фелнетты/бенликсы

Феликс вел дневник. Небольшая серая тетрадь, что иногда впитывала в себя информацию о прошедшем дне и совсем редко - слова любви,написанные черными чернилами, тонким почерком с узкими хвостиками “у”, “д” и “з”. Он писал там стихи. Обычно короткие, одно-два четверостишья, но были дни, когда Феликс исписывал целые страницы, задыхаясь в нахлынувших чувствах нежности и любви к нему. Он не брал ее с собой в школу, ведь если прочтут те редкие записи останется лишь покупать веревку и мыло. Он не прятал ее, он просто оставлял в стопке других тетрадей, школьных. В школе он хоть и был любим среди учителей за ум и послушание, но одноклассникам не нравился. Для них в нем все было не так. Ростом не вышел, слишком худой, бледный, как труп. Еще и телом походил на девочку. Его называли разными словами, ему давали не очень-то остроумные клички. Феликса не били, его вообще почти не трогали. Все то, что говорили о нем одноклассники, не то чтобы его задевало или волновало. Он думал о совсем другом. Он думал о нем. До его появления в жизни юношу не особо волновали его внешний вид, поведение. После же он начал делать то, что раньше считал бесполезной тратой времени. Теперь перед выходом из дома Хониккер несколько минут стоял перед зеркалом, то и дело поправляя волосы или одежду. В школе он постоянно ходил в туалет чтобы проверить, как он выглядит. Конечно, это не осталось без внимания одноклассников, которые сразу сочли его за пидора, ибо “нормального такое не должно так сильно интересовать”. Ну, они оказались правы, но все равно было неприятно. Большая перемена. Отсиживая свои 25 минут на крыше, Феликс задумчиво смотрит на облака, быстро бегущие по небу, такому чистому и голубому (как он лол). Зависая ненадолго, он не сразу замечает пришедших вдруг одноклассников. На их лицах Хониккер видит злость. Прежде чем он успевает что то предпринять или хотя бы спросить, чего им от него нужно, светловолосого хватают за горло рубашки и приподнимают над полом. Ткань больно давит на кожу, почти душит. Хмурясь, он вдруг чувствует боль в затылке. Его резко толкнули в стену. Он громко вдыхает и ненадолго зажмуривается от боли. Открывая глаза, Феликс уже видит кулак, летящий прямо ему в лицо. Не успевая прикрыться руками, он вновь рефлекторно закрывает глаза. Что происходит? Теплая кровь ручейком стекает из носа и капает на пол. - Отвалите от меня! Что я вам сде.. Второй удар приходится по щеке. Наверняка синяк будет. Лицо неприятно саднит. Прикрывая глаза в готовности получать третий натиск, Хониккер слышит веселый голос. - И чем вы тут занимаетесь? Ну разве так можно? Четверо на одного не очень честно, не находите? Все сразу оборачиваются, а у Феликса не хватает сил даже глаза открыть. Его одежду отпускают, он падает на пол, на что тело сразу отдает легкой болью. Слыша удаляющиеся шаги, он выдыхает, но тут же снова напрягается, стоит услышать приближающиеся. Приоткрыв глаза, он видит черные брюки и желтые кеды. - Ну и? Человек перед ним опускается на корточки и заглядывает в глаза. Беннетт. И почему именно он увидел его в таком отвратительном виде? - Что? - голос слаб и еле слышен, становится мерзко от самого себя. - Что ты им такого сделал, что они решили набить тебе лицо? Феликс едва заметно усмехается. - Будто я знаю. Раньше особо не лезли. Беннетт вздыхает и достает из кармана пачку бумажных платков. Хониккер сидит на холодном полу как сломанная кукла. Он вздрагивает, когда салфетка в руке блондина начинает аккуратно вытирать кровь. - Спасибо. - Да не за что, мы же все таки одноклассники. - Ага.. Только их это не волновало. Одноклассники. Слово, ни к чему не обязывающее. И все же Беннетт помогает ему. Зачем, интересно? - На урок мы уже опоздали. Посидим тут? - Ладно… Беннетт опускается рядом с ним и протягивает еще одну салфетку. - Подержи лучше у носа, подожди пока остановится. Сильно щека болит? - Спасибо. - Феликс складывает платок и держи у носа, ощупывает пальцами скулу, тихо шипя от боли. - Не смертельно. - Она у тебя покраснела. Завтра, наверно, синяк будет. Жаль. - Чего жаль? - Лицо у тебя красивое, а они… Тц, вот же засранцы. Ты их запомнил хоть? Феликс чувствует жар, подступающий к щекам, и немного отворачивается. - Нет. Да и какая разница?.. - Не надо мне врать. Только они же к тебе и цепляются, так ведь? - голос Беннетта резко становится серьезнее. Феликс молчит. Он боится, но не скажет этого. Боится этих парней до дрожи в руках, до ночных слез в подушку. Они не знают границ. Они подростки и они любят издеваться. Хониккер не удивится, если узнает, что они мучают животных. Он для них как уличный котенок, которого можно потыкать палкой, сломать лапы и поджечь. Им никто ничего не сделает. Учителя для них ничего не значат и он не знает, куда они могут зайти в следующий раз. Он ведь еще легко отделался. - Эй, ты чего плачешь? Беннетт выглядит растерянным и смотрит на него серо-голубыми глазами. Феликс спешно вытирает глаза. - Прости, не хотел.. - произносит он. И вдруг чувствует, как крепкие руки охватывают его, прижимая к себе. Его голова оказывается на плече блондина. Хониккер в смятении кое как подтягивается ближе. Позволяя себе расслабиться в объятиях Беннетта, Феликс чувствует дыхание на изгибе шеи. По всему телу бегут мурашки, в животе трепещут бабочки. Беннетт склонил голову и как будто обреченно смотрит в пол, куда то в небольшое пространство между ними. Через какое то время Беннетт отстраняется и Феликс сдерживает разочарованный вздох. Фантомное ощущение тепла еще чувствуется по телу. Вдруг блондин поднимает голову и смотрит прямо в красные глаза. - Можно? - Да. - Феликс то ли не услышал, то ли не понял вопроса, но ему просто хотелось сказать “да”. Беннетт льнет сухими, теплыми губами к губам светловолосого. Феликс теряет оставшийся воздух из легких. Это, должно быть, сон. Такого не может быть. Но это правда. Вот он, такой настойчивый и одновременно нежный Беннетт. И вот он, прижимается губами к нему. Такому несуразному, странному и нелепому. Такому, что не вышел ростом, что слишком худой, что слишком бледный, что похож на девчонку. Такому, какой он есть. Феликс тихонько выдыхает в губы Беннетта и отвечает на поцелуй. В тот день в серый дневник была сделана последняя запись, состоящая всего из одного слова “наконец-то”. В тот день серый дневник был убран куда то далеко, в ящик с ненужными вещами, которые руки не поднимались выбросить. В ту ночь Феликс не спал не от слез, а от бабочек, что вспархивали с новой силой от одной только мысли о произошедшем.