ëнджуну кажется, что у него скачет давление. Голова раскалывается на сотни неравномерных частей, а он пьëт жизнь у Бомгю из губ и никак не может напиться. Он скользит руками по плечам, спине, пока не опускается на ягодицы, сжимает их в ладонях, получая в отместку ласковый укус в линию челюсти. Бомгю утыкается лбом куда-то в шею и его тяжëлое дыхание опаляет ключицы. Ëнджуну кажется, что он сходит с ума.        Он уже не помнит где он и с кем, потому что в этом мире не остаëтся ничего важного. Ничего важнее Бомгю. У младшего губы обветренные, с привкусом свежей крови. У младшего руки холодные-холодные, но когда они зарываются в его волосы и сжимают у корней, чтобы оттянуть назад и заставить откинуть голову, освобождая шею, Ëнджуну кажется, что невозможно лучше. Удовольствие накатывает на него волнами. Без причин. Без следствий. Без вины. Мысли обрывочные и бессмысленные плавают в сознании, ощущаясь бесполезным грузом. Тянут на дно, лишают сил, а потому Ëнджун решает отбросить их все в сторону как что-то ненужное, бесполезное.        Ëнджун тонет. В себе. В чувствах. В ощущениях. Он не сопротивляется, когда Бомгю ставит ему первый в жизни засос, напротив, стягивает рубашку не глядя. Он забывает о промозглом ветре, ему душно и постоянно нечем дышать. Он не ощущает ползущих по коже мурашек, ощущает лишь руки. Руки Бомгю, которые исследуют тело под толстовкой. Он не думает о том, кто они друг другу, когда валит Бомгю спиной на собственную толстовку, небрежно скинутую на крышу. Он не думает о том, насколько здесь неудобно и грязно. Он может думать лишь о том, что Бомгю жив.        Вот он, в его руках. Прогибается в спине, трëтся своим членом Ëнджуну об бедро, стонет глухо в самые губы, а после целует, целует, целует и...        Ëнджун теряется в нëм. В его руках. Его запахе.