Когда с ремнем знаком не понаслышке

Я не курю. Пробовал. Чем кончилось – рассказывал. Помните? Лешку тоже в курс дела ввел, как возраст соблазнов таких ему подошел - 14. Не запомнилось, увы. Или взрослым уже себя почуял… Или свобода та самая… Только брат ведь уже тоже школьник. В первый класс пошел. И у Леши обязанность Ромку отвести, привести. Город у нас не столица, конечно. Но пара улиц, несколько светофоров… Береженого Бог бережет! Эх, если бы старший, а значит разумный – зря и мы, и он особенно так считали, как оказалось – прописные истины помнил…

* * *

Вернулся с работы усталый, голодный. Ромка бежит, сияет. - Пятерка, пап! У меня пятерка! Подхватываю, целую. - Молодчина, Рома! Чтоб так до 11-го. А? - Ууууу… Долго! – морщится, но смотрю пристально и серьезнеет. - Я постараюсь. - Правильно. Лешке нос утрешь, а то чего он малой да малой, - улыбаюсь. – Старшой, головастый. А четверошник! Ты с него в этом пример не бери, - щелкаю по лбу легонько. - Понял? - Да, папа! - Ну беги! - шутливо обтянутую красными шортами попу шлепаю. – Играй, отличник.

* * *

Марина на кухне с тестом, фаршем возится. Чебуреки готовит. Ох и вкусные они у нее! Обнимаю. Целую. - Ну, Миш… - отбрыкивается, уворачивается. – Мука… Сало... Переоденься хоть!

* * *

И то правда. Весь день костюм, галстук, туфли… С удовольствием скидываю. Натягиваю поло, спортивки.

* * *

- Марин! – возвращаюсь в кухню. – Лешка-то где? Гуляет? Напомнила, чтоб не позже 10 дома? - Само собой, Миша. Он и сам помнит летнее… - хмурится вдруг жена. - Только… Удивлен. Знает же, что по делу получил тогда. Без перебора! И лес потом, и рыбалка. Плавки натягивал в озеро бултыхнуться – на попе едва заметно. Да и когда это было… Два ж года прошло. Да и не раз еще - каюсь - порол. Вынуждал обормот потому что. Но нормально ж все! Лешка знает всегда: заслуженно. Она с ремнем соглашается. Чего сейчас вдруг… - Ты чего? – пихаю в бок вопросительно – стоп! осеклась… – Что только, Мариш? - Ромка, - мнет фартук, - рассказал… Вот как. Интересно…

* * *

- Ромчик, зайчик, иди-ка сюда! - Чего, пап? – куксится. – Паровозики ездят… - Извини! Щас побежишь, машинист, – улыбаюсь. – Присядь на минутку. А то с мамой у Ромы секреты, - подмигиваю побуждающе, шепчу на ухо. – А папа? - Нуууу… Лешка за школой с мальчишками во двор зашел, подождать сказал… - спохватывается, брата ведь сдал. И маме – раз. И папе – два. – Не-не… Минутка всего! - Так-так… - вот и звоночек тревожный. Кидаю взгляд на Марину. Она к плите отвернулась. Напряжение выдают суетливые руки да стук сковородок. – Минутка и ладно. Мало ли… Домой вместе пришли. И хорошо, - приобнимаю Ромку успокаивающе. – А еще чего? - Ну да, пап, да, - Ромку сбивает пристальный взгляд. Торопится оправдать и себя, и брата. – Он же недолго! И я стоял, ждал. Честно! - Молодцы! - улыбаюсь. – Оба. Ромка запутался было, испугал сам себя. Тут расслабился. - Ну беги, заяц! – подмигиваю. - Паровозики ездят!

* * *

- Сядь, Марина. Рассказывай. Суть! И… Паршивец! Негодяй! Запорю! А вы что думали бы? Если б узнали, что 14-летний оболтус брата родного - 6-летку! - беспричинно посреди улицы бросает. Да-да, недолго! Хотя не на минутку, конечно, на 10 скорее. Ладно, не важно. Тут главное – ради чего. Сигаретку стрельнуть! Затянуться бегом! Втихаря! И брата, который все же увидел, всю дорогу домой… Уговаривать! Задабривать! Чтоб не разболтал. Обману учить! Стращать! - И чего ж он на улице опять, Марин, а? - Они обычно пришли, Миша… Ромка радостный пятеркой своей… Я тут со стряпней… Леша канючит: ребята ждут, футбол!.. Бутер схомячил, сбег… Тут Ромка и выдал вот это вот все…

* * *

- Я дома! Возбужден. Взъерошен. Скидывает куртку, кроссы. И – как на стену невидимую. Я ж в дверях кухни стою. Буравлю взглядом насквозь. - Пааап… - съежился, шепчет сипло. Беру за шиворот, тащу…

* * *

- Я объяснял? Предупреждал? Ты обещал? – запредельной волей давлю в себе возмущение, обиду, злость, ярость. - Я тебе верил! Ты обманул! Ромку… - горло сжимает спазм. - Пааап… Не знаю… Не буду… Прости! Ну а что Лешка еще скажет… Ромка ж в красках все расписал. Хоть и сидит теперь ошалевший, в мать уткнулся, ревет тихо. Марина белая, каменная. Облапила младшего, онемела. Встаю. Лешка пятится в угол, спотыкаясь. Иду к шкафу. Вынимаю. Складываю. - Прыгалка… - шепчет Марина. Смотрю на старшего. Говорю спокойно, морозно, разреженно. - Ко мне. Штаны. Трусы. На колени. - Миша! – вскакивает жена. Ромка вжимается в диван, глаза – блюдцами, ладони рот зажимают. Выставляю к старшему повелительно-призывно руку. Лешка подходит сомнамбулой. Теребит прыгающими в дрожи пальцами пуговицу, гульфик. Вжикает наконец молнией. Стаскивает тесные джинсы, валясь в тот же миг на колени. Нагибаю. Тыкаю в спину. Локти стукаются в паркет. Шея захвачена в тиски сжатых ног. Один рывок, треск резинки и худощавые ягодицы подростка лишены последней защиты сдернутых к полу черных боксеров. Шлеп! Вспухает, наливается багровым первая петля. - Аааайййй! 50. Два слившихся красных озера, бугрящихся волнами багровых рубцов. Просечек нет. Между ног не задел. Сумел! Сдержался. Не покалечил! Расставляю ноги. - Вставай! Потный, дрожащий, поджавший руки и ноги мальчишка медленно разгибается. Руки прижимаются под поясницу. Грудь вздымается судорожными вздохами. Лицо красное, измазано слезами и соплями. Кривящиеся гримасой страдания губы искусаны в кровь. Беру под руку. Ставлю на ноги. Черт! Так и есть. Костяшки ладоней сцарапаны. Локти, колени красные. Ну а что я думал-то. Так елозить, дергаться, стучать по полу… Приобнимаю за плечи, поддерживая. Дергается протестно. Но тут же безвольно и тяжело обвисает мне на руку. Всхлипывает сдавленно. - Пппааапппххх… - Пойдем. В кровать надо, - подтягиваю трусы, джинсы под попу. – Пойдем!

* * *

Ужин – как та предголгофная вечеря. И понятно же вроде – что заработал, то получил. Как положено. Не беспредельно. А все ж не лезет кусок в горло. Хоть и без разносолов. Чебуреков едва теплая горка. Чай. Марина в мальчишеской возилась долго. Сидит теперь немым укором, взгляд отводит, молчит. Ромка взял было чебурек. Надкусил. Шваркнул небывало небрежно на тарелку. Ноги на стул подобрал, руками охомутал, уткнулся подбородком в колени. Взгляды исподлобья бросает. Да что ж такое! Прав же я. Прав! Как вот было тут по-другому.. Чего ж тошно так?!

* * *

Гараж. Ноги сами сюда привели. Руки сами залезли в тайник. Коньяк, пачка, спички. Что? Уже усмехнулись? А вещает, мол, тут нам… Вон как с сыном за одну сигаретку… А сам! Да-да-да! Сигареты. Нет, не вру я! Не курю. На дух не переношу. Но когда вот так, как сейчас, - уж лучше пусть табаком проблююсь, чем вот эта вот тошнотворность… Не желудок спазмирует – душу дерет с корнем.

* * *

- Миша, ты выпил? Курил? Не ожидал. Марина бойкот отставила. Сажусь тяжело. Киваю. Чебурек беру. Не еда. Лекарство. Закусь. А то развезет вдрызг. 300 грамм ведь под 3 сигареты. За 15 минут. - Ромка где? – место младшего пусто, коченелый чебурек-недоедка оборванцем-сиротой на тарелке. - У себя. - Так и не съел ничего? - Ты сам ешь давай, Миш, - смягчается еще больше жена. – Все ж правильно сделал. Поделом Лешке! Поперхнулся аж, закашлялся. - Запей! – подает Марина стакан минералки. – Успокойся! Чего терзаешь себя всякий раз… Лешка знает, что будет. Косячит. И получает. Ты ж сам говоришь: объяснял, предупреждал, просил. А он? Еще и с Ромкой! А и правда! Чего это я… Сын провинился. Отец наказал. Только…

* * *

Не удержался, конечно. Подошел, присмотрелся, вслушался. Свет горит у пацанов. Но тихо. Приоткрыл сторожко дверь. Глянул в щелочку. Ночник убаюкивающе светит. Лешка разметался на пузе по кровати. Легкой простынкой едва прикрыт. Ромка сбоку к брату прижался. Одна рука плечи Лешкины обнимает, другая с ладонью Лешкиной пальцы переплела. Вздыхают оба. Тревожатся. Не за себя. За брата. Мир у вас. Здорово! Не буду мешать. Затворяю дверь. Добрых снов, хорошие мои!