Любви не бывает много

Осознание происшедшего приходит лишь на кухне. Уилл глухо стонет и трет мокрые глаза ладонями. Запрокидывает голову, пытаясь удержать слезы. Заставляет себя дышать медленнее. Ощущает как мокрая от пота и крови футболка неприятно липнет к коже. Сердце в истеричном ритме гремит в ушах, мешая думать. Уилл сжимает кулаки, пытается дышать квадратом. Голове легчает. Два часа назад любовь всей его жизни могла умереть. Из-за него, Уилла. У них был план. На одного ублюдка они охотились три месяца. И вот - оставалось только завершить постановку. Ганнибал на “сцене” готовил всё для будущей инсталляции - должно было выйти что-то вроде образа Будды. Уиллу же нужно было только встретить гостя. Но он проебался. Он не успел заломить руки жертвы за спину и отобрать у неё нож, неожиданно блеснувший в сумерках стальной ухмылкой. Этот мудак вывернулся и, метнувшись к расслабленно стоящему полубоком Ганнибалу, полоснул того по плечу. Крик замер в горле Уилла, не родившись, время вдруг загустело, как во сне. Конечно, они убили его. Уилл, забыв себя, снова и снова вонзал нож в тело, уже превратившееся в кровавую кашу. Ослеплённый ненавистью и страхом, он мстил тому, кто посмел навредить его партнёру. Очнулся только когда Ганнибал с силой оттащил его и забрал скользкий нож из холодных трясущихся пальцев. — Хватит. Тело ещё должны опознать, — короткая улыбка и тут же тихий вздох от боли. Уилл сразу потянулся посмотреть на рану, раздвинул слои ткани и… захлебнулся в ледяной ненависти к себе. А Ганнибал спокойно, словно ничего не произошло, предложил собрать вещи и ехать домой. Уилл не помнит, как они доехали — помнит только, что он был за рулём. Ганнибал тут же отправился в ванную, Уилл словно в тумане побрел на кухню вроде как выпить воды. И вот он сидит уже почти час. Ганнибала не слышно. Уилла кроет: ненавистью к себе, виной перед Ганнибалом, диким, почти животным страхом. Ганнибал потерял много крови, он был таким бледным, когда сидел в машине, он очень тяжело дышал и облизывал губы. Уиллу хотелось помочь с раной, но ему было так мучительно стыдно, так хотелось провалиться хоть в ад, что он сбежал, поджав хвост, на кухню. В голову лезут непрошенные картинки того, что могло бы произойти. Он почти видит, как тело Ганнибала оседает за землю, как чёрная кровь пропитывает одежду, как стекленеют его глаза, как он дышит — хрипло, шумно. Уилла прорывает на сухие рыдания. Глаза тоже сухие, в груди болезненно давит, отчаяние скатывается в ком, клокочет в горле, в сердце больно-больно-больно, оно не выдержит и разорвётся прямо сейчас. Здесь никакое дыхание не поможет. Уилл мечется взглядом по столу, автоматически хватает нож, не убранный ещё с завтрака. Уилл знает — физической болью можно перекрыть моральную. Её легче перенести. Уилл — да, понимает, что так нельзя, но ему кажется, что другого выхода нет, иначе он задохнётся в этой бесконечной боли. Он, не думая, резко проводит лезвием по руке — не старается попасть по вене или ещё куда-то, просто импульсивно режет. Отстранённо смотрит на выступившую кровь. Красная, как боль, как марево перед глазами. Ведёт ещё — крест-накрест с первой, руки дрожат, будто он обдолбался. Да, это действительно отрезвляет, пусть и немного. По крайней мере, завораживает. Красное на белом. Шум в голове становится немного тише, получается даже дышать нормально. Уилл улыбается, слегка безумно, как ему кажется. Он снова приставляет лезвие, теперь чуть ниже. — Уилл. Он вздрагивает. Голос Ганнибала обеспокоенный, немного уставший. Уилл сжимает зубы, напрягает плечи. Стыд опаляет его щеки и шею. Он не выдержит Ганнибала сейчас, только не его пристальное, чуткое внимание. — Уилл, — звучит совсем близко, —что случилось? Пальцы Ганнибала очень мягко и осторожно забирают нож из руки Уилла. Ганнибал берёт его руку в свою, долго смотрит на неровные, болезненно-красные полосы, потом, вздохнув, опускается на колени перед стулом. — Поговори со мной, Уилл. Почему ты сделал это? — в голосе ни капли осуждения, только волнение и забота. — Я жалок, — выталкивает Уилл сквозь зубы, упорно отводя глаза. — Это неправда. Ганнибал вдруг подносит руку Уилла к губам и целует — сначала запястье, потом выше, и наконец прижимается ртом к первому порезу. Он ведёт языком снизу вверх, слизывая кровь, словно большая кошка. Уилл шумно втягивает воздух, он чувствует жжение, смешанное с удовольствием, потому что Ганнибал глотает его кровь, потому что он смотрит своими тёмными блестящими глазами снизу вверх, потому что его все это не отталкивает. Ганнибал в последний раз мажет языком по чуть покрасневшей коже, довольно облизывается. Продолжает говорить, с лёгкой улыбкой разглядывая порезы, в которых вновь начинает скапливаться кровь. — Надо будет обработать потом, чтобы не занести инфекцию. Уилл, ты все-таки расскажешь мне? Стыд и страх снова вернулись. Уилл передернул плечами. Слова комом встали в горле. — Я думал, что ты меня бросишь, из-за того, что я подвёл тебя. На лице Ганнибала проступает понимание. — Ох, Уилл… Легко тянет его за руку: — Иди сюда. И Уилл спускается и очень-очень осторожно прижимается к пахнущему чем-то медицинским телу. На плече Ганнибала бинты, рука двигается с заметным усилием, но вроде всё не так страшно. — Очень больно? — виновато шепчет куда-то в шею, туда, где она соприкасается с волосами. — Уже нет, — отзывается Ганнибал. Он здоровой рукой обнимает напряжённую уиллову спину, гладит, зарывается пальцами в волосы. Уиллу запоздало приходит в голову: он же в грязном, а Ганнибал после душа. Но того это, кажется, не смущает. — Расскажи мне, — просит. — Я…не справился со своей задачей, разрушил наш план, я… вдруг ты бы умер? Я бы не пережил это, я даже думать об этом не могу. Мне так стыдно, будет справедливо, если ты перестанешь доверять мне, я не заслуживаю, — сбивчиво, рвано, на выдохе, всё, что болит. Заглушает тихие всхлипывания, вжавшись ртом в тёплую шею. Ганнибал долго молчит, поглаживая спину Уилла. Потом целует его в висок, прижимается губами на полминуты. — Я доверяю тебе, как никому другому, Уилл. Ты не подвёл меня. Наш план не стал хуже. То, что мы делаем — опасно, и может случиться разное, по независящим от нас причинам. Не стоит винить во всём себя, мой дорогой. Ты самое прекрасное, удивительное и ценное, что я когда-либо видел в жизни. Я люблю тебя, Уилл, и, что бы ни случилось, я буду любить тебя. Ты веришь мне? Уилл согласно выдыхает и ластится, жмётся ближе, ведёт носом по линии челюсти Ганнибала, потом ниже, снова тычется куда-то в плечо. Ганнибал тепло смеётся и осыпает щеку, скулу и шею Уилла лёгкими поцелуями. — Давай договоримся, любовь моя. Уилл настораживается: что-то ещё? Он снова напрягается, но тёплая ладонь укладывается ему между лопаток, не позволяя отстраниться. — Шшш, всё в порядке. Мне бы очень хотелось, чтобы ты перестал замещать моральные страдания физическими, — очень мягко, бережно он берёт руку Уилла, прежде спрятанную меж их телами. Уилл шипит от внезапной жгучей боли. Ганнибал плавно отодвигает его от себя, совсем ненамного, держит его руку, поглаживая пальцем запястье. — Я очень хочу, чтобы ты шёл ко мне, когда почувствуешь, что не справляешься. Я смогу помочь тебе. Не нужно делать так, — кивает на порезы. — Боль, — он вдруг весело и клыкасто скалится, — мы можем доставлять друг другу только в постели в рамках взаимного удовольствия. Пообещай мне, Уилл. — Да. Да…хмм…обещаю, — Уиллу неловко, снова стыдно, страшно и хорошо одновременно. Он смущённо поднимает глаза и натыкается на тёплый смешливый взгляд. Уилл, не выдержав всего этого, вновь зарывается лицом в Ганнибала, вжимается в его тёплое тело, почти сворачивается клубком в его руках. — Точно не злишься? — не может не спросить тихонько, спрятавшись в ганнибалово плечо. — Абсолютно точно, мой хороший, — отзывается Ганнибал, улыбаясь в волосы Уилла. Тот удовлетворённо выдыхает и расслабляется окончательно. Стало легче: он всё ещё любим, его не винят и не отталкивают, а наоборот успокаивают, хотя Уилл не заслужил. Не заслужил вот так дышать родным запахом, ощущать тепло рук, касаться кожи благодарными поцелуями. И всё же Ганнибал держит его, целует, говорит какие-то нежные и смущающие слова, называет сокровищем, гладит по волосам, слушает уиллово дыхание, уже почти спокойное. Любит его.