Среди железа и лоз

      Тьма вокруг была липкой и холодной. Иногда сквозь неё прорывались новые всплески боли, иногда — звуки и прохладные влажные прикосновения. Но хуже всего были моменты, когда он вновь видел вокруг себя кровь и воду, ощущал удушающий ужас, холод моря и безысходность.       В этот раз звуки не уходили. Джейсу слышалось тихое бормотание и шуршание ткани. Затем ко лбу прикоснулись мокрой тканью, отгоняя жар, спустились к щекам и шее. Стало чуть легче, пусть тело все ещё казалось свинцовым, но Джейс начинал чувствовать его все больше: пылающую кожу, пусть все внутри и замерзало, пульсацию в левой руке и правой ноге, ломоту в костях.       Медленно и с заметным трудом он приоткрыл глаза. Все плыло, и светлый силуэт перед ним был слишком нечетким. Но уже спустя пару мгновений картина прояснилась. — Мама…       Язык лип к небу, в горле пересохло, а потому слово вышло хриплым и едва слышимым. Но она услышала. До того сидевшая на краю кровати вполоборота, теперь Рейнира повернулась к нему. — Джейс! — она подала ему воды в кубке и придержала голову, пока он пил. — Спасибо, — выдохнул он. Даже голову Джейс поднял с трудом и сомневался, может ли пошевелиться. Но другая мысль пронзила его сознание, — Визерис?       Королева покачала головой, слезы мелькнули у неё в глазах. — Его так и не нашли. Они говорят, он вряд ли выжил, — она всхлипывает и целует сына в лоб, — я боялась, что и ты не очнешься. Мне не стоило тебя отпускать. Джейс устало прикрывает глаза. — Я буду в порядке. Что с моей рукой? — он замечает, что к левой руке примотаны деревянные палки. — Это сделал мейстер Герардис, потому что кость раздроблена. Нужно время, чтобы рука и нога зажили. Поэтому не шевелись. Он сомневался, сможет ли сейчас хоть немного двинуться. Даже разговор ему давался с трудом. — Хорошо… А Вермакс? Рейнира качает головой: — Тебя вытащить удалось, но он ушёл на дно. Мне жаль.       В глубине души Джейс знал правду, но, когда он услышал ответ матери, все стало пугающе реальным. Из его души будто вырвали важную часть, что была с ним всегда. — Мы выиграли битву? — тихо спросил он после долгих секунд молчания. — Да, — Рейнира аккуратно сжала его здоровую руку, — выиграли. ***       Джекейрис недолго пробыл в сознании, вновь погрузившись в лихорадочный сон меньше чем через час. Рейнира осталась у его постели вместе с мейстером Герардисом. — Теперь вы можете быть уверены, что он выживет? — спрашивает королева, сжимая одеяло. — Ваше величество, это несомненно добрый знак, что принц очнулся, однако его раны серьёзны, к тому же, он страдает от лихорадки, с которой драконьи всадники сталкиваются нечасто, — мейстер Герардис говорил негромко, но торопливо, будто стремясь себя оправдать. — Он больше не драконий всадник, теперь связь не защищает его от недугов, — произносит Рейнира, убирая волосы со лба сына, — мой бедный мальчик. Герардис вздыхает. — Он прожил уже два дня с момента битвы, это даёт определённую надежду… Вдруг дверь раскрывается, входит стражник. — Ваше величество, лорд Корлис просит аудиенции. — Впустите, — королева взмахивает рукой и встаёт. Морской Змей входит, слегка прихрамывая. — Ваше величество, я хотел бы рассказать о сегодняшнем совете, если вам угодно. Рейнира кивает: — Да, разумеется, поговорим в моих покоях, — перед тем, как уйти, она вновь тихо обращается к мейстеру, — он должен жить, если хотите жить вы.       Резким шагом королева выходит из покоев вслед за Корлисом, оставляя мейстера хлопотать о здоровье принца. ***       Для прикованного к постели Джейса дни тянулись мучительно. Он не мог ничего делать, ему было запрещено даже вставать. Как заявил мейстер, для восстановления ноги нужно хотя бы три луны, вероятно, даже четыре, а до того он ходить не сможет. Левая рука болела не переставая, и с ней дела обстояли ещё хуже. — Кость разбита на несколько кусков от запястья до плеча, мой принц. Сомневаюсь, что она заживёт правильно. Рука будет двигаться, менее ловко, чем раньше, и будет немного болеть, — так на вопрос Джейса о травме ответил мейстер Герардис.       Впрочем, ему стоило порадоваться, что удалось остаться в живых. Он выдержал и падение, и раны, и лихорадку, хотя какие-то повреждения и будут иметь вечные последствия. Возможно, боль — заслуженная плата за ошибки.       У его постели часто сидела мать или Бейла, и Джейс был благодарен им за это. Королева Рейнира после исчезновения и возможной смерти второго сына опечалилась ещё больше, проводя дни почти в полном молчании и слезах. В течение дня она могла сидеть у постели Джейса, приглядывая за ним, а потом уходила в свои покои к младшему сыну Эйгону, с которым проводила все больше времени, будто он напоминал ей о Визерисе.       Джекейрис не понимал, как королева удерживается от ненависти к нему. Если бы не его идея, Визерис был бы здесь, в безопасности. Если бы не его идея, Люк остался бы жив. Но его мать никогда не говорила об этом, а у Джейса не хватало смелости заговорить о братьях самому и узнать, что она на самом деле думает.       По вечерам с ним часто сидела Бейла. Она была гораздо более разговорчивой, чем королева, и это во многом помогало Джейсу. Он слушал бесконечные рассказы о происходящем в замке, истории о Пентосе и Дрифтмарке. Бейла даже прочитала ему письмо от Рейны и Джоффри, находившихся в Долине. Джейс был рад знать, что хотя бы кто-то из его семьи в порядке.       Бейла могла говорить долго, отвлекая его от мыслей, и ему даже не приходилось отвечать, что в первые дни было тяжело из-за лихорадки. К счастью, болезнь отступала быстро, и все больше времени Джейс был в ясном сознании.       Однажды Бейла упомянула Лунную Плясунью, порадовавшись, что скоро она будет достаточно большой, чтобы выдержать вес девочки. Джекейрису было стыдно признаваться даже себе, что он завидует этой радости. Долгие часы после этого принц думал о Вермаксе. Он не помнил себя без дракона, ведь он был с ним всегда, рос вместе с мальчиком почти с самого рождения. И его смерть была только на совести Джейса: он спустил дракона слишком низко, подвергнув их обоих смертельной опасности, и это продолжало мучать его.       Ещё одним из посетителей был лорд Корлис. Он заходил несколько раз, в основном, чтобы лично узнать о самочувствии принца, но именно от него Джейс получил больше всего информации. Он узнал, что, несмотря на победу при Глотке, Веларионы потеряли треть флота, Спайстаун был разграблен, а Высокий Прилив сгорел, а сам Джекейрис остался жив благодаря Крапиве и Аддаму, которые последовали за ним, когда его дракон упал, и сожгли ближайшие мирийские корабли. Также Морской Змей рассказал, что королева пока не присутствовала на советах, однако лорды все ещё не предпринимали новых активных действий. В какой-то мере, Джекейрис ожидал, что его мать вновь замкнется в себе после исчезновения второго сына, ведь смерть Люка уже её подкосила. Но ему не нравилось, что на совете теперь не было ни королевы, ни самого Джейса. Принц понимал, что вряд ли сможет повлиять на мать, а ему пока не стоило покидать покои, однако вынужденная беспомощность доводила Джекейриса почти до бешенства. ***       В тот день Рейнира удалилась чуть раньше обычного, чтобы отдохнуть в своих покоях: бесконечное горе плохо сказывалось на здоровье королевы. Джекейрис остался один, начав уже в сотый раз разглядывать темно-красный балдахин над ним. Вскоре в покои вошёл стражник. — Ваше высочество, пришёл принц Эйгон. Джейс незамедлительно ответил. — Пусть заходит, — за счёт здоровой руки он немного приподнялся, чтобы сесть и встретить брата. Эйгон вошёл в комнату, слегка опустив голову. — Джейс, — негромко сказал он. — Эйгон, — Джекейрис улыбается и указывает на постель рядом с собой, — проходи, садись.       Он замечает, что Эйгон ведёт себя по-другому. Раньше он казался гораздо увереннее в присутствии старшего брата, а его лицо было лишено отпечатка печали, который Джейсу показался слишком знакомым: у его матери слишком часто было такое выражение лица после смерти Люка. — Прости, что я не приходил. Матушка не позволяла, — произнёс мальчик, садясь на кровать.       Сердце Джейса, казалось, рухнуло в область желудка. — Почему? — Из-за твоей лихорадки. Тебе лучше? — после этих слов Эйгона Джекейрис облегчённо выдохнул. — Да, лихорадка прошла. — А это? — Эйгон указывает на конструкцию вокруг ноги Джейса. — Это здесь надолго. Ещё три луны, пока кость не срастётся. И рука тоже. Но все будет хорошо, — он мягко поглаживает младшего брата по плечу, потому что тот выглядит очень расстроенным. — Ты ведь не можешь ходить? Джейс качает головой. — Пока нет. Но когда я встану, мы с тобой сможем тренироваться вместе, как раньше. Я разучусь держать меч, пока лежу здесь, — последнюю фразу он произносит с улыбкой, стараясь хоть немного развеселить брата. Но его шутку маленький принц не понял. — Нет, ты гораздо сильнее меня. А я слишком слабый, — внезапно в фиолетовых глазах Эйгона Джейс замечает слезинку. — Ты всему научишься, Эйгон, — он сжимает плечо брата, но тот лишь качает головой, все хуже сдерживая слезы. Теперь он казался ещё младше и беззащитнее. — Визерис… Я должен был взять его с собой, защитить его. Звал его, но он не услышал. Я не знал, что мне делать… Слезы текут по лицу мальчика, и плечи его начинают слегка дрожать. — Эйгон, — Джейс аккуратно притягивает его ближе и обнимает, — ты сделал все, что мог. Ты молодец, что смог улететь. Но слова принца, казалось, совсем не успокоили Эйгона. — И Грозовое Облако тоже умер, — рыдая, он утыкается в плечо брата, — из-за меня. — Нет, конечно, не из-за тебя, — сказал Джейс тихо, гладя брата по спине. От душераздирающих рыданий сжималось сердце самого Джейса, а к горлу поступал ком. — Облако был таким маленьким, и это было так больно… Джекейрис не знал, что сказать, чтобы умерить боль, поэтому просто прижимал брата к себе, пока тот повторял что-то о Визерисе, о Грозовом Облаке и о битве. Каждое слово откликалось болью в душе Джейса. — Это все не твоя вина, — сказал он, сдерживая поступившие слезы. *** Десять дней спустя       Джейс устал быть прикованным к постели. Никакой возможности встать на ноги раньше, чем полностью срастётся кость ноги, не было: он не мог даже опереться на обе руки, так как одна была сломана. Поэтому единственное, что могли для него сделать — это пересаживать в кресло хотя бы на какое-то время. Джейсу казалось унизительным, что даже переместиться самостоятельно он не может, но, находясь не в кровати, он уже ощущал себя лучше, а также мог принимать посетителей в более достойном положении. Если в присутствии Бейлы или матери принц мог быть спокоен, то, например, Аддам Веларион, который вскоре попросил аудиенции у наследника, требовал более серьёзного отношения. — Сир Аддам, — кивнул Джейс, когда тот вошёл в покои и поклонился. — Принц Джекейрис, — Аддам выпрямился и окинул его внимательным взглядом фиолетовых глаз, — я хотел лично осведомиться о вашем здоровье. — Мне уже гораздо лучше, благодарю. Отдельной благодарности заслуживает ваша храбрость в битве, — сказал Джекейрис, намекая в первую очередь на его участие в спасении самого Джейса. — Это был мой долг, Ваше высочество, — негромко ответил Аддам, — пусть сжигание кораблей и не пришлось мне по вкусу, это было необходимо для победы над Триархией. И я сделаю это снова, когда придёт время.       Губы Джейса невольно растягиваются в улыбке. После битвы он верил, что это не просто слова. — Ваша верность королеве похвальна. Надеюсь, вы не были ранены и Морской Дым в порядке? — Да, Ваше высочество. В него попало несколько стрел, однако для дракона это не страшнее занозы.       Джекейрис кивает, хотя в его мыслях сразу же появляется Вермакс, но он силой заставляет себя вернуться к диалогу. — Да, им это не наносит такого вреда, как людям. Последовала длительная неловкая пауза. Разговоры с Аддамом, казалось, всегда вызывали трудности. — С вашего позволения, Ваше высочество, я пойду, — произнёс Аддам. — Конечно, — Джейс был в какой-то мере рад, когда его посетитель откланялся и ушёл, оставляя принца наедине с мыслями.       Казалось, теперь Аддам Веларион совершенно точно союзник Джекейриса и его матери. У них не осталось поводов для враждебности теперь, когда Аддам получил право на Дрифтмарк и доказал свою верность королеве.