Аддикция

***

Серое небо, словно накинутое на мир плотное покрывало, лишь слабо пропускало первые проблески рассветного света. Город ещё не проснулся: улицы были пустынны, редкие машины медленно скользили по дороге, оставляя за собой слабый шум, который едва достигал окон его квартиры. Эдди проснулся среди будильного крика. Он сразу чувствует, как недовольство заливает его сознание, даже не открывая глаз. Голова была тяжелой, а мысли разбегались во все стороны, создавая неприятное ощущение хаоса. Подушки кажутся слишком жесткими, а одеяло слишком теплым, как будто мир сговорился против него этим утром. Он ворочается, пытаясь найти немного комфорта, но всё только усиливает его чувство неудовольствия. Наконец, с неохотой открыв глаза, Эдди видит серое утреннее освещение, проникающее через занавески. Мир за окном кажется таким же хмурым и давящим, как его настроение. Он чувствует тяжесть в теле, будто тысячи маленьких грузов тянут его обратно в постель. Сигнал будильника не прекращается, напоминая о неизбежности нового дня в колледже. Эдди нехотя тянется к телефону, чтобы выключить звук, и на секунду замирает, осознавая, что утро наступило слишком быстро. Кажется, что он только что лег спать, а теперь уже снова нужно вставать. Пытаясь заставить себя подняться, он чувствует внутреннее сопротивление. Холодный воздух в комнате, необходимость вставать с кровати, даже мысль о том, что нужно будет натянуть на себя одежду, вызывает у него раздражение. Он с усилием скидывает одеяло, садится на край кровати и некоторое время просто сидит, глядя в никуда, чувствуя, как его недовольство растет, словно невидимое облако, нависающее над ним. Ему совсем не хотелось вставать с постели и идти на учебу, но жизнь, как всегда, твердо требовала соблюдения расписания, черт бы ее побрал. Он собирался быстро, ругаясь при этом на все, что только можно. Эдди соскочил с кровати и, на ходу натягивая брюки, чуть не споткнулся о свою сумку, валявшиюся на полу. — Блять — выругался он, запинаясь об угол кровати. Со злобой пнул тапок, который не хотел надеваться на ногу, и потащил себя в ванную. Зеркало в ванной, казалось, тоже решило стать его врагом: Эдди раздражённо заметил неопрятные волосы, которые торчали в разные стороны, словно специально, чтобы его разозлить. Эдди стоял в ванной перед зеркалом, сосредоточенно чистя зубы. Каждый его жест был тщательно выверен: зубная щетка двигалась ритмично, вычищая каждый зуб с той же скрупулезностью, с которой он подходил ко всему остальному в своей жизни. Он не пропускал ни одного участка, не позволяя себе расслабиться даже в таких мелочах. Чистота и порядок были его щитом, его средством поддерживать иллюзию контроля. Закончив с зубами, Эдди перешел к волосам. Он взял расческу и начал медленно, прядь за прядью, приводить в порядок свои волосы. Он всегда старался, чтобы они лежали идеально ровно, без единой выбившейся пряди. Каждое движение расчески было точным и методичным, отражая его стремление к совершенству. Когда прическа была окончательно завершена, он достал флакон с лаком и аккуратно, с чувством меры, закрепил результат. Эдди был отличником. Он подходил к учебе с особым усердием, потому что знал: именно так он может поддерживать свой образ идеального ученика, которого обожают учителя и уважают сверстники. Однако за этим стремлением к совершенству скрывалось нечто другое — страх быть раскрытым, страх, что кто-то заметит, что под безупречной внешностью скрывается не такой уж и идеальный Эдди. Его конспекты всегда были идеальными: аккуратный почерк, подчеркнутые важные мысли, ровные строчки. Он не мог себе позволить пропустить ни одного задания или оплошать на контрольной — это было бы неприемлемо для образа, который он создал. Внутри него бурлили сомнения, страхи и усталость от постоянного притворства. Иногда он ловил себя на мысли, что просто играет роль, которую от него ожидают, и что никто не знает, каким он может быть на самом деле. После уроков, когда класс пустел и он оставался один, Эдди часто сидел за партой, глядя на свои идеальные тетради, и чувствовал, как тяжело быть тем, кем он не является. И хотя его восхищение другими приносило ему некоторое удовлетворение, оно не могло заглушить чувство пустоты внутри. Выскочив из ванной, он поспешно схватил белую рубашку с комода, но тут же обнаружил, что она смятая. Он принялся выглаживать вещи с особым вниманием. Эдди уже давно привык к утренним ритуалам, где каждое движение было выверено, а каждая деталь его внешнего вида должна была быть идеальной. Сначала он аккуратно разложил белую рубашку на доске, проводя рукой по ткани, чтобы убедиться, что она лежит идеально ровно. Каждое движение утюга было медленным, размеренным. Он тщательно проходил по каждому участку рубашки, начиная от воротника и спускаясь вниз, к подолу. Важно было не просто разгладить ткань, а сделать это с такой тщательностью, чтобы даже самый придирчивый взгляд не смог найти изъяна. Эдди на мгновение остановился, оценивая свою работу, и заметил небольшой участок, где ткань ещё выглядела немного помятой. С тихим вздохом он вернулся к этому месту, водя утюгом до тех пор, пока поверхность не стала абсолютно гладкой. Затем он взял брюки, тщательно расправляя их на доске. Он знал, что идеально отглаженные стрелки — это не просто элемент одежды, а знак того, что у него всё под контролем, что он умеет держать всё в руках, даже когда внутри бушуют сомнения. Ведь он Эдвард Каспбрак. И как же его тошнило. Эдди аккуратно снял рубашку с плечиков, осторожно проводя рукой по её поверхности, чтобы убедиться, что ни одной складки не появилось. Он надел её с таким же вниманием, застегивая пуговицы снизу вверх, каждая из них словно запирала его в оковы. Эдди аккуратно надел чернын брюки, выровняв стрелки и убедившись, что они идеально сидят на бедрах. Когда он был доволен тем, как они облегали его фигуру, он взял свой дорогой ремень, подарок отца, и аккуратно застегнул его на талии. Звук щелчка пряжки будто подтверждал, что его внешний вид завершен и безупречен. Подойдя к зеркалу, Эдди остановился на мгновение, рассматривая своё отражение. Идеальное, ухоженное лицо, безупречная прическа, без единой складки одежда — всё это создавало образ, который он так тщательно поддерживал. Он видел перед собой не просто себя, а своего рода произведение искусства, которое он создавал каждое утро. Наконец, он взял со столика флакон парфюма. Эдди аккуратно снял колпачок и, выдержав паузу, дважды распылил аромат на свою шею и запястья. Легкий, свежий запах сразу же наполнил пространство вокруг, и Эдди вдохнул его, закрыв глаза. Он подошёл к вешалке, где висела его черная куртка, тщательно подобранная к его безупречному образу. Он снял её с вешалки и накинул на себя, легко застегивая молнию. Собравшись, он направился к столу, где лежала его школьная сумка с книгами, собранными им накануне. Он одел сумку на плечо, настроив её так, чтобы она удобно висела и не мешала его движениям. Внутри аккуратно сложены все необходимые учебники и материалы, и он знал, что ничего не забыл. Эдди снова подошёл к зеркалу, проверяя последний штрих своего облика. Он поправил куртку, убедившись, что она сидит идеально, и ещё раз оценил своё отражение. Всё выглядело так, как должно: безукоризненно, стильно, с безупречным чувством порядка и аккуратности. С удовлетворением он развернулся и направился к двери. Подойдя к замку, он повернул щеколду, вырывая её из замка и открывая дверь. Последний взгляд на квартиру — на её тишину и порядок — был прощальным, перед тем как выйти из нее. Когда Эдди вышел из квартиры и закрыл за собой дверь, он вдруг почувствовал, что что-то не так. Пройдя несколько шагов по коридору, он осознал, что забыл свой ингалятор. Его сердце ёкнуло от волнения: это было не просто неудобство, это было важно. Негромко проклиная себя за рассеянность, Эдди развернулся и поспешно вернулся к двери своей квартиры. Он чувствовал, как растёт раздражение от своей забывчивости, но понимал, что этот предмет крайне необходим. Сняв сумку с плеча, он вновь повернул щеколду и вошёл обратно в квартиру, чувствуя, как давление на его грудь немного расслабляется. Внутри он быстро направился к месту, где обычно хранил ингалятор — на полке в спальне. С каждым шагом он ощущал, как его чувство неловкости и досады растёт. Находясь в комнате, он достал ингалятор из ящика и убедился, что он на месте. С облегчением вздохнув, Эдди снова закрыл ящик и посмотрел на ингалятор, как на спасительное средство, которое он едва не оставил позади. Снова забросив сумку на плечо, он направился к выходу. Воспользовавшись тем, что никто его не отвлекает, он снова повернул щеколду и вышел из квартиры, ещё раз проверив, чтобы всё было в порядке. Астматический приступ начинал охватывать его, стоило только выйти за порог. Он сразу уловил знакомый запах табака. — Он не может даже придерживаться запрета на курение в подъезде, — бурчал Эдди себе под нос параллельно закрывая входную дверь на ключ. Подъезд этого жилищного комплекса стал домом для нового жильца – парня с кудрявыми волосами, который словно пренебрегал правилами. Местная администрация развесила таблички о запрете курения, но это совершенно не мешало ему выплескивать дым прямо в подъезде, словно показывая всем окружающим, что ему, и вправду, глубоко плевать. Нет, Эдди не был правильным парнем. Он им не был. Может, не страдая он астмой, он бы наверняка сидел рядом с этим парнем на этих холодных ступенях, позволяя сигарете закрыть его сознание от всего остального. Глубоко внутри он понимал, что все это отчаянные попытки забыть себя и насладиться моментом. Но его астматические легкие не позволяли ему насмехаться над продолжительностью жизни: игнорировать свои проблемы, заполнить все своим сигаретным дымом и забыть обо всем. Двумя этажами ниже Эдди обнаружил его. Так же спокойно сидящего парня с кудрявой копной волос, окруженного клубами дыма. Он даже не пытался скрыть свои пристрастия. Верно, он был незнакомцем для Эдди, но в то же время его кудрявые черные волосы и непринужденная осанка приковали его внимание. Он хотел его рассмотреть. Но тут он обернулся, и черные глаза направились в сторону Эдди, расплывшись в странной, почти незаметной ухмылке. Их взгляды спокойно пересеклись, и он все также курил, сохранив при этом свою непринужденность и спокойствие. Все это длилось считанные секунды, но Эдди казалось куда дольше. Это был тот момент, когда даже привычное и размеренное движение казалось неловким и лишним. Эдди, почувствовав неловкость от этого неожиданного взгляда, быстро опустил глаза. Он почувствовал, как его лицо невольно растягивается в небольшой, почти неосознанной улыбке, как бы в ответ на молчаливое наблюдение парня. Эдди быстро спускался по лестнице, делая каждый шаг решительным и быстрым. Все же было лучше дышать на свежем воздухе, чем наслаждаться табачным смрадом и задыхаться от поступающих к легким приступов.

***

Путь в колледж для Эдди прошёл как в тумане. Дождь лил без конца, холодные капли били по зонту, который он держал над головой, но всё равно промокшие краешки одежды напоминали о сырости и ветре. Эдди часто отворачивался от стеклянных стен зданий, которые бесконечно отражали его мрачные мысли. Запах сладкого табака, оставшийся от встречи с парнем, не отпускал его. Казалось, что он пронизывает воздух, смешивается с дождём и прилипает к нему, создавая чувство, что табачный дым преследует его. Казалось, он был повсюду. И вот, слабеющий голос преподавателя наконец стал фоном, и переполнивший его астматический приступ требовал внимания. Эдди встал со своего места, немного пошатываясь, и направился в туалет. Прислонившись к стене, он пытался успокоить своё дыхание, которое все еще было неровным и тяжелым. В это время его глаза наполнились образом с парнем, держащим сигарету двумя длинными худыми пальцами, и он ненавидел себя за то, что даже позволил ему войти в свою голову. Эдди быстро протер глаза и вздохнул, внимательно следя за приливами и отливами своего дыхания, внезапно расплывшись в ухмылке, и тихое: «Блять» слетает с его губ.