спаси но не сохраняй ll

Может быть, стоило все отменить? Джисон вышагивает круги по квартире пока не останавливается у холодильника, уставившись в единственный на нем магнитик - в виде Пизанской башни. Спёр с уличных столиков с сувенирами пока они дожидались Джихе, и подарил Чонину чтобы меньше ругался за пропажу и молчание. А что оставалось делать, если интернета у них в другой стране не было, а связаться они могли лишь с кем-то из профессоров по экстренному номеру. Повезло, что они могли доверять Джихе достаточно чтобы рассказать что случилось и не бояться, что их сдадут Совету. Правда, так больно по голове Джисон давно уже не получал, и штрафные часы у нее в лаборатории придется отрабатывать еще долго. Все-таки, они умудрились неизвестно что сотворить с существом Высшего ранга, и открыть еще одно расследование Совета. Но это все меркло перед тем, что Чан с отцом Минхо пропали где-то в Загробном мире и больше не давали о себе знать почти неделю. Время там вполне могло идти по-другому, и на мозги Чана вполне можно было надеяться вытащить их оттуда чтобы допросить и выговорить за предательство. Но сначала нужно было дождаться их обоих. В конце концов, кроме этого они попросту не могли ничего сделать. Но Феликс все равно пытался. Измотал руганью и обидами Джисона настолько, что тот все же нашел способ открыть ему потусторонние коридоры через зеркало и позволил бродить между мирами в пустой надежде найти еще один вход вниз. Понимал, что не найдет, ведь если бы это было возможно, они давно бы об этом знали. Но запретить ему пытаться не смог. На следующий день наступил четверг. Может, стоило бы все отменить. Может, потерянные друзья все же не были главной причиной почему Джисон то и дело порывался схватиться за телефон и сказать Минхо не выходить. Сказать, что чувствует себя плохо, или попросить перенести. Он спрашивал у Минхо утром, готов ли он все еще идти куда-то. Тот сдержанно ответил, что жизнь не останавливается, и отвлечься будет лучше, чем изводить себя ожиданием. Джисон не понимает, было ли это такой защитной реакцией. Все таки, Минхо в один день потерял и отца, и доверие к одному из ближайших друзей. Может, он сам не даст себе почувствовать потерю пока занимается чем угодно кроме размышлений об этом. Может, Джисону следовало поступить мудрее и все же отменить… Была только одна проблема: он пиздец как сильно хотел увидеть Минхо. Просто чтобы тот был в его поле зрения, и соврать о своем состоянии стало бы для него чуть сложнее. Поэтому он держал в руке телефон с открытым диалогом, с сообщением «выхожу», а сердцем аккуратно прокладывал маршрут Минхо от его квартиры к своей, с точностью угадывать в какой момент где сейчас находится парень, и в нужную секунду слышать стук, от которого все равно подскочил на месте, будто от неожиданности. Он радуется, видя, что даже в такой ситуации Минхо не изменяет себе. Он все еще в рабочей кожанке и одной из своих более приличных кофт. Скорее всего, если бы он пришел в костюме или типа того, Джисон бы просто закрыл перед его носом дверь. Но он смотрит на такое же неуверенно воодушевленное лицо, какое наверняка сейчас было и у него. Смотрит и глаза отводит еле-еле. Вниз, туда, где одна рука Минхо пряталась в кармане, а вторая как-то нелепо держала в кулаке мелкие цветы без обертки. — Это что? — уточняет Джисон, поднимая бровь. Минхо жмет плечами бесстыдно. — Цветы. Ну а что. Они милые… К тому же, я подумал, тебе в комнате не помешало бы хоть что-то живое. — Очень смешно, — фырчит Джисон, безуспешно пытаясь выдать свою улыбку за саркастичную, — Ты цветы не часто даришь? — Не приходилось… А что? — Ты поестественнее выглядел когда мне клинок дарил. Минхо тянет один уголок губ вверх, глядя вниз на скоп белого, лилового и желтого. — А ты, похоже, получать их тоже не привык? — уточняет он, поясняя тут же, — Они все еще у меня. Джисон хватает букет чуть ли не обиженно, не совсем понимая что с ним делать теперь, когда держал в руках. Не идти же с ним. — У меня… вазы нет… Минхо наклоняется вниз, не выпуская руку из кармана, а второй тянется к полу за стеной у двери, неведомо откуда вытаскивая простую невысокую вазу, а затем вступает в личное пространство Джисона без приглашения чтобы молча поставить ее на кухонную столешницу у входа и провести лицо в сантиметрах от чужого. — Теперь есть, — самоуверенно отвечает он, обе руки сунув в карманы, а глядя прямо, с прищуром и полуулыбкой туда, где Джисон задерживал дыхание от простой физической близости. Они виделись буквально вчера, работая над ритуалами для Феликса. Но Джисон себя чувствует так, будто они видятся впервые. Он чувствует в груди это новое, возбуждающе-пугающее. То самое, как когда красивый парень только что находил причину чтобы проехаться губами по воздуху около твоих, мечет искрами из глаз, краснеет еле-заметно на яблочках щек. Когда эти парни не связаны с тобой пожизненными контрактами. Боже, думает он, почему я не отменил? И цокает языком, отворачиваясь от наглого улыбчивого лица чтобы спрятать свое смущенное пока набирал в вазу воду. — Ты подготовился, вижу. — Ты еще не знаешь насколько, — смазливо протягивает Минхо, вызывая у Джисона закатанные далеко в череп глаза, но очевидную попытку развеселить встречает улыбкой на губах и почему-то горечью. Когда он возвращается к порогу, чужие губы тянутся навстречу, а он лишь делает неуверенный шаг назад. Минхо поднимает брови скорее в ожидании объяснений, чем в страхе. А Джисон мнется. Минхо рядом с ним больше не казался побитой собакой, лижущим ноги злому хозяину, поджимающий голову в страхе каждый раз, когда тот поднимает кулак. Минхо больше не боялся, что ему не ответят взаимностью, или скажут идти подальше. Что от него откажутся. Джисон от него не откажется. Даже с его неуместными чувствами и желаниями. Он даже им подыграет. Нет, он их встретит своими. И все еще… — Что если все это… Блин, даже звучит это глупо. — Что именно? — уточняет Минхо легко, — Свидание? Джисон чувствует подскочивший к горлу ком как только слышит это слово и прикрывает глаза. — Да. Оно. Это как-то… Больно по-человечески. Глаза его все еще закрыты. Поэтому он вздыхает рвано от неожиданности когда чувствует на плече чужую руку. Та гладит пальцами туда-обратно, опускается всей ладонью и легко скользит к спине, потом к груди, почти задумчиво. — Что если я хочу делать с тобой что-то человеческое? — тихо уточняет Минхо. Джисон открывает глаза чтобы увидеть его накренившуюся голову, взгляд, в котором копошилось что-то утробное, чистое, желанное, — Если я хочу делиться едой и слушать какие песни тебе нравятся, кто из участников того реалити по телеку тебя бесит? Что с того? — Ни за что не поверю, что ты не знаешь кто меня бесит, — бубнит Джисон, сдав позиции. Минхо улыбается победно, а рука скользит за спину чтобы окончательно закинуться через плечо и повести Джисона из квартиры. — Я разрешу тебе выбирать музыку в машине. Могу даже вернуть тебя домой к десяти, — шутливо заверяет он, тут же поднося к чужому уху хитрую улыбку, — Или нет. Это было тем, что успокаивало Джисона, и доводило его до предела. Это был Минхо. Рядом с ним воздух пропускал свет по-другому и цвета становились иными. Рядом с Минхо ему было не страшно, ведь что бы он ни встретил, он будет не один. Рядом с Минхо в шумной голове наконец было тихо, а полуживое сердце заходилось в бешенстве. *** — …И они выбрали для практики Ищеек, якобы они легче. Но Теневики ведь не такие жесткие, они по сути тебе сделать даже ничего не могут, и слабое место у них одинаковое у всех. А в Ищейку хуй попади чтобы успеть пока она не разрослась, а если разрастется, там уже только остается хуярить вслепую пока не повезет на ядро наткнуться. — Ядро у них обычно меньше защищено, и торчит заметно, если присмотреться, — задумчиво мычит Минхо, выруливая с парковки. — Ты пока присмотришься тебя грохнуть успеют. Вот ты когда этот зачет сдавал у тебя кто был? — Ёж. — Ёж? — вторит Джисон, чуть не срываясь на писк, — Ты че, ебнутый? — Баллы высокие нужны были, иначе бы не добрал. Так или никак, — жмут в ответ плечами. — Ежей для второго ранга сдают же. Для третьего даже. Они неповоротливые, конечно, но я бы на них не полез. Один раз не увернешься вовремя и ты шашлык. В этом году еще Цветочников добавили, они и то лучше, их сжечь проще. — Джисон, — тихо прерывают его воодушевленную болтовню. Из Джисона слова лились как из прорванной трубы, и тот от нервов, видимо, забывал даже паузы сделать. Для обычно неразговорчивого ведуна это было настолько непривычно, что Минхо еле нашел в себе силы остановить, но послушались его тут же, глаза округляя в его сторону будто в страхе. Минхо пытался сказать это так мягко как мог, — Может, не будем о работе? — Почему? — тушуется тот, — А о чем я еще могу говорить? — О себе. — Обо мне? — смеется Джисон криво, — Ты уже знаешь обо мне больше допустимого. — И останавливаться на этом не планирую, — прищуренные глаза косятся на него упрямо, так что Джисону остается свои глаза только закатить и вернуть их обратно на дорогу. — Ты задумывался когда-нибудь о том, что я о твоей жизни не знаю толком нихуя? Следующие слова приходят к Минхо моментально и с довольной усмешкой. — Ты знаешь достаточно чтобы сейчас сидеть здесь со мной. — Для этого мне о тебе и знать ничего не нужно. Ты меня и крадешь неплохо, забыл? — гогочет Джисон, легко хлопая парню по плечу пока они остановились на светофоре. Минхо оборачивается к нему, улыбаясь то ли своим словам, то ли тому, что Джисон свою руку с него никуда не убирает. Расслабляется на мгновение в их новые границы дозволенного, или в их отсутствие. Не веря в это до конца, как в желание для свечей на торте. Джисон сжимает пальцы на предплечье, плавно спуская их вниз пока рука не опустится на сидение, слабо касаясь бедра. Минхо вообще-то не был оголенным проводом, и трогать его не было опасно, но казалось таким, и хотелось так же. А что будет? — Все же… — решается Джисон, — Расскажи что-нибудь. — Тебе? Все, что спросишь, — обещает он, еле отворачиваясь к дороге и трогаясь с месте когда светофор снова горит зеленым, — Только не на пустой желудок. — А ты сильно голоден? — спрашивает Джисон почти шепотом, смущенно теребя шов на чужих джинсах и чувствует на себе вопросительный взгляд, — Просто, мы, может… могли бы не идти никуда, а остаться вдвоем? Минхо вбирает в себя воздух, твердо глядя перед собой и останавливаясь у парковки ресторана. Джисон смотрит круглыми глазами как тот свои прикрывает и медленно дышит. Обычно Минхо так делает когда злится. Сейчас, конечно, дело должно было быть совершенно в другом. — Возьмем с собой, — предлагает он наконец, опуская ладонь с руля. Внизу к ней подкрадываются руки Джисона и тихо забирают себе. В переполненном людьми ресторане напротив Минхо он сейчас явно себя не представлял. В конце концов, чем дальше, тем безопаснее и им самим, и людям. И Минхо, судя по взгляду, это мнение разделял, — Давай только отъедем и найдем другое место вместо того чтобы оставаться в машине. Она и так видела слишком много. Джисон не спорит и отпускает руку чтобы Минхо мог выйти из машины и вернуться уже с пакетами еды. Он, честно, сомневается, что засунет в себя хоть кусок из этого. С другой стороны, нормальной едой питаться сейчас ему удается настолько редко, что, может, он и забудет про съедающий его изнутри желудка нервный комок. Возможно, это могли быть бабочки… Джисон о таких вещах не думал. Все, о чем он думал, так это о том, что смотреть слишком долго на профиль Минхо, пока тот вез его куда-то, не получалось. Глаза так и иначе плыли с носа на глаза, на шею. На руку, а вместе с ней вниз, где ладонь лежала на бедре, на раскрытые колени. Джисон не был из парней с особо высоким либидо, да и управляться с ним умел. Не то чтобы он не мог заставить себя перестать думать о том, что происходило здесь на заднем сидении не так давно, но заставлять и не хотелось. Потому что Минхо знает его мысли как свои и наверняка сейчас жалеет, что вообще поднял тему. Джисон улыбается тому, как спокойно тот держит лицо, и тому, что трещины в этом фасаде видно только ему. — Приехали, — в какой-то момент говорит тот наконец, отстегивая свой ремень, а заодно и Джисона. Тот додумывается заметить остановку и осмотреть местность только сейчас, понимая вдруг, что они лишь немногим не доехали до местного кладбища. — Ты решил, что я тут буду среди своих? — мычит он, выходя из машины и забирая в руки один из пакетов, пока Минхо запирал машину и вел его дальше по тропе. Они явно заехали на парковую территорию, и дальше машина проехать просто не могла. К счастью, идти было недолго. Минхо проходит буквально через несколько деревьев когда они оказываются у склона с совсем маленьким пространством, где места хватало только на скамейку. Со всех сторон он был огражден деревьями, кроме одной, где земля уходила вниз и открывала вид на небольшой городской лес, а справа виднелся черный литой забор. Минхо и говорить ничего не нужно чтобы Джисон сам язык свой прикусил. Тут было красиво. Более того, совершенно безлюдно, — Ты как на него наткнулся, часто бродишь вокруг кладбищ? — Нет, — смеется Минхо, ставя пакеты вниз и усаживаясь на скамейку. Его глаза устремляются вверх на все еще смятенного Джисона, — У меня здесь проходит маршрут для утренней пробежки. Подумал, тут неплохо. Джисон набирает в грудь воздуха побольше и усаживается рядом, укладывая контейнер себе на сведенные колени. Он чувствует все тот же взгляд Минхо теперь рядом, прямо у виска, и мнет губы, уговаривая себя расслабиться. Сказать себе, ничего такого. Ты не сидишь сейчас на ебучем свидании с, возможно, самым важным для тебя человеком на планете. Нет никаких миллионов способов как ты можешь лишиться его по своей вине. Ваши жизни не переплетены никакими ведовскими узами. Здесь нечего запороть. Ты в порядке. — Джисон, — тихо слышит он будто бы голос в своей голове. Но голос этот принадлежал Минхо, — Все в порядке. Он говорит это так, что Джисон верит. Именно так, что ему остается только прикрыть глаза и опустить свою голову, упираясь лбом в чужое плечо. Ну и как ему в это верить? — Как, — шепчет он хрипло, выдавливая слова с трудом, — Как это может быть реально? Ты сказал, связь не делает ошибок. Почему тогда мы тут? Вот так вот, не дав даже подышать Минхо свежим воздухом, он возвращает их с небес, по чьей вине якобы это все затеялось, на холодную землю. Может, действительно стоило бы говорить о погоде и новом ковре, который он думает купить в комнату. Но выходит это. И Минхо без сочувствия ведет головой, прислушиваясь к тихому голосу, губы тянет, оставляя беззвучный поцелуй на волосах. — Может, она не ошибалась, — предлагает Минхо, — Может, мы ее обманули. — Может, мы ее придумали. Так было бы легче. Легче объяснить то, что происходит внутри Джисона сейчас. С другой стороны, то, что происходит не поддается ни малейшему объяснению. Именно поэтому иногда, лежа наедине с собой, разделяя с Минхо одни и те же мысли в километрах друг от друга, чувствуя его подкоркой своего сознания, он думал, вдруг они просто нашли этому то объяснение, которое сами захотели? Вдруг они обманули сами себя? — Я знаю что чувствую, Джисон. — Не очень-то хорошо, видимо, — горько усмехается он, видя перед глазами упрямый профиль Минхо в кабинете Пака перед экзаменом, его испуганный взгляд на крыше перед падением. Он давал ему столько шансов отступить. Если Минхо действительно знал что чувствует, он должен был отступить. — Я знаю, что мы связаны, — твердо отвечают ему. Плечо уходит из-под лба в бок, а чужая голова клонится вниз, глазами вглядываясь в его закрытые. Зная, что Джисон видит за своими веками, — И мы были связаны уже тогда. Мне нет дела, реальна ли эта связь, на самом деле, или доказано ли ее существование. Я знаю, что ты отправил заклинание, которое нашло меня через весь океан. Я знаю, что мы справились с Ульем грехов вдвоём на экзамене. Я знаю, что ты выбрал меня когда я упал с тобой с той крыши. Это все, что мне нужно знать. Его голос говорил очевидные вещи. Говорил то, что заставило бы Джисона сказать, да, ты прав. Его руки же почему-то в этот момент гуляли не там, где Защитнику положено. Его пальцы вели дорожку вниз по предплечью Джисона, гуляли между костяшками, поднимались к скуле. Тот ведет лицом в сторону, упираясь лицом в чужую ладонь, касаясь ее губами. В жалкой такой попытке доказать себе что-то. Доказать, что Минхо все же прав. — То, что ты чувствуешь могло быть и не связью… — Ты и это назовешь не реальным, — ухмыляется Минхо отчего-то даже не злобно. Ни капли не обиженно. Джисон даже открывает глаза, чтобы убедиться, что на лице Минхо - не иначе как мягкий взгляд, наполненный чем-то, имя чему было страшно давать. — Я молился, чтобы оно было нереальным, — тихо признается Джисон, все еще шепча губами в чужую ладонь, — Я смотрел что это делает с тобой день за днем и молился. Скажи, что ты - нет. — Я - нет, — улыбается тот еще шире. — Ты все равно не веришь ни в кого, кому можно молиться, — жалко ухмыляется Джисон, — Да и я не понимаю кому. Богам связи? Будто они существуют. Будто все это кто-то выдумал и на нас нарек, кто-то кроме нас самих. Минхо втягивает воздух медленно, зубами прикусывая губу наверняка больно. Он поворачивается на месте насколько мог чтобы сидеть развернутым к Джисону полностью, закинув одну ногу на вторую, забирает из его рук контейнер чтобы убрать крышку, выложить из него в свой контейнер острый соус, который младший не любил, со своего перекинуть ему оливки. Молча отдает и также молча просит поесть. Джисон слушает, хоть еда и жуётся словно бумага. Его голова сейчас была не там. Его рот хотел быть занят Минхо, а не курицей. Его мысли метались от Защитника, любые поблажки с которым могли стоить им жизни, к Минхо, который называл его «Сон» и, оказывается, не любил оливки. И то, что они оба были одним человеком, должно было сжечь Джисона в праведном огне в ту же самую секунду, что его нога ступила на землю Обрядной. — А это? — хмуро спрашивает он, кивая не третий контейнер пока Минхо использованные убирал обратно. Порция Джисона так и была покусана местами и перемешана в нервную кашу. — Это Чонину взял. На завтра… Послушай меня теперь, — Глаза Джисона послушно дергаются вверх, будто их кто-то потянул за нитки против его воли. И опустить он их больше не мог, смотря как Минхо прочищает горло и собирает в себе последние крупицы решимости, — Я обещал, что расскажу про себя. Так уж вышло, что рассказ будет во многом о тебе… Ты знаешь, процент смертности среди женщин при родах Защитников достаточно высока. Моя мама под эти проценты попала, а отец, кажется, меня за это так и не простил. Я не помню первые годы своей жизни, но, пожалуй, это к лучшему, что через пару лет бухой отец решил отправить меня каким-то знакомым и за мной больше не вернулся. Я оказался в детском доме. Мне должны были найти новую семью, и время от времени меня забирали, но знаешь, как это бывает… Нужда в ребенке заканчивается на выплатах, да и из Защитников не выходят самые удобные дети… Я и сам по себе уже был мелкой торпедой в чужих задницах, еще и жизнью обиженный. Так было какое-то время: меня забирали, на меня забивали, меня возвращали обратно. В одних семьях было чуть лучше, чем в других, но и там я не задерживался. Пока не попал к семье бывшего Защитника. Там у меня был брат, который… ты знаешь. Я подумал, у меня есть шанс остаться, но они быстро поняли что именно со мной не так и решили, что меня все же лучше привести в Лагерь. Ближайший был этот, и Пак меня забрал. Мне было где-то шесть или семь. Я, знаешь, до того момента и имени своего не знал. Здесь уже нашли обо мне информацию, где-то свидетельство откопали. Я ненавидел это все до глубины души. Везде здесь я видел будущих Джэбомов, и воспринимал это так, будто и из меня тоже хотели сделать его. Больше всего на свете я ненавидел Защитников и то, что им стану. Я отрицал учебу, воспитателей, Пака, преподов… Кроме одной. У нас был приходящий эксперт, занимающийся физической подготовкой. Твоя мама. Она была… лучшей. Рассказывала нам истории, заставляла всех смеяться, воодушевляла даже если не получались простейшие упражнения. Она была единственным человеком, которого я любил в этом месте. Конечно, таких учеников как я у нее было много, но… В общем, мне тогда было десять. Я однажды опаздывал на какой-то урок и увидел ее в коридоре у дверей капитана с маленький мальчиком. Она попросила его подождать на скамейке и никуда не уходить, и ушла к Паку. Естественно, тот тут же вскочил и добежал бы до ближайшего тренировочного зала где отрабатывали огненные заклятия, спалил бы себе все волосы на голове, если бы я не остановил и усадил на место… Боже, то был… Никто на свете не действовал мне на нервы больше, чем он подействовал за пять минут, что я пытался держать его на этой дурацкой скамейке и не убиться. А когда Нари вышла и увидела меня, сказала, что… Она сказала, «Из тебя однажды выйдет отличный Защитник. И моему Джисону в будущем может один такой понадобиться». И для меня это стало… Всем. Минхо возвращает глаза обратно. Там, где он только что видел перед собой восьмилетнего мелкого пацана, не способного усидеть на месте, теперь сидел его ведун, смотрел на него с абсолютно пустым потерянным взглядом. Минхо тогда и подумать не мог, где окажется с Джисоном через десять с лишним лет. Но знал, что окажется именно с Джисоном. — Я увидел тебя и больше не мог перестать видеть везде, — заканчивает он, — Я начал учиться, работать, пренебрегал всем остальным чтобы выйти первым в рейтинге и получить папки ведунов «экстра». Даже тогда Пак не разрешал мне закрепиться за тобой, он подозревал неладное, наверное. Он потерял своего ведуна когда-то давно, и я думал, что он только из-за этого вставляет мне палки в колеса. Мне потребовались месяцы чтобы его уговорить… И ни разу я не сомневался в том, что делаю. Несколько минут с тобой на той скамейке изменили для меня всю мою жизнь. Все, во что я верил. — Но тебе было, — голос Джисона еле слышен от хрипа пересохшего горла. Он даже не пытается прокашляться чтобы вернуть себе его, — Десять… — Именно. Поэтому что бы ты там ни думал, это не было влюбленностью, и это не было помутнением. Это была связь. — Это была впечатлительность потерянного ребенка. Ты действительно все еще веришь, что… — Я не верил пока не встретил тебя, — перебивает Минхо, — Вот, во что я верю. А ты можешь верить во что хочешь. — Ты… — вырывается из Джисона невовремя и быстро, словно воробей, которого больше не поймаешь. Он поворачивается к Минхо с полу-закрытыми, ноющими от злости глазами, — Десять лет ты с этим жил. А я с прошлого года? Минхо не собирается на это отвечать, да и Джисон ответа не ждет. Вместо него он получает руки, аккуратно обнимающие его голову, легкий поцелуй у зажмуренных глаз. Он мог бы прожить с Минхо всю жизнь. Как с Феликсом, например, как с Донхеком. Он мог бы все изменить. Джисон мог бы помочь и ему. Где бы сейчас они были, Джисон даже думать не хочет. Даже воспоминание об их первой встрече появилось у него только потому что Минхо ему позволил. И все же, слова его стали скорее обыкновенным признанием, чем чистосердечным. — Если ты уже тогда все знал… Ты… лгал пока мы не оказались тут, будто так и хотел. Ты же знал… — Зато теперь знаешь и ты, — соглашается Минхо, убирая волосы с чужих красных глаз. Он не выглядел ни виновным, ни виноватым. Потому что Джисон его и не винил. И это единственное, что ему нужно, — Когда дело касается тебя, я не хочу выбирать. — Это не объяснение связи, это просто жадность. — Я жадный, — соглашается Минхо, притягивая чужую голову к себе, — Меня можно винить? Джисон отвечает на поцелуй без капли сомнения, чувствуя ту жадность сполна, чужую улыбку накрывая губами. В конце концов, Минхо прав, и винить его он уже не мог ни в чем. Винить Минхо значило и себя тоже. Любить Минхо значило и себя тоже. И даже если сказать он этого не мог, лучшее, что Джисон мог с собой сделать, это потратить жизнь на что-то свое, раз уж не получилось отдать ее на благотворительность. Этот Минхо был как никогда его. Это был тот, с кем он связал себя. — Теперь ты, — просит он между тем, как скользит языком по нижней губе и как мнет ее своими. Чмокает верхнюю и замирает в сантиметрах от них, ногтями почесывая макушку Джисона, дыханием опаляя щеку. Джисон сразу понимает, о чем Минхо просит, и сразу же соглашается, потому что это последнее, что он ему еще не отдал. — Тогда я хочу чтобы ты понял… Когда ты только пришел, ты сказал много вещей… что я в безопасности. Что ты позаботишься обо мне. Что это навсегда. Но первым мне это обещал Донхек. Поэтому я тебе не поверил. Джисону нужно опустить руки с Минхо и сдвинуться назад чтобы позволить себе говорить дальше. — Я попробую не вдаваться в подробности. Он был моим лучшим другом, нам с Феликсом обоим. Но для нас с Хеком все было по-другому, и мы оба это знали… Тогда я был не в лучшем состоянии. Я жил раз в несколько дней, и это был день, который я проводил с ним. Он меня спас. Буквально, вытащил меня из ванной. Мне было стыдно за себя после этого каждую секунду, но он никогда не давал мне поводов… И он был такой… искренний. По сравнению со мной. Он был уверен в том, что нам суждено быть вместе. Мне так хотелось этого будущего с ним, что захотелось будущего для себя. Я начал работать чтобы скопить на переезд после школы, мы хотели поступить в филологический в соседнем регионе, Феликс хотел туда же рядом в медицинский, мы бы снимали жилье втроем… Я был уверен в нем. Поэтому я даже не смутился когда ближе к семнадцати он стал как-то меняться. Мы с ним тогда еще не… Он стал более настырным, но как только я давал заднюю, он тут же останавливался. Я просто думал, что нам некуда торопиться, я чувствовал с ним себя так спокойно. Когда мне исполнялось семнадцать они с Феликсом устроили мне вечеринку у нас дома. Он отдавал подарок мне в комнате, дал тот браслет, сказал, что любит, и я сказал это в ответ, и поцеловал. Я был там так счастлив, что не сразу понял, что что-то не так, а потом он почему-то не остановился, как раньше. Джисон видит перед собой все, что не решается описать Минхо вслух. Видит, как глаза его любимого человека чернеют. Как он целует его тяжелее, чем Джисон привык. Как спина ложится на кровать, как вздохи постепенно становятся сбитым мычанием. Как он пытается толкнуть Донхека вверх, но тело того не сдвигалось, как бы Джисон ни старался. Он не мог даже сказать ему «нет». Он не мог ничего кроме как позволить ему любить его. По крайней мере, до тех пор, пока перед ним уже не был Донхек. Он не знал точно кто раздевал его и рвался внутрь. Он не знает, чье лицо видел между своими ногами размытым взором. Но какой-то удачей колено наконец вырывается вверх и попадает по чужому носу, отрезвляя, возвращая его парня. Он видел его лишь мгновение прежде чем тот убежал без единого слова или даже извинения. — Он не остановился, — выдыхает Джисон, зная, что этого хватит, чтобы Минхо понял, — А потом, в школе… В один день он пускал про меня слухи и звал шлюхой при всех, а я даже видеть его не мог без паники. В другой день он плакал и молил хотя бы выслушать, говорил, что ничего не понимает. Феликс его даже однажды избил, и после разбирательства Донхека перевели. Я уже не знал кем он был. Я его потерял. — И ты видишь это? — спрашивает Минхо еле слышно продержав достаточную паузу чтобы убедиться, что Джисон закончил. — Да, — кивает он, — Ту ночь, каждый раз, в разных вариациях… Иногда я вижу его, иногда тебя… Наверное, он начал обращаться в полудемона в то время. Он говорил, что ему страшно, просил помощи, а я видел, что с ним что-то происходит, но ничего не сделал. Теперь когда я вижу его, я думаю, что мне повезло, а ему - нет. Он остался совсем один. — Я его убью, — уверенно обещает Минхо, и Джисон усмехается его словам, хоть шуткой они и не были. — Вставай в очередь, — криво улыбается он. Может, это и могло быть сказано в шутку раньше. Говоря это, Джисон не знал, смог бы сделать это на самом деле, а в способностях Минхо он не сомневался ничуть. Но в данную секунду Донхек его волновал разве что призраком в голове, сейчас дремлющим. Он не был проблемой, но воспоминания о нем - да. И озвучивать их перед Минхо давалось тяжелее, чем снимать перед ним одежду. — Но, можно спросить… Почему тогда ты сделал… это со мной? — Что, секс? — Я пытался как-то помягче, но да. Джисон слабо смеется, закрывая глаза и приходя к ответу проще, чем ожидал. Он боялся этого так же сильно, как и хотел. — А куда же мне деваться от тебя? Куда бы я ни пошел, ты везде, теперь даже в той комнате в мой день рождения. Потому что ты мне нужен везде. И тогда был нужен… И сейчас. Что-то в нем прыгает к горлу и чуть не заставляет задохнуться собственными мыслями, где были теперь только Минхо и то слово, которое он не может сказать, потому что Донхек забрал его себе. Это не было тем же самым, и Джисон не позволит этому быть. Минхо не позволит тоже. Вместо этого он притягивает Джисона к себе одной рукой, легко словно тянул за нитку. Пока он держит его близко, можно было ничего и не говорить. Джисон тает в его тело и застывает словно подходящий кусок пазла, устроив голову под чужой шеей, заняв руки его бедром. Он мог всочиться в Минхо и больше никогда не двигаться с места. Джисон, пожалуй, хочет именно этого. И по какой-то злой причине это именно то, чего он не может сделать. Наверное, потому что Минхо не рассказал ему обо всем раньше, или потому что не позволил ему выбрать другого Защитника. Может, захотев так много, над ними сыграли шутку и теперь они могли получить только столь мало. Только в моменты, когда обещали друг-друга лишь себе… Но хотя бы у них были эти пять минут. Хотя бы в эти пять минут Джисон чувствует, что дышит наконец для себя. *** Пальцы уверенно забираются под футболку, впиваются, будто хотят проникнуть под кожу. Джисон даже не замечает как ахает и позволяет чужому языку проскользнуть внутрь, нарваться на его собственный. Он встречает его агрессивно, и не менее агрессивно давит в грудь пока Минхо не придется сделать шаг назад чтобы удержать равновесие. Сделать второй и третий пока не окажется за дверьми комнаты. Джисон вжимается спиной в закрытую дверь и наслаждается чувством захлопнувшейся ловушки. Поднимает подбородок чтобы Минхо расцеловал его шею, не осторожничая с зубами, слышит мокрый звук поцелуя и свой рваный вздох. Он хочет только раскрыть рот пошире, чтобы издать что-то посерьезнее. Хочет раскрыть ноги и позволить Минхо придерживать его, телом вдавливая в дверь пока рты снова мечутся друг к другу, а пальцы с ногтями впиваются в кожу на спине через свитер. Рука Джисона бросается к вороту и забирается под него чтобы быть чуть поближе к коже, чувствует ее, разгоряченную теплыми одеждами и жаром между ними, чувствует вибрацию в горле Минхо как только ногти слабо корябают спину. Он забирает столько, сколько отдается и сам. Разрешая Минхо слышать и чувствовать все, что не разрешал даже себе. С каждым поцелуем рисуясь по новой, открывая в себе все больше, все это тут же уходило в чужое имение. Джисон действительно не знал места лучше, чем сейчас, и не знал себя лучше, чем сейчас. — Где Чонин? — уточняет Минхо, отскребая Джисона от двери чтобы развернуть его спиной к кровати. — Ушел к другу ночевать когда узнал, что у нас планы. — Действительно умный парень, — ухмыляется Минхо перед чужими губами прежде чем вновь опустить несколько открытых громких поцелуев, самого Джисона опуская на спину. — Кто-то же из нас двоих должен быть, — соглашается со смехом он и тут же затыкается Минхо. Его грудь продолжает слабо биться от смеха прямо в поцелуй, пока ноги думают куда деться. Он пытается обнять ими Минхо, но бедра того были слишком высоко. Он упирался ладонями в матрас по обе стороны Джисона, не торопясь опускаться самому. Вскоре тот понимает, что Минхо делает. Все еще стоя на полу, он губами рисует себе путь вниз, пока не придется опуститься на колени чтобы достать до живота. Футболка уже и так задрана, но Минхо задирает её еще выше, свисающие ноги Джисона двигает так, чтобы между ними поместиться, и внизу, где заканчивался пояс брюк, всасывает кожу зубами и подбрасывает таз Джисона вверх. Тот вскрикивает и всем телом просит снова, ещё. Минхо и делает это снова, не двигаясь далеко от прошлого места укуса, сперва зализывая языком, и спускается ниже. Джисону страшно и подумать что с ним станет когда язык Минхо опустится ниже резинки его белья. Но даже представить не успел. — Хэй, — зовет он, слабо дергая за волосы чтобы привлечь внимание. Минхо поднимает голову и возвращается к его лицу с таким выражением, будто только что не планировал заставлять Джисона кричать и молиться на пустую квартиру. Он улыбается, улыбается так, что Джисон не может не улыбнуться ему в ответ нежно, не смотря на то, о чем собирался попросить, — Можем мы так пока не делать? Просто, эта позиция совсем как… Минхо сгребает его обеими руками и сам заваливается на кровать, Джисона опуская на себя. Намного лучше. Теперь он мог обе ладони зарыть в каштановые волосы и вжаться в него бедрами до отказа. Рука Минхо тут же оказывается на одной из ягодиц, скользя ладонью, а потом мягко надавливая. Джисон уже хочет мычать в чужие губы, когда понимает, что рука Минхо куда-то девается, да и губы тоже. — Ты горишь, — сообщают ему шепотом будто предостерегающе, но этого Джисон не слышит, стягивая футболку. — Ты тоже. — Стой, — просит Минхо с улыбкой, ладонью упираясь в чужую грудь. Джисон застывает с поднятой бровью, глядя на противоречиво блестящего Минхо. Его губы блестели, глаза, щеки, даже взгляд и раскинутые по простыне волосы. Во всем читалось то, что должно было произойти, но из-за преграждающей руки Минхо не происходило, — Давай сегодня дальше не заходить. — В смысле… — выдыхает Джисон резко, сдувая со лба нависшие волосы и усаживаясь прямо на чужие бедра, позволяя Минхо сесть прямо тоже. Руки того плывут по талии к спине, обнимают, прижимая близко, но внезапно не так, как прижимал минутой ранее. — Просто после того, что ты рассказал мне я хочу быть осторожнее. — Мне нормально, — уверяет Джисон. — Я знаю, — беззвучно смеется Минхо, — Мне - нет. Джисон падает головой вниз и медленно съезжает с чужого тела, сваливаясь в подушки с воем побежденного зверя. Минхо смеяться даже и не думает переставать, бесстыдно, вопреки своим словам, заваливаясь рядом и тихо целуя где шея и плечи были открыты. — Почему ты злишься? — уточняет он весело. — Я не злюсь, — бурчание выходит немного более злобно, чем Джисону хотелось бы, и тем не менее, — Я просто не хочу чтобы ты считал меня слабым. — Поверь, — просит Минхо шепотом, ладонями сгребая Джисона к себе за талию и ластясь лицом к чужой шее, — Это последнее, что я о тебе думаю. Джисон вновь чувствует его губы на себе, в этот раз чуть медленнее, чем это обычно было с Минхо. Чуть легче. Будто наконец никто не грозился их друг у друга вот-вот отобрать, и Джисон мог себе позволить эти простые, не несущие ничего за собой поцелуи. Короткие в перемешку с длинными, глубокие, спирающие дыхание. — Можешь тогда просто… остаться тут? — просит Джисон так, будто был шанс, что Минхо мог ему отказать. По внезапно крепко сомкнувшимся на нем пальцам и губам понимает, что нет, не мог. Минхо стягивает с себя кофту и переворачивается с бока, аккуратно укладываясь на Джисона так, чтобы ничего не затекало, устраиваясь удобно и надолго. «Надолго» существовало где-то в лучшем мире. Испуганный удивленный возглас раздирает темную комнату прямо поверх тихих поцелуев и тут же заставляет Минхо отлететь подальше под одеяло, узнавая голос безошибочно, и прикрывая голый торс как мог. — Феликс! Кровавые руны на стекле совсем побледнели и грозились иссякнуть к завтрашнему вечеру, но друг все же успел пробраться через зеркало в мир обратно, пока не оказался запертым там навечно. Меньше всего Джисона волновал сейчас его вид, особенно когда когда все возможные чувства перекрывались банальной радостью видеть друга живым. Но Феликс его радости не разделял. — Я его не нашел, — хмуро говорит он и замирает. Взгляд его бродит по кровати, по покрасневшему от смущения Минхо, по медленно стекающей вниз улыбке Джисона. Тот поздно подхватывает настрой друга и понимает, что радоваться было нечему. Для Феликса точно нет. Феликс так и не нашел Чана, и для него это значит, что Феликс пока был поставлен на паузу. Он выглядит так, будто хочет сказать что-то еще. Как-то прокомментировать то, за что еще пару дней назад так сильно болел. Но лицо его не дергается, и губы тоже. Он стоит так с секунду, глядя на Джисона не своим взглядом, и молча уходит за дверь, закрывая ее за собой. *** — Это какой-то пиздец, — шипит Чан громче, чем полагается для мира мертвых, отряхивая с себя липкую массу, которая когда-то была душой какого-то грешника, втянутого в Стикс. Он, честно, думал, что сдохнет тоже. Уж как минимум думал, что вытянуть себя-то сам не сможет, а этот балласт в виде ослабленного мужика под девяносто килограмм и подавно пошел бы ко дну. Но, к удивлению, он хватался за берег и выхаркивал темную слизь, намереваясь вместе с ней выхаркнуть и все свои внутренности, а вслед за ним выползал и Джэбом. Он не думает даже руку тому протянуть, сам еле выпрямляясь на ногах и уговаривая голову перестать идти кругом чтобы рассмотреть хоть что-то. Чан много думал о загробном мире, но никогда особо его не представлял. Все, что у него было и на что можно было опираться, это лишь иллюстрации учебников или книг с мифами из библиотеки Лагерей. Выбор был пестрый, и место могло выглядеть как что угодно из них… Но Чан, не удивляясь, видит только пустоту. Черную, беспросветную пустоту там, где могли бы быть стены или небо. Где-то стены все же были, да и пол тоже, учитывая, что он все же на чем-то стоял. Река все же куда-то прибывала, и на чем-то лежали кипы белых бумаг. Огромные кипы, колонами возвышающиеся до самого потолка. Некоторые листы по непонятной причине засоряли побережье словно мусор, мокли медленно в темной, не совсем жидкой субстанции. Чан не слышит ветра и не чувствует воздуха, но слышит шелест бумаг. Слышит рев вод Стикса и болезненный кашель Джэбома, все еще сплевывающего воду. Он не глядя шагает вперед и с каждым шагом все яснее осознает свою неподготовленность. У него не было клинка, ведь он потерял его где-то в водах. Он не знал что говорить, когда встретит владыку мертвых, если вообще дойдет до него. Он не знал, не бросится ли на него одно из существ, про которого он вычитывал в книгах, если те вообще существовали. Он не знал даже как выглядит то, что он искал. По сторонам он и не смотрит. Вышагивает по бездне неустойчивыми ногами, все еще чувствуя на них тиски бесформенных душ, чувствуя в желудке ползущий крик, которым захлебнулся ранее. Делает один шаг в час или в вечность, пока перед его опущенной головой не появляется край чего-то твердого и белого. Наверху что-то щелкает и отдается пустынным эхом. Он поднимает взгляд чтобы увидеть край печатной машинки и тонкие темные пальцы, скачущие по буквам с невероятной скоростью. — Имя, — спрашивает женщина словно не имела голоса. Чан слышит его где-то прямиком в сердце. Где-то в его самом ядре, на подкорке своего существования. — Вы знаете мое имя, — сипит он почему-то, — Кто вообще использует печатные машинки? — Будешь умничать? — переспрашивает голос, и взгляд женщины отрывается от машинки чтобы подняться к Чану и посадить его сознание на миллионы стальных штыков, навсегда запирая на месте. Она больше не спрашивала, — Имя. — Бан Кристофер Чан. — И Ли Джэбом, — пищат сзади вдогонку. Чан не поворачивается потому что не может, и оценить где находится мужчина сейчас - тоже. Уж точно не по голосу и расстоянию. Женщина отрывает взгляд от Чана чтобы окинуть мужчину сзади чем-то невыразительным и строгим. — Вы не вовремя. Рано. — Я знаю. Мы не… Я хотел бы узнать насчет сестры. Она… Можно поговорить с Аидом? — Ты говоришь с ним, — просто отвечает женщина. Язык Чана тут же закатывается назад и грозится навсегда застрять у него в горле, — Точнее, с тем, что от этого мудака тут осталось. — Вы… — Персефона? Да. Думаю, это имя вам более знакомо. Хочешь найти Аида - удачи. Он уже пару веков как слег словно ребенок, только ревет да пьет, оставил всю работу, будто кто-то еще за нее возьмется так охотно. Я занята, как видишь. Либо ждите пока я зарегистрирую ваши души в порядке очереди, либо сразу прыгайте в Дыру. Персефона поднимает руку, указывая на большую бездну сзади себя, где не было ни бумаг, ни больше ничего. Ни пола, ни потолка за ней видно не было, и лишь уже смотря в ту сторону Чан понимал, что «сам» он к этому не приблизится ни на дюйм. — Что там? — Как думаешь? — хмыкает та, продолжая вбивать что-то в машинку даже когда не смотрела на нее, — Что находится на нижнем этаже мира мертвых? — Мы не за этим. Пожалуйста, нам нужно… — Я знаю что вам нужно, — вздыхает Персефона, прерывая болезненный щебет Джэбома, — Как вы вообще сюда попали раз пришли со стороны Стикса? Через Харона? Я уж думала он помер давно… В любом случае, тебе я не помогу. Ты хочешь вернуть жену, так? Для этого тебе нужны две жертвы. Своя личностная жертва, и душа грешника. Ты никого не привел. — Я… — Джэбом закрывает рот, хмуря брови побежденно, — Я приведу его… Голова Чана летит в сторону чтобы убедиться в этом: жертва Джэбома была написано на всем его лице. — Для этого тебе нужен был Минхо? Бросить его в Ад? Когда ты собирался сообщить мне об этом обмене, а? — А ты, — прерывает Персефона, глядя теперь в глаза Чана, — Твоя сестра не проходила через эти врата. Где бы она ни была, она не в моем царстве. Сердце Чана вздрагивает горестно, а потом сжимается, оплакивая заранее потерянную надежду. Он не хочет давать себе повода предполагать, что Ханна могла быть жива. Он не мог предполагать… Но важнее было то, что она на здесь. После всех этих лет, ухода от Совета, нарушений клятв, поисков, предательств… Он все еще ее не нашел. — Что мне… Что мне теперь делать? — Можешь поплакать, если хочешь. Где-нибудь подальше. Потом как будешь готов пойдешь в Дыру. А ты, — указывает она на Джэбома, а потом недвусмысленно себе за спину, прямо в бездну, — Можешь хоть сейчас. — Нет, — рычит Чан внезапно и перехватывает темную женскую руку за запястье, останавливая от печатания и обращая на себя два взгляда. Один - испуганный, чуть ли не до мокрых штанов. Второй - ни капли не удивленный, — Вы же высшее существо. Вы существо самого высокого ранга. И хотите сказать, что ничего не можете сделать? Не можете даже, блять, сказать где моя сестра? Вы знаете где она. Скажите, потом отправляйте хоть в чертову Дыру! Ни один мускул на женском лице не двигается когда та медленно опускает взгляд на запястье, которое Чан крепко и упрямо держал в руке. Он чувствует, как в руку ему впиваются ледяные бусины чужого браслета и это заставляет его очнуться и понять что он делал и кого схватил. — Чан, — шипит Джэбом испуганно, будто сказанное тем можно было как-то моментально забрать назад. — Парень, — начинает Персефона предостерегающе, да так, что выражение лица Чана тут же падает. Может, его заставили, а может, дело было в страхе, но говорить, тем более кричать, он больше не хотел. Она забирает себе руку медленно, говоря спокойным, продирающим кости голосом, еле раскрывая губы. Чан слышал его в мозгу так хорошо, что голос резал его изнутри словно стекло, — Я, по-твоему, джин? Ваши эти защитнические замашки с дурацкими словечками… Что еще за ранги, вы когда это придумали? Я не хочу тебе помогать. Я заебалась заниматься сортировкой душ, которых, к слову, вы, Защитники, присылаете сюда чаще всего, еще и раньше времени. И за это тебе все должны? Потому что ты предал всех, кого знал чтобы сюда попасть? Чан чувствует себя грязнее чем после вод Стикса. Он чувствует все липкое и склизкое на себе, душащее и противное. Ему, может, и правда дорога только в Дыру. Но он не отступит. Он чувствует в руке загробный холод и смотрит вниз на руку, где лежал чужой, вырванный с руки браслет, и где пальцы его были испачканы темными душами, от которых он отбивался в реке. Брезгливо, будто сам был чем-то лучше. — Это ради Ханны, — бурчит он, уже ни в чем не уверенный. — Ханны тут нет, — вновь повторяют ему, — Знаешь зачем жертвы нужны две? Жертва грешника нужна для того, чтобы его душа указала тебе путь отсюда, туда, куда ты сам захочешь. Свою собственную жертву ты приносишь чтобы вернуться ко мне в Дыру после смерти. Таковы условия. Ты уже принес свою жертву, Кристофер Чан. Ты, Джэбом, тоже. Вопрос в том, кто из вас останется здесь первый. *** Джисону непривычно просыпаться в тишине. Просыпаться от лучей света в комнате, просыпаться просто потому что пришло время. Но чувствовать продавленный чужим весом матрас сбоку от него не было так уж непривычно. Как и видеть Минхо, раздетого до белья для сна и сидящим в кровати, рассматривая себя в стоящее в углу зеркало. — Чудик, — хрипит Джисон первым делом, видя, как Минхо ведет головой чтобы открыть шею и получше рассмотреть на ней красное пятно. То, что его так заинтересовало в зеркале, видимо, от непривычки. Джисон же видеть следы себя на теле Минхо начал привыкать. Других там все равно не было. Каждая белесая полоска, неровный край кожи, царапина или засос, шрам, все было оставлено руками его ведуна. — Странно видеть засос на себе, — мычит Минхо задумчиво, наконец отворачиваясь от зеркала. Джисон смотрит в его припухшее от сна лицо и двигает пальцы слегка вперед пока не уткнется в кожу на спине с розовым следом от его ногтя. — Странно то, что я единственный могу это сделать. Что-то на тебе оставить… — Единственный шрам позволительный Защитникам - вот этот, — демонстрирует Минхо свое запястье с маленьким следом от Посвящения и сваливается на подушки обратно к Джисону. — Как показатель слабости? — Силы, вообще-то. — Ну да, — ворчит Джисон, не разделяя настроения Минхо. Ни его приподнятый тон голоса, ни веселое лицо не соответствовало времени суток. Минхо видит утреннее раздражение на чужом лице и для него это значит только одно: Джисон выспался. И спал достаточно глубоким сном чтобы сейчас ненавидеть свое пробуждение и то, как Минхо комично тянет к нему губы. Он смеется когда чужая ладонь закрывает его лицо и многозначительно отворачивает от себя, уворачивается от второй ладони, перехватывая ее, и все равно утыкается в недовольного, и теперь скованного, Джисона лбом. — У тебя буквально на коже написано чем мы занимаемся. Надо замазать когда на работу поедешь, — смиренно бурчит Джисон, пальцем тыкая в пятно на шее. — Не хочу. — А что ты хочешь, с Паком беседы по этому поводу проводить? — Я хоть десять проведу, — бубнит Минхо и поднимает лицо обратно к чужому, лыбясь почти раздражающе. Джисон собственную улыбку давит на лице и закатывает глаза, зная, что сколько бы Минхо ни паясничал, деваться ему некуда. Только Джисона с утра пораньше доведет. — Замажь, пожалуйста, — вздыхает он, — Я тут из кожи вон лезу чтобы тебя не забрал Высший демон. Мне не нужно чтобы тебя забрал какой-то там Пак. Минхо щурится недовольно и поднимает голову чтобы взглянуть на часы. Видит, что до работы ему осталось не так уж и много, и с раздраженным воем сваливается обратно, обхватывая Джисона будто тот собирался куда-то уходить. — Лучше просто дай мне водолазку, — бубнит он снова в чужую кожу еле разборчиво, — Иначе представь лицо Рюджин когда я попрошу у нее тоналку. — Представь ее лицо когда ты приедешь в моей водолазке… — Нам никак не выиграть, да? — смеется Минхо, и Джисон беззвучно смеется с ним, хоть ничего смешного в этом и не было. — Мы явно в проигрыше. Пальцы Минхо впиваются цепко как у мартышки как только Джисон начинает пытаться спихнуть его с кровати и заставить подняться. Он ноет, ворчит, но послушно встает, нарочно утягивая с Джисона одеяло, и скрывается за дверью. Джисон не хотел вставать. Не потому что не выспался и не потому что побороть утреннюю лень было так уж сложно. Он попросту не хотел никуда уходить. Комната, в которой он раньше пытался находиться так мало как мог, внезапно была светлой, была его. Он видит желтоватый цвет краски, которого раньше не замечал, видит пятно на потолке, видит узоры на шторах. Кровать впервые за все время его переезда была уютной и теплой. Дело, может, было в режиме. А может, Минхо был прав, и у Джисона и правда был шанс. С места его все-таки поднимает звонок телефона на тумбочке. Он не глядя хватает его рукой и заспанным взглядом пытается рассмотреть имя. А увидев, подумал, что снова уснул. — Чан? — переспрашивает он в трубку, не веря. Его не поправляют, — Подожди, я сейчас… — Никому не говори, — просит голос на другой линии. С трудом, но в нем угадывается Чан, сквозь болезненный хрип, сквозь отсутствие любого выражения, красок или каких-либо эмоций. Только из-за этого голоса Джисон умолкает и дает Чану закончить, — Я нашел. Приезжай, пожалуйста, но только один, и им не говори. Я не прощу, если расскажешь.