Уебу тебя я в тундру

Тони глядит на голую спину Барнса – долго и внимательно. Он, конечно, может сколько угодно убеждать себя, что ему в этой спине интереснее всего крепление бывшей искусственной руки к живому телу. А крепили жестко, особо не заморачиваясь эстетичностью результата, главное, чтоб работало. И оно ведь работало... Тони потрогал бы эти шрамы так нежно, чтобы ни в коем случае не доставить никакого дискомфорта, хотя и ежу ясно, что после того, что Барнс пережил, это детский лепет. Но любое прикосновение к шрамам напоминает о прошлом, и в этом мало хорошего. Тем более от Тони. Барнс однозначно дал понять, что думает о своей вине в смерти Старков, и когда-нибудь, когда Тони будет в подходящем настроении, он объяснит, почему смог его простить. Но не теперь. Теперь он и сам плохо это понимает. Трогать нельзя. Тони откуда-то это известно. Смотреть тоже не рекомендуется, но он пялится, не в состоянии себе в этом отказать. Спина медленно выгибается вправо-влево, будто смакуя движения. Тони приятно видеть ее так близко. – Ты опять? А еще больше ему нравится зарываться носом в волосы Барнса на затылке. На башке у того настоящее воронье гнездо. Патлы забавно торчат во все стороны, и вчера за ужином из гречки с кабачковой, прости господи, икрой он успел знатно побурчать, как они задолбали лезть ему в глаза. У Тони же в последнее время бытовые проблемы решались универсальным методом – разодрать очередную простыню из солдатской спальни. Он не стал изменять сложившейся традиции и таким нехитрым способом соорудил для Барнса бандану. Тот поржал-поржал да и нацепил ее – точнее, попросил Тони повязать ее себе на голову, одной рукой такой фокус ведь не проделаешь. Сейчас банданы на нем нет, и ничто не мешает Тони скользить в прядях, щекочущих лицо, и обжигать горячим нетерпеливым дыханием шею. У Барнса от этого мурашки по коже. – Старк, – стонет он. Тони запоздало осознает, что жадно лапает его, хотя это было запрещено. Кем запрещено? Зачем? Барнс вон вроде не против. Тони продолжает распускать руки и не только. Губами он касается плеча – правого, человеческого, оставляет дорожку невесомых поцелуев, лижет ключицу, переключается на мочку уха. Барнс что-то бормочет. Нет, он определенно не возражает, что Тони властно обнимает его за талию, и перестает ерзать. Спина расслабляется. Тони зажмуривается, ведет ладонью вниз и слегка сжимает аппетитный зад. Барнс дергается – не вырывается, лишь инстинктивно дергается, когда Тони проникает пальцами. Почему нельзя смотреть? – Старк, хватит! Тони из упрямства распахивает глаза, уткнувшись лбом в лопатку. Ягодицы Барнса приглашающе раздвинуты, и Тони всего колотит то ли от страха, то ли от радости, что это для него. Барнс зовет: – Старк! – Да, да, да... – торопливо шепчет Тони и просыпается. Да блять! Между тем, трясет его и наяву, буквально вместе с постелью. Барнс с хмурой рожей так тормошит его за плечо, что вся кровать ходит ходуном, причем и одной рукой справляется неплохо. Тони каким-то чудом до сих пор не навернулся на пол. – Все, все, я все, – хнычет Тони. – Прекрати. Барнс садится возле кровати. Полоса света из кабинета ярко освещает его лицо. – Что ж ты делаешь-то, Старк? – тяжело вздыхает он. – Мстишь мне так? Сегодня на ночь уйду нахер в солдатскую спальню. – Врать не буду, – отвечает Тони. – Счет три – два, и пока ты ведешь. – Не смешно, – Барнс устало трет веки, а потом поднимает взгляд и пронзает Тони насквозь, словно рентгеном, и в этот момент Тони прошибает осознанием: Барнс красивый. Барнс – очень привлекательный мужчина, даже без учета руки. Старк нервно тянет воротник шинели. Ему очень стыдно от того, что возбуждение, вызванное развратным сном, еще не прошло, а на нем даже трусов нет. Надо было из простыней набедренную повязку сообразить... Остается надеяться, что за ночь их постиранные шмотки окончательно высохли. Сердце громко бьется о ребра. Барнс так испытующе смотрит, как будто хочет, чтоб Тони покаялся ему в своих грехах, но черт, он же не может знать, что Тони снилось, телепатию ему же не подключали?.. – Снова кошмары про меня, – говорит Барнс, и по интонации не похоже, чтоб это был вопрос. Зато у Тони получается робкое: – Извини? Барнс задумчиво скребет ногтями щетину: – Я тоже во время своих кошмаров что-то орал? – Ну, такое, неконкретное, – Тони натягивает стопку одеял на живот. Если честно, он просто не представляет, как с этим стояком вылезать из постели. Нужно в следующий раз от души подрочить, до того как лечь спать, а то так он спалится перед Барнсом по полной программе. – А, это только ты у нас такой предельно откровенный. Тони пытается не думать о том, что он мог кричать с такими снами. Вариантов немного, и все они – один другого пиздецовее для его карьеры Железного и особенно гетеросексуального человека. – Бандана твоя где? – хмурится он. Стрелки в их диалоге переводятся на раз-два, и никто даже не парится, чтоб этот разворот как-то завуалировать, игра ведется в открытую, если не считать паха Тони. – Сползла, – грустно признается Барнс. – Надеть? – Челка все равно выбивается. – Ну, тогда пардон, – Тони лихорадочно ищет, чем бы замаскировать не желающую спадать эрекцию. – Встаем? – хлопает ресницами Барнс, наблюдая за его суетливыми манипуляциями. «Я вот частично уже встал», – Тони злится на себя. Возможно, подрочить надо прямо сейчас, не дожидаясь вечера. Теперь у них есть мыло и зубной порошок, и утренний визит в сортир отдаленно напоминает нормальную жизнь. Или Тони потихоньку привыкает? По мнению Барнса, преимущество зубного порошка перед зубной пастой состоит в том, что необходимое для очищения механическое трение обеспечивается консистенцией самого вещества. Отличие одной зубной пасты от другой состоит в цвете и отдушках, а эффективность чистки зависит только от щетинок на щетке. Вчера, после того как они натянули на кухне веревки, сплетенные из простыней с проводами, развесили свою постиранную одежду в самом теплом месте бункера – над плитой – и поужинали, Барнс устроил Тони мастер-класс: – Мочишь палец, набираешь на него порошка, сколько налипло, и трешь, докуда достало. В полевых условиях приемлемо. Тони попробовал, но глубоко в рот засунуть палец не смог, его едва не стошнило – порошок, может быть, был и зубной, но по вкусовым ощущениям он больше смахивал на стиральный. – Фу! – Постарайся, – рассмеялся Барнс с издевкой. – Я ждал, что у меня изо рта полетят мыльные пузыри, – оправдывался Тони. В общем, вышло так себе, но со второго раза Тони кое-как почистил зубы. Дрочить в кабинке туалета не стал – Барнс ошивался рядом. Это началось еще накануне. Он упорно намекал, что охотно поможет ему с мытьем, но Тони все намеки стоически игнорировал. Если бы Барнс не пообещал проследить за входом в бункер, Тони легко бы от него не отделался, а так он приволок пару матрасов из солдатской спальни, чтоб организовать Барнсу типа снайперскую лежку в дверях, подчеркивая, что это крайне ответственное задание. К восьми вечера стемнело, и наблюдения пришлось закончить по объективным причинам, так как Тони разбирал на запчасти телевизоры с проходной, а для этого ему нужно было освещение в холле. Электрический свет из покосившихся ворот в сумерках сводил к нулю всю маскировку, но к тому времени и Тони, и Барнс уже слабо верили в то, что ошметки «Гидры» заподозрили захват своей базы. В тундре было тихо. Позавчерашний запах паленой резины на кухне практически выветрился. Одежда на импровизированной сушилке то ли просохла, то ли промерзла, но на ощупь была более-менее сухой, разве что у термомайки оставались влажноватыми швы. Тони включил плиту, вскрыл банку тушенки и принялся снимать вещи с веревок, но сами веревки решил пока не отвязывать, хотя они немного мешали передвигаться. Мало ли, еще пригодится. Нет никакой гарантии, что это для них первая и последняя стирка, вдруг они тут капитально застрянут. Да куда уж капитальнее? Первая пачка гречки на исходе... Тони мысленно пересчитал: они здесь шесть дней, если считать за первый тот с взаимным мордобоем на радость Земо. Они уже пять раз просыпались вместе. Может, стоит вести календарь, как заключенные в тюрьме, палочки на стене рисовать? Робинзонада-то продолжается. Нужно после еды послать Барнса в кабинеты искать ручку и бумагу, заодно ненадолго избавиться от его компании. Тот как раз напомнил о себе громким удивленным возгласом, усредненным между ахом и вскриком. Тони, который переодевался из наволочки в свою термомайку, с перепуга подскочил и схватился за их единственный, хоть и пострадавший в неравной битве с электрокабелем нож. Никаких врагов было не видать, потолок не падал, пол тоже был на месте, гречка мирно закипала в ковшике. – Ты чего? – осторожным, ровным голосом спросил Тони, невольно пытаясь успокоить его. Так же он говорил бы, к примеру, с рычащей собакой. Полуодетый Барнс – тельняшка, трусы, один носок – взирал на него с каким-то священным ужасом на побледневшем лице. – У меня что, на жопе щупальца выросли? – сказал Тони, убедившись, что вокруг ничто не представляет опасности. Нож, правда, не выпустил. Когда на тебя так глядит Зимний Солдат, как-то не хочется быть совсем безоружным. Впрочем, как оказалось, Барнсу на нож было пофиг. – Что у тебя ... на груди? – прошептал он и резко шагнул к Тони. Если бы Старк вовремя не убрал нож, то пропорол бы ему второе плечо. Барнс вел себя, будто у него еще была его металлическая рука и на сопутствующий ущерб здоровью можно наплевать. – Разрешишь посмотреть? Тони почувствовал какое-то сладостное волнение от такой напряженной близости их тел. – Это... Ну... Тут было встроено... кое-что... – он поджал губы. Несмотря на то что весь мир за исключением пары отмороженных индивидов знал, как в Афганистане ему в грудную клетку вживили электромагнит, все-таки это оставалось очень личной темой. Было не так много людей, с которыми Тони ее обсуждал. – Бомба? – Барнс провел по горловине термомайки кончиками пальцев, и Тони чуть не захлебнулся от желания снять ее, чтоб этому эфемерному тактильному контакту ничто не мешало. – Да нет, – деланно рассмеялся Тони. – У меня здесь был магнитный реактор, но несколько лет назад мне его все же удалили. Глаза у Барнса были безумные и излучали такое жаркое любопытство, что растаял бы даже снеговик на Северном Полюсе. Тони отложил нож и вывернулся из одежды, обнажая торс. Когда из Тони вынули всю шрапнель, реактор перестал быть для него жизненно важным. Воспаление отравленных палладием кровеносных сосудов давно бесследно сошло само, но вот про клубок шрамов на груди такого сказать было нельзя. Оставшиеся от многочасовой беспрецедентной по сложности операции белые рубцы, местами бугристые и твердые, можно было подкорректировать лазером, техника, что называется, дошла, но по сути они Тони не мешали, а выкраивать время на новую госпитализацию и последующую длительную реабилитацию ему было влом. В конце концов, шрамы украшают мужчину. А тут еще и живописное свидетельство собственной глупости и уникальности. Короче, в полной приключений жизни Тони Старка перманентно возникали проблемы посерьезнее этих шрамов. В данную минуту в гонке за лидерство участвовали необходимость есть гречку и так и не улегшийся стояк в штанах. – Старк, да ты конченый псих, – выдохнул Барнс и положил ладонь на шрам. От этой непрошеной ласки Тони тряхнуло как от разряда током. Стояк в гонке траблов уверенно вырвался вперед. – Прости, пожалуйста, – Барнс отпрянул и прижал руку ко рту. Жест был таким естественным и человеческим, что Тони стало неловко. Градус идиотизма превышал все допустимые нормативы. – Оно не болит, не бойся, – хвастливо заявил Тони и ехидно прибавил: – Можешь даже погладить, если хочется. – Хочется, – и Барнс снова дотронулся до него. «Гречка, гречка, гречка», – сжав челюсти, визуализировал Тони, не дожидаясь, когда сделавшиеся чувствительными соски встанут торчком. То, что до этого недалеко, было очевидно. Так его касалась только Пеппер в их самые интимные моменты. Кроме нее, он никому не позволял. Больше этого никто не видел. Ну теперь вот еще Барнс. Кожу под его ладонью фантомно пекло, нестерпимо хотелось продолжения, чего-то дерзкого и соблазнительного, но Тони себя одернул: пора выплывать из марева возбуждения. А то с него станется натворить херни и потом позорно краснеть. Объяснить бы это члену. Тот настойчиво гнул свою линию, отказываясь прислушиваться к гласу разума, ну еще бы, у него своя голова есть… И неизвестно, чем бы закончились эти ощупывания, но гречка явно боролась за вменяемость в отдельно взятом помещении и шумно закипела, испуская густой аромат, от которого Тони был готов удавиться. Барнс недоуменно моргнул, будто только сейчас вспомнил о существовании реального мира, и отстранился: – А выглядит, словно это ты себя своей же ракетой нечаянно саданул. – Когда я сделал первую броню Железного Человека, у меня было много разных экспериментов. Точнее, вторую, – поправился Тони, поспешно натянул майку и отвернулся к плите, имитируя бурную деятельность. – Первый образец костюма ебнулся в Афганистане. Второй я тайком сконструировал, вернувшись из плена. Пеппер думала, что у меня крыша едет, да так все думали... – Ты говорил, что был в плену три месяца, – осторожно сказал Барнс и сел за стол. Тони навалил гречки в тарелку, поставил ее на стол и решил, что теперь может поведать подробнее о своем прошлом. – До этого всего я был редкостным засранцем, которого кроме изобретений, получения прибыли на контрактах и веселья в пьяной тусовке ничего не интересовало, – начал он. – В распорядке дня эти пункты так и были расписаны по очереди. Иногда для разнообразия я вставлял в него научные конференции, аукционы произведений искусства, рок-концерты и матчи Супербоула. – Звучит великолепно, я б на это посмотрел. Они столкнулись коленями под столом, Барнс протянул ногу, и по бедру Тони прокатилась волна томного жара. – Фигня, – покачал головой Тони и взялся за ложку. Хочешь не хочешь, питаться как-то надо. – Чтобы не отпугивать моим раздолбайством акционеров, на официальных мероприятиях «Старк Индастриз» представлял мой бизнес-партнер Обадайя Стейн. Он был другом моего отца, и когда, сам знаешь, дела компании внезапно перешли ко мне... ну, он взвалил на себя многое из рабочей рутины, и я полностью доверял ему. Упоминания о смерти родителей не удалось избежать, но Барнс проглотил это вместе с гречкой. – У Обадайи было все. Деньги, власть, внимание прессы... Все. Я не вникал в детали продаж, не лез в отчетности и налоги, и он мог бы так рулить фирмой еще лет двадцать, но мой друг попытался меня убить. – Кому ты рассказываешь, – невозмутимо отозвался Барнс. – У меня как-то раз похожая история случилась. Только наоборот. – А, ну да, – согласился Старк. – Хорошо, что ты меня понимаешь. В общем, Обадайя заказал меня афганским террористам. Причем дешево заплатил, вот что обидно. По его наводке они напали на меня, когда я приехал на американскую военную базу в Афганистане, чтобы продемонстрировать новейшую РСЗО «Иерихон». С этими словами Тони выловил из тарелки кусок тушенки посочнее: – Они по плану должны были убить меня, но только ранили. Ну, как «только». Мне прилетел шмат шрапнели в грудь. Я чуть не сдох на месте, но террористы меня откачали, опознали и потребовали прибавки за такую роскошную добычу. Абориген-умелец по имени Инсен, такой же заложник, как и я, кое-как всобачил мне под ребра электромагнит, который не позволял осколкам добраться до сердца. Работало от аккумулятора для «Хаммера», затем на съемных батарейках, потом я изготовил специальный реактор. Жил так почти пять лет. – Ничего себе. А как ты сбежал? – Террористы не дождались денег от Обадайи и захотели, чтоб я им по бартеру сделал «Иерихон». Я запудрил им мозги и вместо этого разработал летающе-стреляющий доспех, прототип Железного Человека, смог вырваться из пещеры в горах, где нас держали, и с боем пробился на волю. Инсен во время этого маневра пожертвовал собой, а меня вскоре в пустыне подобрали военные. – Итак, у тебя есть опыт, как выкарабкиваться из всякой труднодоступной жопы. Это радует. – Еще больше у меня опыта в том, как в эту жопу забираться, – был вынужден признать Тони. – А что Обадайя? – спросил Барнс. – А Обадайе очень не понравилось, что я мало того что выжил в плену и объявил, что «Старк Индастриз» прекращает производить оружие, так еще и стал рыться в его грязных делишках. Он... Короче, я его убил. В бою один на один, как на дуэли. И стал Железным Человеком. И зажил, наконец, по-человечески. – Я тоже хочу, – пробормотал Барнс. – Хочу жить по-человечески. Ты не представляешь, как сильно. Думал, что теперь все позади... – Ты про вот это вот? – Тони обвел рукой вокруг. – «Гидры» больше нет. С остатками организации мы успешно разбираемся. – Да тут и без «Гидры» ловушки на каждом шагу. Я залег на дно, не отсвечивал, ни во что не ввязывался и все равно попал в эпицентр пиздеца. Как думаешь, мне дадут спокойно пожить? Или хотя бы умереть спокойно? Мне ведь пожизненное светит, да? – Мы что-нибудь придумаем, – сказал Тони. – Я что-нибудь придумаю. Верь мне. Я не дам тебя посадить. – Старк, не надо, – жалобно попросил Барнс. – Я помогу тебе, как смогу, но не надо притворяться и обещать такое. Пожалуйста, не надо. – Барнс, послушай. Ты находишься в розыске за взрыв в Вене, про остальное широкая общественность не в курсе. А Земо достаточно наследил, чтоб в Интерполе возникли вопросы к твоей причастности. Все будет хорошо. Нам бы только отсюда выбраться. Я все разрулю. Честное слово. – Если в тюрьме будут кормить гречкой, я оттуда свинчу в первый же день, – Барнс вяло копался в тарелке. Он явно не верил тому, что Тони говорил, боялся поверить. – А чем тебя афганцы в плену кормили? – Армейскими пайками армии НАТО. Я офигел, когда понял, что у них есть не только оружие с моих заводов, но и много чего еще, что как бы не предназначалось для посторонних. Барнс скривился и собрал посуду со стола в раковину, а Тони отправился работать над антенной-передатчиком. Он разложил перед собой платы из телевизоров, которые распотрошил вчера. Да уж, древность несусветная. Транзисторов и конденсаторов он вчера наковырял с запасом, под усилители тоже можно было кое-что придумать, но вот провода подвели. Те, что были внутри телевизоров, никак не годились. Да и катушки надо делать самому, имеющиеся рассыпались в прах, по их состоянию казалось, что провода гнили в приборах еще на стадии изготовления техники. Адекватные элементы питания остались в мечтах, вероятно, придется подключать самоделку к сети, дефицита электричества нет. Нужен будет передатчик. И основание для всей конструкции. Исходя из поставленных задач – площадью со среднюю по размерам европейскую страну. Решив начать с самого легкого, Тони прикинул, где бы разжиться деревяшками, прихватил лом и пошел громить солдатскую спальню. Барнс поперся следом: – Я могу чем-то помочь? – Подстрели лося на ужин, – отмахнулся Тони, погруженный в свои размышления. Он едва-едва отучился рассуждать вслух, по привычке ожидая ответа от Пятницы, и его смущало, что Барнс так пристально наблюдает за ним. Тоже мне, нашел себе развлечение. – Тут не водятся лоси. – Им же хуже. В лифт они вошли вместе. Тони беззастенчиво сверлил взглядом лицо Барнса – такое живое, полное эмоций. На нем читались и приглушенное, но все еще фонящее реликтовым излучением чувство вины, и досада, и интерес к происходящему. Ничего общего с тупой озлобленной маской Зимнего Солдата, с которым Тони несколько минут пободался в офисе Интерпола в Берлине. – Ну чего тебе? – вздохнул Тони. Барнс опустил глаза и нервно заправил прядку за ухо: – Я понимаю, что тебе неприятно мое общество... – В принципе, нет, – Тони даже не слишком соврал. Рот Барнса, офонаревшего от его признания, открылся синхронно с дверями лифта. Тони легкомысленным тоном продолжал: – Когда я в творческом процессе, мне неприятно любое общество. Не принимай на свой счет. Я и в своей Башне-то далеко не подарочек, а уж если приходится проектировать не из высококачественных материалов и современных приборов, а из говна и палок на глазок, то я отвратителен. Без кофе, без чизбургеров, без самого примитивного компьютера, в шинели этой дурацкой, толстая, блять, даже жопу просто так не почешешь... Барнс растерянно улыбнулся. – Окей, еще раз, – примирительно сказал Тони. – Я могу чем-то помочь? – повторил Барнс. – Да, – заставил себя произнести Тони. – Сейчас мне нужна древесина для основания антенны, спинки от кроватей должны подойти, давай-ка разломаем пару-тройку коек. – Дуэт «Свирепые ребята» на гастролях, – Барнс выдвинул крайнюю из ряда кровать и скинул с нее рахитичную подушку. Как же не хватало топора! Лом был абсолютно не пригоден для рубки дров. Тони адски вымотался. Барнс держался бодрячком, но отчаянно-громко выдыхал, отламывая бортики кровати. Он прижимал их ногами и эффективно орудовал оставшейся рукой. Получившиеся в итоге деревяшки толщиной в полдюйма Тони унес наверх, в холл, и уложил их там гигантской пухлой снежинкой. – Похоже на алтарь для жертвоприношений, – хмыкнул на эту картину Барнс. – А я тебе говорил: «Подстрели мне лося»! Отметки для точек, где планировалось разместить гвозди, Тони наносил с помощью ножа. Хорошо, что для мебели использовали не цельные доски, а какую-то хлипкую ДСП, в которой клея было больше, чем опилок и стружки. Она крошилась, осыпая цементный пол желтоватой пылью. – Ты молотка нигде не видел? – с тоской спросил Тони. От одной мысли, что придется вбивать почти сотню гвоздей подручными средствами, становилось очень нехорошо. Процедура грозила затянуться. – Не-а. Ах, если бы тут был настоящий кирпич! Увы. Тони вернулся на кухню и приспособил в качестве молотка сковородку. Металл у нее был толстый, ручка удобная, а после того как он расплавил галошу, готовить на ней они по-любому не будут. Как инструмент сковородка стала неплохой заменой молотку, если бы не размер ударной поверхности. Приложенная сила растекалась по ней, не давая импульсу сконцентрироваться на шляпке гвоздя, лупить приходилось с размахом, и при этом все время присутствовал страх промахнуться и попасть по пальцам. Тони надел перчатку от костюма, помогавшую ему при перерезании проводов под напряжением, но пластины на ней оказались слишком большими, и гвоздь соскальзывал. Он был вынужден добавить плоскогубцы, чтобы удерживать гвоздь и при этом держаться от сковородки подальше самому. – Технопорнография какая-то, – буркнул Барнс, сдувая челку со лба. Тони думал, что они смогут меняться ролями, но Барнс колотил сковородкой ни шатко, ни валко, он, кажется, опасался бить изо всех сил, когда существовала гипотетически возможность раздробить Тони кисть. Или одной рукой без упора работать действительно было несподручно. Поэтому пришлось Тони махать сковородкой с высоты собственного роста, а Барнс лежал у доски с плоскогубцами и как истинный снайпер даже не дергался от свиста над головой. В итоге на десяток криво забитых гвоздей они потратили полтора часа. Тони не так себе представлял скорость работы. – Перерыв! – объявил он и принялся нарезать круги вокруг деревяшек. – Пойду чай заварю, – сказал Барнс и исчез. Оставшись в одиночестве, Тони сел на матрасы возле входа, где Барнс устроил засаду накануне, и уставился в низкое серое небо, закрытое тучами. Холодный цвет напомнил о его серых глазах, смотрящих на Тони с робкой надеждой. А как Барнс страстно щупал его грудь! У Тони едва сердце не выскочило через шрамы. Ага. И член из трусов... «Так, Тони, возьми себя в руки... Да не в этом, блять, смысле! Иди что ли, делом каким несложным займись, раз у тебя все мозги в яйца утекают!» В конце концов, рано или поздно, но гвозди они забьют. Затем потребуются провода, крепления и усилители для транзисторов, катушки тока... Ничего подобного в запасе не было. И самое противное – считать вручную самому! Неужели нельзя было подписать сечение проводов или их состав? Разве что гвозди не подвели, все согласно упаковке. Гневно сопя, Тони спустился на нижний ярус в солдатскую столовую. Так, вопрос с ретрансляторами для транзисторов решен. Кривых алюминиевых вилок там было в избытке, Тони принес охапку в холл. Отлично. Хоть о чем-то голова не болит. Провода придется драть из стен наживую. У электриков имелись только короткие обрезки, а ему тут целую паутину плести нужно, и желательно с минимумом спаек. А для катушек лучше всего подойдут медные сердечники, откуда б их взять, холодильник, что ли, раскурочить, есть там что-то медное и небольшое? Он ведь как-то видел здесь медь, в какой-то бытовухе, осталось вспомнить где. Электрощитки, что ли? Невозможно же расплавить кусок костюма и выковать из него сердечники. И для усилителя сигнала еще бы что-нибудь теплопроводностью пониже, чтобы не растеклось, а электропроводностью повыше, иначе передатчик из шлема не проработает долго. А из чего сделаны гаечные ключи и отвертки? Надо потом проверить. Серебро и платина вряд ли, конечно, но вольфрам или титан подошел бы вполне. От русских можно ожидать разных сюрпризов, у них вся таблица Менделеева по Москве-реке течет... Тони шатался по коридору, рассеянно крутя побитую жизнью вилку в руках, и размышлял, что их с Барнсом ждет, если – когда! – они отсюда выберутся, а потом внезапно обнаружил себя в подсобке электриков у коробки с разномастными проводами. Внутренний голос в исполнении Наташи хихикнул: «Кружок “Очумелые ручки” начинает свою работу». – О, вот ты где! Тони обернулся. Барнс с любопытством рассматривал то, что он мастерил. – Я заварил чай и открыл сгущенку, – сообщил он. Тони поманил его пальцем: – Присядь-ка. На создание этого «shit-девра», как Тони мысленно обозвал свое ноу-хау в бижутерии, он потратил с десяток минут, две вилки и проволоку для обмотки и дополнительной фиксации. Барнс испуганно вскинулся и словно сжался, когда Тони занес над его головой руки, поэтому было так естественно со стороны Тони успокаивающе погладить его по вискам и щекам. – Это что? – смутился Барнс. – Ободок? Мне? Тони кивнул: – А то заебал уже своими волосами. – Спасибо, – Барнс снял конструкцию, ухватив посередине, рассмотрел поближе и снова водрузил на голову половчее, так, чтоб длинные непослушные патлы не выбивались. – А уж меня они как заебали! Спасибо, Старк. – Тони, – Тони поглядел ему в лицо, согреваясь от такой искренней радости. Последовала многозначительная пауза. – Настаиваешь? – тихо спросил Барнс. – В который раз предлагаю, – Тони сложил руки на груди. – Или для этого надо обязательно подрочить тебе? «Тогда давай подрочу, чего уж тянуть». – Насчет подрочить я пошутил. Но тебе не кажется, что процесс должен быть обоюдным? «Ты про подрочить или про что?» – нахмурился Тони. – Зови меня Баки. Меня так все друзья зовут, – Барнс лукаво облизнулся. Тони уже почти произнес язвительное «И много у тебя сейчас друзей?», но вовремя заткнулся. Даже один настоящий друг, как Стив Роджерс, стоит сотни, Тони ли не знать, что такое иметь на своей стороне Роджерса – и что такое иметь его на противоположной стороне. Выбор был очевиден, как бы ни желал Тони обратного. Вместо этого он сказал: – Ты считаешь меня своим другом? – Да. Ни грамма сомнения в голосе. Сцена настолько напоминала реплики Леголаса с Гимли из «Властелина колец», что отдавала дурным вкусом. – Можно, тогда я буду называть тебя Джеймсом? – проговорил Тони. – Ты же вроде Джеймс? – Ну, пусть будет Джеймс, – согласился Барнс. – Это определенно прогресс по сравнению с «Барнс». А «Баки» тебе совсем не нравится? «А ”Баки” оставишь для Роджерса», – подумал Тони, но снова смог прикусить язык и не испортить момент: – Моего близкого друга зовут Джеймс. Вы, кстати, встречались. В аэропорту Лейпцига. – Второй Железный Человек? – Да. – Понятно, – сказал Барнс. – И ты на самом деле называешь его Джеймсом? Без прозвищ и кличек? Тони пожал плечами: – Так что там насчет чая? Чай стоял на столе в их единственной кружке. Они пьют из одной чашки, едят из одной тарелки, еще только поспать в одной постели – и будет полный набор... Пили они по очереди. Барнс причмокивал сгущенкой, Тони мечтал о кофе и ел Барнса глазами вприкуску. Ободок ему шел. Особенно приятно было осознавать, что Барнс, не ломаясь и не кокетничая, взял и надел его. Мысль про подрочить Тони старательно от себя отгонял. – Джеймс, – мягко произнес он, пробуя, как это имя ощущается на губах. Барнс вздрогнул и зарделся. – Я тебе еще кое-что расскажу, – продолжил Тони. – Это немного поможет тебе перестать меня бояться. Ну да, я тогда был в бешенстве. А кто бы на моем месте не был? Ты легко отделался, – и он указал подбородком на левый пустой рукав тельняшки. – Да я понимаю... – поежился Барнс. – Тебе Роджерс не рассказывал, как мы с ним познакомились? Точнее, конечно, он со мной, я-то, блять, про него был наслышан выше крыши благодаря отцу... – Не до того было. Мы больше говорили о нашем общем прошлом и о том, чего хотел от меня этот «психолог». Он собирался на эту базу «Гидры», но мы не догадывались, зачем ему суперсолдаты. Как выяснилось, низачем... Стив стал вызванивать Мстителей, тех, кто не хочет подписывать... что вы там подписывали-то?.. – «Заковианские соглашения», – подсказал Тони. – Заковыку эту вашу ебаную, язык сломаешь. Мы планировали остановить Земо или остановить его солдат, пока он не отчебучил еще чего типа теракта в Вене. Стив решил собрать всех из команды, кто не связан обязательствами перед правительством, захватить джет Старка – твой джет – и лететь сюда. – А без моего джета вы бы не справились? В Лейпциге было полно самолетов, выбирай любой. – Никак, – Барнс с нежностью смотрел на банку сгущенки, но смог оторвать от нее взгляд. – Стиву очень не хотелось, чтоб нас сбили русские ПВО где-нибудь на границе. На официальные запросы и переговоры не было ни времени, ни полномочий. Все логичные объяснения, так или иначе, вели к Зимнему Солдату. Ко мне. А я уже и без того прохожу по уголовным сводкам планеты как террорист номер один. Стив считал, что только твой джет способен добраться сюда быстро и незаметно. – А попросить он, блять, не мог. Упертый баран. Горячий чай до слез ошпарил нёбо. – А ты бы дал? – удивился Барнс. – Вы, как я понял, крупно поссорились. К тому же ты уже подписал «Соглашения», отдав джет, ты подставил бы себя. – Роджерс мог бы объяснить! – процедил Тони. – Словами через рот. Да, у нас были разногласия по поводу Мстителей, но он оставался моим другом! – Что он мог объяснить? Откуда у «Гидры» в Оймяконе взялись суперсолдаты? Так Земо вон объяснил, чем это кончилось, сам видишь. Спасибо, что не прострелил мне башку. Эта фраза напомнила Тони о той имитации лечения, что они тут практиковали за неимением лучшего. – Ты таблетки сегодня пил? – строго осведомился он. – Тони! – вспыхнул Барнс. – Не пил, значит. Не забыть напоить Джеймса таблетками... – А что там про твое знакомство со Стивом? Тони позволил разговору вернуться в первоначальное русло: – Короче, мы с Кэпом на разваливающемся хэлликариере падали еще до того, как это стало мейнстримом. Известно ли тебе, при каких обстоятельствах созвали Мстителей? – Не очень, в общих чертах и с сильным закосом в те данные, которые мне были предоставлены «Гидрой». Фотографии, биографии, основные навыки... Ну, так сказать, рабочие моменты Зимнего Солдата... кхм… – В Лейпциге на вашей стороне был агент Бартон. Лучник. – Да, понял, о ком ты. Человек безо всяких биологических и технических усовершенствований. Про него в «Гидре» тоже знали, но на разборках в Вашингтоне я его не встречал. И Ванду тоже до аэропорта своими глазами не видел, лишь однажды читал про нее в досье. Ну, она же... – Да, – Тони отхлебнул из кружки. – Ванда из бывших, – и пошевелил пальцами, изображая щупальца. – У меня с ней точно такая же непростая история, как у тебя со мной. Ванда по праву может считать, что ее родители умерли из-за меня. Барнс молча выгнул брови. – Хорошо тебе известный Ник Фьюри подыскивал супергероев и людей с необычными способностями в течение нескольких лет. Вообрази себе, Джеймс, как он возликовал, заполучив в свое распоряжение живого Капитана Америку? – Так уж прям и «в распоряжение»? Со Стивом где сядешь, там и слезешь, если он не захочет, – и Барнс пригубил чая. – Ну, Фьюри тогда еще не был посвящен в особенности эксплуатации нашего драгоценного Кэпа. Если честно, то я в шорт-лист супергероев не проходил. До тех пор пока во время экспериментов Щ.И.Т.а с Тессерактом Бартон с одним профессором не попал под промывку мозгов и подавление личности и свободы воли от одного божественного товарища и не поучаствовал в массовых показательных выступлениях по всему миру. Итогом стало нашествие агрессивных пришельцев на Нью-Йорк. Прилетели, разъебали мою Башню, разнесли центр города и получили атомную бомбу на закуску. Чудесный выдался уикенд. – Про этих слышал, не слишком подробно, но чуть-чуть в курсе. Даже видео есть в интернете, – Барнс отвел взгляд в стену, горько усмехнулся и снова в открытую посмотрел на Тони. – Я искал информацию про Стива... Ну, потом, после того как сбежал... – А Стив искал информацию про тебя. – Представляю, что он мог найти, – Барнс подлил в кружку чая из ковшика и подвинул ее, мол, пей, твоя доля. Тони обвел указательным пальцем нарисованную ромашку. Любит, не любит, плюнет, поцелует, к сердцу прижмет, чая нальет. Господи, какая же хрень у него в голове. Это потому что он уже неделю без кофе. У него явная деградация без кофеина. – В общем, Джеймс, я немного знаком, снаружи, разумеется, с тем, что такое подавление воли, – говорит он спокойным голосом. – У меня есть живой пример. Клинт Бартон – один из Мстителей, из нашей команды, человек, который после прикрывал мне спину в Заковии, который мне как брат, который может жить в моей Башне, которому я доверяю свою жизнь... До того как его обезвредили, знаешь, сколько своих и мирных, ничего не подозревающих безоружных людей он положил? – Ты хочешь сказать... – Да. Я. Это. Видел. И после того как Наташа вернула нам нашего друга, я ни на секунду в нем не сомневался и сражался с ним плечом к плечу. – А как она его переключила? – спросил Барнс. – Выкрутила руку и надавала по башке, пока он не вырубился, – ответил Тони. – Кажется, это оптимальный выход для подобных ситуаций. – Повторяю, я тебя не виню. Сначала, по горячим следам – да, я хотел тебя убить, я мог тебя убить. Но сейчас – сейчас я рад, что я этого не сделал. – Тони... – Я прощаю Джеймса Барнса. Я прощаю тебя. Чем больше я об этом думаю, тем больше уверен, что без Обадайи в смерти моих родителей не обошлось. Судя по тому, что я потом о нем раскопал, не хватает только найти его связи с «Гидрой», я бы не удивился такой вишенке на торте. Ты был орудием в их руках. Я рассказывал тебе, меня в Афганистане ранило моим же снарядом. И что, мне теперь себя самоубийцей считать? – Если я правильно понял про победу над инопланетянами в Нью-Йорке, то да, – улыбнулся Барнс. – Ванда простила меня за то, что я сделал – а сделал, будучи в своем уме, между прочим! Я прощаю тебя, запомни, Джеймс. Ты не виноват. – Тони, возьми мою руку, – проникновенно сказал Барнс. Тони был в миллисекунде от того, чтобы протянуть ладонь и переплести с ним пальцы. Критическое восприятие отказало: ни одна клеточка мозга, ни одна извилинка даже не дернулась в сомнении – зачем? Почему сейчас? Мы вроде бы совсем про другое… К чему это Барнс? В своих фантазиях Тони Старк уже обнимал его, трепеща от восторга, трогал, прижимал к себе, прижимал собой... – Там внутри, под пластинами сервоприводы и коннекторы, – продолжил Барнс. – Они из какого-то дорогого и редкого металла. Я слышал, что ты бубнил про то, что тебе нужен титан или вольфрам. Возьми мою руку. Мне нечего тебе отдать, у меня больше ничего нет. «А, ну да», – Тони обескураженно заморгал на такое отрезвляющее предложение. Барнс имеет в виду свою оторванную механическую руку, а не то, о чем Тони подумал! О чем Тони Старк думает уже второй день... – О. Конечно. Спасибо, – с трудом выдавил из себя Тони. – Спасибо, Джеймс. На том месте, где раньше был установлен реактор, а теперь звездятся и путаются линии шрамов, разливается леденящий холод. Тони присасывается к кипятку, чтобы ослабить режущую тело боль. Он бы утопился в этой чертовой кружке, если б мог. Разочарование слишком мучительно для его самолюбия. Как там Наташа сказала – «непомерное эго». Пора смириться, что будь он хоть десять раз Тони Старк, он не всегда получает желаемое. Может, оно и к лучшему. Мальчик, ты вырос. Добро пожаловать в реальный мир, где кругом одни сумасшедшие, дураки и нарциссы. Тебе у нас понравится. Ты будешь среди нас самым-самым. – Я посмотрю, – сухо говорит Тони, сосредоточенно разглядывая стол. Видеть Барнса ему было просто невыносимо. – Скорее всего, ты прав, и твоя рука нам еще пригодится. Думаю, у нее там очень существенное содержимое. – Что мы сейчас будем делать? – спрашивает Барнс. – Порядок действий такой, – оглашает Тони, встает из-за стола и ходит по кухне туда-сюда. – Забиваем гвозди. Затем разделяемся. Я буду паять транзисторы и ретрансляторы. Для этого мне не требуется никакая помощь, в отличие от гвоздей. Ты в это время дерешь провода. Начнешь со спортзала, там со щитка все отключается, я пробовал, проблем быть не должно. Потом – подсобка с бывшего склада одежды. Нам нужно очень много проводов. Мне еще катушки крутить. Где же я видел медь?.. Задумавшись, Тони случайно поднял взгляд от пола прямо на взволнованное лицо Барнса. – Хорошо, – послушно кивнул тот. – Я сделаю все, что ты хочешь. «Мы оба знаем, что это не так». Как бы то ни было, но разговор по душам за кружкой чая со сгущенкой здорово помог им укрепить сотрудничество. План, который огласил Тони мобилизовал доселе скрытые ресурсы, прояснил что-то незримое между ними. Они стали работать слаженно и в хорошем темпе. Тони старался держать язык за зубами и благоразумно помалкивал. Барнс понимал его без слов и уже на третьей доске в роли подмастерья дал бы Дубине сто очков вперед. Тони соврал бы, если б сказал иначе. Рассматривая схему будущей антенны, очерченную ключевыми точками-гвоздями, Тони не мог определить, чем любуется больше – нарисовавшимся геометрическим орнаментом или стоящим на коленях на полу возле деревяшек Барнсом, который что-то подколачивал. Затем Тони наметил фронт работ по извлечению проводки в спортзале и отключил там электричество, оставив Барнса с ломом в единственной руке действовать вслепую. Лишь немного света просачивалось из коридора. – Не стремно тебе? – спросил он Барнса. – Ты же все равно не можешь это исправить, – хмыкнул тот и с размаху жахнул ломом по стене возле выключателя. Исправить – это включить рубильник, что грозило Барнсу получить разряд тока. Нет, Тони не собирался так рисковать. – Удачи, Джеймс. – Удачи тебе, Тони, – прилетело в спину из темноты. «Удачи тебе, Тони», – мысленно проговорил Тони, подтаскивая доску к закутку проходной в холле. Там и дуло меньше, и было подобие стола, чтоб удобнее паять, да и розетка находилась рядом. Горка вилок и транзисторов красноречиво намекала на то, как он проведет оставшуюся часть дня. «Удачи тебе, Тони», – шептал он одними губами, неслышно нараспев повторяя слова Барнса. Тот пришел взлохмаченным и вспотевшим через несколько часов, когда Тони закончил обрабатывать вторую доску, и положил к его ногам свернутый в кольцо и аккуратно перевязанный моток проводов: – Спортзал взят, – отчитался он. – Отдохнешь или возьмешься за склад? – вежливо поинтересовался Тони. – Готов исполнять. Тони направился к электрощитку, обесточил склад одежды и вернулся к паяльнику. Барнс растаял во тьме, и вскоре до Тони донеслись глухие ритмичные удары. Он с неким удовольствием прислушивался к ним. Мелкая однообразная деятельность порой служила ему своего рода нирваной. Вот и сейчас он крепил и паял на автопилоте и одновременно прогонял через стремительно пустеющий мозг все события в бункере в попытке зацепиться памятью за сочный золотисто-розовый отблеск металла. Где же он видел медь? Перед внутренним взором сквозь вбитые гвозди на доске под паяльником в позе витрувианского человека то и дело проступал обнаженный Джеймс Барнс – цеплялся за транзисторы, нанизывался на вилки всеми четырьмя руками, двумя живыми с одной стороны и двумя железными с другой. Тони работал с осторожностью, чтоб его не задеть, не обжечь. Барнсу и своих шрамов хватает, а Тони и без того принес ему много боли. Сам Барнс ближе к закату притащил еще один моток проводов: – Ужинать будем? – Начинай без меня, – Тони показал почти готовую пятую доску. – Я очень хочу разделаться с платами сегодня. Он очнулся, когда шум в коридоре возобновился. На часах была четверть одиннадцатого. Тони потянулся, шевеля затекшими мышцами, и пошел на звук. Как выяснилось, Барнс громил библиотеку. Судя по темноте, отключать подачу электричества он и сам наловчился. – Эй, Джеймс! – Тебя ждет половина тарелки гречки, – заявил тот, вынырнув из черного дверного проема. – Икры, считай, нет, лишь пара ложек на донышке. Только не оставляй на завтра, поешь, как закончишь со своими платами. Я еще немного поработаю здесь и спать пойду. – Хорошо. Терпеть, пока он угомонится, пришлось недолго. Тони доделал шестую доску и повозился с конденсаторами с полчасика, а потом, убедившись, что Барнса на верхнем ярусе точно нет, так как лифт припаркован внизу, прокрался в кухню и достал бутылку со спиртом. Ему очень надо было расслабиться после напряженного дня, но воображаемые шестеренки в его измочаленном подсознании не переставали вхолостую крутиться, и больше всего Тони боялся, что ночью его так и не отпустит. Барнс, правда, грозился уйти в солдатскую спальню, но Тони полагал, что это была шутка. Несколько глотков разведенного спирта должны помочь. Алкоголь натурально обжег горло. Тони не мог понять, полегчало ему от этого или нет, но так называемая икра в роли закуски показалась нереально вкусной. Тони принялся лениво жевать гречку. Не то чтобы ее органолептические характеристики улучшились, но и выблевать все сразу, в отличие от завтрака, организм Тони явно не собирался. И то плюс. Но самое главное – у Тони наконец-то сошлись паззлы, почему у него в голове весь вечер стоял голый Джеймс, хотя он думал совсем о другом, не менее важном. Ну, конечно. Как он не догадался? Так просто! Тело плохо слушалось, и Тони, сжав кулаки, приказал себе: – Иди и возьми с собой медь!