Маковое поле

Руи разбудил меня нежными поцелуями по всему лицу. — Доброе утро, — сказал негромко. Я чуть улыбнулся. — Пора вставать. Мягкое постельное бельё обволакивало, не желало отпускать из своих объятий, и я потянулся, следом натягивая повыше одеяло. Издал протестующий, но в то же время счастливый звук, поднимаясь. Приоткрыл глаза и увидел в руках Руи торт. Красивый, с узорами из мастики и крема, наверняка очень сладкий, и горящую свечку на нём. — С днём рождения, Цукаса, — Руи улыбался мне тепло и искренне. Он сидел на краю кровати и уже был одет. По бодрому лицу я понял, что он встал давно. — Загадывай желание. Я переводил взгляд с торта на Руи и обратно. В груди разливалось тепло, смущение сковало каждую клетку моего тела, но я потянулся и, с трудом преодолев ступор, подул на огонёк свечи. — Поздравляю, — сказал Руи и только отставил торт в сторону, как я поддался ему в объятия, крепко обнимая. Зарылся лицом в ткань футболки. Руи рассмеялся, гладя меня по голове. — Спасибо… Руи сказал, что мы кое-куда поедем. Я слушал и кивал, соглашаясь с каждым словом. Цель поездки осталась сюрпризом. Быстро оживившись, я побежал в ванную, затем надел свои шорты и футболку, взятую у Руи, потому что он никогда не возражал. На кухне Руи накормил меня моим же тортом — он был мягкий и почти таял во рту. На улице раннее солнце нежно целовало лучами и, выйдя из дома, я застал, как Руи стоит, облокотившись на машину. Белую, большую. Мне потребовалось время, чтобы что-то сообразить. Я подошёл ближе. — У тебя есть машина? — У тебя есть. Я глупо похлопал ресницами, брови медленно поползли вверх. — Что? Руи усмехнулся. Взял меня, отступающего назад, за ладонь, и притянул ближе. Оставил на лбу поцелуй. Я смотрел в его глаза снизу-вверх, приоткрывал губы, но нужные слова застревали на языке. У меня был шок. — Ты что… Я не могу принять такой подарок. Откуда… Откуда у тебя вообще машина? Руи, ты… — Тс-с, — перебил он, приподнимая моё лицо за подбородок и целуя. — Пожалуйста, не отказывайся. Я очень долго выбирал. — Нет, Руи! Ты что? Ты… Это сумасшедствие... — дорогой подарок, абсолютно мною незаслуженный и совсем не уместный, потому что я никогда не садился за руль и даже боялся одной мысли о том, чтобы водить, чтобы брать контроль и ехать по выбранному пути. Руи пресёк мои негодования, обняв за талию и крепко притянув к себе. — У меня даже нет водительских прав! — не унимался я. — Ещё получишь. Плюс позже я дам тебе пару уроков вождения. — Это плохая идея, у меня не получится. Я никогда раньше не садился за руль! — Всё бывает впервые. Чем раньше научишься, тем тебе лучше. В голове все ещё грохотало и смущение покрывало лицо, когда Руи открыл для меня переднюю пассажирскую дверь. Дорогой чёрный салон был новым и чистым, всё пахло немыслимыми деньгами. Руи сел за руль и завёл автомобиль. Тонированные окна, складная крыша, светящаяся панель впереди, руль в красивой отделке, и ладони Руи на нём заставляли думать, что я сплю. — Пристегнись. Дорога долгая. Я кивнул. — Цукаса, успокойся, — усмехнулся Руи. — Всё в порядке. — Вообще ничего не в порядке… — отвернувшись к зеркалу, пробормотал я. Чужая рука легла мне на колено, примирительно поглаживая, и я потаял, как кубик льда тает в горячей ванной. — Прошу тебя, — вкрадчиво обращался Руи, — не переживай об этом. Я смотрел на руку на моём колене, в тёплые глаза Руи, и потянулся вперёд, чтобы поцеловать. — Спасибо тебе, — неловко взялся за ткань его футболки, бегая глазами, — не могу поверить. Даже не знаю, как реагировать... — У тебя ведь восемнадцатый день рождения. Это очень важная дата для любого человека. И не спорь. Я кивнул, глядя ему в глаза, и поник. — Давай договоримся: ты мне за это ничего не должен, — добавил он. — Это просто подарок, который я сам захотел тебе сделать. Конечно не должен. А если бы был должен, то чтобы смог ему дать? Ничего. У меня не было абсолютно ничего. Руи опустил передние окна, выехал на дорогу и увеличивал скорость, запуская в машину потоки ветра. Руи выглядел красиво, когда водил. Да и не только когда водил. Но в тот момент у него было сосредоточенное лицо, волосы развивались лёгким ветром, и футболка с длинными рукавами до локтей прилегала к рельефу мышц на груди и руках. Я свёл колени, отвернувшись к окну. Мы ехали через бесконечные поля, покрытые цветами, и их приятный запах залетал вместе с ветром, заполнял лёгкие, вызывал улыбку. Мы редко покидали пределы нашей деревни, и каждый выезд чувствовался глотком воздуха в той же мере, в какой шагом в неизвестную пропасть. Я уже привык жить на берегу моря в маленьком домике. Там был мой мир, вместе с Руи, шумом океана, бронзовым песком. Там ярко светила луна и в старенькой школе скрипели деревянные половицы. Уехать оттуда было бы правильно, но даже сейчас, встречая на пути новые и новые виды, я чувствовал себя странно. Перемен мне совсем не хотелось. Никогда не знаешь, чего от них ожидать, но встречать перемены держа за руку самого ценного и любимого человека намного легче. От моей влюблённости всё казалось беззаботным, счастливым, правильным, бабочки порхали в животе, сердце стучало и стучало. Господи, Руи подарил мне машину! Подумать только. Машину. Незнакомому ребёнку. Ещё год назад мы не знали о существовании друг друга, не знали о той любви, что в итоге проглотила нас с головой, о тёплых чувствах, которые волнами нахлынут и вылечат мои раны, а на раны Руи, к сожалению, подействуют, как солёная вода. В прошлом мае я жил в мегаполисе, окруженный друзьями, питал поддержку от любящих родителей и строил такие планы, будто мне всё не по чём. А потом стало плевать, и только тоска внутри засасывала как в чёрную дыру, и мир вокруг стал отчуждённой декорацией, где я слонялся никому не нужный. А сейчас я был с миром одно целое. Я был важной частью, способной любить и дарить свою любовь, способной на многое. Я мог петь, мог дружить, мог любить, сострадать и заботиться, мог чувствовать. И только эта одна способность чувствовать творила невероятные вещи. Я был в предвкушении встречи с Эму и Нене, я хотел увидеть сцену в парке, где давно не выступал, услышать шум Токио и испугаться его, хотел расти вверх, чтобы стать чем-то важным для Руи, а не просто бременем ответственности. Чтобы он мог гордиться мною, чтобы он мог не молчать, думая, что меня не тревожат его проблемы. Чтобы он обращался ко мне за помощью, влюблялся каждый день и каждый день оставался со мной. Всё это в совокупности било через край, заставляло глаза гореть и я на миг ощутил такое старое забытое, вернувшее меня на месяцы назад счастье. Счастье — это когда ты проживаешь каждый свой день. Хочешь жить дольше, и чтобы жизни в каждом новом дне было больше. Хочешь чувствовать, хочешь ошибаться, пробовать. Счастье есть, когда ты не думаешь о нём. И серая асфальтированная дорога, бесконечной полосой пролегающая под машиной, была как путь, на другом конце которого ты не знаешь что тебя ждёт, но ты идёшь туда, потому что добираться намного интересней и лучше, чем увидеть итог, даже если итог окажется самым желанным из всех, что ты мог представить. Облака плыли по небу, формируя глупые фигурки, кусками ваты отстёгиваясь друг от друга и образуя что-то новое. Вечно движущийся механизм, поток. Плавный и неспешный. Люди живут так же: они идут, цепляются за одних, за других, дальше и дальше. Что-то берут с собой, что-то оставляют, но быть в полном одиночестве, ничего не имея и никого не имея — невозможно. Какое-то облако всё равно проглотит, и ты будешь одно целое с ним. Навстречу ехали самые разные машины, фургоны. Мы проезжали поселения и небольшие города, леса, частные дома. Солнце меняло своё положение на небе. — Ты не устал? — спросил я Руи. — Везти самого красивого парня в этом мире в самое красивое место? Ни капли. Я ему поверил, потому что даже если бы не поверил, подменить бы не смог. Дорога в какой-то момент стала идти вверх, приобретала вид спирали, но Руи водил умело. Мы благополучно ехали по выбранному пути. Горы, заросшие свежей зеленью травы, которую качало потоками ветра, приковывали взгляд. А потом машина подъехала к большему комплексу, имеющему уже несколько автомобилей на парковке, и остановилась. — Приехали. — Что это за место? — с интересом спросил я. — Горячие источники, — спокойно ответил Руи, отстёгивая ремень безопасности. Мои глаза загорелись любопытством. — Правда? — неверяще спросил я и сразу засмущался, потому что Руи не за чем мне врать. — Ну пойдём. Сам увидишь, — заговорчески протянул он, выходя из машины. Во всём комплексе, состоящем из нескольких расположенных на большом расстоянии домиков и здания администрации, было не больше десяти человек, и это придавало каждому конфиденциальность, позволяло представить, что тут никого вовсе и нет. Площадь была большой. Девушка на ресепшене отдала нам ключ от нашего домика, и, неловко топая за Руи, я оглядывался по сторонам, как уличный кот, оказавшийся в дорогом шикарном доме. Руи взял меня за ладонь, чтобы я не так сильно волновался, и повёл за собой. Наш домик был самым дальним. Руи открыл его — это небольшая вилла имела огромную кровать, стол, заваленный фруктами и вином, открытку от комплекса, гласящую «Хорошего отдыха», но всё это я заметил потом, потому что как только мы зашли, воздух исчез из лёгких и я не мог оторвать глаза от панорамных окон. Домик находился на возвышенности, а внизу было видно бескрайнее, яркое полотно красных цветов. Это был мак. Он манил прикоснуться к красным лепесткам пальцами, и я смотрел на эти цветы сравнивая с морем. Они были так же пугающе бесконечными и так сильно увлекали. Я обернулся к Руи, вбирая воздух ртом, и смотрел широкими глазам даже не зная, что ему сказать. Он ведь пообещал показать мне цветы мака. И показал. И стоял совершенно непринужденно, тоже любовался, но больше моим смущением и восторгом, нежели чем цветами. — Я… Руи, я… — Вижу, тебе нравится. — Нравится? Это просто… Руи… — я подошёл к нему и стремительно заключил в свои объятия. Снова этот человек сделал для меня что-то важное, снова он сдержал своё обещание, снова показал, как надёжен и как заботлив, а мне оставалось повторять «спасибо» раз за разом, крепче сжимая его в своих объятиях. Руи посмеялся над моей реакцией, погладил по голове. Я сделал шаг, всё ещё не отпуская его, и мы упали на большую мягкую кровать. — Это так красиво, спасибо. Спасибо тебе. Спасибо, что привёз меня сюда. Спасибо, — шептал я, пряча лицо. Глаза становились влажными. — Ну прекрати, — я знал, что он улыбается. — Мы только приехали. Самое лучшее ещё впереди. Но самое лучшее уже произошло — самым лучшим была наша встреча. Руи лежал на спине, а я был сверху и целовал его, целовал, повторял слова благодарности, не мог успокоиться. Руи отвечал на поцелуи, проводил руками по моему телу. По плечам, по груди, вниз к животу. Он гладил мои бёдра, я нагло ёрзал на его паху. — Что ты творишь? — выдохнул Руи, в шутку кусая меня за нижнюю губу. — А ты?

***

В вилле был шкаф переполненный чистыми полотенцами, халатами и тапочками. Руи переодевался прямо в комнате. Когда он через верх снял футболку, мне пришлось отвернуться во избежание неловкой ситуации. Свой халат я решил надеть в ванной. — Ты убегаешь? — шутливо бросил Руи в догонку. — Стесняешься? — Не стесняюсь, — прямо объявил я, но скрылся за дверьми ванной так быстро, как смог. Скинул свою одежду, смотрел в незнакомое зеркало. Моё тело было таким худым и каким-то несуразным, по сравнению с телом Руи. Да и по сравнению с любым телом. Я завязал халат, выходя, наткнулся на Руи, сидящего за столом. Он наливал в бокалы алкоголь. Я чуть ссутулившись сел на кровать. — Мы напьёмся до беспамятства? — спросил невпопад. Руи кинул на меня беглый взгляд. — Надеюсь, что нет, — и протянул мне бокал. — Жаль, — я сделал глоток. Краски прогоняли друг друга с неба уступая место темноте, когда мы с Руи пришли к горячему источнику. Такой был у каждого домика. И недалеко от нашего тоже был. Пар шёл от воды, перебиваясь с прохладным ночным воздухом. Руи снял свой шёлковый халат с узором восточных цветов и птиц так легко, будто это ничего не значит, и зашёл в воду, а я стоял и не мог пошевелиться. Руи обернулся: — Всё в порядке? Тогда мои руки оказались на узле шёлковой ленты, завязанной на талии, потянули за два конца и халат спал с тела, оказавшись на земле. Руи не сводил с меня глаз, пока я опускался в воду. Мы сидели друг рядом с другом, ощущая горячую температуру и полное наслаждение от этого. Волосы Руи быстро намокли от влаги, виднелись шрамы на руках, и он сидел, глядя в небо на раскинутые звёзды, которые в городе заметить невозможно, но в подобных местах всегда очень легко. Как и у нас дома. Я тоже поднял глаза вверх. — Ты видишь созвездие Дракона? — спросил он меня. Внимательно вглядываться пришлось несколько минут. — Кажется, я вижу Малую Медведицу. — А Дракон прямо над ней. — А над Драконом? — Геркулес. — А над Геркулесом? — Мне кажется, это называется Северная Корона. — Ты специально выучил, чтобы всех охмурять? Руи широко искренне улыбнулся, прикрывая глаза. — Нет. Горячая вода расслабляла наши тела, делая почти ватными, и было так хорошо. — Мне просто нравилась астрономия какое-то время. — Я думал, тебе нравилась музыка? Ты же состоял в музыкальной группе. — В юности нас многое увлекает. Не всё мы несём за собой во взрослый мир. — Не такой уж ты и взрослый, — тихо ответил я. — Тебе же не сто. — Верно, мне сто пять. — Расскажи про свою музыкальную группу. — Я даже не играл там. Я отвечал за организацию выступлений, за декорации, спецэффекты. Находил места для выступления. — Почему ты это делал? Какая тебе выгода? — не понимал я. — Мне нравилось это. Это было интересно, и… Было здорово вносить свой вклад в развитие группы. Там пели талантливые ребята. Мизуки шил им костюмы, я оборудовал сцену. Нам просто нужно ходить в какой-то кружок вместе, потому что это полезно для характеристики. Мы случайно влились в эту группу. А как ты попал в свою? — Эму предложила, — я поджал к себе колени, складывая на них руки. — Её дедушка владел сценой в парке, а потом эта сцена оказалась никому ненужной. Эму очень долго боролась с семьёй за право её оставить. Пыталась устраивать там представления, но в одиночку это тяжело. Тогда она встретила Нене и меня. Наши шоу собирали большое количество зрителей. Нас даже знали в школе все. — Я сижу рядом с айдолом, — хмыкнул Руи. — Ничего подобного. Мы просто писали музыку вместе, но и вместе ругались. Нене не могла меня терпеть. А я её. А Эму наши перепалки. — Почему так выходило? — Не знаю. Каждый отстаивал своё виденье того, каким должно быть следующее шоу, и как должна звучать песня. В итоге чаще я и Нене ссорились, чем делали что-то. Но это всё неважно, понимаешь? Когда вы ссоритесь, зная что встретитесь завтра в школе и на обеде, скорее всего, снова заговорите, то вы не ссоритесь по настоящему. Потом… Мои родители попали в аварию, и я… Сам не знаю почему, я даже не вышел с Эму и Нене на связь. Мне показалось, что не нужно этого делать. Я бросил их. Бросил всё что у нас было и уехал, не оставив новый адрес. — Ты не виноват. А даже если чувствуешь обратное — тебя уже простили. И ждут. Не предавай доверие во второй раз. По небу покатилась звезда. Я молчал. — Разве звёзды не завораживают? — спросил Руи медленно, погружая голосом меня в состояние, когда хочется слушать и слушать, ничего не говоря. — Ты можешь видеть свет звезды, которой уже давно нет. Она могла взорваться ещё во времена, когда люди не существовали на земле, но находится так далеко, что свет от взрыва всё ещё пересекает пространство. Мы видим его, наши предки видели, и наши потомки тоже будут видеть. Человек сам по себе ничто в космосе. — В космосе, может и ничто, но здесь, на земле, он важен. — Конечно, — согласился Руи. — И всё же звёзды не думают о том, что они, кто они и для чего издают свет. Людям стоит брать с них пример. Я провёл ладонью по глади воды рядом с собой. — Я знаю, для чего мне сиять. Он посмотрел на меня. — Чтобы ты стоял в толпе на моём концерте и не мог отвести от меня глаз, — сказал я. Руи аккуратно перехватил мою ладонь, переплёл наши пальцы. — Тебе не нужен кто-то, чтобы сиять, Цукаса. Я любовался его яркими глазами, глядящими прямо на меня в темноте ночи, глазами, смотря в которые думаешь «я дома» и можешь забыть обо всём плохом. — Иди первый, я сейчас, — сказал Руи, когда мы решили уходить. Я послушно поднялся, вышел из воды и, накинув халат, отправился к домику. Стоял в тёмной комнате, смотря в окно. Маковое поле освещалось яркой луной, и россыпь звёзд дополняла эту картину, захватывая дух. Цветы росли густо, сливались между собой, не оставляя ни малейшего пространства. Они завораживали. Руи зашёл в комнату, тихо закрывая дверь. Я всё ещё стоял к нему спиной и слышал, как неспешно он подходит ближе. Внизу живота завязывался узел, лёгкое предвкушение и возбуждение прокатились по телу, но я героически продолжал стоять не двигаясь, и слыша своё дыхание в комнате, и мирное дыхание Руи, стоявшего прямо позади. Только луна освещала нас, проникая сквозь окна. Руи поцеловал меня в шею, заставив прикрыть глаза. Его пальцы коснулись моего плеча и легко опустили шёлковую ткань вниз. Незавязанный халат упал напол. Руи оставил ещё один поцелуй на задней части шеи. Я почти дрожал, ощущая его пристувие позади, и моё бесконечное желание быть к нему ближе. — Ты знал, что у тебя веснушки на спине и плечах? — сказал он так, словно рассказывал мне секрет, но я правда не знал, и только сглотнув ком в горле, глупо спросил: — Тебе не нравится? — Очень нравится, — Руи оставил прикосновение губ на моём плече. Я откинул голову назад, ему на грудь, и тогда, прижавшись, почувствовал его возбуждение. — Мне уже восемнадцать, — прошептал, глядя самым невинным взглядом. Руи принял моё предложение. В неразборчивом тандеме мы двигались к кровати, рискуя споткнуться на ровном месте — настолько заняты друг другом мы были. Я развязал на Руи халат, пока он целовал меня так, словно от этого зависит наступит ли завтрашний день, взойдёт ли солнце, сменятся ли дни. Он не жалел сил и был абсолютно превосходен в свой напористости. Опустил меня на кровать и мы ёрзали там, будто не можем найти места. Моя голова совершенно опустела и всё почти болезненно желало Руи. Я прерывисто шумно дышал, опьяненный возбуждением, а Руи целовал меня, опускаясь ниже, дразня ещё больше. Из горла вырывались приглушенные рваные стоны, когда он опустил руку на мой член, проведя по нему. Руи устроился между моих ног — такой пошлый, желанный вид. Сгорающий внутри и снаружи, с затуманенным сознанием я пропустил момент, когда он достал смазку из прикроватного столика, но когда холодная жидкость полилась ему на пальцы и попала на мою кожу — вздрогнул. — Скажи мне, что уверен в том, что хочешь этого, — нависая надо мной, произнёс Руи мне в губы. — Да, — был готов почти умолять, — Да, да… — Расслабься, — выдохнул он. Я кивнул, отворачивая голову в сторону, и почувствовал, как он вставил в меня палец. Руи был очень возбуждён, но никуда не спешил, желая растянуть меня как можно лучше, чтобы избавить от боли. — Всё нормально, — выдохнул я через минуту, сжимая одеяло под собой, и Руи недоверчиво смотрел на меня несколько секунд, прежде чем вставить второй. — Просто войди уже, — сквозь зубы попросил я, пытаясь принять эти ощущения внизу. Он двигал пальцами. — Нет. — Почему? — выдохнул я. — Потому что. Цукаса, что за нетерпеливость, — улыбнулся он так, словно ничего между нами не происходит, и я вообще не лежу под ним голый с раздвинутыми ногами, а он не устроил мастер класс по фистингу. В том, как Руи двигал пальцами, в его темпе и внимательности, в аккуратности и умении себя сдерживать был опыт и знание того, что он делает, и я бы хотел почувствовать ревность, но чувствовал только напряжение, отдающее электричеством на кончиках пальцев, заряженный воздух между нами и просил «быстрее, быстрее», игнорируя страх внутри. Руи надел презерватив, переплёл наши пальцы, вжимая мои руки в матрас и навис, глядя глаза в глаза. Он толкнулся вперёд, входя в меня, и я не знал куда деться от этой наполненности внизу, будучи полностью во власти его действий. Запрокинул голову назад, сжав зубы. Очень хотелось сдержать болезненные звуки, но не получалось. Руи целовал меня в переносицу, в линию челюсти, в подбородок. Он не входил глубже — давал мне привыкнуть. — Ты в порядке? Я глубоко часто дышал, я не знал в порядке ли я, но наконец-то получал желаемое, и, конечно, кивнул, а он, конечно, мне не поверил. — Я спрашиваю это не для галочки. Я спрашиваю, потому что это важно. Я повернул к нему лицо, открыл влажные от слёз глаза. — Отпусти мои руки… — попросил тихо-тихо. Руи сразу отпустил. Я успел уловить в его взгляде испуг, но прежде чем Руи поднялся, я обнял его за шею. Так мне было лучше. Я держался за него и Руи помедлил, уперевшись руками в матрас, а я сказал: — Я в порядке. Продолжай. И жар этих спешных слов выражал мои чувства лучше, чем моя эрекция, лучше, чем румянец, дрожащее тело и заплетающийся язык. Я обвил его ногами, и постарался расслабиться — он вошёл глубже, и я снова закрыл глаза, издавая уже более продолжительный, более весомый стон, и Руи продолжал двигаться, пока я не ощутил соприкосновение наших тел. Мы оба были мокрые от пота, бесстыдно сильно возбужденные, он еще и старался как можно нежнее со мной обращаться. Я подумал: а что, если сказать Руи не быть нежным. Быть таким, каким ему хочется быть. Но я не был уверен, что он меня послушает, и в том, что смогу это вынести. Это был мой первый раз. Я даже с девушками до этого не спал. И теперь не думал, что когда-то захочу. Член Руи ощущался во мне слишком хорошо, был слишком большим, у меня кружилась голова и мозг перестал соображать. Руи медленно двинулся назад, и снова вперёд, от чего перед моими глазами почти начали взрываться фейерверки и незнакомое до этого чувство выбило из горла пошлый стон. — Цукаса, — позвал он. — Д-да?.. Руи сглотнул. — Я хотел бы видеть твоё лицо. Если ты не против. Если ты… Но объясняться было ненужно. Я послушно разомкнул руки, Руи приподнялся надо мной. Он внимательно смотрел в мои глаза, бегал по моему лицу. Когда мы оба знали, что чувствуем себя комфортно, что всё хорошо, то полностью отпустили ситуацию и больше говорить не хотелось. Комната заполнилась шлепками тел друг от друга, моими несдерживаемыми стонами и всхлипами. Мне было слишком хорошо, чтобы стыдиться. Наполненность внизу, толчки Руи, его залитое смущением и возбуждением лицо — всё было совсем не так, как раньше. Теперь мы по-настоящему делали это, и его руки крепко сжимали мою талию, а мои цеплялись в ткань одеяла. Он двигался быстрее и быстрее, я терялся в ощущениях. Я кончил, но он не остановился, только дав мне пару секунд выдохнуть, и мои ноги снова дрожали, а глаза закатывались от того, как сильно, быстро, умело он входил в меня и от того, что я совершенно ничего не хотел кроме этого прямо сейчас. — Что не так? — быстро спросил Руи, целуя меня в щёку, и я понял, что плачу. — Я люблю тебя, — признался я, вбирая воздух ртом, и я видел, какое удовольствие доставляет происходящее Руи, как он нервно шумно вздыхает, вбиваясь в моё тело. Я с громким стоном, крепко зажмурившись, излился во второй раз, и тогда Руи тоже. Мы не могли отдышаться. Руи нависал надо мной, приходя в себя, и когда наши глаза встретились, я сказал: — Ещё раз... — Что? — посмеялся Руи, красный и мокрый, только возвращающийся в реальность. Я сглотнул, закрывая рукой свои глаза. — Давай ещё раз... Он промолчал и это молчание было резче всего, что он мог бы сказать. Я несмело взглянул на него — Руи смотрел на меня неотрывно и хотел было отказаться — я видел это в его лице, — поэтому я сам перевернулся на живот, обнимая подушку под собой, поджал колени и обернулся к нему совсем чуть-чуть, чувствуя такой стыд, как никогда. Руи прикрыл глаза, выравнивая дыхание, и потянулся за новым презервативом с нехарактерной спешкой. Мне иногда казалось, что я вот-вот отключусь, но этого не происходило. Вместо этого были всплески удовольствия. Раз за разом, раз за разом, пока я не выдохся так, что не смог пошевелиться и что-то сказать, Руи вдалбливал меня в кровать и мне было так хорошо. Я просил его быть медленнее — он замедлялся. Просил быстрее и долгой реакции ждать не приходилось. Руи целовал меня везде, оставлял засосы, кусал, проводил языком по коже. «Красивый… Ты такой красивый. Цукаса» — повторял раз за разом. Небо начало светлеть — мы ещё даже не собирались ложиться спать. Когда Руи лёг на спину, в бардак из скомканных простыней, который мы устроили, и посадил меня сверху, я понял, что тут мой предел. — Н-нет, — резко выдохнул, хватаясь за сильные руки, держащие меня за талию. У меня не было сил. В такой позе член оказывался слишком глубоко, а я уже и так не понимал, реально ли происходящее. — Я ведь говорил, что дам тебе уроки по вождению, — усмехнулся Руи. А это вроде наездничество, а не вождение. У этого поганца было намного больше сил, он ещё и шутил. Я замер, услышав его слова, медленно поднял голову. — Когда это ты стал таким пошляком?.. — спросил тихо-тихо. Меня это завело. Руи убрал ладони, чтобы дать мне спуститься, но я приподнялся вверх, и опустился обратно. По коже пробежала дрожь, новая волна возбуждения. Избыточная, лишняя. Я понимал, что завтра будет всё болеть, но когда Руи коротко простонал, откинув голову назад, вариант остановиться исчез из сознания. Он смотрел на меня из-под полуоткрытых век, его глаза блестели. Утром я проснулся лёжа на животе, и болезненно простонал. Каждая клетка тела отдавала изнеможением. Ниже поясницы болело всё. На шее и ключицах были засосы, укусы, бесконечные свидетельства прошлой ночи — мне даже не нужно было смотреть в зеркало, чтобы это знать. Я постарался встать, но чужие руки сразу уложили обратно. — Цукаса, прости, — Руи сидел на коленях рядом и осматривал меня, выглядя взволнованно. — Мне очень жаль. Это был твой первый раз, я должен был остановиться. Прости. Прости. Я перестарался. Я отвернул голову в другую сторону, начиная чувствовать стыд за эту ночь. Одеяло накрывало меня до спины, а Руи был в панике. — Руи, — позвал я. — Да? — Мне понравилось, — сказал я так, будто признаюсь в чём-то запретном. Он провёл ладонью по моим волосам. Привычный, родной жест. — Рад, что ты в порядке. — Я в полном беспорядке. Из-за тебя, — я немного помедлил, а потом добавил. — Мне кажется, я люблю тебя намного сильнее, чем могу объяснить. Руи накрыл меня одеялом повыше. — Мне кажется, тебе нужно отоспаться. — Нам ещё выселяться… — Я снял дом на все выходные. У меня в распоряжении было ещё два дня с этим человеком, но он сказал, что больше мы не будем делать ничего такого — он кормил меня, лежащего на кровати, клубникой, включал сериалы, и разрешал себя целовать. В последний день мы пошли гулять по маковому полю. Я шёл вперёд, пробираясь сквозь цветы, и почти чувствовал как кружит голову их запах. Ладонь Руи была в моей, и он шагал следом. На обратном пути я соврал, что устал. Руи знал, что я вру, но всё равно отнёс меня обратно на своей спине. Я обнимал его, вдыхал запах волос и любил больше, чем кто либо когда либо мог что-нибудь полюбить. На брошюре этого комплекса, по пути домой, я прочитал, что мак — символ юности, вечного забвения, утешения мечтами и удовольствия.