Южный ветер

«Англичанам-мужчинам дозволено демонстрировать три вида чувств: удивление — при условии, что оно передается криком или сквернословием; гнев — также выражается бранными восклицаниями; и восторг/торжество — проявляется в той же манере. Непосвященный человек вряд ли определит, какое из этих дозволенных трех чувств обуревает англичанина, но сами англичане-мужчины без труда улавливают нюансы», — Кейт Фокс «Парадоксальные англичане. 2460 фактов», 2015гг.

      Рон сидел на кровати Гарри, на коленях у него лежала раскрытая «Окклюменция — искусство и философия» Анейрина Лавгуда. Он обратил внимание на знакомую фамилию. Может, поэтому Полумна и ее отец такие прибабахнутые? Дедушка Септимус рассказывал, что некоторые магические таланты передаются по наследству и пока спят, могут очень странно проявляться.       Мерлин и Моргана, а что если мозгошмыги реально существуют, но их могут видеть только менталисты?! В Египте Рон чего только про ментальные искусства и их Мастеров не наслушался, урик знает, чему теперь верить.       — Так откуда вдруг у тебя интерес ко всему этому? — теребя серебряный уголок на книге, как бы невзначай переспросил Рон.       Пожалуйста, хоть бы этот талмуд ему просто случайно под руку подвернулся! Если Гарри решил податься, ну, там, в Целители разума, например, Рон… не знает, что сделает. Расплачется? Гарри и так немножко с приветом, не нужно это поощрять.       — Ты знал, что Снейп легилимент? — вместо прямого ответа огорошил Рона он.       — Что? Нет!.. О, ты снова за свое?! Я думал, мы уже прошли этот этап.              Гарри скрестил руки, сидя прямо на прикроватной тумбочке и болтая ногами в новеньких туфлях. Рон не мог не заметить, какой мягкой выглядела коричневая кожа. Для неношеной обуви даже слишком мягкой.       — А еще он бывший Пожиратель Смерти, — продолжал гнуть свою линию мальчик.       — Именно: бывший! И в прошлый раз, когда мы его подозревали, оказалось, что он ни в чем не виноват. Да, Снейп - мудак, конечно, но он на нашей стороне.       — Но так было не всегда. Он переметнулся на другую сторону однажды. Где гарантии, что он не сделает это снова? Вдобавок, он годами шпионил сначала для Волдеморта, потом для Дамблдора, а у шпионов, даже «бывших», сохраняется эта дурная привычка копить всю информацию, которая «плохо лежит». Особенно если она может оказаться важной.       Рон вздрогнул при имени Того-Кого-Нельзя-Называть, но скорее уже по привычке, чем от настоящего страха. За два года сложно было не выработать иммунитет.       — Но для легилименции нужны специальные заклинания. Не станет же он так откровенно в наглую лезть тебе в голову? Это незаконно вообще-то.       — С талантом Снейпа заклинание нужно только для глубокого чтения воспоминаний и погружения в ментальный ландшафт. Что он, что Дамблдор, что Волдеморт могут считывать поверхностные мыслеобразы просто через зрительный контакт. И это только те легилименты, о которых я знаю. Их вокруг может быть куда больше.       И хотя Гарри в народе многие боготворят, уважают его явно недостаточно, чтобы не лапать при любом удобном случае. Такие и в голову залезть не побрезгуют, понял Рон. Есть из-за чего перестраховываться.       Да и сам Снейп может и не так плох, как Гарри подозревает, но все равно не внушает доверия.       — Значит на Зельеварении смотреть в котел и думать об Англии, заметано, — мрачно пошутил Рон. — Но разве ты уже так далеко продвинулся, что тебе в голову он не залезет?       Гарри замялся.       — Нет, — честно признался он. — Но Окклюменция — это искусство не только защиты разума, но и его организации.       Мордред! Рон внезапно осознал, что в суете окончания учебного года, чудесного исцеления всех окаменевших, да еще и семейной поездки Уизли в Египет, все упустили из виду одну важную деталь. Остальным, может, простительно, но вот ему — нет.       У Джинни из-за этого проклятого (проклятого!) дневника память стала, как решето. Она не только забыла почти весь свой первый курс, но и теперь с трудом запоминает что-то новое, ничего в голове не держится. Но Джинни тотовы жрецы всем храмом лечили, а что Гарри?       Что на счет Гарри?!       Он ведь тоже с этим дневником ходил, даже разговаривал, под подушку клал (Рон видел!). Этот дневник даже заставил его поверить, что пятьдесят лет назад Комнату открыл Хагрид. Да ведь получается, именно из-за этого мордредова дневника они с Гарри пошли в Запретный лес! За пауками! Прямо в жвалы к Акромантулу!       Он уже тогда пытался убить их! Ну, формально, не их, а только Гарри, но не суть важно.       Что важно, так это то, что никто не разбирался, что этот… Эта макулатура (это слово он услышал от Гермионы, и сейчас оно казалось ему как нельзя подходящим) наворотила у него в голове. Вот говорил же он Гарри не подбирать эту книженцию, что она может быть опасна, говорил, да кто бы слушал!       — Это из-за дневника? — не стал ходить вокруг да около Рон.       — В том числе, — Гарри замялся. — Там скорее комплексная проблема.       — Дай угадаю, в Мунго ты так и не был, — Рон не хотел звучать так обвинительно (так похоже на свою маму), оно вышло само собой.       — А вот и нет, был!       — О, — растерял запал Рон.       На это он действительно не рассчитывал. Надеялся, конечно, но вяло. Гарри на самом деле прекрасно способен о себе позаботиться, но скорее в ключе «как пережить этот день?», а не «как прожить его хорошо?». Одна из немногих вещей, в чем мнения Рона и Гермионы однозначно совпадают — это категорическое неодобрение такого отношения. Хотя выражают они его совершенно по-разному.       В какой-то момент молчаливая забота о Гарри нечаянно стала личной Миссией Рона. Не то, чтобы он это как-то выпячивает, просто делает. Однажды его друг научится ставить свои счастье и благополучие в приоритет, и тогда Рон сможет расслабиться, а пока… Ну, ему не сложно незаметно подкинуть в тарелку Гарри добавки, или проследить, чтобы другу всегда доставался кусочек его любимого пирога с патокой, да и в целом просто удостовериться, что Гарри получает вещи, которые ему возможно и не нужны, но явно нравятся. Даже если вся работа заключается в громких восклицаниях перед витриной, пока Гарри не сдастся и не купит себе же ту крутую штуку, на которую заглядывался.       Кому скажешь — не поверят, но из них двоих Гермиона куда менее тонкая. Она, кажется, вообще в тонкость не верит. Зато верит в силу убеждения. И это в целом не плохо… Но с Гарри не работает. Она и сама это уже поняла, но по-другому не умеет, из-за чего возмущается только громче. Не помогает и то, что об отношениях Гарри с его магглами она знает даже меньше Рона.       И, пускай он не знает всего, этого было достаточно, чтобы догадываться, откуда взялось странно пренебрежительное отношение Гарри к себе. Но, опять же, — тонкость! В отличие от Гермионы он не видит смысла что-то выпытывать, когда Гарри явно не хочет отвечать.       Акцент: выпытывать. Это не значит, что Рон не может задать вопрос. Только то, что он должен заранее смириться, что Гарри может не захотеть отвечать и это будет его законное право.       — И что там сказали? — настроился слушать мальчик. Если бы от этого не веяло так сильно «Гермионой» (и «Перси»), он даже достал бы пергамент, чтобы делать заметки.       Но Гарри молчал.       — Гарри. Что сказали в Мунго? — человеческие сердца ведь не должны биться так быстро, верно? Это не кажется здоровым…       Гарри несколько раз открывал рот и закрывал его: то ли в не в силах подобрать слов, то ли сомневаясь, стоит ли говорить.       — Я… пока не готов это обсуждать.       — Значит, там есть, что обсудить?! — никто не будет избегать разговоров о здоровье, если с ним все в порядке!       Вот Рон как знал, что все эти приключения добром не кончатся, нет, сэр!       — Да, но я пока не готов, — с нажимом повторил Гарри, зажмурившись. — Пожалуйста, Рон.       — …Ладно. Но как только ты будешь готов, я хочу услышать все. Ты, — Рон запнулся и поморщился. Он обычно не говорит о, фу, чувствах, но Гермионы тут нет, а Гарри нужно это сейчас, и Рон никогда не умел ему отказывать. — Ты мой лучший друг, и я беспокоюсь за тебя. И чем дольше ты будешь молчать — тем больше я буду волноваться, так и знай!       — Спасибо, — выдавил Гарри и пересел на кровать.       Рон повернулся, посмотрел на друга и отвернулся. Слезы? Какие слезы, вы о чем, он ничего не видел.       Мальчик зажал ладони коленями, едва дыша. Конечно, Гарри наверняка не хочет, чтобы Рон привлекал внимание к его, эм, эмоциям… Но что тогда делать? Не может же он просто сидеть и не делать ничего?!       Рон так не может! Но, блять, а что он может тогда? Утешить? Он не умеет утешать плачущих людей (младшие сестры не в счет)!       Матерь Магия, что за хрень сказали в Мунго? Гарри ведь не умирает… Верно? Конечно нет, он ведь Мальчик-Который-Выжил не просто так. Если ни Темный Лорд, ни Цербер, ни Дьявольские Силки, ни Акромантул, ни гребаный Василиск его не убили, то какая-то глупая болячка и подавно не сможет!       Но… Кто сказал, что все это прошло для Гарри без последствий? Школьная медведьма? Так она и ему на первом курсе сказала, что все в порядке, сразу как вылечила сотрясение. Но Рон-то знает, что до того удара по голове от шахматной королевы, его никакие мигрени не мучали!       Прежде чем Рон успел накрутить себя еще сильнее, его отвлекла тяжесть на плече. Незаметно для него Гарри придвинулся ближе и теперь полностью прижался боком, уронив голову ему на плечо и обхватив себя руками. Рон подавил инстинктивное вздрагивание и замер, стараясь не спугнуть друга. Как утешать людей он не знал, но хорошо знал друга и его повадки.       Гарри Поттер редко о чем просит словами через рот, еще реже — о вещах, которые действительно по-настоящему хочет. Здесь важно сделать акцент. Словами. Через. Рот. В остальном он очень четко заявляет о своих потребностях, надо только научиться слушать.       Выждав два глубоких вздоха, Рон медленно поднял руку и обхватил мальчика за плечи, прижимая ближе. По тому, как мышцы под его ладонью сразу же расслабились, он понял, что на верном пути.       Это считается объятием? Не будет ли странно, если Рон немного повернется и положит на спину Гарри и вторую руку тоже? Разве это не будет выглядеть, будто он прижимает друга к груди, как ребенка? Да какая разница, их ведь никто не увидит… Гарри сам же первый к нему прижался! И… И вообще, обнимать своих друзей — совершенно нормально! На самом деле они регулярно обнимаются. Когда прощаются на перроне перед каникулами, например, а еще… Короче! Рон прямо сейчас обнимает друга, и мир не рухнул, никто из них в девочку не превратился, все хорошо.       Он просто повернется немного, чтобы Гарри не приходилось так напрягать шею, и чуть-чуть откинется назад. Тогда мальчик уткнется ему в плечо не ухом, а лбом, и Рон сможет обхватить его руками. Да, да, так он и сделает.       Так он и сделал. В ответ Гарри всхлипнул (всхлипнул!) и, прежде чем Рон успел запаниковать, прижался еще ближе, почти заползая к нему на колени.       Это был первый звук, который он издал, с тех пор как начал плакать. После этого плотину прорвало, и его рыдания стали набирать обороты, с дрожью, соплями, всхлипываниями и почти щенячьими подвываниями — полный комплект.       И тогда, разве мог Рон не затащить друга на колени и не начать укачивать, низко бормоча всякую успокаивающую чушь?! Как, если его единственные примеры для подражания в подобных ситуациях — это его мама, Билл и дедушка Септимус - самые тактильные люди Альбиона? Спустя какое-то время Гарри начал успокаиваться. Слишком быстро, по мнению Рона. Скорее всего, он опять заставил себя прекратить «разводить сырость», как только самое худшее выплакал. Ага, назвал горшок чайник черным. Как будто Рон поступил бы иначе. … Возможно, Гермионе стоит услышать об этом. Не в красках, конечно, но… Да. В общих чертах. — Слушай, мы сегодня вместе спать будем, или тут еще одна кровать поместится? — попробовал воду Рон.       Гарри сейчас уже только икал негромко, но двигаться, кажется, не планировал. Рона все устраивало, но он опасался, что Гарри в любой момент может стать неловко, и решил переключить его внимание на что-то еще. С миссис Уизли это часто срабатывало.       — Да, точно! Погоди, одну минуту. Добби, — встрепенувшись, негромко позвал Гарри.       С хлопком посреди комнаты появился домовик в самом нелепом наряде. Рон никогда раньше не видел на домовиках ничего, кроме наволочек или полотенец, а тем более такого количества носков! Они были надеты на его непропорционально большие ноги одновременно в три слоя, по меньшей мере. И все (все!!!) разного цвета!       Вдобавок, имя эльфа казалось знакомым.       — Добби? Это что, домовой эльф Малфоев?!       — Друг мастера Гарри Поттера ошибается! — с гордостью (гордостью?!) провозгласил домовик. — Раньше Добби служил Атрибутивному Дому Малфоев, но больше нет! Благодаря мастеру Гарри Поттеру, Добби отныне — свободный домовик!       — Именно так. Все еще считаю, что ничего круче я в жизни не делал, — с мечтательным вздохом кивнул Гарри.       — Ты буквально убил Василиска Салазара Слизерина. В тот же день.       — Да, и? Разве я не рассказывал, как вынудил Лорда Малфоя освободить своего фамильного раба с помощью одного грязного носка и дерзости?.. Рассказывал ведь?! — внезапно засомневался Гарри, изменившись в лице.       — Конечно, рассказывал. Близнецы теперь каждую стирку превращают в комедию. «Мама дала Фреду носок! Теперь Фред свободен!» — пробурчал Рон, не убежденный, но довольный, что друг начинает приходить в себя.       А то с такого расстояния его большущие заплаканные глаза, казавшееся еще зеленее из-за красных уголков, делали с сердцем Рона что-то нехорошее.       — Друг мастера Гарри Поттера не понимает. Подарить смерть способен кто-угодно, но не всякий сможет подарить свободу.       О. Это звучит слишком высокопарно на его вкус, но… резонно.       — Действительно ли это свобода, если ты сменил одного хозяина на другого?       — Мастер Гарри Поттер платит Добби зарплату! И Добби может уйти в любой момент. Добби выбирает служить мастеру Гарри Поттеру как свободный эльф!       Рон в шоке обернулся на Гарри. Зарплату? Домовому эльфу?!       — Я нанял юристов, которые разработали магический рабочий контракт на основе стандартного рабского. Он предусматривает ежемесячные выплаты, да, а еще обязательные выходные, больничные дни и возможность увольнения по собственному желанию. А, ну и страхование здоровья.       — Это-то что такое?       — Проще говоря, это означает, что, если Добби заболеет или поранится, я обеспечу ему своевременное лечение за свой счет.       — Гарри, дружище. Ты в курсе, что по всей стране такие условия труда только в Министерстве, Мунго и Хогвартсе?       — … Буду знать?       Рон покачал головой. Не то чтобы у него были какие-то возражения на тему того, как Гарри тратит свое наследство, просто сам он никогда бы даже не подумал платить домовому эльфу, тем более заморачиваться с контрактом. Да что там, он не подумал бы, что эльф может хотеть зарплату!       Но Гарри всегда был лучше него, давно пора привыкнуть.       — Шут с вами. Насчет кровати-то что?       — Да, точно. Добби, будь так добр, попроси у Тома дополнительный комплект постельного белья. Если спросит зачем, можешь сказать, что я устраиваю вечеринку с ночевкой.       — Сию минуту, Мастер Гарри Поттер!       — Просто Гарри! — прокричал вслед мальчик, но домовик уже с хлопком исчез.       — Свежие простыни — это, конечно, круто… Но где мы возьмем кровать? — уже чисто в шутку продолжал гнуть свою линию Рон.       Друг лукаво улыбнулся — в будущем, когда Рон научится бояться этой улыбки, он будет всячески отрицать, что в тот первый раз счел ее очаровательной, — и вскочил на ноги. Вернее попытался.       Эта попытка встать, не распутав сперва их сплетенные в узел конечности подтвердила, что Гарри не осознавал, в каком положении они оказались во время его, э… срыва.       Естественно, Рон сделал худшее, что только мог в этой ситуации — он рассмеялся. Просто, что с ним не так?! То, как Гарри упал, даже не выглядело особенно смешно! Он ведь сам ненавидит, когда кто-то смеется над его неудачами. Так почему?       Все это просто так нелепо и странно, и Рон совершенно не так представлял себе встречу с другом после целого лета разлуки, и теперь он разрушил их дружбу, потому что рассмеялся, и все еще продолжает смеяться, как последний дурак, после того как Гарри буквально рыдал у него на плече, и кто-нибудь, пожалуйста, просто убейте его!..       — Смейся, смейся, — Гарри перевернулся на спину, потирая ушибленный при встрече с полом лоб и закидывая ноги на край кровати. — Но помни: я знаю, где ты спишь.       Рон всхлипнул от смеха, вины и облегчения. Раз друг шутит, значит, все будет хорошо. Он не из тех, кто таит обиду, нет, сэр. Если бы Гарри принял смех Рона на свой счет, о, он бы сказал об этом (не стесняясь в выражениях, дерзкий маленький чудак).       Но он только символически пнул Рона в голень и с кряхтением встал. Открыв дверцу шкафа, он достал из него большой саквояж странной формы. Гарри крайне бережно поставил его на тумбочку широкой частью вниз, и Рон вспомнил, отчего саквояж казался ему знакомым.              Да это же чехол для гитары! Школьная подруга Чарли по переписке, которая помогла ему устроиться на работу в румынский заповедник, — Орсоля Чобану — скорее отрезала себе ногу, чем оставила без присмотра свою гитару. Увидеть ее без кожаного чехла за спиной можно было только в вольере для драконов, наверное. Когда друзья Чарли неделю гостили в Норе после его выпуска из Хогвартса, близнецы почти убедили Рона, что Орсолю кто-то проклял заклятием вечного приклеивания. Возможно, она сама же…       Но речь сейчас не о ней!       — Это что, гитара?! С каких пор ты умеешь играть? — конечно, Рон знал бы, если бы Гарри в тайне был музыкантом. Ведь знал бы, да?       — О, я не умею! — оптимистично ответил мальчик, по локоть нырнув рукой в маленький, но, видимо, бездонный наружный карман чехла. — Но папа умел и даже отдельно прописал в завещании, что Элвендорк должна достаться мне.       — У гитары твоего отца есть… имя.       — Ага. А еще у него была либо паранойя, либо клептомания, потому что больше я никак это объяснить не могу, — пошутил Гарри, доставая из кармана крохотную кровать.       У Рона глаза на лоб полезли. И правда, кому в здравом уме придет в голову сделать карман на гитарном чехле безразмерным и запихнуть туда целую кровать? Это такие сложные чары, а тут еще и модификация с уменьшением предметов в карманном пространстве! Отец Гарри, должно быть, отвалил кругленькую сумму какому-нибудь Мастеру Артефакторики. Если только он не сделал все это сам, что явно невозможно.       — Ну, нам же лучше, да? — неуверенно протянул Рон, в замешательстве глядя, как друг носится по комнате, освобождая место для еще одной кровати, словно кто-то его подгонял. — Может, это военное мышление? Что-то вроде того, что надо быть готовым ко всему. Таким часто старшие авроры страдают, я слышал. Те, кто застали Сам-Знаешь-Кого.       — О, может быть. Папа, кстати, тоже служил, ты знал? Сразу после школы пошел в Академию авроров, три года успел отучиться, прежде чем погиб.       — Ах, — Рон не нашелся, что ответить.       Нет, он не знал, что очень странно. Столько книг, сказок и рассказов про Мальчика, Который Выжил и ничего про его родителей? Действительно странно.       И интересно, откуда тогда узнал Гарри. Но Рон не решался расспрашивать — нарочито беспечный тон друга его не обманул. Гарри всегда было тяжело говорить о своих родителях, и он редко это делал. Поэтому, когда подобное вдруг происходило, Рон обещал себе побольше слушать и поменьше открывать рот, чтобы не сморозить чего лишнего. Уж это он умеет, к сожалению.       Но Гарри опять замолчал, и после короткого спора с самим собой Рон решил поднажать. Как вдруг забыл все, что собирался сказать.       — Вингардиум Левиоса, — взмахнул волшебной палочкой Гарри, и большой одежный шкаф мягко поплыл в воздухе.       — Ты что творишь?!       — Ставлю тебе кровать, — в недоумении оглянулся через плечо мальчик.       Рона возмутила даже не явная незаконность всего этого, а пресыщенное отношение Гарри. Все знали, что в волшебных кварталах за магией несовершеннолетних следили не так строго, но следили.       Но именно вид палочки Гарри вызвал у него вопросы. Покрыть свою палочку потоками золота — это что-то, чего Рон ожидал бы от Малфоя или его прилипалы Паркинсон, а никак не от своего друга.       А потом он понял, что золото больше похоже на прожилки, чем покрытие, и блять. Он не выхватил у Гарри палочку — вопреки тому, что может показаться, его мама не воспитывала грубияна (или самоубийцу).       Обычно брать в руки чужую палочку без явного и четко сформулированного разрешения в лучшем случае оскорбительно, а в худшем приравнивается к нападению. Любая палочка — нечто уникальное, как и человек, который ей владеет. Нечто личное и особенное, больше чем инструмент. И дело вовсе не в зачастую дорогих материалах, из которых они изготавливаются, хотя и это тоже.       На чужую палочку нельзя просто в наглую пялиться, ее запрещено даже перекладывать с места на место, тем более хватать или отнимать. Даже в дуэлях это считается грязным приемом, а за повреждение чужой палочки полагается выплата репараций.       Однако таковы правила для посторонних, приятелей, даже друзей. Исключение составляют только близкие члены семьи.       Кровные узы между Роном и Гарри слишком отдаленные, чтобы называться семьей, но они определенно больше, чем друзья. Достаточно больше, чтобы сделать исключение.       Так что он схватил друга за руку, в которой тот держал палочку, и притянул ее чуть ли не под нос, тщательно разглядывая прожилки. Если это то, что Рон думает, то к Мордреду приличия!       Да. Это однозначно то, что Рон подумал.       — Какого лешего случилось с твоей палочкой? Ты что, сломал ее?!       — Дядя Вернон попытался отнять ее, сразу после того, как я надул тетю Мардж. Я не уверен, что тогда произошло, но палочка просто… взорвалась у меня в руке. Ладонь в мясо.       — Он что?! О, какого гребаного хрена, Гарри! И ты все еще ей пользуешься?! Ты хочешь разделить судьбу Локонса, я не понимаю? — Рон глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Обычно роль наседки играла Гермиона, но это уже ни в какие рамки. Кстати о ней. — Только подожди, когда Гермиона об этом услышит… Руку покажи.       Гарри покладисто протянул ладонь с большим уже зарубцевавшемся ожогом. Рука хорошо зажила, но бугристый шрам перетянул кожу таким образом, что это наверняка повлияло на подвижность. Это беспокоило, ведь для волшебника мало что есть важнее хорошей дикции и ловких рук.       — Хотя так и не скажешь, но у меня на самом деле есть инстинкт самосохранения, — солгал Гарри. — Я первым делом пошел к Мастеру Олливандеру, но ни одна из его палочек не захотела меня.       — Вообще ни одна?!       — Неа. Мы неделю перебирали буквально все готовые палочки на складе и ничего. Некоторые реагировали, но слишком слабо и непредсказуемо. У Мастера Олливандера есть гипотеза, что дело в сердцевине моей палочки, но он ничего не может доказать. Так или иначе, я не могу ходить без палочки, особенно в такое время, так что он починил мою, как мог. Пришлось обратиться за советом к некоторым зарубежным коллегам, но в конце концов оно того стоило.       — В какое «такое» время? Хотя нет, не отвечай! — Рон уж потерял счет тяжелым вздохом. Такими темпами он собирается стать седым, а не рыжим. — Это из-за Блэка ты на взводе, да?       — Даже без него я…не чувствую себя комфортно безоружным. За два года, что я знаю о волшебном мире, я дважды сталкивался с Волдемортом. Это буквально уже стало «ежегодным событием», как какая-то злая версия Рождества.       Рон против воли прыснул, хотя от имени Того-Кто-Не-Должен-Быть-Назван его бросило в дрожь.       — Ну, тебе в любом случае нужна будет палочка для учебы. Главное, чтобы она не чудила, как старая палочка Чарли. Эти, эм, прожилки выглядят странно. Что это?       — О, это смола! Мастер Олливандер вдохновился кинцуги, — азиатского искусства реставрации с помощью расплавленного золота, — но адаптировал идею под свое ремесло. Металлы очень туго проводят магию, в отличие от органических соединений.       Рон только в общих чертах понял, о чем говорит друг, но ему этого было достаточно. Олливандеры из поколения в поколение занимаются изготовлением волшебных палочек, и Гаррик Олливандер не стал бы попусту рисковать с трудом заработанной репутацией семьи. Раз он вручил Гарри его палочку в таком виде, значит все должно быть хорошо.       Если только не пойдет ужасно, ужасно плохо. С удачей Поттера это более чем вероятно.       — Но ты уверен, что это безопасно?       — Только ситхи все возводят в абсолют!       — Кто?       — … Злые космические волшебники. Неважно, это маггловская шутка. Суть в том, что я не могу ручаться, но пока что палочка работает почти как прежде.       — Пока что ты ее толком не испытывал. Верно ведь? — встревожился Рон. Он никогда не претендовал на звание «голоса разума», но с Гарри и Гермионой ему приходилось играть эту роль чаще, чем хотелось бы.       — К слову об этом… — поморщился Гарри.       — В гостиничном номере толком не поколдуешь, а закон о магии вне Хогвартса действует для всех несовершеннолетних, даже для Мальчика, Который Выжил, — мало кто знает, как сильно он ненавидит свой титул, и Рон использует эту власть экономно.       Бережет преимущество как раз для таких ситуаций.       — Для несовершеннолетних — да.       Рон нахмурился. Это прозвучало не очень правильно, будто Гарри себя к несовершеннолетним не относил. Но с чего бы? В старину, конечно, бывали случаи, когда одна из благородных семей оказывалась на грани вымирания без взрослого главы рода, и тогда Наследника могли признать «взрослым» перед законом, но при чем тут?..       О. О, Поттеры ведь и есть благородная семья! На грани вымирания, к тому же! Помимо Гарри ни о ком из них почти не говорили, только изредка Рон слышал пару слов про Джеймса Поттера, но больше как об отце его друга, чем как о Наследнике титулованного Рода. Неудивительно, что Рон совсем забыл об этом!       — Вот хуеверть, так ты что теперь, Лорд Поттер?!       — Да! — шокировано воскликнул Гарри. — Как ты так быстро догадался? Я так ждал, чтобы увидеть твое лицо, когда ты услышишь, а ты просто взял и убил всю интригу! Плохо, плохой Рон…       — О, завались, — рассмеялся мальчик, падая на «свою» еще не застеленную постель. — Но ведь это такой допотопный закон, откуда ты про него узнал вообще?       — Гоблины.       — Что значит «гоблины»?! — как ужаленный взлетел Рон.       — Я знаю, что ты скажешь, Рон, но все под контролем. Даже если они меня поимели, это было взаимно и, честное слово, стоило того. Я не вернусь к Дурслям.       Маггловские родственники Гарри всегда были наполовину запретной темой между ними. Мальчик и хотел бы надавить, выяснить, неужели все настолько плохо, что даже остаться в долгу у гоблинов казалось лучшим вариантом, но… Рону вспомнились решетки на окнах и затравленный взгляд, который иногда мелькал на лице друга, когда приближались летние каникулы, и он думал, что никто не видит.       Рон, конечно, все видел и поэтому перевел тему.       — Ты хоть знаешь, какой гоблинам резон от твоего совершеннолетия?       — Они хотят наложить лапы на останки Василиска, но Дамблдор никогда не согласится.       — А как взрослый, ты можешь воспользоваться правом победителя, да? Мерлиновы кальсоны… Ладно. Хочешь, я напишу Биллу? Он может помочь разобраться с мелким шрифтом в контракте.       — Было бы круто, спасибо. И раз уж зашла речь о мелком шрифте, — Гарри опять залез в карман гитарного чехла и завозился там. Надо будет расспросить про инструмент потом как-нибудь. Что-то подсказывало Рону, что за его появлением стоит целая история. — Вот, взгляни.       Гарри протянул ему свиток на дорогой гербовой бумаге. Припавший к земле матагот на сургучной печати был разломлен пополам. Какое многообещающее начало! Рон развернул письмо, заранее оскорбленный от лица друга. И не зря!

Эмансипированному Лорду Решительного Дома Поттеров

Гарри Джеймсу Ярославу Поттеру

Нотт-мэнор, 21 августа 1993

      Да что этот Нотт о себе возомнил? Он мог бы написать «понарошечный» вместо «эмансипированный» и это все еще было бы не так беспардонно и пассивно-агрессивно!       Остальное письмо было в такой же язвительной, напыщенной, преувеличено формальной манере. Будто старый ублюдок не официальное поздравительное письмо от одного титулованного Лорда другому пишет, а свысока потакает маленькому мальчику, заигравшемуся в переодевания!       И это не говоря уже о содержании письма!       — Это самая высокомерная пассивно-агрессивная чушь, которую я когда-либо читал, а ведь я знаком с тетушкой Мюриэль!       — Ага! Так и знал, мне не показалось.       — Если бы… Итак, подводя итоги: Теодор Нотт-старший вытер об тебя ноги. То, как он сам себя пригласил на твою вечеринку в честь совершеннолетия? Прекрасно зная, что ты не можешь устроит прием вообще никак? Ну, это очевидная провокация, как по мне.       — Я тоже так подумал, но мне нужно было мнение со стороны. Так-то это письмо — явная попытка напомнить мне о моем месте, при этом формально выполняя свои обязанности. Мол, да, может ты теперь и зовешься Лордом, но, по сути, ты все тот же необразованный мальчишка-полукровка, которому далеко до истинных сливок общества и бла-бла-бла. По факту-то он прав… Но если я сейчас спущу это на тормозах, то потом не отмоюсь. А как ответить, я без понятия.       Рон пожевал губу. Понимать язык великосветских паскуд — не то же самое, что говорить на нем. И даже совета ни у кого ни спросишь: по манере речи сразу будет понятно, что Гарри не сам письмо писал, а это еще хуже.       — Слушай, а может… — как божественное озарение в его воспоминаниях всплыла давно прочитанная фраза. — «Если вы обращаетесь к тому, кто ниже вас по образованию или положению, дайте ему почувствовать свое превосходство; будьте вежливы, но не фамильярны, поскольку вежливость свойственна каждому человеку, обладающему хорошими манерами, по отношению к тем, кто ниже его».       — Что?       — Это из старой дедушкиной книги про правила написания писем. Он любил читать вслух всякое скучное старье, чтобы отвлечь меня и сбить с мысли, когда я маленьким играл с ним в шахматы. Никогда не пойму, почему вся эта ерунда засела у меня в памяти как мурлокомль, а конспекты по трансфигурации отказываются запоминаться наотрез… Но я не о том!       — Ла-адно, — протянул Гарри, размышляя. — Значит, ты предлагаешь… что? Просто вежливо-вежливо поблагодарить за поздравления и пообещать, что непременно, первым делом приглашу именно его, если вдруг решу устроить вечеринку тщеславия?       — Ну да, по сути. На его языке это будет что-то вроде: «ваше поведение настолько ребяческое, что обращать на него внимание ниже моего достоинства, так что спасибо и до свидания».       — Рон, дружище, ты гений! — Гарри бросился доставать пергамент и перья.       Следующие полчаса они вдвоем выдумывали самое благопристойное «идите в задницу, сэр» письмо, какое только могли.       Да, Рон и впрямь совершенно не так представлял себе встречу с другом после целого лета разлуки. Это было намного лучше.