Попался

Гарри стоял на вершине холма и неспешно оглядывался по сторонам. Пейзаж был знаком и скучен, хотя Поттер понимал, что видит его впервые. Высокий, увитый плющом особняк на вершине соседнего холма зловеще подмигнул разбитыми стеклами, и Поттер ухмыльнулся. Папаша так гордился древностью и величием своего рода, что теперь, должно быть, переворачивался в собственном фамильном склепе рядом с бабкой и дедом, хотя стоп, о чем это он… Кажется, последнего отпрыска некогда древнего и великого рода закопали на соседнем кладбище рядом с бывшими лакеями и горничными, потому что от запасов накопленного за века добра их давным-давно освободили. Сегодня должно было измениться и это. Гарри глубоко вдохнул весенний воздух, а затем заскользил вперед, в низину, где виднелись неровные кресты, скорбные статуи и позеленевшие от времени памятники. Хорошо, что от первоначального плана пришлось отойти. Гарри было не жаль помогать, но он предпочитал не делать этого слишком долгое время. И потом, необходимость два раза в сутки возвращаться в особняк означала определенную несвободу, с которой он был категорически не согласен. Внизу уже все было готово к ритуалу. Котел стоял на невысоком помосте, хворост под ним собирался вспыхнуть от мельчайшей искры. Распогодилось, и ласковые солнечные лучи согревали все существо Гарри, вселяли в него особенную негу и уверенность в собственных силах. Ночь Гарри не любил, даже теплую летнюю, потому и радовался, когда стало ясно, что ждать июня вовсе не обязательно. Невысокий пухлый человечек с отвращением посмотрел на него и предпочел отойти подальше. Зря, Гарри, разумеется, желал ему самой мучительной смерти, но в данный момент его желания не имели никакого значения. — Приступай, — холодный высокий голос разнесся над кладбищем, и Гарри стало не по себе. Да, отовсюду лезла молодая изумрудная трава, редкие лужицы поблескивали той самой свежестью, которая возможна только весной, совсем еще юное солнце с любопытством разглядывало все вокруг, но теперь это все словно бы подернулось пеленой страха и отчаяния. Даже он не смог сдержать невольной дрожи, хотя ему, разумеется, ничего не угрожало. Человечек вздрогнул, ссутулился и побрел к котлу, время от времени кидая на Гарри отчаянные взгляды. Конечно, его лицо было плотно укрыто глубоким темным капюшоном, но Поттеру не требовалось видеть эти глаза, чтобы ощущать панический, воняющий тухлятиной и тиной страх, чувствовать, как по спине коротышки струями катился ледяной пот, как каждое движение отдавалось в дряблых ленивых мышцах не поддающейся контролю дрожью. И все же слизняк не сбежал. Сумел дойти до котла и замер возле него, повернувшись к Гарри боком. Дрожащие пальцы судорожно вытаскивали из карманов мантии разноцветные флаконы и в строгой очередности выливали их содержимое в котел. Поттер лениво подумал о том, что таком тупице и трусу ничего не стоило перепутать зелья, но он понимал: нет лучшего контролера для страха, чем еще больший страх. Так что он спокойно наблюдал за тем, как зелье в котле играло разноцветными красками, затем взметнулось вверх, наполовину превратилось в радужный туман и исчезло. — Прах отца, отданный без согласия, воскреси своего сына, — тонкая струйка потянулась из-под ближайшей могильной плиты и устремилась в котел. Гарри затошнило, его лоб начало саднить от острой и почему-то омерзительной боли, но он не мог отвести взгляда. С другой стороны, какая-то часть его ликовала и с усмешкой думала о том, что ничтожный высокомерный магл, когда-то так легко возомнивший себя властелином судеб, теперь был вынужден даже после смерти нести шлейф величия настоящего властелина судеб. — П-п-плоть слуги, отданная добровольно, в-в-воскреси своего хозяина, — человечек засучил левый рукав мантии и дрожащей правой ладонью покрепче перехватил внушительный остро наточенный тесак. Хотелось кричать, Гарри попытался крепко стиснуть ладонями раскалывающуюся голову, прижать хоть что-то холодное к пылающему лбу, но его тело напрочь отказалось повиноваться. Он не мог двинуться, пошевелить руками и ногами, более того, юноше казалось, словно бы у него вовсе не было никаких рук и ног. Человечек размахнулся, сжался в плотный комок, отвернул лицо от тесака и с силой рубанул по собственному запястью. Кость отошла так легко, словно была сделана из пластилина. Кисть отделилась от тела и описала неровную дугу, лишь каким-то чудом угодив точно в середину котла. Вверх взметнулся кроваво-красный поток мощного пламени, человечек инстинктивно отшатнулся прочь, запнулся и упал на влажную траву, выронив тесак в паре шагов от себя. Капюшон слетел с его головы, и Гарри узнал того, кто проводил странный, нелепый и одновременно страшный обряд. Разумеется, это оказался Хвост, именно он сейчас баюкал окровавленную культю и протяжно скулил, бросая ненавидящие взгляды на раскаленный котел и на Гарри. Поттер подался вперед. Тесак лежал совсем рядом от него, такой близкий, доступный, такой удобный. Потребовалось бы сделать всего несколько шагов, замахнуться, и тот, кто продал родителей Волдеморту, кто подставил Сириуса и обрек его на муки Азкабана, был бы мертв. Гарри не удержали бы даже речи Дамблдора о любви и жалости, он без колебаний свершил бы давно вынесенный приговор собственными руками. Только вот рук у него по-прежнему не было. Как и ног. Как и тела. Как и способности двигаться, говорить и, кажется, даже дышать. Зато кое-что появилось. К Гарри, наконец, пришло осознание. Он понимал, что рядом с Хвостом не могло быть никого другого, кроме как Волдеморта. И это именно его голос пронизывал пространство с силой арктических льдов. А сам Гарри смотрел на мир глазами мерзкой отвратительной гадины: ручной огромной змеи Волдеморта, которая не только преданно снабжала своего хозяина ядом, но и подъедала последствия его гнева. Поттер осознал, что очутился в теле твари, не брезгующей трупами, и его сотрясло в сухих рвотных позывах. Хотелось осесть на землю и рассыпаться в прах от отвращения к себе и происходящему, от страха, от невыносимой боли в шраме, но даже эту роскошь Гарри позволить не мог. — Поторопись, Хвост, я жду, — спокойно, преувеличенно спокойно возвестил холодный высокий голос, и верный слуга перестал скулить и корчиться. Сдавленно сглотнув, он поднялся на ноги и медленно побрел куда-то в сторону. Гарри развернулся. Удивительно, но это усилие ему было сделать позволено, а вот ринуться следом за Хвостом или же попытаться отыскать Волдеморта — нет. Очевидно, что какие-то чары заставляли его быть лишь безмолвным наблюдателем, но вот какие… Поттер никак не мог припомнить, чтобы на него накладывали заклинание, но, если честно, он вообще плохо понимал, как именно здесь оказался. Он снова уснул? Что-то перенесло его сквозь защитные чары Хогвартса? Тем временем, Хвост уже скрылся на противоположном склоне холма, а Гарри так и остался сидеть или стоять в неуютной кладбищенской низине. Зелье в котле размеренно побулькивало, цвет менять не торопилось, но сомнений в том, что все у Волдеморта идет по плану, не оставалось. Солнце добралось до зенита, его лучи заставляли чужое тело нежиться и наслаждаться, но ощущение медленно сгущающегося воздуха заставляло Гарри биться в тюрьме, рваться на волю любой ценой. Когда Хвост, наконец, показался снова, Поттер мог только обессиленно дрожать, тщетно пытаясь отдышаться. У него не осталось никаких желаний и стремлений, кроме надежды, что рано или поздно дурацкий сон закончится, и можно будет сделать хоть что-нибудь. Сделать… Гарри дорого бы заплатил за такую возможность прямо здесь и прямо сейчас. Однако несмотря на полное опустошение Поттер кинулся вперед, стоило ему только увидеть, что Хвост вернулся не один. За собой он волок полубессознательного, донельзя изможденного пленника. Лицо и руки несчастного покрывали косые глубокие раны, едва-едва затянувшиеся и снова растравленные. Темные волосы, некогда длинные и ухоженные, теперь превратились в грязный неряшливый колтун и жалко торчали в разные стороны. Часть их была вырвана целыми клоками. Бледная кожа, ранее казавшаяся мраморной, теперь стала желтоватой и голубоватой, застыла, словно уже не принадлежала живому человеку. А хрупкость и изящество рук, ног, лица превратились в гротескную маску обтянутого кожей скелета. И все же не узнать его было невозможно. — Салазар… — прошептал Гарри, но сам не услышал собственного голоса, только несколько булькающих всхлипов вырвалось из скованной заклятиями груди. Это был Слизерин и одновременно это был тот самый пленник, которого Гарри так часто видел в своих снах всю эту зиму. Поттер почему-то напрочь забыл его, забыл обо все, что их связывало, о клятвах, планах и обещаниях, о неизбывной нежности, которая только-только начала в нем зарождаться… Забыл, а теперь вот вспомнил, захлебнулся воспоминаниями, дернулся, вырвался из плена невидимых оков, сделал несколько шагов к вскрикнувшему от неожиданности Петтигрю, потянулся за волшебной палочкой, готовый применить все познания, что только успел вложить в его голову профессор Хмури. Запнулся о небрежно оставленный кем-то прямо на кладбищенской тропинке крупный камень и… Проснулся. Он сидел в наполненном студентами кабинете прорицания возле приоткрытого окна. Мягкий пуфик и ученический стол показались Гарри вдруг самыми нелепыми из всего, что только можно придумать. Профессор Трелони, метнувшаяся на свое место, испуганно поглядывала на Поттера и даже не пыталась подскочить к нему и переврать неожиданное видение студента. Однокурсники тоже притихли за своими партами и испуганно поглядывали на Гарри. — Ты так кричал только что… — растерянно пробормотал Рон, почему-то оказавшийся на противоположном краю стола. — Ты… С тобой все в порядке? Вопрос был хороший и своевременный, но невообразимо глупый. Гарри видел сон про Волдеморта, точно такой же, как и летом. А еще сон про Салазара, и теперь он помнил обо всем, что произошло с ним до того самого злополучного второго турнирного состязания. Ничего не понимал, ничего не мог объяснить, но твердо был уверен лишь в одном: необходимо действовать. Немедленно. Сейчас! Повинуясь порыву, Гарри вскочил на ноги, проигнорировал отшатнувшихся от него однокурсников и вылетел из класса, лишь чудом не свернув себе шею на хлипкой веревочной лестнице.