Fractures on a marble body

      Ближе к ночи Макс написал, что у него очередная гонка, и на сей раз его по мановению календаря занесло в Барселону, так что за весь день тот порядком вымотался и сил не осталось ни на что, кроме быстрого душа. Шарль отреагировал емким «о, испанцы делают классное вино» и ушел думать.              Вообще, ему казалось, что постоянные командировки — это здорово и интересно, особенно учитывая тот факт, что в финансах Макс не ограничен. Шарль не особо представлял, как это все выглядит у пилотов Формулы, но, в его понимании, поездка в другую страну автоматически подразумевала ознакомление с местной кухней, формирование дружеских связей с местной алкогольной культурой, разглядывание и строго профессиональное оценивание местной архитектуры и долгие прогулки по самым нетуристическим местам. Надо сказать, что заядлым путешественником Шарль не был и опытом обладал достаточно скудным, однако причислял себя к экспертам в этой области, потому что посмотрел реально пугающее количество тревел-шоу. Поэтому сейчас он не был в глубоком замешательстве, слушая о чужой усталости. Шарль мог представить, что от долгих пеших прогулок по витиеватым брусчатым улочкам с бутылкой красного ноги будут болеть и просить пощады.              Но все-таки размышления о том, как кто-то другой хорошо проводит время, не доставляли особенного удовольствия, и Шарлю это быстро надоело. Об остаточном болезненном состоянии очень ярко и красочно напоминала полная аморфность, в условиях которой даже работать головой было слишком лень, а к тому же немного больно.              Тело казалось ватным, а упадок сил напоминал последствия изматывающей тренировки. Шарль почти со звездочками в глазах пялился на манящую, мягкую и уютную кровать, но ложиться на нее он, откровенно говоря, не хотел. Воспоминания прошедшей ночи были еще будоражаще свежи и с легкостью перебивали любую сонливость. Шарль смотрел на не застеленную постель, в голове всплывали красочные обрывки сна во всех деталях, и к горлу сразу же подступал плотный комок отвращения и страха. Он боялся лечь спать и снова увидеть нечто подобное.              В этой странной борьбе против себя самого Шарль даже не мог найти победителя. Как-то паршиво выходит, потому что противостоять себе можно, главное осторожно, помимо того, еще обычно можно поставить жирную точку, которая ознаменовала бы превосходство одной стороны над другой. Сейчас у Шарля оставалось сомнительное послевкусие сладкой победы и горького поражения одновременно. Вероятно, можно вспомнить любую крылатую фразу о драках и войнах, однако это был бы не тот случай. Единственное — Шарль был готов честно признать, что последнее время его взаимоотношения с собой как никогда сильно напоминают разговор глухого с немым. И напрягало это в основном своей поразительной гротескностью, потому что слаженностью работы своих тараканов он, в принципе, и раньше похвастаться не мог.              Шарль выпил кофе, посмотрел свежие посты Макса в инстаграме, чуть случайно не подписался на того в процессе сего акта шпионства, но вовремя спохватился. Во-первых, Макс лично ему никаких контактов не давал, Шарль их выманивал окольными путями и ценой пары седых волос. Во-вторых, он подписывается только на избранных и достойных, в число которых Макс пока не входит, хотя бы потому что Шарлю каждый раз было неловко — нельзя просто так взять и подписаться на человека, который тебе нравится, если у него аудитория в двенадцать миллионов, иначе будешь выглядеть безнадежной девочкой-фанаткой. Правда, Шарль уже не мог с точностью ответить отрицательно на этот пункт, поскольку вел себя именно как безнадежная девочка-фанатка, трясущаяся над подаренной мерчевой кепкой, не хватает только огромного постера над кроватью. В глубине души он, конечно, надеялся, что до постера над кроватью не дойдет.              Узнав, что Макс не появится в Монако до следующей недели, Шарль справедливо решил, что изведется от скуки и безделья. Внезапно обнаружилось, что без встреч с Максом — желательно, естественно, как можно чаще — ему очень плохо.              Осознание немного пугало, потому что возникло, как гром среди ясного неба. Шарль не думал, что способен привязаться к человеку, а тем более ухитриться вляпаться за такой короткий срок. Помимо прочего, он не понимал, как мог этого не заметить. По какой-то неведомой причине Шарль был уверен, что нужно целенаправленно выбрать жертву, которая станет объектом воздыхания, иными словами, заставить себя испытывать симпатию к кому-либо определенному в тот момент, когда это станет логичным действием. В юношестве он всегда поступал только так — видел визуально привлекательного человека и решал, что теперь влюблен вот в этого персонажа, пока не отвлечется. Теперь все складывалось странно, совершенно непонятно и пугающе незнакомо. Подсознание Шарля билось в истерике, поскольку неожиданно оказалось, что свои чувства и эмоции нельзя контролировать вечно.              Однако Шарль не планировал ничего делать, потому что страх неизвестности — это однозначно выход из зоны комфорта, но… От сообщений Макса в груди всегда разливалось трепетное тепло, в каком бы настроении он перед этим не был. Перед встречами с Максом всегда ощутимо покалывало в кончиках пальцев от предвкушения и волнения. Без Макса он больше вообще не мог найти себе места и по-настоящему скучал. А мысли о Максе всякий раз норовили скатиться не в то русло, вызывая необъяснимое чувство стыда, легкий румянец на щеках и сопровождались желанием то ли смириться и дать полную волю воображению, то ли дать себе по лицу. Вкупе все это было слишком приятно, чтобы отказаться.              И, пожалуй, впервые Шарль всерьез сомневался абсолютно во всем. Он совершенно не был уверен, окажутся ли его чувства взаимными, нравится ли он сам Максу. Шарль привык считать — заранее знать — что все вокруг влюблены в него априори. Но Макс неоднократно буквально тормозил его попытки что-то сделать, поэтому Шарль и не мог принять конечное решение насчет того, испытывают ли к нему встречную симпатию. Шарлю просто постоянно казалось, что противоречия, недопонимание и неопределенность вместе с десятибалльным штормом, бушующим у него в голове, окончательно сведут его с ума. Ничто не бесило Шарля так сильно, как безостановочные метания с одного решения на другое, в которых ему не удавалось выбрать что-то одно. Исходя из ощущений, за последнее время он менял свое мнение каждые несколько минут, сначала думая, что надо забить, потом, что лучше было бы отдалиться, в следующее мгновение ему казалась вполне резонной идея прямо признаться Максу в чувствах, а затем все повторялось по кругу снова и снова. Будто он запутался в круговороте бесконечной сансары без возможности соскочить с этого вращающегося колеса.        VER_CHArity Привет, Шарли! Как самочувствие?              Макс со своей ролью заботливого парня — просто парня — справлялся отлично. Тот стабильно игнорировал поток сознания Шарля в их переписке на протяжении всего дня, потому что был занят. Оказывается, когда гонщик приезжает на этап в другую страну, то времени на прогулки и пьянки у него нет. Шарля это поразило в самое сердце, так что больше чужим командировкам он не завидовал. Но вечером Макс всегда писал, в обязательном порядке интересуясь, как у него и дела, и отвечая на некоторые отдельные сообщения, отправленные Шарлем, видимо, решившим превратить диалог в личный дневник с записями в духе: «Я хотел подышать свежим воздухом, но какая-то противная птица нагадила на мое балконное кресло».              Возможно, это был далеко не самый лучший способ флирта, но Шарль неожиданно понял, что все действенные методы напрочь забылись.       

Привет

Все хорошо, но мне жутко скучно.

VER_CHArity Честно, я отдал бы многое за возможность безвылазно сидеть дома. Хотя, учитывая, что ты там болеешь, не завидую.       

Я же сказал, что все в порядке.

Наверное, надо было выразиться по-другому…

      Шарль закусил губу, прикрыл глаза и мысленно сосчитал до десяти. Сейчас — пан или пропал, пальцем в небо, будь что будет и все такое. Ну, просто его светлую макушку посетила гениальная идея, но сначала надо, чтобы на нее правильно отреагировали. И Шарль очень сильно боится, что воспримут ее не так, как он рассчитывал.       

Я имел в виду, что скучаю.

      На секунду он замер, перестав дышать. Теперь было слишком важно, что и как Макс ему ответит. Шарль придерживался мнения, что словами такого плана не разбрасываются, потому морально готовился написать об этом несколько дней. А Макс, как назло, печатал предательски долго.        VER_CHArity М…              Шарль был готов запустить телефон в стену, потому что его надежды не просто не оправдались, а были полностью растоптаны. Как, сука, можно ответить вот так на «я скучаю»? У Шарля в голове это просто не укладывалось. Может быть, это у него был длинный язык, не позволяющий промолчать и всегда готовый ответить как можно многословнее, но Шарлю казалось, что он удостоится хоть каких-то объяснений.        VER_CHArity Я тоже скучаю по тебе, принцесса, но, к сожалению, ничего не могу сделать.              Теперь Шарль был готов удариться о стенку самостоятельно, потому что эта фраза звучала до тошноты сопливо и приторно, но до одури приятно и трогательно. И ему хотелось еще. Еще немного идиотской мелодрамной романтики, за которую должно быть стыдно.       

Позвони мне.

      Шарль бы соврал, если бы сказал, что изначально преследовал не такую цель. Ему свой номер скинуть не жалко, он же не звезда медиа, а дальнейшие действия остаются только за Максом.              Когда телефон в руке зазвонил, и на экране высветился входящий с неизвестного номера, у Шарля перехватило дыхание. На секунду показалось, что это не вибрация на беззвучном, а его трясущиеся руки. Внезапно он ощутил, будто разговор по телефону — это нечто крайне интимное, личное и в целом серьезный шаг. Шарль ответил и поднес трубку к уху, кое-как попав по нужной кнопке и боясь издать звук или пошевелиться. Ненадолго воцарилось давящее своей неловкостью молчание.              — Шарль? — Макс все-таки заговорил. Шарль для себя отметил, как расслабляюще звучал голос на той стороне. Хоть и казалось, Макс тоже нервничает и тоже чувствует что-то особенное.              — Да, привет, — Шарль старался говорить максимально непринужденно и ласково, что, оказывается, совсем не требовало каких-либо титанических усилий.              — У тебя что-то случилось?              — Просто хотел поговорить, — Шарль спохватился, что вообще-то пытается очень тупо флиртовать, поэтому сразу же поправился и нарочито тягуче промурлыкал, — хотел услышать твой голос, — в глубине души он испытывал дикий испанский стыд за самого себя, но останавливаться почему-то не хотелось.              — Оу, не знаю, что и сказать, — было слышно, как Макс делал паузу после каждого слова, тщательно подбирая следующее. Было слышно, что его застали врасплох.              — Просто говори что-нибудь, я соскучился.              — Вот как… Знаешь, мне сегодня сказали, что я витаю в облаках и нужно меньше играть на симуляторе по ночам. А я просто ходил и весь день думал о тебе, потому что кто-то в отеле пользуется такими же духами. — Шарль сглотнул и откинулся назад, падая на постель спиной. Выходит, нужно всего лишь вести себя, как слащавые придурки, чтобы в животе все волнующе стягивалось узлом и очень по-книжному порхали гребаные бабочки. Шарль мысленно обозвал это ролевой игрой, иначе все же слишком стыдно. А в ролевых играх он мастер.              — Ты знаешь, чем я пахну?              — То, чем пахнешь ты, и то, как пахнет твой парфюм — это разные вещи. Причем на тебе эти духи кажутся совсем другими, гораздо лучше.              — Неужели ты разбираешься?              — Увы, не разбираюсь, но зато хорошо помню. Кстати, мой диван тоже пах тобой, это забавно.              — Да, действительно забавно, — Шарль умиленно хихикнул и перекатился со спины на живот. — Что ты сейчас делаешь?              — Сижу на кровати и говорю с тобой, только недавно вернулся в номер. А ты?              — Я лежу, у меня не такой насыщенный график.              — Надо будет вытащить тебя куда-нибудь, когда вернусь.              — Я только этого и жду.              — Куда хочешь сходить?              — К тебе домой.              — Из одной кровати в другую? Тебе лишь бы полежать.              Шарль довольно прикрыл глаза на пару секунд. Получается, он не один об этом думает, и даже не он первый об этом заговорил. Богатое воображение сразу нарисовало на полотне обратной стороны сомкнутых век соответствующую картину, и Шарль позволил себе ненадолго утонуть в ней, прежде чем ответить:              — А с чего ты взял, что я собираюсь лечь в твою кровать? — он уже был готов выдать самую предсказуемую и по совместительству самую отвратительную шутку в мире, — к тому же, в постели можно проводить время достаточно активно.              — Да, — Макс усмехнулся и на выдохе продолжил, — легкое кардио можно устроить в любом месте.              — Надеюсь, ты покажешь, как это делается, — Шарль закусил губу, плавно выводя пальцем абстрактные завитки на одеяле.              — Конечно, но я уверен, что ты и сам прекрасно умеешь.              — Не хвали меня, а то это заводит, — Шарль перевернулся обратно на спину, чуть не свалившись на пол, и приподнялся на локтях.              — Я знаю. Будь ты рядом, погладил бы тебя по голове. У тебя очень приятные волосы.              — А потом? Если бы я, допустим, сидел у тебя на коленках, — Шарль шумно выдохнул через нос, зубами начиная активнее кусать нижнюю губу. Макс слишком хитрый, потому что знает, по каким слабым местам ударить, и нагло пользуется этим. Он уже в красках представил себе все, кроме способа выдержать это испытание.              — Потом? — Макс делает длинную паузу, а потом его голос становится на несколько тонов ниже. — Сжал бы руку в кулак у тебя на затылке и подтянул ближе.              — Так грубо? — Шарль закрыл глаза и машинально запустил пальцы свободной руки в волосы, медленно перебирая пушащиеся пряди.              — А тебе не нравится?              — Нравится.              — Хорошо, потом я бы наклонился к твоему уху и прошептал… — на том конце раздается еле заметное шуршание, а через мгновение очень тихая речь прямо в микрофон, — «хороший мальчик», и укусил за мочку.              Шарль сглатывает так, чтобы было слышно, и тяжело дышит тоже так, чтобы было слышно. Шея ощутимо горит и наверняка уже покрылась пятнами яркого румянца, поэтому он плавно скользит по ней пальцами, мельком дотрагиваясь до ходящего вверх-вниз кадыка, и тоже подносит телефон ближе к губам, чтобы томно вздохнуть с едва слышным стоном.              — Если ты не возражаешь… — Макс прочистил горло, — потом я положил бы руки тебе на бедра и поцеловал.              — Я бы ответил, — Шарль понимает, что звучит как-то рвано, будто не может связать пары слов. Он запрокидывает голову и пробегается по выпирающим из-под тонкой кожи ключицам, чтобы постепенно добраться до груди и коснуться холодными пальцами соска, еще раз тихо простонав. — И потянул за пряжку ремня, а потом накрыл твой член ладонью через ткань.              — М… — Макс довольно сопит и хрипло посмеивается, а Шарль с трепетом и желанием впитывает каждый звук, который позже будет без перерыва прокручивать в голове снова и снова, пока не удастся услышать по-настоящему. — У меня джинсы без ремня.              — Так еще лучше.              — А на тебе что?              — Футболка, — Шарль ухмыляется сам себе, радуясь так кстати подходящему внешнему виду, готовый сразить собеседника наповал, — и боксеры.              — И все?              — И все, — Шарль продолжает по-дьявольски широко улыбаться и представляет контраст, при котором нежная кожа будет тереться о грубую ткань джинс, а низ живота начнет тянуть от нетерпения. Это возбуждает. Господи, да буквально все это чертовски сильно возбуждает.              — Тогда я запустил бы руки тебе под футболку и водил бы по позвоночнику, ребрам, сжимал бы талию, уверен, что она у тебя узкая, и знаешь, у меня все время очень холодные руки, а у тебя такая гладкая и тонкая, разгоряченная кожа, — Макс теперь тоже говорит, чуть сбиваясь, с явным придыханием.              Шарль, не открывая глаз, чтоб не прервать сладкую фантазию, пытается воспроизвести подробно описанные Максом действия, насколько это получается сделать самостоятельно. Одобряюще постанывая в микрофон, он с легким нажимом рисует узоры на коже, которая действительно отдает жаром, как Макс и предугадывал. Шарль плавно добирается до края белья, слегка дергает дрожащими пальцами резинку и в жадном предвкушении шепчет:              — Дальше. Макс, пожалуйста, говори дальше.              — Я аккуратно помогу тебе раздеться, — по тихому шипению и громкому дыханию из динамика Шарль понимает, как тяжело тому построить полноценное предложение, и может лишь восхищаться силой воли Макса, потому что сам он давно бы сдался, не в силах выдать что-либо, кроме бессвязного скулежа. — Себе тоже, а потом осторожно обхвачу рукой оба наших члена.              — О боже… — Шарль по наитию забирается под ткань, чтобы не тратить драгоценное время на жалкие попытки избавиться от боксеров, и поглаживает большим пальцем головку вставшего члена, чтобы размазать предэякулят по всей длине. — Умоляю, Макс, не останавливайся.              — Да, я медленно вожу вверх и вниз, постепенно ускоряя темп, и прижимаюсь к твоим покрасневшим от поцелуев губам.              Шарль стонет сквозь зубы и блаженно запрокидывает голову, пока дрочит себе чуть дерганными, быстрыми, неравномерными движениями, поскольку на долго его сейчас точно не хватит. Он взвинчен практически до предела, до искр перед глазами, кажется, еще совсем немного — и конец, будто удар тока и следующее за ним короткое замыкание. Тело напряжено и натянуто, как гитарная струна, что вот-вот не выдержит и лопнет с истерическим визгом, навсегда выходя из строя. Держать телефон у уха все сложнее, потому что руку, согнутую в локте, заметно потряхивает, а ладонь грозится самовольно разжаться, избавляясь от лишнего груза. Шарль хотел бы переключить связь на громкую, но, судя по ласкающим слух звукам заглушенных стонов и сдавленных вздохов, Макс делает то же самое. И это не спасает от стыда, который он испытывает где-то далеко на подкорке, это только убивает быстрее.              Еще никогда Шарлю так сильно не хотелось оказаться рядом с кем-то. Чтобы видеть своими глазами, слышать, ощущать прикосновения кожи к коже, испытывать одно на двоих чувство желания, дышать одним воздухом, синхронно повторять одни и те же движения, не договариваясь заранее. Просто быть рядом, не оставляя между друг другом расстояния и в один единственный миллиметр, а не быть отделенным несколькими блядскими границами сраных стран.              Шарль добровольно сдается в лапы этого невыносимо нужного и ужасающе сладкого плена — наконец-то кончает, выгибая спину до хруста позвонков, произнося вслух имя Макса на какой-то ненормально высокой частоте, пачкая руку и белье. Из телефона доносится особенно громкий, мелодично растянутый стон, и пространство заполняет наступившая за ним тишина. Или это у Шарля так гудит в ушах, потому что он не слышит ничего, кроме собственного абсолютно сбитого дыхания, ритм которого он безнадежно пытается привести в норму.              — Макс? — кое-как придя в себя, Шарль сразу же взволнованно зовет, чтобы убедиться на всякий случай, что звонок не сбросили, Макс еще косвенно тут с ним, и вообще, это все правда случилось, а не щедрое воображение подкинуло ему такой приятный сон. Иначе Шарль совсем сойдет с ума.              — Да? — Макс отзывается и тоже кажется немного растерянным и не верящим в происходящее или просто не вернувшимся до конца в сознание.              — Ты же сейчас тоже? — Шарль понимает прекрасно, что несет какую-то непонятную хрень, но он не знает, как еще спросить, и что конкретно он планирует таким образом узнать. Нельзя же все-таки взять и в лоб задать вопрос: «А ты сейчас подрочил со мной за компанию или нет?»              — Да, тоже, — Макс либо все еще потерян и находится в прострации, либо умеет читать мысли и волшебным образом разбирать шарлеву «непонятную хрень». Хотя на втором Шарль того уже неоднократно ловил, потому больше склоняется к этому варианту.              — Хорошо, я понял. Тоже. Да.              На Шарля внезапно обрушивается волна непередаваемого стыда, и он, можно сказать, физически ощущает, как краснеют кончики ушей, на сей раз вовсе не от звенящего крыльями бабочек в животе возбуждения, а от режущего осознания произошедшего, окатившего, будто ледяной водой. Губы непроизвольно вытягиваются тонкой ниточкой, он несколько раз неразборчиво кивает в пустоту, а потом моментально скидывает вызов и швыряет телефон на другой конец кровати, прикрывая рот рукой.              Секс по телефону. У него был секс по телефону. С Максом. И, мать твою, как от желания просто поболтать по телефону он перескочил к этому?              У Шарля это в голове, мягко говоря, не укладывается, поскольку он такой исход событий, не то что не предполагал, а даже не мечтал влажно о чем-либо подобном. Складывается стойкое ощущение, что где-то в левом полушарии с гудящим техничным звуком вращаются сотни шестеренок, приводя в действие сложный механизм осмысления. А Шарль, похоже, слишком тупой для того, чтобы этим механизмом правильно управлять, а то не пришлось бы ждать логического умозаключения так долго.              Однако все это так странно неважно. Опять-таки — у него был секс с Максом, пусть и по телефону, а это куда более ценный факт. На мгновение у Шарля закрадываются змеей извивающиеся мысли насчет того, что он не был готов, поэтому был недостаточно хорош, и что Макс, наверное, ждал от него гораздо большего, как от человека с таким фантастическим опытом в веб-каме. В итоге ведь это Шарль заставил того выполнить всю основную работу, а не наоборот.              В глубочайшем смятении Шарль бросает беспомощный взгляд на окно, пытаясь найти там хоть какие-нибудь фантомные подсказки, но обнаруживает только ночные огни в окнах домов и серые облака, растянувшиеся по темному небу скудной, плешивой дымкой.              Ну, возможно, он теперь с большей вероятностью может сказать, что Максу он тоже нравится. И Шарлю непередаваемо нравится идея того, что он нравится. Шарлю вообще очень нравится нравиться. Он буквально существует ради этого.              «Перешагивать через себя», кажется, уже вовсе перестало быть чем-то особенным, редким и исключительным. Это стало, скорее, его новой рутиной, в принципе, само выражение и смысл как таковой потеряло. Просто Шарль упрямо продолжает оправдывать таким образом все свои действия, которые непременно хочет совершить, но подсознательно понимает, что, вполне возможно, позже о них пожалеет.              Поэтому он все же берет в руки телефон и пишет Максу: «Извини, что так вышло. Я как-то немного выпал. Завтра поговорим еще». Хотя, впрочем, тот сам уже наприсылал кучу сообщений и с вопросами, и с извинениями, и со всем чем только можно вообразить.              Потом Шарль после недолгих раздумий до кучи отправляет короткое: «Если что, я ни о чем не жалею», в сопутствии с подмигивающим смайлом. Ну, чтобы не выглядело, как оправдание или попытка сгладить углы. По мнению Шарля, тут уже просто так углы не сгладишь, что-то их слишком много развелось, и все острые, как один.              Правда, больше они не говорили. Не выпадало шанса, потому что у Макса не было ни сил, ни времени. А Шарлю для разговора собеседник пусть и не обязательно нужен, но в данном случае необходимость все-таки была. В какой-то момент Макс только мельком упомянул, что в воскресенье у него гонка, так что Шарль может посмотреть, если будет оказия. Шарль же на это закатил глаза, поставил пунктик в голове на всякий случай (вдруг действительно выпадет оказия) и решил, что здесь дело не в возможности, а в желании. И, вот, чего-чего, а желания у него не было совершенно. Он заранее знал еще на этапе живого наблюдения в Монако, что гонки — совсем не его стезя. Процент того, что его неожиданно затянет и так был мизерным, и — кто бы мог подумать — не затянуло.              Поэтому Шарль и не смотрел. Угрызения совести на эту тему, конечно, были, но практика показала, что Макса там все равно слишком много лицезреть не получится. Да и обижаться тот вряд ли станет, если узнает, как же Шарлю все равно на всякие автогонки, он ведь даже в машинах не разбирается, может разве что внешний вид оценить.              На улице почти стемнело, Шарль смотрел какой-то фильм и думал о том, когда уже будет приемлемо написать Максу нечто вроде «поздравляю», будто он честно посмотрел сегодня гран-при Испании, хотя на деле не удосужился посмотреть даже расписание и время окончания. В прошлый раз ему жутко долго жаловались на то, что Макс все время выигрывает, поэтому Шарль сделал вывод, мол этот случай вряд ли будет отличаться от череды похожих. Ну, и он же, вроде, за Макса болеет, это типа должно быть само собой разумеющимся.              Внезапно поток его размышлений прервал дверной звонок, от которого Шарль невольно дернулся, а по спине пробежали мелкие мурашки. Такое теперь повторялось каждый раз, даже с курьерами, потому что он сразу вспоминал пугающее своей неловкостью и абсурдностью знакомство с Ландо. Впрочем, он сейчас был не в ажурном, будуарном халате, потому подобного повториться по сути не могло, вряд ли в конце концов он выглядит настолько плохо, что способен повергнуть в ужас кого бы то ни было обычной домашней одеждой и вороньим гнездом на голове.              Шарль подходит и сразу распахивает дверь — смотреть в глазок мама не научила, пусть он и на личном опыте неоднократно расплачивался за эту привычку. Он не успевает толком поднять глаза на должный уровень, чтобы сориентироваться и понять, кто перед ним, как некто делает шаг в коридор, захлопывая дверь его квартиры, а через секунду его лицо обхватывают две холодных ладони. Шарль лишь мимолетно пересекается с пронизывающим до костей взглядом голубых глаз, прежде чем оказаться вжатым в стену. Его губы нетерпеливо накрывают чужие, слегка обветренные и шершавые, и Шарль в состоянии тотального шока немного напрягается, но быстро отключает мозг, обмякая под явным напором со стороны.              Макс целует его не слишком бережно и нежно, скорее жадно и агрессивно, зубами оттягивая нижнюю губу и старательно смакуя. Шарль млеет и слегка подрагивает от удовольствия, цепляется руками за плечи Макса, ища дополнительной опоры, хотя его так уверенно стиснули между телом и стеной, что он с абсолютной уверенностью может отпустить себя. Шарль самозабвенно приоткрывает рот, позволяя настойчивому языку скользнуть внутрь, быстро пробежаться по ряду острых зубов и столкнуться с его собственным. Пальцы Макса ощутимо трясутся, кажется, от волнения, когда тот отнимает их от лица и аккуратно запускает Шарлю в волосы на затылке, сходу надавливая и прижимая еще ближе. Шарль елозит на месте и сжимает ткань максовой футболки, наконец найдя в себе силы полноценно ответить на поцелуй. Он закидывает одну ногу Максу на талию, соприкасаясь с тем теперь уже действительно всем телом. Ближе. Еще ближе. Даже, если ближе уже некуда. Макс перехватывает его под коленкой, с нажимом ведет ладонью выше по бедру, и Шарль интуитивно запрокидывает голову, схватившись за шею, утягивает того за собой. Они периодически стукаются зубами и носами, но обоим все равно. Шарль плевать на такое хотел, пока он чувствует себя целиком в чужой власти, пока его рот тщательно вылизывают изнутри, пока его крепко держат за задницу, прижимаясь меж разведенных ног. Шарль сдавленно стонет в распахнутые губы напротив, когда рука на затылке дергает короткие пряди, и почти задыхается.              Наверное, ему никогда не было так хорошо. И он никогда раньше не испытывал такого возбуждения. Не хотел никого так сильно.              Но все когда-нибудь заканчивается. И Макс все-таки неторопливо отстраняется, опустив голову и скользя кончиком носа по шее, шумно втягивая воздух. Макс выпрямляется, не отрывая руки от шарлева бедра и продолжая слегка его поглаживать, заправляет Шарлю за ухо невидимую прядку волос и смотрит прямо в глаза. Шарль способен сейчас лишь с восторгом отметить, что взгляд у того не привычно светлый, а будто стеклянный голубой в момент потемнел и помутнел на несколько тонов. Макс упирается второй рукой в стену сбоку от его головы и немного отодвигается назад.              — Привет, прости, — Макс шепчет почти одними губами и расплывается в самодовольной улыбке, а в голосе слышится легкая хрипотца, словно тот был сорван.              — Макс…