Кошачий след на подоле луны

У Маомао – как она знает со слов остальных – запах резкий и острый, словно шипящая кошка кричащий «держись от меня подальше». Сама она перестала обращать на запахи людей внимание уже давно, с тех пор, как папаша привел ее в аптеку и открыл ей мир лекарств и ядов, лучший мир, чем подворотни квартала красных фонарей. Несмотря на это, она мешает глину и масло, а потом долго вырисовывает кончиком кисти россыпь веснушек – даже для альфы гулять небезопасно, если она худощавая девочка, не слишком способная защитится самостоятельно. Опустившиеся бедняки, обезумевшие от голода, несчастий и нищеты, или полностью лишившиеся совести, не побрезгуют и подобным – неудивительно, что большинство женщин и омег, которым не светит ничего большего, скрываются в борделях. Кого-то, правда, продают родители – и как не печально, это совершенно законно. Но Маомао немного повезло – папаша лелеет ее с нежностью матери, принцессы Медяного дома возятся с ней, как с куклой, когда им не надо работать, и даже старая карга вроде не так плоха. Хоть и постоянно грозится забрать Маомао как куртизанку для «особых» клиентов, которые не по вкусу обычные проститутки. (Женщину, что породила ее на свет, Маомао не хочет лишний раз вспоминать – болит мизинец, нос дергается от фантомного тошнотворно сладкого, как аромат гниения, запаха сходящей с ума омеги. В детстве ее нюх был все такой же острый, как и сейчас, и слезы сами бежали из глаз. Тогда она очень, очень хотела, чтобы её мамой была Пайлин. Но днем сестры заняты, и после нескольких раз она поняла, что как бы горько она не плакала – никто к ней не придет.) Возможно, в лучших условиях она выросла бы выше и сильнее, но сейчас она обходится тем, что может себе позволить. Сестрицы-принцессы жалеют ее, говорят, что без веснушек она миловидна, но запах такой резкий – не повезло ей родится альфой. Маомао считает, что наоборот – она благодарна этому факту, ведь она немного более живучая, немного дольше протянет, немного меньше привлечет внимания, больше поставит экспериментов. Дольше проведет времени с папой. Маомао не строит воздушных замков – там, где она сейчас, не так много путей, которыми она может пойти. Она не хочет становится куртизанкой – она хочет быть врачом. Ее рука в шрамах и ранах, следах опытов – не лучшее зрелище для кого-то, кроме нее самой. Она помнит каждую травинку, о которой рассказывал ей папа, помнит каждое растение, что может помочь. Почему-то в этот раз её не спасают ни веснушки, ни резкий запах – похитителям словно все равно, хотя они и морщат носы. Она издает тихий рык, когда ее вяжут, но тут же замолкает, недовольно цыкнув – бесполезно. Как же все неправильно – а как же там без нее папаша? И теперь она во дворце, где из лекарственных снадобий только чай и настой, который выдают всем девушкам-альфам – для подавления «врожденной горячности». Среди слуг «цветника императора» исключительно женщины – «их природная натура мягче, они не причинят никакого вреда цветам». Настой сильный, у всех других он отбивает инстинкт и почти забирает нюх – но Маомао пробовала столько всего, что лекарство для нее – лишь горьковатая вода. Ей и так нет дела до наложниц Императора, но нюх ей нужен, острый как у кошки. Она все еще мечтает о том, что сможет продолжить готовить лекарства – но пока ей только и остается, что стирать белье и заваривать чай. Мужчин в «цветнике» почти нет – лишь редкие евнухи и «пустоцветы», омеги, от природы неспособные иметь детей. (Поговаривают, что предыдущая Императрица-регент разрешала создавать «пустоцветов» искусственно. Сейчас же это запрещено, как и создание евнухов. Похоже, нынешний Император не слишком жаловал свою бабашку). Наверное, это печально – МаоМао не умеет сочувствовать, но скорее всего люди не любят, когда у них что-то отбирают навсегда. Нынешний Император принимает только женщин-омег - видимо, мужчины его не привлекают. Маомао доедает свою скромную порцию и выслушивает болтовню о проклятье. Проклятий нет, яд есть. Ей то уж точно это известно. Когда она бежит, уверенная в своей догадке, перед глазами на мгновение мелькают шелковые волосы. Нос заполняет запах чьих-то дорогих нежно-сладких духов. В отличии от остальных, этот запах почему-то не удушает. *** Когда ему было шесть, его и матушку посетила суровая старуха - это сейчас он понимает, что это была его бабушка, регент при его беспомощном отце. Тогда он ее испугался, и после поклона поспешил спрятаться за спиной матери – очень уж суровый и страшный у Вдовствующей Императрицы был вид, когда она кидала на него взгляд. О чем они говорили, он не запомнил – понял только то, что в конце мать едва сдерживалась, чтобы не начать кричать, а после отбытия женщины притянула его к себе в объятия и горько разрыдалась, прижимая его к своей груди. Он ничего не понимал и единственное, что мог делать – пытаться успокоить, гладя ее шелковые волосы. После этого он ясно помнил, что его любимые игрушки пропадали и не возвращались – в первый раз он рыдал так, что Гаошунь, растерянный и испуганный, в итоге позвал матушку, которая вытерла его слезы и посадила перед собой, намереваясь сказать что-то важное. - Ты должен научится отпускать-то, что любишь, моя маленькая луна,- мягкий голос матери был неожиданно грустным и серьёзным. Она поправила его выбившиеся из прически волосы и мягко провела рукой по заплаканной щеке. От нее пахнет тоской и ее любимыми цветами календулы, - Такова наша природа. Если ты привяжешься – потом будет очень больно. А я не хочу, чтобы тебе было больно. Ему не было больно – ему было грустно, он скучал по своей игрушке, но мама была такая печальная, что он не хочет расстраивать еще больше и прекращает плакать. В следующий раз слезы все равно текут из глаз, но мама больше не приходит его утешать. Так что он выплакивается в рукав Гаошуня и тоскует в тишине. Когда он взрослеет, то узнает, что тот мужчина, который иногда приходил с ним поиграть и гладил его по голове, на самом деле не его отец, а его брат. А тот странный немощный старик, который пах страшно и грустно – сам Император. Ему странно и страшно – он растет быстро, видя перед собой изнанку императорского дворца, и хочет быть от всего этого подальше. Он взрослеет быстро – Суйрен в один из дней спешно накидывает на него полупрозрачную вуаль, а Гаошунь начинает ходить очень близко, напряженно оглядываясь. Но даже так он чувствует на себе сосредоточение чужих взглядов – и вечером в медном зеркале он смотрит на свое отражение, надеясь, что глаза его обманывают. Его круг общения резко сокращается – из служанок остается лишь Суйрен, остальные смотрят слишком пристально, когда чуют его запах, их голоса становятся бархатными. Охранники, даже самые стойкие, ведут себя беспокойно – в итоге их всех заменяет Гаошунь, когда не находится на службе у его брата. Его молочные братья и сестры остаются неизменными – это облегчение и радость, но он остается одиноким, когда заперт во внутреннем дворце во время «цветения». Мать гладит его по голове, но надолго не остается. В двенадцать он получает первый подарок с афродизиаком – от знатного чиновника, мельком увидевшего небесную нимфу. Тогда он не знает, что это – и всю следующую ночь проводит в бреду и полудреме, отчаянно желая чего-то, чего желать ему еще не нужно. Утром он отказался выходить из комнаты и долго смотрел на себя в зеркало, мечтая резко подурнеть. Он хочет быть чем-то большим, чем просто его лицо, но не одарен – он отчаянно ищет способ выбраться. В тринадцать он выигрывает пари у своего брата – он не хочет, он боится быть его Императорским братом. Стоит ему выйти на свет и сочетание его положения и внешности поднимет бурю – и как бы не был благосклонен к нему Император, случится день, когда его ценность перевесит цену, которую за него предложат. Брат смотрит на него внимательно и почему-то позволяет то, что он задумал, только втыкает в его пучок тяжелую серебряную шпильку. Почему-то ему вспоминается то, что того чиновника он больше не видел. В тринадцать он становится Джинши, «пустоцветом» восемнадцати лет. У него сладкий запах, шлейфом стелющийся за ним, глубокие глаза цвета миндаля, нежный голос и красота, которая заставляет терять голову. Он прячется среди цветов, с улыбкой отводит чужие руки от себя и не видит, что будет дальше в его жизни, если Император не обзаведется наследником. Сейчас Джинши морщит бровь, скорбя о погибших детях, и спешит к месту разборки наложниц. Внезапно в нос бьет резкий запах, мимо него проносится тень – и он оборачивается. Этот запах отрезвляет его, заставляет проснуться.