Сумма выборов

Грейс Эдельхейм по-настоящему красивое имя. Оно ей нравилось. Жаль, родители оказались не столь элегантны. Возможно, когда они встретятся, именно так она и представится. Если встретятся. Она сделала аккуратный глоток и оглядела огромный зал. Ей не хватало минимализма среди роскошной готики. Люстры не должны быть трехуровневыми. Аккуратность, осторожность, расчетливость уже въелись под кожу и начали утомлять. Хотелось сесть на пол прямо в вечернем платье и опустошить до дна ту бутылку, из которой ей наполнили бокал. Грейс не сидела на полу, не хлестала алкоголь, не выходила из себя, не теряла контроль, никогда не выглядела менее чем идеально и тем более застигнутой врасплох. Мисс Эдельхейм успела уже занять место у нее в печенках, и все же расставаться будет сложно, уже сейчас понятно. Она стала неожиданным и эффективным способом эскапизма. Кто бы мог подумать… — Ich bedanke mich bei Ihnen, Leon, — она протянула кисть молодому красивому мужчине, и тот коснулся губами тыльной стороны. — Sie haben diesen Abend gerettet. — Alles für Sie, meine Liebe, — мужчина самодовольно улыбнулся, и она почувствовала потяжелевший взгляд других глаз на своем затылке. Где-то хрустнула ножка бокала. Она чудовищно не выспалась. В поле холодно, и ветер хлещет так, что деревья клонятся своими верхушками к земле чуть ли не до середины ствола. Накануне прошел дождь, который в центре города едва моросил редкими каплями, а за его пределами превратился в потоп, оставив после себя море грязи. Или скорее, поле грязи в данном случае. Гермиона посмотрела на свою обувь и подумала о том, есть ли предел возможностей у очищающего заклинания. Туфли новые, с островатым носом и тонким каблуком в семь сантиметров, то есть такие, какие она бы никогда в своей жизни не надела, прекрасно подходили к узкой юбке чуть ниже колена, белоснежной блузке с шейным платком, мантии, напоминающей длинное пальто-кейп, и совершенно не подходили к самой Гермионе Грейнджер. Северус Снейп появился минута в минуту. Его точность вплоть до секунды Гермиона определила по тонким серебряным часам на своем запястье, купленным на деньги Кингсли, как и весь остальной походный гардероб. Выглядел мужчина точно так же, как и всегда, только сейчас ее собственный внешний вид удивительным образом сочетался с его. Девушка залпом выпила протянутое зелье и скривилась. Жжение до кончиков пальцев. Каждый раз как в первый. Ее хватило секунды на три: ровно столько, сколько понадобилось, чтобы побороть тошноту, прежде чем девушка задрала левый рукав и провела пальцами по идеально отвратительным шрамам. В целом рука выглядела ничем не изменившейся. Она подняла вопросительный взгляд на Снейпа, сталкиваясь с внимательно наблюдающими за ней глазами, которые он тут же отвел на долю секунды, прежде чем снова бесцветно посмотреть на Гермиону. — Белла всегда была изобретательна, — проговорил он, наколдовывая зеркало. Да. Девушка в отражении определенно не Гермиона Грейнджер. Старше и элегантнее. Волосы из непонятно-пушистых превратились в гладкие черные кудри темнее привычных, не поменявшихся шоколадных глаз. Фигура вытянулась, длинные ноги лишили смысла неудобные шпильки, зато вырез на блузке его наоборот приобрел. Черты лица стали острее и благороднее. Даже руки, которые она на первый взгляд приняла за свои, при ближайшем рассмотрении оказались чужими — идеальный маникюр на длинных ногтях не ее отличительная черта. Так выглядит человек, на коже которого никогда не стала бы красоваться подпись Беллатрисы Лестрейндж. Снейп взмахом палочки молча стянул с ее шеи платок и трансфигурировал его в тонкие черные перчатки. Молодая женщина, чью внешность позаимствовала Грейнджер, была никем. Он досконально изучил скудное личное дело: настоящее магловское и тщательно выдуманное Кингсли магическое. Единственной заметной чертой оказалась внешность. Про такую мужчины говорили «сногсшибательная», а потом втаптывали в грязь в отместку за то, что оказались сбитыми с ног. Стратегический ход верный — Бруствер разумно рассудил: если она будет притягивать внимание одним своим видом, шансы на успех увеличиваются. Откуда в нем уверенность, что Грейнджер сумеет этим преимуществом воспользоваться, уже другой вопрос. Носить звание главной заучки столетия не означает автоматическое постижение навыков женской манипуляции, а главное желание ей пользоваться. Снейп еще раз взмахнул палочкой, и длинные кудри уложились в старомодную прическу. На его вкус уж лучше ее привычное гнездо, но экзальтированная немецкая аристократия должна оценить. Зеркало испарилось, и Снейп протянул руку. — Ликбеза на тему послушания и безукоризненного выполнения ваших приказов не будет? — махинации со своими волосами Гермиона решила оставить без комментариев. Как минимум неловко. Как максимум обидно. Она знает заклинания укладки волос. Более того, может даже повторить многие собственными руками, чем большинство чистокровных ведьм, никогда не державших в руках расчески, точно не похвастаются. — Вы ведь не дура, мисс Грейнджер, — не дура, чтобы не слушаться потом, или не дура, чтобы послушаться сейчас? — Мисс Эдельхэйм. — Мисс Эдельхайм, — поправил он. — Вы гордитесь своими корнями. Отель в центре Берлина не так чтобы поражал воображение, но Гермиона невольно сравнивала происходящее с годом скитаний в поисках крестражей, и отличия выявлялись с каждым новым шагом. Так что да, по сравнению с палаткой Хилтон поражал воображение. На ресепшене, когда Снейп гордо оплатил два одноместных номера на неделю вперед, абсолютно проигнорировав ее замечание о том, что командировочные выделили не ему одному, ей стало интересно, отличаются ли эти две суммы. Кому из них Кингсли доверяет больше? Кто из них нужнее — тут ответ очевидный. Гермиона чувствовала себя красивым дополнением, необходимым, чтобы сделать угрюмого мужчину чуть более доступным для установления контактов в новом обществе. Плюс язык, тоже полезно. В остальном? Министр на это сказал, что она себя недооценивает. Возможно, он просто переоценивал Снейпа. В любом случае вопрос доверия носит совершенно другой характер. Вот здесь ей бы хотелось думать, что она выигрывает по сравнению со Снейпом. Зачем он ввязался в новую авантюру, если еще пол года назад всем своим видом демонстрировал полнейшее отсутствие интереса если не к жизни, то к происходящему в ней точно? Она бы спросила, но на ответ рассчитывать не приходится. И снова возвращаясь к теме доверия — между ними его нет ни на грамм. Девушка знала, что рядом с ним ее жизни ничего не угрожает, но отсутствие угрозы жизни отнюдь не означает полную безопасность. Превращать существование рядом с собой в ад он умеет великолепно, а имея перед собой цель выполнить задание, явно не станет заботиться о благосостоянии напарника. Как и о своем. Не так чтобы Гермиону волновали собственный комфорт и безопасность — цель у нее точно такая же. Просто достигать ее гораздо удобнее, идя по одному и тому же пути, а для этого требовалось то самое доверие, полным отсутствием которого мог похвастаться их дуэт. О чем думал Кингсли? — Зачем такой пафос? — портье нажал на позолоченную кнопку их этажа. — Если придется оставлять адрес для корреспонденции, он должен производить определенное впечатление. — Думала, вы собираетесь очаровывать новых друзей своим умом. — Мимо. В мои планы не входит никого очаровывать. Для этого здесь вы. Так что готовьтесь. Ее ждут два месяца захлопнутых дверей и резких одергиваний. Она наглухо занавесила тяжелые гардины, запихнула ненужный чемодан в шкаф и бросила на кровать заколдованную кожаную сумку. Вот и обжилась. Из зеркала в ванной на нее смотрела странная незнакомка. Такая как она не может не знать, что делать. Гермиона тоже всегда знала, что делать, пока не наткнулась на необходимость в той или иной степени сосуществовать рядом с Северусом Снейпом. Девушка напротив выглядела на двадцать пять, и диссонанс от собственного возраста наконец исчез. В последний год она ощущала себя как минимум на десяток лет старше, но сейчас искрящее нетерпение и предвкушение в собственных глазах возвращало на место привычные цифры. Это ей надо было, чтобы чувствовать себя живой? Опасность, нервы, интриги, зуд в кончиках пальцев, рука, в любой момент готовая выхватить палочку? Гермиона не вызывала патронус несколько месяцев. Не было ни необходимости, ни желания. Сейчас перед ней сидела, обернув вокруг себя длинный пушистый хвост, маленькая норка. В обличии Беллатрисы, значит, она смогла бы вызвать огромную отвратительную гадюку? У той вообще был патронус, или извращенные пытки не подходят в качестве счастливого воспоминания для его вызова? Никогда девушке не доводилось слышать о таком интересном побочном эффекте от оборотного. Впрочем, имеет место быть, форма патронуса не статична, он развивается вместе с носителем, а значит вполне может быть подвержен влиянию некоторых чар. Норка подняла мордочку и склонила голову, разглядывая хозяйку, будто тоже видела ее в первый раз. Первое. Северус Снейп никогда не показывает тех эмоций, которые не хочет показывать. Сейчас эта особенность Гермионе начинает казаться преимуществом. Второе. Северус Снейп умеет использовать имеющиеся у него и других способности на максимум для достижения цели. Этим она почти восхищается. Третье. Для Северуса Снейп жизнь — расходный материал, карта в игре, фигура на доске, с которой можно расстаться во имя победы. Никакого противоречия, одно не отрицает другого. Это ее пугало. Еще сильнее это пугало теперь, когда уже перестало быть актуальным. Он оказался прав. Какая неожиданность. Адрес пришлось оставить, корреспонденция не заставила себя ждать, а от собственной надменной любезности, которую в высшем обществе принимали за очарование хотелось лезть на стену. После вечера у фрау Ураф она постучала не в свою дверь. Ей нужно обсудить произошедшее. Планерка, калибровка, корректировка планов — по факту просто выговориться. Гермиона нашла им квартиру, но еще не успела рассказать. Спальня с балконом, гостиная с камином, кухня с гарнитуром и раздельный санузел — предел мечтаний. Вот для этого она и нужна — обеспечивать комфорт. Эта информация не интересовала ни ее, ни его. Она просто налила себе вина, от количества которого уже подташнивало, и села в кресло. Спасибо, что пустил. На ней платье из темно-зеленого шелка с открытыми плечами, а пальто висит на спинке кресла. На нем остатки экипировки в виде белоснежной рубашки с закатанными рукавами. Он начал ходить так чаще. Метка вызывающее темнеет на коже цвета рубашки. Сейчас ей нравится. Может, просто проецирует на себя? От перчаток хотелось избавиться постоянно. Она определенно перепила. Пересидела в кругу немецких аристократов. Переслушала разговоров с намеком. — Северус Снейп работает один. Как вам удалось набиться в подручные? — А я с ним сплю, — не моргнув и глазом ответила девушка. — И я не его подручная, а консультант. — И консультация касательно чего может понадобиться такому мастеру от вас? — Касательно вопроса права и порядка, герр Ураф. Перенервничала. Она сейчас не она. Уже который день. Ей можно то, что обычно ей нельзя. Девушка встала, утопив аккуратные шпильки в плотный ворс ковра, сделала пару шагов к нему и вылила алую жидкость на белоснежный цвет. Потом опомнилась, с облегчением осознав, что возникший перед устремленным в белизну взглядом образ всего лишь плод воображения, и от собственного облегчения затошнило ощутимо сильнее. Или правда от вина, которого уже слишком много. — Переходите на виски, — салют низким под стать голосу хрустальным стаканом. Гермиона в тот вечер спросила, что бы он сделал самым первым, окажись в его владении Бузинная палочка. Хотела спросить другое. — Уничтожил, — он отпил поблескивающий янтарем алкоголь. — Вы знали, что Гарри разломил ее пополам и выкинул в обрыв с моста Хогвартса сразу после сражения? — В таком случае выпьем за то, чтобы никому из полоумных идеалистов не пришла в голову мысль найти ее и восстановить, — второй бокал без единого слова или движения опустился на стол рядом с девушкой. Разве это возможно? А потом он рассказал ей, что у магии нет пределов допустимого. Здесь бы поделиться своими догадками после вечера в серпентарии Урафа, но она спрашивает про то самое, другое. — Вы ведь знаете, как закончили братья. Ответ может быть только один. — Дамблдор пользовался Бузинной палочкой. — Дамблдор едва не убил ей своего лучшего друга. — У вас ведь нет друзей — бояться нечего, — он усмехнулся: и на «друзей», и на «бояться». — Зато трупов с лихвой. Так что нет, мисс Грейнджер, Воскрешающий камень меня не интересует, как и Мантия. Он действительно смирился со своими призраками. Не избавился, скорее просто с годами привык не обращать внимания. На счастье Грейнджер, которая лезла в грязных резиновых сапогах через все возможные границы и преграды. Хотя другого от нее ожидать бессмысленно. Теперь он на это всего лишь усмехается. Первое. По лицу Грейнджер всегда можно читать как по книге. Причем написанной не самым витиеватым языком. Новая чужая мимика так легко дешифровке не поддается. Это раздражает. Спасают только знакомые глаза теплого шоколада. Второе. Грейнджер умеет найти выход из абсолютно любой ситуации. Зачастую более чем своеобразный, но всегда действенный. Это вызывает почти уважение. Третье. Грейнджер так и не научилась спокойно жить, и этот вывод, очевидно напрашивающийся, стоит на нее посмотреть повнимательнее, заставляет задуматься, зачем же он сам сейчас здесь. Ответ не радует. Схожесть причин их существования в одних и тех же обстоятельствах пугает. Еще сильнее пугает то, что теперь у них есть что-то общее. Потом Северус вспоминает, что ничего уже не способно его напугать, и запивает глупые мысли алкоголем. Ей идет зеленый цвет. И приличная одежда. На Грейс Эдельхайм смотреть почти больно. Когда из ее кожи вылезает Грейнджер, получается испытать что-то вроде облегчения. Становилось понятнее. Находиться рядом с ней в другом обличье значит вызывать у себя жесткий когнитивный диссонанс. Зеленый цвет Грейнджер идет больше, чем ее выдуманной гостевой личности. Как и открытая кожа. Потому что украшает, а не делает похожей на приманку к опасной ловушке. Его ничуть не удивила легкость, с которой удалось влиться в компанию Урафа. Северус как никто другой знал, какими стойкими бывают темные пятна на репутации, а его собственная давно превратилась в одну сплошную кляксу чернил. Ураф, со своим расчетливым предпринимательским умом, тут же придумал, как использовать нового знакомого. Северус Снейп, способный сварить что угодно в любых условиях, с давними интересами и опытом в темной магии, да еще и не обремененный благородными принципами… Переворот? Кингсли правда не знал, почему на самом деле глава немецкого министерства так сильно мешает Урафу? Заинтересованность Марлены в мисс Эдельхайм наоборот настораживала. Когда на ладоне Грейнджер раскрылась маленькая белая лилия, он чертыхнулся сквозь зубы. Снейпа в этот клуб веселых и находчивых звать не спешили, а следовать за ней по пятам ему не по статусу. Альберт собирался использовать его из-под полы, держа про запас в качестве туза, о котором никто не знает. Как он выразился: «предоставить безграничные возможности для научных изысканий в обмен на небольшие профессиональные услуги». Семейство явно питало нежные чувства к разнообразным «услугам». Только вот непреложных обетов с него хватит, так что перебьются. Впрочем до этого еще и не дошло. Что им надо от Грейнджер — стало главной темой его мыслей. Точная дата и способ переворота, подпольная деятельность так называемого фонда — он плевать хотел на благополучие магической Германии. Еще больше, чем на проблемы Кингсли, хотя казалось бы куда уж. Три пары глаз, направленные на девушку, волновали его гораздо больше. Как минимум потому, что он не мог понять причины. Все остальное — дело времени. Как максимум? Как максимум он бы предпочел никогда не показывать ее этим людям. Черта с два она бы согласилась. Он ведь уже определил: они оба больше не умеют спокойно жить. Первое, что он сделал, обнаружив ее на своем пороге, это вынул траурный цветок из волос. Ей образ вдовы не грозит. Интересно, отпрыск Альберта произвел на нее впечатление? Букет таких же цветов, присланный на ее имя, своим размером граничил с вульгарностью. Ровно в полушаге от. Снейпу хотелось залезть ей в голову и прокрутить все разговоры от начала до конца. Сама она рядом с ним обретала невероятную лаконичность в высказываниях. Второе желание — выбить белые зубы, которые сопляк скалил в самодовольной улыбке. Он терпеть не мог богатых сынков, привыкших к тому, что им заглядывают в рот. С него хватило Люциуса. Тот, кстати, обладал неоспоримым преимуществом: к моменту их знакомста отец вымуштровал его до состояния почти порядочного человека. В извращенном чистокровном смысле, но тем не менее. Любовью к себе Малфой никогда не упивался, скорее наоборот. Гермиона глотнула виски. Сегодня точно напьется вдрызг. Благо ее комната через стенку. Следующей фразой она планировала удивить Северуса Снейпа. Сразу и своей наблюдательностью, и низостью немецкого семейства. Мужчину же факт подпольного трафика темно-магическими материалами нисколько не удивил. Он перекинул ногу на ногу, продолжая спокойно смотреть на нее с другого конца комнаты. «Мисс Грейнджер, они ставят опыты над людьми, которыми торгуют». Хрусталь дрогнул в ее руке. Номера пришлось ожидаемо продлить. Заниматься такими бытовыми мелочами как переезд не к месту и не ко времени. Поначалу он искусно делал вид, что не подозревает о том, зачем работает над способами извлечения и консолидации магической энергии. Ураф любил говорить о том, как удобно было бы, знай общественность больше о своей силе и о силе разнообразных магических артефактов. Вовсе не о том, что собирается уничтожить министерство одним масштабным взрывом, а после превратить всех неугодных в покорных безвольных и бессильных овец, которым не останется иного выбора, кроме как следовать за ним. Когда герр Ураф счел его персоной достаточного доверия, чтобы посвятить в страшную тайну того, откуда берется бесчисленное множество артефактов и каким способом они добываются, Северус уже знал каждого, запертого в казематах под его поместьем по группе крови. Донорство во имя науки? Чертов бред. Ураф должен считать его полным идиотом, чтобы рассчитывать на веру в официальную версию того, откуда в лаборатории пополняются запасы материалов, а это явно не тот случай. Так что Снейп притворялся, что ничего не знает, в то время, как Ураф притворялся, что ему верит. В конце концов он нашел у себя на пороге взрывающуюся от негодования Грейнджер. Каждый раз, когда она оказывалась на его территории, приносил ему очередную головную боль. Мысленно он уже пошутил о том, что ни одна женщина не проводила в его спальне столько времени, сколько мисс Грейнджер, и ни одна при этом не уходила, оставляя его настолько неудовлетворенным. Девушке же удавалось это на раз два. Когда она приставила к его горлу палочку, он чуть не рассмеялся — в этот раз хоть что-то забавное. — Мисс Грейнджер, исключительно ради научного интереса, попробуйте Непростительное. Выясним, как поведет себя наша с вами маленькая особенность. — Вы знали, что он держит людей прямо у себя дома! Накачивает маггловскими седативными и ставит опыты! — Ну конечно. — Забыли мне об этом рассказать? За чашечкой чай не пришлось к месту? Не нашли подходящего момента во время наших светских раутов? — Отнюдь. Старался избежать вашей истерики. Как видите безуспешно. — Палочку она спрятала. Перед этим, правда, влепив ему звонкую пощечину. Влияние жизни под прикрытием новой личности. Он уверен, обычно Гермиона Грейнджер бьет кулаком и в челюсть. — Наша задача сделать так, чтобы министерство осталось на месте после июля. Его псевдонаучные попытки в евгенику отношения к делу не имеют. Найдем доказательства несостоявшегося покушения на министерство или министра, закроем его и уже плевать, какие там у него хобби — пожизненное в Нурменгарде ему обеспечено. — Вы его используете, — она сделала шаг назад. — Он думает, что использует вас, но на самом деле все наоборот. Вы просто пользуетесь возможностью заниматься темной магией, за которую ничего не будет. Вы тянете время, вытягиваете информацию по капле и все это ради того, чтобы подольше провести за своим чернокнижничеством! — Уж извините, что Альберт Ураф не посвящает меня в детали своего распорядка дня. Я добываю информацию как могу. У вас свои способы, у меня свои. Вы уже которую неделю окучиваете этого сопляка, а толку — ноль. От моего «чернокнижничества» пользы явно больше, чем от вашего дешевого флирта. Благодаря мне у нас есть хоть что-то. — Кроме главного, — еще немного, и он бросит в нее оглушающее. — Мы должны рассказать о людях. — У него в министерстве глаза, уши и все остальные возможные части тела. Даже если нам поверят на слово, к тому моменту, как в его дом вломится аврорат, он подчистит все до последней капли крови. Плюс всю нашу работу можно будет выкинуть в мусорку вместе с прикрытием. — Мы предупредим о бомбе. Давно пора доложить министру обо всем, что нам известно. — Грейнджер, — он едва не зарычал от досады, — все ровно то же самое. Министр предпримет контрдействия. Даже если удастся передать информацию, не скомпрометировав себя, это повлечет за собой то, что Ураф поменяет планы. А это в свою очередь значит опять начинать все сначала. — Вы меня не поняли, мистер Снейп. Мы рассказываем министру все, что знаем, или с этой минуты я считаю вас предателем. Связать девчонку по рукам и ногам и запереть в комнате — его первая мысль. Пока не перебесится. Как минимум одну секунду он вполне серьезно раздумывал над таким вариантом. Приятный бонус кроме его спокойствия еще и то, что тогда до неё точно не доберется полоумное семейство садистов. Вариантов оставалось немного. Под оборотным дальше входа сейчас не пойдешь. Министр принял все возможные бесполезные меры по усиления безопасности. Показаться на глаза и уши сам он не может. Ровно как и Грейс Эдельхайм. Послать весточку почтой, совой или голубем — и бумага отправится в мусор ещё раньше, чем сова успеет вылететь в окно. Анонимно — тем более. — Вам придется идти одной. В качестве Гермионы Грейнджер. Как ему не нравилась эта идея… Так же сильно ему не понравилось ее охотное и молниеносное согласие. Если в министерстве появится Грейс Эдельхайм, то откреститься будет сложно. Оставалось надеяться, что внешность Грейнджер в Германии никому не известна. Еще одним вариантом было сварить оборотное из первого попавшегося пешехода и надеяться на удачу, но ждать еще семьдесят два часа Гермиона отказывалась. Упрямство она демонстрировала на зависть всему гриффиндору вместе взятому. Когда она вернулась, завалившись к нему в номер на его кровать и уставившись в потолок, он молча наполнил стакан и подал ей. «Министр ничего не станет делать». Да неужели. Северус заочно считал немецких министерских работников идиотами. По опыту: чем выше должность, тем печальнее. Оказывается нет, их министр владеет базовой логикой. И очень плохой секретаршей. Так не ценить время начальника. — По поводу покушения? — По поводу людей. Ну конечно. Естественно она выложила все, что хотела. Он правда в ней сомневался? Мерлин. В глубине души за раздражением он восхищался фактом того, как абсолютно ей плевать на его мнение и его недовольство. Его опасаются все вокруг. Большинство боится. Кроме Гермионы Грейнджер. — Снимите обувь. Лезть в туфлях на кровать моветон. Особенно на чужую. Стакан полетел в стену. Возможно, целилась в него, но этого он уже никогда не узнает. Потом Грейнджер встала, сняла обувь и залезла обратно с таким видом, будто ему давно пора покинуть помещение и оставить её в покое. — Хотите, я его убью? Честно говоря, он испытывал зуд этого желания с того момента, как оказался посвящен в теорию Урафа о выведении новой магической расы идеальных людей. Подробности процесса гуманизмом не отличались. Мягко говоря. Чистотой тоже. Северус был наоборот чрезвычайно щепетилен. Плюс его бесил немецкий акцент. Она повернулась, глядя на него своими огромными глазами. Что-то в нем закипало при осознании, что происходящее по вине Урафа оскорбляет ее чувство справедливости. Гермиону Грейнджер можно использовать как лакмусовую бумажку в химии. В качестве теста на скотство. Еще ему бы очень хотелось никогда в жизни не становиться причиной такого ее взгляда. — Почему-то я точно знаю, что если скажу «да», именно так вы и поступите. — Вам это хоть немного льстит? — она не улыбнулась. — Так это да или нет? — Я хочу, чтобы он провел всю оставшуюся долгую жизнь, сгнивая в тюрьме в одиночной камере. В смерти нет страдания. Он усмехнулся, запивая эту великую мысль. Удивительно, но тут он с ней абсолютно согласен. В отличии от моратория на убийство немецких аристократов. — Забавно. Я полагал, вас мое предложение возмутит до глубины души. — Ничего подобного вы, Северус, не полагали. Да. Наверное, действительно не полагал. Странно, насколько знакомыми они успели стать незнакомцами. Девушка так и уснула в одежде на застеленном покрывале. Он наоборот не смог нормально поспать, изображая из себя цепного пса на кресле рядом. «Экспекто патронум!» — чтобы смотреть, как лань, повертев головой, подходит к ней и тыкается носом в свесившуюся с края кровати руку. Северус встал, открыл окна, впуская внутрь ощущение собирающейся грозы, потом достал из шкафа запасное одеяло и набросил ей на ноги. Кто он такой, чтобы лишать ее возможности проспать всю ночь под непрекращающийся ливень? Зря он не выспался. Ему действительно следовало выспаться в эту ночь. — У меня для тебя прекрасная новость, — на следующем вечере, в этот раз посвященном вполне легальному аукциону артефактов, к нему подошел Ураф. — Мы нашли крысу, да еще какую. Ты у меня в долгу. Вдруг потяжелевший бокал с трудом остался зажатым между пальцев. Он все-таки его убьет. Очень скоро. Очень медленно. Он убьет его.