кто в соседнем окне?

      Понимает Леон и другое. На выходе, спокойной и расслабленной походкой, Гвен поворачивается и ровным голосом выдаёт: «Кстати, инкубационный период может быть до года. Смотри, как бы твой новой ребёнок не откусил тебе руки».       Леон чувствует, как что-то оранжевое (ОПАСНОЕ) ебашит его по спине. Инкубационный период максимум — три дня, инкубационный период минимум — час. И ни о каких годах речи идти не может.       А мать, что боится потерять ребёнка — самое отчаянное и горькое, что есть. Дети, что взяли в руки пистолеты — бесы.       Гвен в тот день остановили только шаги за окнами и запах гноя. Гентингтон знала, кто уже караулит мамаш за порогом. поэтому единственное, что сделала Гвен — забрать пистолет и спрятаться на крыше, чтобы потом слезть по винограднику вниз.       Гвен мешает в своих демонических формулах скипидар, выдавая коктейль молотова, замахивается им так, что руки трещат, и ебашит прямо в толпу. плоть горит, как стейк, и Гентингтон даже узнаёт несколько уёбков со своей школы. Девочку с параллели с чёрными волосами и заколками в них. Продавщицу с местного ларька, с круглыми золотыми серёжками и фиолетовыми губами.       Гвен так хочет жить, что шутки, злость, пена и активность скачут в ней, как ебнутые, и она бешеным животным заражает всё вокруг. Гентингтон так похуй, Гвен так хорошо чувствует каждую мышцу в организме, что бессовестно трепать языком и шутить становится так весело. У неё в крови такой коктейль из космической пыли, мыла, перекиси и улыбок, что кожа отходит.       Гвен так много прошла, что все серьёзные взгляды работников — такая поебота, что кислота капает с челюсти на стол допросной. Гентингтон так угарно, так стучаще-динамично, что клыки стучат от адреналина и металлические наручники скрепят от силы, что есть в руках семнадцатилетней дуры.       И, боже, то, какие у Леона собачьи глаза, какие наивные и стеклянные в своей закислой доброте — у Гвен истерика, Гвен голову свою крутит, Леона рассматривая, и видит, как тот дыхание задерживает. Боится, отклоняясь корпусом назад, а Гентингтон — что-то не по хорошему вертлявое. Не экстраверт — животное с оголёнными клыками. Которое горит глазами и бьёт хвостами.       Гвен — смертельный скорпион. Гвен — оранжевая смерть.       И эта оранжевая смерть приходит за всеми. В отличии от его Раккун-сити, Рэйнгол целеет, там остаются записи с камер-глаз. И то, что видят там военные — пиздец расплавленный.       Джейн, неподходящее второе имя, вишневое и варенье, совершенно не Гвен. А вот выстрел, голод и раскрытость глаз — очень. Семнадцатилетний ребёнок на камерах выглядит зловещи, по-природным инстинктам, Леону горло сводит в спазме и в сердце что-то давит.       На камерах видно, как ребёнок гонится за матерью с младенцем, стреляет на убой и уходит под тишину детской наивности.       Кеннеди рвёт, Кеннеди злится как животное — Гвен ебанная психопатка. А позже, на камерах самого здания, Леон видит всю картину. И ему становится злостно на весь белый свет.       Мать бросается на Гвен, отчаянная в жажде безопасности, пытается выбить у неё пистолет. Джейн на первых кадрах — спокойная и согрещающая, Гвен на третьем замахе матери — цепной пёс с командой «апорт». Леон с сжатыми лёгкими видит, как чужие пальцы с морщинами пытаются выцарапать глаза Джейн. Он видит Гвен, у которой вместо реакции — порох пистолета.       На всех найденных кадрах с участием Гвен она без вопросов стреляет по всем. Леон думает, что так не закаляют даже в армии ФБР. То, как поступает Гвен — кровавые выводы из ошибок.       Леон хочет рыдать, когда видит Гвен.       И Кеннеди очень от неё отличается, хотя они в одном лагере «выживших». С одними проблемами и слёзами. Но Кеннеди всё ещё до усрачки страшно убивать людей. Он жалеет, сочувствует, плачет. Гвен обретает невероятную изворотливость и умение стрелять. И никаких эмоций, кроме злости и улыбок без радости у неё нет.       И солдаты относятся к ним одинаково. Хотя они разные.       Гвен — инстинкт. И Джейн в ней нет. Лишь один раз Леон видел нечто похожее. Родная мать не узнала гвен, брат — подавно, но внезапно Куджо её узнает. Гвен стоит на месте, как вкопанная, и совершенно ничего не её лице нет. Прищур с анализом, быстрая стройка действий и прямые ноги. Но алабай бежит к ней, скуля, и Гвен и вправду опускается на корточки и смотрит прямо в глубину собачьих глаз. Гентингтон будто брезгливо изгибает указательный палец, проводя по спутанной шерсти, и сидит вся никакая. Кеннеди находит какую-то иронию в кличке собаки и давится эмоцией, похожей на хаос. Леон думает, что что-то от Джейн у неё осталось. Тело Дженнифер.