Fractures on a marble body

      Макс ему не ответил. Что ж, в какой-то степени это было ожидаемо и совершенно справедливо.              Конечно, в глубине души Шарль ждал хоть какой-то реакции. Следующие несколько дней он подрывался с места и судорожно хватал телефон, стоило тому издать любой звук, напоминающий сообщение. Новая подписка на его инстаграм, знакомый отправил фото из нового ресторана с подписью «обязательно зайди посмотреть», «поздравляем, вы выиграли миллион, введите данные банковской карты, чтобы мы могли отправить вам выигрыш», «новая коллекция обуви Loro Piana», «десять рецептов мороженного в домашних условиях, посмотрите прямо сейчас», «вам оставлено новое голосовое сообщение: Шарль милый, это мама, как дела в университете…», «закрытое мероприятие на яхте Excellence в пятницу» и спам, спам, спам — это все совсем не то, что Шарлю хотелось увидеть. Он даже всерьез задумался о количестве мусорных рассылок, на которые подписан не ясно зачем.              Когда прошла неделя, он перестал так дергаться. Шарль же не помешанный, он уже точно убедился, что ответа не будет. В крайнем случае сообщение от Макса он себе пропустить не позволит.              Его крыло. Очень сильно крыло.              Налицо были все признаки полной апатии. Аппетит собрал чемодан и махнул рукой с язвительным «аривидерчи» — есть не хотелось. И что было более удивительно — пить не хотелось тоже. Шарль представлял себе картину, в которой он ведет себя, как стандартная киношная дама после расставания, то есть напивается и страдает, но при мысли об алкоголе его выворачивало наизнанку, а по телу волной пробегали мурашки. Нет, спасибо, последний бесплатный коктейль стоил ему слишком дорого.              Справедливости ради первые пару дней Шарль вообще с кровати не вставал. И не спал. Потому что рой мыслей безостановочно и крайне навязчиво гудел в голове. Он определенно соврал, если бы сказал, что не успел за это время досконально обмусолить каждую из них со всех сторон. Делать выводы, естественно, неприятно, они буквально резали без ножа, но это было неизбежно. По крайней мере, Шарль не планировал в очередной раз избегать ответственности и пускать все на самотек.              Кроме того, ему нравилось это внезапное и абсолютно новое чувство осознанности. Вы только посмотрите, какой рассудительный мальчик.              Говорят, что не бывает плохих отношений, вообще взаимодействие с людьми никогда не проходит бесследно, потому что каждое знакомство дарит полезный опыт. Шарль был уверен, что это бред сумасшедшего, поскольку его несгибаемый стержень не может даже пошатнуться. Он знал множество людей, они никак на него не влияли, возможно, пытались, однако в конце концов каждый оставался при своем. А потом случился Макс. Шарлю отчаянно не нравилась идея сквозить банальщиной вроде «он в корне изменил мою жизнь, он открыл мне глаза на мир и бла, бла, бла».              Тем не менее Шарлю не нужно было даже смотреться в зеркало, дабы понять, что кое-какими полезными навыками он все-таки обзавелся. Ну, например, бросил свою аморальную работу — хорошо это или все же плохо, Шарлю еще только предстояло узнать. Он в целом стал каким-то более организованным, стал сначала думать, и уже потом говорить или делать, а не рубить с плеча — этот навык Шарль еще не освоил в совершенстве, так как пока мог только сначала думать, а потом поступать ровно наоборот, и ситуация в клубе образцовый тому пример, но он хотя бы пытался. Шарль даже почти поборол страх выглядеть убого на фото, потому что неоднократно посылал Максу селфи едва проснувшись или будучи изрядно пьяным, что тоже, конечно, сомнительно и не давало права думать о себе слишком хорошо, но так или иначе считалось минимальной подвижкой. И самое главное, по совместительству самое паршивое и непривычное — Шарль перестал хотеть абстрактного секса, идти прямой наводкой и получать его, теперь ему был открыт ящик Пандоры под названием «хотеть конкретного человека, а не просто потрахаться». Это было столь же волнительно, сколько и отвратительно.              Нет, сам по себе Макс ничему принципиально хорошему его не обучил. Шарля просто преследовало фантомное чувство, будто его греховная душа отчищается и возносится на седьмое небо рядом с этим человеком. И дрочка по телефону, разумеется, вообще ничего не значит, это не иначе как проявление симпатии, все нормально, все святые так делают.              Сильно ли Шарль страдал? Первое время, когда он поднимался на ноги, Шарль ощущал себя жижей, размазанной по полу, и каждый шаг стоил примерно тех же усилий, как если бы он в прямом смысле слова полз по пустыне против порывов песчаной бури, изнеможденный, голодный и с убийственной жаждой. Потом стало чуть легче. Шарль не плакал, что удивительно, прямо вот вообще, ему не хотелось, например, кричать или швырять в стену посуду, он не бился в агонии и не пытался повеситься. Он чувствовал себя просто… никак? Одна сплошная, тотальная пустота, такая, что при желании можно услышать посвистывающую музыку из вестерна и увидеть прыгающее в пыли перекати-поле. Моментами Шарль ловил себя на мысли, что тупо сверлит взглядом стену уже непонятно сколько времени, потому что то чайник давно вскипел, то ролик на ютубе закончился, то только-только показавшееся на линии горизонта солнце уже поднялось достаточно, чтобы во всю слепить глаза. А раньше Шарлю казалось, что у него проблемы с концентрацией, оказывается, нет, обои способны полностью завладеть его вниманием.              Периодически приходилось себя одергивать, чтобы этими самыми страданиями не упиваться слишком сильно и не превращаться в героиню мыльной оперы, которая драматично пьет кофе на балконе в шелковом халате, смотрит в пустоту, а потом идет рыдать под душем, чтобы струи воды унесли с собой все крокодильи слезы. «Надо же, Шарль, Вы сегодня особенно красиво страдаете».              Шарль не относился к типу людей, повернутых на позитивном чтении жизни. Ему было плохо, и он не пытался открещиваться от этого, нарочито прикидываясь счастливым, свободным и достаточно замотивированным, чтобы выучить арабский, слетать в космос и победить голод в странах третьего мира, лишь бы лишнюю минуту не думать о собственном ничтожестве. Да что уж там, порой ему казалось, сил нет даже на то, чтобы просто лежать.              И вообще его бесили все эти глубокомысленные рассуждения, плотно засевшие в голове. Его ведь не бросили. Для того чтобы страдать, потому что вы расстались, неплохо было бы сначала начать встречаться. И какова глупость, его даже не грубо отшили. Просто Шарль придурок и случайно сам все запорол. Не самая подходящая почва для страданий получается. Будто бы не слишком справедливая.              Кстати, Шарлю было нереально жутко интересно, испытывает ли Макс нечто подобное. Плохо ли тому, может быть, тот на Шарля до соплей обижен, и это Макс ощущает себя отвергнутой дамой из мыльной оперы с разбитым сердцем. В принципе Макс имеет на это право. Шарль не очень.              Такими темпами он скоро возглавит рейтинг самых жалких злодеев, потому что сначала натворил дел, а теперь сам же мучается.              На самом деле Шарль был настолько голоден до любой информации, касательно Макса: как тот живет, чем занимается, что делает вечером вторника, что ест на завтрак, с кем общается, из-за чего переживает — что его статистика экранного времени на девяносто девять процентов состояла из инстаграма. Инстаграма Макса, если конкретнее. Причем Шарль не назвал бы себя сталкером, нет, он совершенно нормальный, ему просто интересно, наверняка все так делают. Просто он раньше все это получал лично и по умолчанию, а сейчас у него будто отняли важную часть жизни. Шарль скорее стал самым главным фанатом Макса, так как мониторил буквально все.              По идее, медийность должна была давать какие-то бонусы в виде регулярного контента, но Шарль ошибся. Господи, Макс вообще ничего и никуда не выкладывал, кроме пиар-постов, связанных с гонками. Поэтому, пролистав чужие аккаунты в социальных сетях до самого начала несколько раз, Шарль убедился, что тут ему ловить нечего. К счастью, у Макса была большая и весьма забавная фан-база, и, наверное, Шарлю стоило поблагодарить ее за то, что не дала сойти с ума.              О своей личной жизни Макс не распространялся никаким образом, даже на интервью. В целом, это было предсказуемо, вряд ли того бы погладили по головке за внезапный каминг-аут и напоили какао с маршмэллоу. И в какой-то степени Макса было жаль, потому что Шарль вообще не представлял, каково это — намеренно скрывать свою ориентацию, сам он не кричал о ней, едва выходя из дома, но по неопределенным причинам все и без того знали.              Особо подавленным или расстроенным Макс тоже не выглядел. Может быть, дело было в том, что тот в медиаполе вне гоночных уикэндов почти не светился. Может быть, в том, что Макс плевать хотел на все это и забыл про Шарля в первый же день.              И если бы Шарлю некоторое время назад сказали, что он будет гуглить расписание этапов и трансляций Формулы-1 и до кучи оформит платную подписку, чтобы их посмотреть, он бы никогда не поверил, тупо бы посмеялся. Отличный у Макса получается эскорт, если так подумать: десять евро в месяц за от силы полчаса экранного времени раз в две недели — Шарль язвил про себя, потому что ему приходилось быть куда более осмотрительным и услужливым со зрителями, и потому что он не мог отделаться одним лишь разноцветным шлемом.              Если бы Шарлю некоторое время назад сказали, что он будет строить свой день вокруг трансляций Формулы-1 — не то чтобы у него были другие дела и куча планов — дабы их посмотреть, он бы никогда не поверил, тупо бы посмеялся. Ни в коем случае, у Шарля не проснулся внезапный интерес к гонкам, но весь этап в Монреале он впитывал с таким старанием, что никакая другая губка не справилась бы.              Шарль честно не помешанный, ему просто хотелось посмотреть на Макса. Ему надо было посмотреть. Не потому что он болел за Макса, потому что он болел Максом.              И будут прокляты эти дурацкие трансляции за десять евро в месяц, Шарлю было совершенно плевать еще на девятнадцать человек в несуразных машинках, на красивые планы города и трибуны с фанатами. Однако вечер воскресенья изменил его точку зрения. В целом, по скромному мнению Шарля, Макс, обливающийся шампанским на подиуме, окупал стоимость подписки — возможно, он бы даже подрочил на эту картину, не находись сейчас в таком эмоциональном упадке. Этот единственный эпизод впечатлил его больше всего в прошлый раз, и теперь не казался менее зачаровывающим. Шарль бы окрестил награждение своим любимым и самым приятным моментом гонки. Отчего-то он был так же уверен, что кого угодно другого остальная часть волнует аналогично мало. Особенно, когда болид Макса появляется на экране отчаянно редко. Да и вообще, на экране все это не смотрится таким захватывающим дух.              Шарль теперь в принципе мог бы вступить в настоящую полемику относительно всей Формулы-1. Он бы по-прежнему топил за ее переоцененность, скучность и тупость, ничего красивого или радующего глаз. Ну, по крайней мере почти так. Что-то красивое и радующее глаз все-таки было. И свою потребность в этом Шарль так или иначе утолил. Разумеется, частично, хотелось бы больше. Гораздо больше.              Довольно быстро Шарль понял, что сидеть дома внезапно оказалось невероятно скучно. Раньше он развлекал себя просекко, сборами на тусовки, в конце концов всегда можно было написать Максу и, если тот не занят, выклянчить фотографий котов, живущих не иначе как свою лучшую жизнь, обсудить, как прошел день или как в доставке роллов ему забыли положить палочки, в связи с чем Шарль естественно уже позвонил в ресторан и выпотрошил всю душу бедному администратору. А теперь, когда этот досуг стал ему недоступен, выяснилось, что занимать себя сам Шарль почти не умеет. К тому же это реально сложно — он пытался сбежать от въедливых и навязчивых мыслей, скрыться от них в хоть каких-нибудь делах и забить внезапно появившуюся уйму свободного времени активностями, лишь бы меньше думать о том, какой он придурок.       Шарль чувствовал себя рыбкой в аквариуме: минимум пространства и никакой возможности вырваться, можно только безостановочно плавать по кругу до позеленения и периодически прерываться, чтобы поесть — при таком раскладе он предпочел бы быть белкой, до позеленения бегущей в колесе. Когда жизнь начинает походить на проклятый вакуум, несравнимый даже с днем сурка, потому что повторяются не сутки, а буквально каждая минута, стирается грань между днем и ночью, кофе ты пьешь в одиннадцать вечера, а ужин смещается на половину второго пополудни, ты спишь когда придется, может быть, не спишь вовсе и совсем того не замечаешь — тут уже не то что жить, существовать становится попросту невыносимо. Ощущение такое, будто ты заблудился в собственной квартире, потерялся среди подушек на собственной кровати, а на деле ты заблудился в тупой голове и потерялся среди паршивых мыслей. Ты кто-то вроде Алисы, падающей по закручивающемуся спиралью тоннелю, рядом мелькают искаженные предметы твоей обычной жизни, всякие звуки, только под ногами никак не появится твердая земля страны Чудес. Господи, да хоть какая-нибудь земля, чтобы можно было наконец-то уверенно встать.              В какой-то момент Шарль с прискорбием заметил, что его банковский счет опустел практически полностью. Но тут же переменился в лице и чуть не запрыгал от счастья. Пожалуй, никогда и никому ноль на карте еще не приносил столько радости. Неужели возник шанс что-то сделать, боже, неужели вот он — повод прекратить морально и физически разлагаться и начать делать хоть что-то.              Раз нужны деньги, Шарлю бы провести эфир. Он так давно этим не занимался, что уже почти забыл, каково это. Внезапная мотивация аж через край льется, ему хочется. Хочется снова привести себя в порядок, ощутить себя королем этого мира, стать красивым, желанным, привлекательным, и чтобы ему об этом непременно сказали. Как же долго он не появлялся перед камерой, не читал вслух лестных комментариев бархатным голосом, не наряжался и не превращался в само воплощение изящества и самоуверенности.              Это было давно и неправда — глупости, это было давно, и он чертовски сильно соскучился.              Шарль суетится, как в первый раз, старается сделать все идеально, на высшем уровне. Он долго крутится напротив гардероба, по очереди выдвигая и задвигая ящики, и выпотрашивая все содержимое, потом неприличное количество времени вертится перед зеркалом, невероятно довольный собой. Пока он собирает по комнате всю аппаратуру, провода, выставляет и настраивает свет, с лица не сходит сияющая улыбка. Ему жутко наскучили эти приготовления, не терпится уже побыстрее начать, чтобы ощутить все те опьяняющие эмоции, когда ты в центре внимания, все взгляды только на тебе, все софтбоксы направлены лишь в твою сторону, всех интересуешь только ты и то, что ты сейчас делаешь и говоришь.              И вот, когда все готово, Шарль на пробу, нарочито медленно приземляется на кровать, плавно скользит рукой по мягкому одеялу и поднимает глаза на свое отражение в экране монитора. Твою мать…              Внутри все в момент холодеет, а во рту пересыхает. Кажется, что вся спесь слетает в одно мгновенье. Шарль слегка дергается и замирает в том положении, в котором находился, не в состоянии шевельнуться. Какая же мерзость. Как же глупо. Как же низко и отвратительно. И с чего вообще он взял, что ему надо сделать это. Он буквально не может, не имеет права после всего. Он не должен. Шарль же хотел доказать себе, что не станет, что все это в прошлом, что он нормальный, что он хотя бы может быть нормальным.              Проклятье, к горлу снова подступает тошнота. Ходящей ходуном рукой он кое-как дотягивается до монитора, и с трудом попадает по кнопке выключения трясущимся пальцем. Экран гаснет с характерным звуком, Шарль отнимает руку и еще какое-то время пялится в черноту, пытаясь собраться с мыслями.              Становится понятно, что он не сможет. На секунду промелькнула мысль, что надо просто успокоиться, выдохнуть и сделать, в конце концов он не всегда дрожал от восторга, когда проводил трансляции, ничего страшного. Аппетит приходит во время еды, главное — просто начать, а там все само пойдет, тем более он и подписчиков уже заранее предупредил.              Однако сейчас все по-другому, и Шарль стойко осознает, что у него не то что должного настроения не появится или не встанет. Его банально вырвет, как только на камере замигает зеленый индикатор, говорящий о начале записи, а в чат прилетит первый мерзкий, похотливый эмодзи. Как же паршиво, когда хочешь одного единственного человека, а он «не хочется».              Шарль откидывается на спину и пытается дышать полной грудью. Это все очень плохо. Плохо сразу по множеству причин: во-первых, как он посмел с такой легкостью и без задней мысли вернуться к тому, чем зарекся заниматься; во-вторых, как он теперь будет смотреть в глаза своему же отражению, будучи настолько слабовольным придурком, мечтающим при этом о каком-то там счастье; и наконец, в-третьих, как ему теперь зарабатывать деньги, потому что в теории отказаться от стримов было просто, но они его кормили, а альтернативу Шарль почему-то решил не придумывать. Похоже, он правда туп как сапожок, раз героически обещался полностью поменять свою жизнь, но забыл подумать о том, чем теперь зарабатывать на жизнь.              Что ж, сюрприз не из приятных, но если он тут действительно типа не такой, как раньше, то придется найти обычную человеческую работу. И Шарля эта необходимость вгоняла в панику, потому что в типичном понимании этого слова он не работал ни дня своей жизни. Если так подумать, Шарль даже никакими особыми навыками не обладал, ничего толком не умел, нигде не учился и опыта тоже никакого не имел. Вряд ли с таким багажом его будут ждать в распростертыми руками в любом месте, а для кассира в супермаркете Шарль еще недостаточно отчаялся.              Но Шарлю повезло. Так посмотреть — ему на самом-то деле часто везло. Неожиданно оказалось, что кое в чем он все-таки разбирался, к тому же это действительно доставляло ему удовольствие. Удивительное совпадение, которого Шарль сам от себя не ждал.              Он нашел работу довольно быстро. Но осмысление этого факта было тяжелым. Обычно подобный кризис переживают подростки лет в семнадцать, и Шарль слегка припозднился, хотя за последнее время он успел привыкнуть к тому, что явно отстал в эмоциональном развитии, раз столько простых вещей способны ввергнуть его в шок, панический страх и сильное желание запереться в квартире и не выходить на улицу, пока не разберется с собственными эмоциями и чувствами.              Обычная работа предполагала набор совершенно базовых вещей: двенадцатичасовые смены с графиком два через два, явление на место к непозволительно ранним — по мнению Шарля — десяти утра, не самую симпатичную форму, запрет на пользование телефоном вне обеденного времени и, конечно же, самое главное — зарплату равную тому, что раньше он мог спокойно заработать за один жалкий стрим. Ничего сверхъестественного, но Шарля это страшно угнетало и кошмарило. С другой стороны, он будет заниматься тем, что ему нравится, и это не будет чем-либо социально порицаемым, омерзительным и низким. Справедливая плата, чтобы стать нормальным, а в перспективе, может быть, счастливым и довольным жизнью. К тому же, если Шарль будет занят на работе целыми днями, а к ночи будет валиться с ног от усталости, сил и времени на самобичевание и страдания не останется. В идеале, все это поможет ему забыть о Максе, своих чувствах и своей ничтожности. Ну, или хотя бы отвлечься. Шарль не верит в то, что время лечит, но прекрасно знает, что оно помогает измениться и прийти к новому взгляду на мир.              Вот сейчас он вытрет уголки глаз салфеткой, последний раз тяжело вздохнет, вспоминая все случившееся в прошлом, и разом перевернет страницу, чтобы начать жизнь с чистого листа, никогда больше не возвращаясь и даже мельком не заглядывая назад. С нынешнего момента — никаких «чертовски сильно соскучился», теперь только «было давно и неправда».              Как Шарль и предполагал, работа помогала не думать. Все мысли о Максе пришлось задвинуть в дальний ящик, поскольку отныне его голова была занята исключительно тем, как бы прийти в бутик без опозданий и что съесть на ужин, так как после целой смены на ногах сил едва хватало, чтобы дотащиться до дома и принять душ. Шарль действительно полностью переключился, от него требовалась концентрация, дружелюбие, нельзя было консультировать клиентов без приподнятых уголков губ, все хотели с ним о чем бы то ни было поговорить, а телефона не было рядом, чтобы лишний раз открыть злосчастную переписку и сверлить взглядом прочитанное, но так и оставшееся без ответа сообщение.              Все его коллеги были девушками, и у Шарля не возникло никаких проблем с тем, чтобы найти с ними общий язык. Девочки были милыми и по-настоящему отзывчивыми, казалось, что они были знакомы и дружили целую вечность. Наконец-то Шарлю было, с кем обсудить всю драму своей личной жизни, но при этом никто его не осуждал и относился с пониманием. Его, напротив, поддерживали и уверяли, что все наладится, говорили, что Макс обязательно простит, и они обязательно будут вместе. Шарль, конечно, слабо верил и был настроен более пессимистично, но ему было приятно осознавать, что он больше не одинок девяносто девять процентов времени. А еще ему даже не пришлось на всякий случай говорить, что его привлекают парни, одна из коллег в первую же минуту сказала, что это и так ясно как белый день.              Сильнее всего Шарль сдружился с Шарлоттой, у них почти полностью совпадал график смен. Она казалась ему интересной, постоянно болтала о своей учебе в университете, об архитектуре, о желании стать независимой от родителей, выйти замуж и завести лошадь в отдаленном от городской суеты шато во Франции. У Шарлотты был прямо-таки пунктик на этих «лошади и шато во Франции», поэтому Шарль так хорошо запомнил, та могла говорить о них, наверное, целый день. Однако был один внушительный нюанс — Шарлотта совершенно искренне обожала своего отца и считала практически святым. Шарль знал ее отца. А учитывая совершенно конкретную направленность всех его знакомств, это могло значить только одно — Шарль предпочел бы того не знать, к тому же ему было ужасно неловко перед девушкой, которая очевидно ни о чем не догадывалась. Шарль боялся ее разочаровать, и в принципе не знал, стоит ли это делать. Впрочем, на их общение с Шарлоттой вся ситуация никак не влияла, да и Шарль поклялся оставить прошлое в прошлом.              Правда, очень скоро его стало напрягать поведение Шарлотты. Та пыталась узнать о его жизни буквально все до мельчайших подробностей, каждое утро приносила ему паршивый латте с сиропом, который Шарль пил из вежливости, выуживала каждую свободную минутку, чтобы поговорить. А еще Шарлю очень не нравилось то, как Шарлотта сверлит его спину взглядом, пока он обслуживает кого-то из клиенток. Есть один бонус в том, чтобы быть геем, одновременно и баг, и фича — Шарль умел прекрасно считывать женские эмоции, а вот чувства большинства парней он в упор нихуя не понимал (Макса, например). И то, что начало происходить его совершенно не устраивало. Первой мыслью было, что ему показалось, он просто поверил в себя в очередной раз и надумывает, но намеки были достаточно очевидны. Второй мыслью было, что Шарлотта не знает, но он ведь рассказывал ей о Максе и о веб-каме, и о других мужчинах, потому этот вариант тоже не мог существовать.              Шарль был почти зол на ситуацию. Ему не нужны были новые проблемы, и он не хотел как-либо обидеть девушку. Хотя, по сути, та была сама виновата, Шарль же ничего от нее не скрывал и никаких сигналов не давал, просто был вежлив и слушал о лошади и шато во Франции. Он решил, что оптимальным решением будет игнорировать любые знаки внимания, а потом все как-нибудь само образуется, может быть, Шарлотте просто надоест стучать в замурованную дверь, или она поймет, что ошиблась в чувствах. В любом случае худшее, что он рискует сделать — случайно заставить ее думать, будто все движется по правильному пути. А кто, если ни Шарль знает, как легко в таком состоянии желаемое принимается за действительное, он сам недавно убедился на практике.              Со временем оказалось, что приходить вовремя не так уж и сложно, если соблюдать режим сна, работа ему реально интересна, к тому же является отличным поводом поносить все его украшения, которые не запрещалось надевать вместе с формой, да и платили не настолько мало. Хотя, возможно, с последним так было лишь потому, что у Шарля почти не оставалось времени тратить заработанное. Причем он снова начал иногда захаживать на тусовки по пятницам или субботам, чтобы выпить немного просекко и потанцевать, ни с кем при этом не знакомясь и не флиртуя. Выяснилось, что нормальные отношения с алкоголем — это не так уж и сложно, когда строго контролируешь процесс, а не бухаешь дома в одиночестве.              Это был чудесный понедельник, завтра Шарля ждал не менее замечательный выходной, который он постарается не убить на волной накатывающую апатию. Вчера поступила новая коллекция, и он с самого утра пытался оформить витрину в соответствии со своим строгим видением прекрасного. Рядом вертелась Шарлотта и расспрашивала о планах на ближайшие два дня, вроде, она предлагала сходить куда-нибудь вместе, потому что тоже не будет работать. Шарль только молился про себя, чтобы сейчас кто-нибудь зашел, иначе, видит бог, он никогда не сосредоточится полностью и не закончит эту гребанную витрину. И его молитвы были услышаны, в магазин зашла пара, что заставило Шарлотту в момент ретироваться в сторону посетителей. Облегченно выдохнув, Шарль решил успеть за это время разобраться с композицией во что бы то ни стало.              — Макс, только взгляни, какая прелесть! — Шарль дернулся, едва не уронив на кафельный пол дорогущие часы, и резко обернулся. Та самая пара: девушка шелковым голосочком обращалась к своему парню, разглядывая кольца на подушечке в руках Шарлотты.              Шарль прищурился — просто парень, тощий, длинный, с темными волнистыми волосами, в нелепом костюме с не распоротыми полами пиджака, явно неместный. Самый обычный парень, с самым обычным именем. Просто это Шарль какой-то пришибленный, раз его почему-то триггерит. Сердце екает, и он шумно сглатывает. Хотел ли он, чтобы это был Макс — тот самый, один единственный? Да. Без каких-либо сомнений.              И вот в этот момент у Шарля внутри что-то щелкнуло. Он ведь даже ни разу не попытался. Он тупо смирился с тем, что все проебано, и остался сидеть в ожидании чуда. Но ведь можно было попробовать все вернуть, сделать хоть что-то. Да, Шарль написал сообщение и получил в ответ звенящую тишину, но ведь можно было написать еще раз, позвонить, господи, он же не был ни в чем виноват и хотел бы объясниться, и столько времени убивался, надо было допытаться до Макса любым способом, твою мать, он мог прийти и тусоваться у того под дверью целыми днями, это было бы крипово, но могло возыметь успех, он мог бы послать хоть сраную голубиную почту, если так сильно хотел все исправить. Все это может звучать ужасно глупо, но по крайней мере в кино оно как правило работает. Шарль должен был попробовать что-то сделать, а не ждать у моря погоды. Тут ведь только он знает, что случилось на самом деле, с чего же тогда Шарль решил, что Макс поймет его без слов. А между тем прошло уже больше двух месяцев — почти все лето, черт возьми. Похоже, в своем вакууме Шарль просидел слишком долго, совершенно не давая себе отчета в количестве упущенных дней, или работа начисто стирала какие-либо временные рамки.              Осознание ощущалось, как удар по голове. И сомнений в том, что он идиот, у Шарля больше не оставалось. Он должен, просто обязан достучаться до Макса какой угодно ценой, хотя бы банально объяснить, как все было, может, его и не простят, но Шарль уже не будет мучаться от чувства вины и недосказанности.              Кажется, время до окончания смены еще никогда не тянулось так долго. В глубине души Шарль готов был скрутиться узлом от нетерпения. Его страшно бесило все вокруг, потому что оно отдаляло от возможности воплотить в реальность свой безумный план. Да, у Шарля моментально родилась идея того, как он поступит, и в голове все звучало по меньшей мере гениально.              Вечером из бутика он в прямом смысле слова убегал, отмахиваясь от Шарлотты со словами, что будет занят, и увидятся они теперь только на следующей смене после выходных. Впрочем, Шарль и без того рассчитывал соскочить таким образом, он никуда не пойдет с девушкой, которой явно нравится, это было бы некрасиво.              Что ж, если действительно хочешь извиниться — придется собрать волю в кулак и как следует изъебнуться. А Шарль хотел извиниться. Как там говорят, за счастье надо бороться и бла, бла, бла?              В социальных сетях Шарль стал, пожалуй, главным фанатом Макса. Он с жадностью и тоской просматривал чужой инстаграм каждый вечер, хоть там и не появлялось ничего стоящего. И за все время Шарль твердо убедился, что поймать гонщика — это тот еще квест, потому теперь ему нужно было понять, куда Макса занесло на сей раз. А Шарль очень надеялся, что занесло того куда-то не слишком далеко, потому что какой-нибудь океан вполне может помешать его планам.              Он сходу открывает расписание Формулы-1. Ему снова чертовски повезло. На этих выходных после длительного перерыва проходил гран-при Нидерландов. Мысль, что весь предыдущий месяц Макса можно было выловить прямо здесь в Монако, и никуда ехать не пришлось бы, немного коробила, однако момент упущен — это факт, и с ним надо работать.              Шарль понятия не имел, что ему делать дальше, когда уже известно, где надо оказаться, но совсем непонятно как. Отлично, Шарлю надо всего-навсего прилететь в Нидерланды, а дальше что? Тогда Макс сделал что-то, и он спокойно прошел к боксам, где мог свободно общаться с кем угодно. Шарль отчаянно надеялся, что эта опция доступна не только благодаря связям, иначе абсолютно неясно, где ему пересечься с Максом.              Приходится в который раз обратиться к всесильному интернету, низкий поклон богу за Гугл. Он чувствует себя самой наивной фанаткой в мире, когда приходится прямым текстом забить «Как увидеть на гонке Макса Ферстаппена», а потом читать про паддок-пасс. Черт возьми, какая же эта мразь дорогая. Черт возьми, а если он придет, а там будет толпа этих самых, наверняка жутко привлекательных, фанаток. Шарль же сгорит от ревности, как спичка. Тем не менее выбора у него нет: либо сейчас, либо уже никогда — а беспокоиться о деньгах, это самое ничтожное, о чем можно думать в его ситуации.              Смахнув скупую слезинку, Шарль покупает паддок-пасс на последний день гран-при Нидерландов и билеты на самолет тоже. Была мысль не брать обратный, но шанс того, что все закончится, как в сказке, слишком низок. А еще ему на работу в понедельник. Замечательный способ потратить всю свою зарплату: слетать в другую страну, попробовать извиниться с почти стопроцентным неудачным исходом и вернуться назад — раньше Шарль однозначно счел бы это безумием.