Dead souls

Сколько бы неприятностей жизнь не подкидывала, Чуя не позволяет себе скулить, забившись в угол. Смиренно принимает нападки судьбы, сражается, как воин, за свое будущее, хотя бы за один-единственный день под солнцем. Ощущения неоднозначные. Вокруг него лишь мертвецы, а он готов отдать все, лишь бы остаться в живых. Тяжело сражаться с тем, о ком ты практически ничего не знаешь. Это как нырять со скалы в воду: неизвестно, что ждет тебя под толщей воды. Главное, чтобы не камни. Чуя не один: рядом Дазай, Мори, и вообще весь Отдел, если так подумать. Однако… вчерашний суд выжал из него все соки. Они, также как и он, не готовы к этой битве, не готовы отдать свое перерождение ради Чуи. И винить их в этом нельзя. Масло в огонь добавляет тот факт, что все вокруг ведут себя так, словно его, Чую, не собирается прикончить аномальная исперия. Они-то и обычные вызывают у Накахары только страх и ощущение конца света, что уж говорить про мыслящую исперию, способную голыми руками (или лапами?) разорвать духа на части. Нет уж, он не будет об этом думать. Как бы Чуя не старался, в голове вертится лишь одно: «Почему я? Мне страшно» Мне страшно. Мне страшно. Страшно… Признаться в этом себе, а еще хуже – кому-то постороннему для него хуже смерти. Хотя в глубине души Чуя верит: боится не только он. Если никто не показывает страха, то и он не будет. Тем более, надежда еще есть. И сейчас он сидит перед ними в кафе, ковыряясь вилкой в свежем десерте. — Ну и зачем вы хотели встретиться? — Акутагава бросает на них игривый взгляд из-под темных очков. – На свадьбу пригласить решили? Дазай улыбается и сжимает руку Чуи под столом. Накахара краснеет, утыкаясь носом в чашку кофе. – Думаешь, тебя бы позвали? – Осаму усмехается. Рюноске цокает языком, оправляя кусочек торта в рот. — Ты спрашивал себя, почему магия Ацуши-куна на тебя не действует? — Дазай начинает издалека. Рюноске неопределенно пожимает плечами. — Потому что я особенный? Осаму усмехается. — В каком-то смысле. Ты ведьмак. Чуя ожидает смешка, отрицания, чего угодно только не того, что реально происходит. Акутагава вздыхает, откидываясь на спинку плетеного кресла. Весь его вид указывает указывает на полное равнодушие к услышанному. — Так вы уже знаете, — только и отвечает Рюноске, немного погодя. — Честно говоря, до сих пор не верится. Я не использую способности во зло, так что можете не переживать за ваш Отдел. Дазай и Чуя переглядываются. — Ты знаешь? — Конечно. О чём? — по его лицу пробегает тень улыбки. — Об этой всей заварушке. Об Айко. Лицо Акутагавы мгновенно меняется. Он поднимает очки на макушку и удивленно смотрит на них. — Айко убила кого-то ещё? Чуя не сдерживает нервный смех. — Кого-то ещё? – Я думал, вы уже знаете о моей сестре. Она пока не мертва, – быстро добавляет он, заметив шокированного Чую. После его слов он облегченно выдыхает. – Так вы знаете? – С ней все хорошо? – Не выдерживает Чуя, наклоняясь вперед. Присутствовать на похоронах Гин сейчас хочется меньше всего. От этой мысли по телу пробегают мурашки. – Жива. Пока что, – взгляд Акутагавы становится печальным, плечи опускаются. – Так что она еще выкинула? – Подробностей мы не знаем. Но исперия, благодаря ей, обрела зрение и разум, а это новость малоприятная. В серых глазах появляется блеск, на лице – настороженность и понимание. Рюноске складывает руки в замок, подаваясь вперед. – Я знаю, что это было за заклинание. Вернее обряд. Но вы ведь не за этим меня позвали? – Мы хотим узнать, возможно ли его отменить, – в голосе Осаму слышится надежда. Ответ Акутагавы тут же обрывает ее: – Нельзя. – Он вздыхает. – Отменить заклинание ведьмы может лишь сама ведьма либо ее смерть. – Тогда, – Дазай встает и протягивает руку Чуе, не глядя на Рюноске. – Нам придется ее убить. Надеюсь, ты не против. А если против, ты все равно нас не остановишь. Рука Накахары замирает в нескольких сантиметрах от его ладони. Убить человека? От спокойного голоса Осаму кровь стынет в жилах. Ты можешь вытащить человека из мафии, но не мафию из человека, так говорят? У Чуи дрожит голос: – А больше никаких вариантов? Руку он так и не принимает. — Если бы убить её было так просто, я бы давно отдыхал с Гин где-нибудь в Диснейленде, а не сидел в этой забегаловке. — Хорошее кафе́. — Дазай закатывает глаза. — Тогда что ты предлагаешь? — Вам нужно избавиться от исперии. — О, правда? — взгляд Осаму сочится иронией и презрением. — А мы то и не подумали. Ты просто гений! — Хватит поясничать, — Акутагавы хмурится. Чуя чувствует себя третьим лишним, но ловит каждое их слово. — Что она требует от вас? — Ей нужен Чуя. Для воскрешения. Ты знаешь какие-то ритуалы? Рюноске задумчиво сводит брови, теребя подбородок. — Что-то такое припоминаю. Чтобы воскресить кого-то нужен сосуд для его души — посторонний человек, как правило, сойдёт. «Вокруг столько людей, а он выбрал именно меня?!» — Накахара едва не давится воздухом от возмущения. Кажется, этот вопрос волнует не только его. — Почему именно Чуя? — Теперь Дазай выглядит озабоченным. Чуя невольно сглатывает. — Возможно, всё дело в том, что он живой среди мертвецов. Будь я кем-то, кому необходим сосуд для возрождения, выбирал бы наиболее «прокачанный»: Чуя дышит, ест и спит, как обычный человек, но также видит мёртвых. Удобно, — Акутагава пожимает плечами. — Я вообще-то ещё здесь, — Чуя недовольно ворчит. От всей этой информации, произнесенной так, словно речь о погоде или скидках, желудок неприятно скручивается. Как бы не распрощаться с теми крохами кофе, что он уже успел выпить. – Ладно, – сдается Дазай. – Убить ведьму мы не можем, отдать ей Чую тем более. Значит, мы должны убить исперию. Есть идеи? Накахара складывает руки на груди, раздумывая. – А чего они боятся? Осаму тяжело вздыхает, потирая переносицу. – Насколько мне известно, убить их невозможно. В отличие от меня и других работников Отдела, эти твари – сгусток энергии, концентрированная тьма. Даже их тело плотью не назовешь. – Должна быть лазейка. У всех есть слабости. Дазай не отвечает, задумчиво глядя в одну точку. Акутагава допивает кофе и со стуком ставит чашку на блюдце. Несколько секунд он медлит, замерев, словно навязчивая мысль не дает ему двинуться. Затем качает головой и проглатывает ком. – Есть один способ. – Хрипло произносит он. – У моей матери была коллекция артефактов, которую она оставила мне. В ней есть Рассекающий светом. Этот меч способен убить и тварь посильнее какой-то исперии. Чуя выпрямляет спину и не сдерживает радостной улыбки. – Правда? Это же превосходно. Можем убить его и… – А как же Айко? – мрачно прерывает его Осаму. – Ей о коллекции ничего не известно. – С готовностью отвечает Акутагава и достает из-под футболки медальон. Золотая окантовка блестит на солнце. Чуя невольно задерживает дыхание. – Эта штука, кстати, из нее. Поэтому Ацуши не смог воздействовать на мою память, – с ноткой гордости сообщает Рюноске. Дазай усмехается. – Предположим, мы достанем меч, но исперия не глупа. Так просто вызвать ее и убить не выйдет. – Тогда дождемся, когда она объявится сама. – Уверенно предлагает Акутагава. Осаму согласно кивает. Чуе остается лишь повторить за ним. – Передавайте Ацуши привет от меня. Рюноске встает из-за стола, и в этот момент его телефон начинает звонить. Взглянув на экран, он чертыхается и принимает вызов. Чуя весь обращается в слух. Расслышать слов не удается, однако судя по мрачнеющему Акутагаве и его напряженно сжатым губам, случилось что-то нехорошее. Разговор заканчивается быстро. Рюноске кладет телефон в карман, но уходить не торопится, обдумывает. Затем, кивнув самому себе, поворачивается к ним. – Айко пришла в больницу к Гин. Если хотите победить исперию, это ваш шанс узнать врага получше. Чуя неуверенно смотрит на Дазая. – А если это ловушка? – Все будет хорошо, – словно на автомате обещает Осаму, не глядя на него, и протягивает руку. Накахара встает самостоятельно: не хочется, чтобы, уловив дрожь его рук, Дазай нервничал еще сильнее. Осаму же воспринимает его отказ от руки по-своему и обиженно фыркает. – Идем уже. – Рюноске закатывает глаза на эту сцену и спешит прочь с такой скоростью, что Дазай едва успевает расплатиться, а Чуя – вскочить из-за стола, ничего не разбив.

***

Больница встречает их суматохой и запахом антисептиков. Каждый сантиметр здания пропитался эмоциями и магией. Чуя ощущает это каждой клеточкой своего тела. Интересно, сколько людей от бессилия в этих стенах готовы заключить сделку с мертвецами, чтобы прожить еще лет 10? Сколькие из них не против пожертвовать душой близких или собственной ради отнятого болезнью времени? Чуя думает об этом, погрузившись глубоко в свои мысли, пока они пересекают приемный покой и поднимаются по лестнице в отделение реанимации. В холле этажа за стойкой их встречает медсестра. Она приветливо улыбается Рюноске и с любопытством оглядывает друзей. – Вы сегодня с новыми друзьями, – девушка заправляет за ухо выбившуюся прядь. – С Ацуши-куном все в порядке? Акутагава молча кивает. Осаму и Чуя изумленно переглядываются. И когда это они стали так близки? – Ваша мама сейчас в палате. Можете подождать, или пойдете тоже? – Мы пойдем, – отвечает Рю. Медсестра понимающе кивает, протягивая пропуск. Чем ближе они к палате тем сильнее Чуя нервничает. Что-то незримое и зловещее давит на него. Он стискивает зубы и перешагивает порог последним. В помещении царит полумрак. Попискивает в углу аппарат измерения давления, слышно шумное дыхание Гин через маску искусственной вентиляции легких. Темная фигура у окна оборачивается к ним, как только за Чуей закрывается дверь. – Какие люди, – алые губы Айко растягиваются в улыбке. – Мышка сама заглянула в мышеловку. Она жадно всматривается в Чую, словно готова прямо сейчас его проглотить. Накахара выдерживает этот взгляд, но чувствует, как по коже бежит холодок. – Ты не мышеловка, – в голосе Осаму слышится раздражение. – Обычная маньячка с жаждой власти. Такие, как ты, у нас в Отделе занимают низшую ступень эволюции. Наверняка, ты уже знакома с одним из них. – Федор сильнее всех вас, – ведьма откидывает волосы за спину, обводит взглядом собравшуюся компанию и останавливает взгляд на Дазае. – А я даже имени твоего не знаю. – Огромное упущение. Врагов своих надо знать в лицо, – он невинно улыбается, делая цирковой поклон. – Осаму Дазай. Тот, кто убьет тебя. Айко, кажется не впечатлена. Закатывает глаза, сложив руки на груди и переводит взгляд на Рюноске. Каждое ее слово сочится злобой и ядом: – Когда все закончится, когда я проведу этот обряд, тебя и твоих дружков – всех до единого – я убью. Особенно того светленького. – Она улыбается, мечтательно поднимая глаза к потолку. Акутагава сжимает кулаки, словно борясь с желанием наброситься на нее. – Вечно пытается всем угодить, улыбается так противно. Ты ведь не сказал ему, кто я? Иначе бы он не называл бы меня тетушкой Айко, интересно каково… – Заткнись! – выпаливает Рюноске, в мгновение прибивая Айко к стене голыми руками. Ведьма улыбается еще шире. – Ты ни черта о нем не знаешь! Чуе становится неловко. Он тупит взгляд в пол. А ведь теперь Ацуши все знает. Будь Чуя на его месте, он чувствовал бы себя обманутым. Доброта Ацуши его и загубит. – Зачем ты приходишь сюда? – не выдерживает Дазай. – Только не говори, что чувствуешь вину. Ни единому твоему слову не поверю. Айко усмехается. – Конечно нет. Быть здесь – мое прикрытие. – Она лжет. – Его голос похож на рычание, он сильнее сжимает руки на ее шее. – Ей нужно периодически приходить сюда, чтобы обновлять заклятье Гин. Ведьма хрипло смеется. – Я хотела, чтобы они сами догадались! – Но зачем тебе это? – Дазай не унимается. Чуя нервно сжимает его руку за спиной, молясь, чтобы эта встреча не вышла им боком. – Потому что я ненавижу ее, – небрежно бросает Айко. – Но убить не могу. Этот идиот… – Она со злобой смотрит на сына. Даже пытается вырваться, но тщетно. – Слишком упертый. – Я наложил на нее защитное заклинание, – объясняет он, его губы вздрагивают в подобие улыбки. – К сожалению, не достаточно сильное, чтобы избавится от заклятья навсегда. — Потому что ты, по сравнению с ней, просто ничтожество, — ведьма заносчиво вскидывает голову. — Ты боишься её, — догадывается Дазай, ухмыляясь. — Поэтому держишь её в таком состоянии. Иначе она сорвёт весь твой план. Айко бросает на него сердитый взгляд, поджимая губы. Чуя с трудом сдерживает нервный смешок. «Гин на нашей стороне была бы очень полезна» — думается ему. Он поворачивается к девушке на койке и невольно сглатывает. Бледное исхудавшее тело, потускневшие черные волосы. Гин была бы красавицей, если бы не Айко. В груди закипает гнев. Чуя выступает вперед, но оказывается остановлен Дазаем. – Федор просил передать, – внезапно начинает Айко. – Если хотите сохранить жизнь сотрудникам Отдела, приведите Чую Накахара на крышу офиса мертвых через два дня, когда зайдет солнце. Осаму скалится и кидается вперед, на этот раз уже рука Чуи останавливает его. – Твари! – шипит он. – Он и ты. Только троньте его, и я– – Прощайте, неудачники, – обрывает его ведьма. Ее улыбка лезвием разрезает темноту. Обратившись роем черных бабочек, Айко исчезает за окном палаты. Чуя провожает ее взглядом и, наконец, отпускает Дазая. Страх впивается в подкорку мозга щипцами, вытягивает все здравые мысли и положительные эмоции подобно дементору. Накахара тяжело дышит, опираясь о дверной косяк. Он не позволит убить невинных. Он хочет жить, но не такой ценой. Жизнь всего Отдела против его собственной, выбор очевиден. Чуя проводит ладонью по лицу, силясь унять дрожь. Ответ на вопрос был прямо перед его носом, а он, как последний трус, надеялся, что все обойдется. Реальность столкнулась с грезами и выиграла сражение. Теперь единственный правильный вариант – тот, в котором он погибнет. Чуя поднимает голову и сглатывает. Глаза пылают решимостью и смирением. – Дазай, – он зовет едва слышно, но в палате такая тишина, что можно разобрать, кажется, даже его сердцебиение. – Ты ведь знаешь, какой правильный ответ. Осаму, до этого нервно мерящий шагами комнату, резко оборачивается, в его голосе слышится сталь: – Нет, Чуя. Я не позволю. Ты должен жить. – Никчемная моя жизнь против жизней тысячи душ? Я не готов нести этот крест. Дазай замирает. – Я помогу тебе. Чуя, этот крест понесу я. Только, пожалуйста, позволь тебя спасти, – под конец его голос надрывается. Накахара опускает взгляд и подходит к нему, обнимая. – Я спасу тебя, и никто не пострадает, – шепчет Осаму в самое ухо, уже увереннее. – Обещаю. Улыбка Чуи сквозит печалью. – Я тебе верю. Больше ведь верить не во что.