Кошки-мышки на выживание

      Ци Жун раскрыл двери и вошёл, как к себе, не закрывая их. Он прислушался. Чьё-то громкое сопение. Ах да, пума. Он включил фонарик и посветил на пол коридора. Планировка абсолютно такая же. А вот и комок шерсти. Убить? Он наклонил голову. Нет. Он не собирается убивать генерала. Значит, и животное незачем трогать. Ему нужен только ребёнок, заберёт его и уйдёт. Цяньцю ничего ему не сделал, и он ничего не сделает. Аккуратно переступив через животное, он подошёл к открытой двери спальни, где горел ночник. Глубоко вдохнув и выдохнув, пересёк порог и настороженно подобрался к спящему мужчине, обнимающему ребёнка. В свободной руке под подушкой был пистолет, он перепроверил. Тайхуа ждал его, но не дождался: спать больше всего хочется под утро.       Он осмотрелся и нашёл на вид новую и неиспачканную игрушку. Наклонившись, он зашептал в ухо сына, в упор глядя на спящего генерала:       — Малыш, просыпайся.       Мальчик лишь сонно заворочался.       — Гуцзы, мы уходим. Ты, кажется, хотел на море? Снова. Хотел там жить. Да?       Малыш распахнул глаза и повернулся в тёплой хватке. Увидев перед собой лицо отца, он протянул ладошки и провёл тому по скулам, по носу, по глазам с длинными ресницами.       — Папа…       — Ш-ш-ш… Давай поменяем тебя на игрушку.       Мальчик посмотрел на спящего мужчину и перевёл вопросительный взгляд на Ци Жуна.       — Давай, малыш. Ничего с ним не будет. Я обещаю, — шёпот походил на змеиную речь, но ребёнок доверчиво тянул руки.       Наёмник поменял живого человека на плюшевое животное, ему даже особо стараться не пришлось — Тайхуа спал как убитый. Гуцзы на руках с любопытством, но всё ещё сонно смотрел на отца, который просто долго стоял и наблюдал за спящим Цяньцю. В проходе показалось какое-то движение, и мужчина резко повернул голову. Оказалось, всего лишь пума, которая пришла к хозяину. Она остановилась, глядя на наёмника, но, видимо, знакомый запах дал понять животному, что ничего сверхъестественного не происходит. Она запрыгнула на кровать и привалилась к тёплому боку.       — Кися…       — Гладь кисю и уходим.       Скоро начнётся новый цикл сна, генерал может проснуться. Ци Жун обошёл кровать и наклонился, дав ребёнку погладить по голове большую, мурчащую кошку.       В 8:48 наёмник с ребёнком на руках стоял перед табло с расписанием самолётов.       — Мы будем жить у воды, да?       — Да, моя пискля, да.       — Мы просто оставим наш дом?       — Меня ищут, солнце. Дом — это безопасность. Рано или поздно квартира лишится этого. Мы должны их опередить. Ближайшие рейсы в подходящие места через два-три часа.       — Я хочу в Австралию.       — Австралию? Где ты узнал об этом месте?       — По телевизору. Я искал мультики и увидел программу о пауках. Там был красивый паук и говорилось, что он живёт в Австралии.       — В Австралии живёт много других страшных животных. Ребёнку там небезопасно. Нам не подходит такой дом.       — А там, где жили голубые птички?       — Голубые птички? — Ци Жун задумался. — Голубые ара? Они вымерли. Мы их не увидим.       Гуцзы надулся, но всё-таки спросил:       — А как называется страна, где они жили? Я не помню.       — Я думаю, ты говоришь о Бразилии.       — Да! — мальчик радостно захлопал в ладоши.       — О, знаю, куда мы поедем.       — Куда?       — На Южный остров, в Квинстоун. Я однажды там был.       — Там красиво?       — Очень.       Мальчишка засмеялся и обнял отца за шею. Тот прижал крепче своё маленькое чудо и отошёл с видного места. Они проболтались ещё полчаса, позавтракав, и, оказавшись в очереди на билеты, Ци Жун кое-что заметил. Конечно же, псы Хуа Чена. Он их с расстояния может вычислить. Как много у него есть времени выбрать другой путь? Он ступал по коридору в сторону туалетов, ища служебные помещения, куда можно затихариться. Он в этом неплох.       Он всегда был неплох. Пробираться куда-либо, прятаться и выжидать. Он лишь недавно ушёл от местных, которые тогда нашли его и подлатали ему конечность. Спустя три месяца с момента своего заплыва, он добрался до территории военного лагеря. Умудрился жёстко потерять в весе, и пришлось постричься почти до ёжика и заработать пару-тройку новых шрамов, пока отплачивал негритосам за их помощь. Пока он ебошился по пустыне, пришлось обмотаться в тряпьё с головой.       Проходя мимо их импровизированного кладбища погибших в битвах «товарищей», он ржал с кучки новых крестиков с нацарапанными дощечками. Идиоты. К ним в лагерь постоянно присылают новеньких, но там одни мышцы и ноль мозгов. А братец даже на мясо не давал их трупы пустить. У них постоянно нет еды. Это война, это еда. А у них, тьфу ты, какая-то честь и принципы. Надругательство над человеком. Он сдох! А они пока нет! Скоро либо бойня закончится, либо они тут загнутся. Он почти прошёл кладбище, но остановился. Моргнул. Нет. Это из-за жары. Он снял солнцезащитные очки и повернулся к нестройной роще. Духота сковала горло, а песок, казалось, забился в сами лёгкие.       Его чёртово имя на сраной помятой металлической табличкой.       Да и ещё написано неправильно. Почему же? Се Лянь, как командир, должен был его искать. Он должен был узнать, что тот упал в реку. Искать его по течению. Да даже если не так, он просто должен был искать его! Они практически всегда таскаются повсюду, чтобы найти «боевых товарищей», чтобы их не забрали другие, не сожрали звери… Хоронят даже остатки, ищут ради чёртовых армейских жетонов! Чтобы вернуть родственникам… Но… Он трясущимися руками залез под одежду и вытащил свой, который всё ещё висел на шее. Ци Жун отстранённо осмотрел новые могилки, которые появились после него. И опустился на песок, упав на колени. На других крестах были жетоны, почему же его не нашли? Он практически четыре дня пролежал там, на солнцепёке, раненый и без сознания, был обезвожен и почти мёртв, но его не нашли. Почему? Глаза начало жечь от слёз. Потому что он знал ответ.

Его не искали.

      Его дёрнули за руку, утягивая в комнату сбоку и закрывая двери. Он выдернул конечность и вытащил пистолет.       — Стой, нет. Люди Хуа Чена всё окружили. Не шуми.       — Цяньцю?       — Лан-гэгэ?       Ци Жун мрачно опустил ребенка на пол, только для того, чтобы запихнуть пистолет обратно и вытащить нож. В следующий момент сталь ударилась об сталь. О, у генерала тоже есть оружие. Всё-таки зубы на месте. Наёмник перестал бы уважать человека, который каждый день сталкивается с преступностью, да и так близко, и не носит базовые вещи.       — Ци Жун, я же попросил по-хорошему.       — По-хорошему? А что, будет по-плохому?       Он отбил очередной удар, не направленный на важные смертельные точки, и оказался возле чужого лица. Не пидор, значит. Хах. Он облизал свой нож перед Тайхуа и в следующую секунду вонзил его в стену рядом с генеральской башкой.       — Пап?       Наёмник внезапно отвлекся на своего малыша, и этого хватило, чтобы его схватили за запястье и развернули лицом к этой самой стене, и он услышал щелчки. Этот кретин надел на него наручники. Чего, блять?       — Решил меня необычно спасти от якудза? В изоляторе?       — Нет, успокойся, — Лан Цяньцю потянул его на себя и шикнул на ухо.       Они так и замерли в этой позе, а ребёнок оглянулся на дверь, где раздались голоса.       — Где он?       — В мою сторону он не шёл.       — Как? И куда это зелёная мразь, по-твоему, делась?       — Не знаю, — ручку затрясли, и Ци Жун уже дёрнулся из крепкой хватки, но чужие руки держали его крепко, тем более дверь оказалась заперта. — Пошли, блять. Нам надо его найти.       Как только противники ушли, мужчины выдохнули.       — Вы такие капец незаметные. Что это вообще такое, рыжий длинный парик?       — А что? И почему зелёная мразь-то?       — А не на тебе сейчас изумрудный пиджак?       — Ой, всё, отъебись. Сними с меня наручники!       — Нет, ты убежишь.       — Да, и буду прав.       — Лан-гэгэ, ты будешь делать папе больно?       Ци Жун весело хрюкнул, Цяньцю же не понял такой реакции от мужчины.       — Нет, не буду, ты что? — Он отпустил наёмника, который тут же начал пытаться посмотреть на точную модель наручников и достать до своего же кармана штанов, где лежали отмычки. Тайхуа взял малыша на руки, из-за чего его тут же пихнул бедром отец мальчика.       — Положь моего ребёнка на место!       — Нет, идём, — он другой рукой повернул в замке ключ и открыв двери схватил за предплечье старшего и вывел его.       — Куда? Я тут как бы золотое яблочко у этих ослов. Найди меня и не получи по роже от своего босса. Се Ляню меня сдашь?       — Нет. Мы идём через служебные помещения, благодаря моему положению. И у меня с тобой личные разборки, а с какого перепугу тебя тренер найти хочет, я без малейшего понятия. И делиться не с кем не собираюсь.       — Оу как мило… Я не вещь, пидор!       — Не ори, — дёрнул его генерал.       — Папа, а что такое «пидор»?       Ци Жун раздосадованно зашипел:       — Не повторяй за мной. Это мат, а маты?..       — Нельзя говорить до десяти лет, потому что я могу сказать это не тем людям.       — Верно.       Цяньцю в полнейшем недоумении смотрел на семейную идиллию и агрессивно не понимал, как наёмник мог переходить из состояния бешеной суки в «я лучший папа на свете» за 0.025 секунды.       Он повёл преступника по узкому коридору, и через минут пять они вышли на улицу, Ци Жун поёжился от утренней прохлады и оглянулся на ребёнка.       — Как ты узнал, где я?       — Ты говорил про море.       — Что? Ты спал!       — Да. Моя ошибка, заснул всё-таки. Не пришлось бы кататься так за тобой. Зато я запись звука поставил.       — С-сволочь.       — Мгм, — очень выразительно кивнул ему Тайхуа. — Лезь в машину.       Они подошли к гелику, и Цяньцю усадил сначала мужчину на заднее сидение, потом малыша, пристегнув его к детскому креслу.       — Не хочешь снять наручники?       — Нет? — он забрался на водительское место.       — Тьфу ты. Ну, и в какую темницу ты отвезёшь меня?       — К себе домой.       Ци Жун моргнул и растерянно уставился в зеркало, где отражался взгляд генерала. Он нахмурился:       — Нет.       — Да.       — Нет. Ты, чёрт возьми, шутишь!       Лан Цяньцю молча повернулся, подняв брови. Хмыкнул и тронулся с места.