клятва гиппократа

it feels good to know you’re mine now drive me, far away палец решительно давит на кнопку звонка. сонхва стоит у двери ирен в одном халате и спортивных штанах, потому что они живут на одной лестничной площадке и потому что ему, вообщем-то, плевать. ирен открывает дверь через минуту и удивленно оглядывает растрепанного соседа. ее обесцвеченные волосы мило закреплены в пучок, и так она больше походит на молодую студентку. — что такое? какая беда? — ирен просто выдает все знакомые ей корейские слова, которые бы, по ее мнению, подошли конкретно сейчас. не удосужившись объяснить подруге причину своего визита, парень бесцеремонно открывает дверь шире и проходит в коридор. — ирен, тут такое дело, — он оглядывает косметический столик с большим зеркалом, шарит рукой по полке и низко нагибается к косметичке, щурится, — помоги, пожалуйста. о, вот оно. мой закончился, — он выуживает из черной бархатной сумочки баночку с тональным кремом. — не понимаю? сонхва приподнимает подбородок и указывает на темную синюю полоску на шее. — закрасить. надо, — трясет баночкой тонального крема перед лицом ирен, — мне сзади на шее неудобно, помоги закрасить. ирен широко раскрывает рот и кивает, давая понять, что до нее дошло. — мой hase, почему синяки!? — визжит она, возможно, слишком возмущенно, как будто пытаясь отчитать. девушка отодвигает уложенные черные прядки волос на шее и осторожно проводит пальцами по синей полоске, — oh mein gott, — она не удерживается от родного восклицания, — что скажет мистер ким? он отругает тебя за меня, он знает корейский лучше. я буду ему звонить и заставлять ругать тебя. сонхва корчит гримасу и отмахивается. — сделаем так, чтобы он не заметил. ирен выдавливает крупную розовую горошину на спонж для макияжа и маленькими похлопываниями вбивает продукт в кожу шеи. — мистер ким должен забрать тебя с этого. — мистеру киму я не сдался. — зачем тогда тебе прятаться? — что? девушка громко выдыхает и хмурится. она начинает вбивать тональный крем в шею чуть оживленнее. — зачем прячешь это? он будет ругаться. ты знаешь, что он будет ругаться и волноваться. потому что увидит это, — она медленно проговаривает каждое слово, так, будто хочет вдолбить их в голову парня, как гвозди. сонхва сильнее наклоняется и поправляет волосы, чтобы ирен было удобнее. щеки отчего-то краснеют и сонхва рад, что девушка сейчас не видит его лицо. — это не твое дело. *** хонджун не спрашивает о том, почему их встреча отменилась, но сонхва все равно немного нервно и тревожно. сонхва предпочел бы громкую истерику с метанием хирургических ножей в его спину, но хонджун молча ведет машину, и сонхва, как провинившийся ребенок, тупо смотрит на мелькающие магазины за окном авто. возможно, хонджун тоже предпочитает делать вид, что не видит слона в комнате, и напрочь игнорирует его существование. как будто тот факт, что сонхва продает свое тело за деньги — пустой звук, как будто он забывается, как только сонхва пересекает порог машины хонджуна. как будто они молча договорились об этом сегодня прямо в ту секунду, как только посмотрели друг другу в глаза. сонхва выстраивает в своей голове хрупкий бумажный дом для них двоих. хонджун выглядит уставшим. ресницы то и дело сонно опускаются, и сонхва любуется им краем глаза. он хочет задать какой-нибудь дурацкий вопрос о том, как дела на работе, чем он обедал сегодня, сложная ли была операция. почему он не звонил ему, почему он не ответил на его сообщение тогда. — куда мы едем? — задает ненужный вопрос, потому что сонхва, по большому счету, все равно. хонджун просыпается заново. он слегка сжимает пальцы на руле и делает вдох, будто вынырнув из глубины какого-то сложнейшего мыслительного процесса. он на пару секунд окидывает сонхва взглядом и как-то грустно улыбается. — куда ты хочешь? — в твое любимое место. возвращение в квартиру хонджуна стало казаться чем-то до скучного нежным. вот здесь место для верхней одежды сонхва. только для верхней одежды сонхва. только для сонхва. сейчас мужчина снимет кроссовки и засунет их в шкаф, но не будет закрывать дверцу, потому что после него сонхва должен обязательно поставить свои рядом. потом он пойдет мыть руки, но не выключит свет в ванной, потому что после него зайдет сонхва. возможно, достанет какие-то продукты из холодильника, чтобы сделать им перекусить или откроет приложение доставки и молча передаст парню телефон, потому что сонхва, по очевидным причинам, знает больше ресторанов с вкусной едой. он встанет сзади парня, замершего в середине коридора с телефоном (потому что заказывать нужно сейчас и сиюминутно), медленно проведет руками по впалому животу, подбородком уткнется в плечо и будет тихо комментировать из-за спины, что “я ел это вчера, давай другое”, “не хочу, тут сплошь овощи”. или скажет: — я так соскучился по тебе, — опережает его сонхва и неловко трется щекой о макушку сонного мужчины. — угу, —хрипло бормочет. — хочешь наберу нам ванную? или хочешь лечь спать? — хочу в ванную с тобой. — хорошо. подождите немного, мистер ким, я все для вас сделаю. — ого, а мне нравится. сонхва окунает руку в воду, проверяя температуру. он даже находит где-то в углу ванного шкафчика неоткрытую пену для ванной. только лепестков роз не хватает и зажженных свечей по периметру. у хонджуна большая ванная. “большая” в понимании сонхва измеряется тем, что он может полностью в ней растянуться, не подгибая ноги и не скрючившись в неудобной позе. он оглядывает себя в зеркале и запускает влажные руки в отросшие почти до плеч волосы, чтобы немного их пригладить. подбородок гладко выбрит, на смуглой коже ни пятнышка. он использует сладкий гигиенический бальзам для губ — почему-то хочется сегодня быть особенно желанным до поцелуев. он бы набросился на хонджуна еще в машине, если бы не… — чем это так вкусно пахнет? — заметно посвежевший хонджун расслабленно упирается о дверной проем с банкой энергетика в руках. — малина…и лайм? — лениво отвечает парень, уже вольготно развалившийся в ванной с закрытыми глазами, — присоединяйся ко мне, — открывает один глаз, чтобы проследить за реакцией. — тебе принести что-нибудь? — себя. несколько секунд тишину нарушает только звонкий лязг металла о стекло. хонджун медленно снимает каждую сережку и каждое кольцо, аккуратно складывая их на прозрачную полку в ряд друг за другом, возможно, в порядке увеличения ценности металла или в соответствии с каким-то другим своим придуманным алгоритмом (сонхва уважает его дотошность). и выглядит совершенно сексуально при этом. сняв с себя всю бижутерию, он забирается на другую сторону ванной, и сонхва пододвигается ближе, закидывая свои ноги на ноги мужчины. руки хонджуна невесомо поглаживают мокрую гладкую кожу тонких икр, и сонхва возбуждает даже это. он гладит все выше, не разрывая зрительного контакта с парнем. и выше. и выше. несмотря на специфику своей работы, сонхва кажется, что настоящим сексом он все это время занимался только с хонджуном. сегодня утром хирург делал аутопластику богатой пациентке из японии и пересаживал кусочки кожи с ее живота на лицо, а сейчас его руки на внутренней стороне бедер сонхва. сложно поспорить с тем, где они справляются лучше. и даже это немножко секс. — хонджун… хонджун улыбается, восприняв тихий стон парня, как сигнал к продолжению. он нагибается и мокро целует колено. его губы намокают от влажной кожи ноги. не отрываясь, он целует чуть ниже, постепенно спускаясь к внутренней стороне бедра. — остановись…пожалуйста, — вымученно тянет сонхва и это последнее, чего бы он сейчас хотел. — что такое? сонхва делает глубокий отрезвительный вдох, пока разливающееся по телу тепло от прикосновений мужчины не свело его с ума. — почему ты мне не написал? тогда…когда я перенес встречу, — дрожь в голосе от бешеного возбуждения или тревоги, сонхва не совсем понимает. — я расстроился, — честно отвечает хонджун, — настолько расстроился, что написать тебе не мог, — губы трогает печальная улыбка, сегодня все его улыбки такие грустные, — это было довольно яркое напоминание себе о том, что я чудовищный собственник. смотреть на такого хонджуна невыносимо. руки мужчины снова сползают на икры. слон в комнате смотрит на них двоих с отвращением. — я…— парень мотает головой, рьяно пытаясь придумать, как оправдать свою наивность перед толстой манипуляцией менеджера, который “внезапно” нашел его слабое место, — у меня немного изменились условия…условия работы. поверь, мне очень нужно было уйти. м-не…мне очень жаль. я бы не сидел сейчас здесь, если бы…— сонхва замолкает, как только чувствует, что приступ вот-вот подползет к легким. тупой идиот, вы что, помолвлены? хватит оправдываться. — дыши через нос. хочешь выйти? рука цепляется за край ванной, и парень опускает голову, чтобы немного выровнять дыхание. — нет. я в порядке. не выйду, — и снова начинает кашлять. — повернись ко мне спиной, — спокойно командует хонджун. сонхва покорно разворачивается, и мужчина слегка надавливает на его плечи, чтобы тот лег на него. сонхва все еще задыхатся от кашля, хонджун закрывает парню рот рукой. — через нос. раз, два, три… он доходит до десяти и сонхва делает вдох. снова до десяти, и снова вдох. после интенсивного мокрого кашля, измотанный сонхва, как в полусне, совершенно расслабляется в этих немножко странных объятиях. свободная рука хонджуна осторожно дотрагивается до ладони сонхва, он разминает длинные пальцы, как бы проверяя каждую фалангу. — покалывание чувствуешь? точно не хочешь выйти? тут очень влажный воздух. сонхва мотает головой и отчаянно прижимает обеими руками ладонь мужчины ко рту, как единственную кислородную маску, которую он, задыхающийся, внезапно нашел в разгерметизированной кабине самолета на высоте десяти тысяч метров. полностью уверенный в стабильности своего состояния, он мычит в руку что-то, что должно указывать на категоричный отрицательный ответ и хонджун выдыхает: — ладно. обычно приступы истощают настолько, что хочется умереть. но сейчас так хорошо, что, кажется, стошнит чем-то розовым. парень старается всем телом вдавить мужчину в керамическое покрытие ванной, чтобы тот не придумал внезапно заняться чем-то кроме сонхва. осознание того, что хонджун сейчас настолько его, приятно царапает внутренности. сонхва даже улыбается в полудреме. конечно, хонджун, по долгу службы, знал, как оказывать первую помощь при приступе гипервентиляции легких, хотя это не тот вид заболевания, с которым часто сталкиваешься в повседневной жизни врача-хирурга. и это не тот вид медицинской помощи, как при обмороке или инсульте, которую может оказать любой медик. несмотря на небольшой опыт (в 31 год в медицине ты все равно что младенец), мужчина знал, с какой части тела лучше всего брать кожу, если у тебя ожог лица четвертой степени, и как незаметно убить кого-нибудь за пару секунд с помощью маленького надреза, и как вынуть глаза из глазниц, чтобы человек оставался в сознании, и какие таблетки принять, чтобы завтра точно не заболеть, и как выпить бутылку вина и не опьянеть, и почему такой популярный в их клинике эндоскопический лифтинг — полный бред, и что читать при плохом освещении не вредит зрению, и почему сонхва не умеет сидеть скрестив ноги. иногда сонхва подозревал, что, возможно, хонджун знал, как вылечить рак, просто ему еще недостаточно за это заплатили. хонджун абсолютно точно был жадным. жадным до знаний, материальных благ, вкусной еды, партнера, хорошей жизни. еще в студенчестве хонджун жадно схватывал все, что давало ему образование. он выжимал из учебы до последней капли, при этом не прослывая зубрилой или задротом, хонджун просто хотел большего, и всего всегда было недостаточно. не всем преподавателям это нравилось. “я очень много…выебывался,” — со смущенным видом рассказывал хонджун, сморщив лоб от использования непривычного лексикона. он жадно брался за каждую возможность, если речь шла о новом опыте. он жадно хватался за любую дополнительную работу, если ему обещали хорошее вознаграждение. он горел и вгрызался во все, что могло материально или духовно сделать его богаче. хонджун все делал отлично, и всегда чуть больше предельного максимума. наверное поэтому все с хонджуном казалось ”слишком” в контексте ”слишком хорошо”. и кофе в его доме ароматнее и подушки мягче, и трахается ким хонджун, как господь бог. по шее стекает тонкий ручей пены; сонхва лениво поворачивает голову, чтобы мужчине было удобнее орудовать мочалкой. — милый, какой ты милый и податливый, — шепчет хонджун где-то рядом с ухом, — как бездомная кошка. и зацелованный и заласканный сонхва только сильнее прижимается спиной к хонджуну, желая, чтобы тот не останавливался. хотя возбужденный член мужчины уже давно утыкается ему куда-то в поясницу, сонхва не прельщает идея заниматься сексом в душе, потому что красиво и удобно это только в порно фильмах. но еще одно “милый” под ухом, еще один влажный поцелуй в шею и он, пожалуй, пожертвует своим комфортом и желанием трахать хонджуна на мягкой кровати. — может приступим к мытью моей нижней части тела в другой комнате твоей квартиры? — да, но…сонхва… сонхва чувствует, как чужие руки ощутимо обхватывают шею, и, по привычке, делает глубокий тревожный вдох, как перед погружением в воду. — …эти синяки? почему ты позволяешь? сонхва, как ошпаренный, резко оборачивается и прикрывает шею рукой, будто пряча проклятое клеймо. кажется, на лбу успела выступить капелька холодного пота. первой нервной мыслью было придумать какую-то небылицу об утюжке для укладки волос, но врать хонджуну в его положении — себе дороже. да и не хочется уже ничего скрывать, совсем наоборот. хочется пожаловаться на клиента, заламывая руки и громко рыдая в плечо, хочется сказать, как больно было и противно, как шея все еще болит, как туфли натерли ноги, как много его обижали, как он боится, и как на самом деле идет на каждый сеанс, как на последний. и в конце добавить что-то типа: “но ты не парься”. кажется, вопиющий ужас и тревога настолько отчетливо отразились на лице парня, что хонджун невольно поднял руки, будто доказывая, что ружья в его руках нет, и руки его — не орудие убийства и никогда им не были. он огорченно хмурится. на секунду запаниковав, сонхва торопится взять ладони хонджуна в свои. — ты не…— сонхва спешно опускает руки хонджуна, — не сделал мне больно. и никогда не делал, — он настойчиво ловит взгляд мужчины и как-то озабоченно-напряженно моет ладони хонджуна под водой, как будто смывая с них кровь, — и я никогда еще не чувствовал себя безопаснее. клянусь. — я не это спрашивал. по спине проходит холодок. — иногда такое появляется, если…клиенту это нравится. я получаю дополнительную оплату. я в полном порядке, — сонхва судорожно кивает мужчине, все еще не выпуская его рук из своих, — посмотри на меня, умоляю. лучше бы сонхва не просил, потому что хонджун не очень умеет контролировать мимику, особенно, если градус ярости переваливает все допустимые и недопустимые нормы. и, очевидно, хонджун знает об этой своей черте. ледяной взгляд быстро сменяется на удрученный — плечи сокрушенно опускаются. — прости, — мрачно бормочет сонхва, и колючий лёд от взгляда хонджуна навсегда застревает где-то между ребер. — за что ты извиняешься? — сожалею, что расстроил тебя. — знаешь, еще после такого обычно говорят что-то типа: “это не повторится”. — это не повторится. это повторится. хонджун поджимает губы и молча прижимает сонхва к себе, насколько это возможно в условиях ванны. у сонхва в голове салюты, как в старых романтических сценах мелодрам канала love-tv и большой неоновый баннер victory, как в конце файтингов на плейстейшене. — сейчас выйдем, обработаю. ну уж нет. хватит. сонхва, опираясь на плечи хонджуна, упрямо отодвигается. — у меня на тебя абсолютно другие планы, — он с шумным всплеском поднимается из воды и перешагивает на впитывающий коврик на полу, — можешь заниматься своей скучной врачебной деятельностью только после того, как мы займемся моей, проститутской. — так мы собираемся забыть об этом? — мужчина вопрошающе поднимает голову. — да, прошу, давай забудем об этом, — говорит сонхва с синими полосками на шее. хонджун печально улыбается. *** кажется, от пережитой тревоги сонхва ненадолго засыпает, пока дожидается хонджуна из душа. он просыпается от громкого телефонного звонка, ошибочно спутав его с будильником. невыносимое внутреннее раздражение дает силы выругаться. — да какого ху- — я сброшу, — прерывает его тихий смех где-то сверху, — лежи, — на голову ложится рука и успокаивает — поглаживает по волосам, как будто унимает разъяренное шумом животное. знакомый голос моментально снимает раздражение, и сонхва, сонно мыча, перебирается ближе к телу на кровати. — который час? — не открывая глаз, чтобы не раздражать сетчатку прикроватным светом, он находит хонджуна и утыкается носом куда-то в плечи. с его волос еще капает вода, значит вернулся недавно. значит, он проспал минут двадцать. — это важно? — неа, — он ласкается своей щекой о щеку мужчины, — почему ты не разбудил меня. — зачем же мне тебя будить? — ты та-ак сексуально пахнешь, — сонхва голодно проводит носом вдоль шеи, — наконец-то ты здесь со мной. — я отлучусь на минуту. — нет! — пальцы цепляются за плечо, пресекая попытку хонджуна встать. хонджун выдыхает. — сонхва, ты ластишься о мое тело полностью голый, если я не заберу лубрикант из соседней комнаты сейчас, мне будет о-очень сложно и мучительно идти за ним позже, — терпеливо объясняет ему мужчина со стояком. не мог сразу все приготовить, пока сонхва спал? — хорошо, — сонхва капризно закатывает глаза и раздосадованно широко раскидывает руки и ноги по всей поверхности кровати, делая вид, что эффект кирпичной кладки на потолке интересует его куда больше хонджуна. хочется побежать следом и напасть на мужчину где-то в темном коридоре, но тело все еще не проснулось. следующее, что он чувствует, мягкие поцелуи у колена. хонджун феноменальный педант — хочет закончить начатое, даже если это секс. слова “придирчивость” и “дотошность” всегда воспринимались сонхва, как скука смертная, с которой он не хотел иметь дела, пока он не познакомился с хонджуном, которого хотел иметь. сонхва не открывает глаза, хотя и так бы ничего не увидел, потому что хонджун выключил последний источник света в спальне с блэкаут шторами. он прикладывает титаническое усилие, чтобы не свести колени, потому что мужчина начинает использовать язык, и мокрые поцелуи внутренней стороны бедра становятся почти невыносимыми. хонджун целует также чувственно, как если бы целовал сонхва в губы; он по-хозяйски подхватывает парня под бедра, будто бы нижняя часть сонхва не принадлежит ему вовсе. — а что если я оставлю засос? — тяжело дыша, спрашивает мужчина откуда-то снизу, губы блестят от собственной слюны. сонхва даже на секунду не может представить, в чем он сейчас может отказать хонджуну. он не предпринимает никаких попыток подать хоть какой-то знак, просто нетерпеливо прижимает мужчину к себе ближе ногами. поцелуи становятся ярче и сомнений в том, что на нежной коже останутся засосы уже не остается. сонхва, до этого беспомощно мечущийся по подушке, протягивает одну руку к своему возбужденному члену, чтобы слегка разрядиться, но, кажется, хонджун умеет видеть даже в темноте, даже будучи занятым вылизыванием бедер сонхва и одновременно растягивающим его двумя пальцами. он перехватывает руку сонхва и с чавкающим звуком отрывается от зацелованного участка кожи. — на подушку. руки. у сонхва получается послушно выстонать что-то похожее на “ага”. хонджун надавливает кончиком пальца на головку члена и палец соскальзывает, потому что сонхва течет еще с момента первого прикосновения губ хонджуна к ноге. мужчина тихо усмехается в темноте, и чуткий слух сонхва улавливает это. — клянусь, если ты сейчас не… — фраза тонет, когда хонджун полностью заглатывает головку, и ощущение теплого языка на члене начинает казаться раем на земле, — гос-по-ди, — обессиленно шепчет сонхва на полу выдохе. в их темной комнате им можно все. сонхва прогибается до хруста в пояснице, когда хонджун набирает темп и добавляет еще один палец внутрь. он стонет как мартовский кот под окнами, потому что всего кажется слишком много недостаточно одновременно, наверное, это какой-то двойной эффект от длительного пребывания рядом с хонджуном. — ты такой…сонхва, вот бы ты был только моим, — приглушенно рычит мужчина где-то между ног парня, и хочется громко крикнуть, что сонхва не принадлежит даже себе, когда пальцы мужчины внутри, но попытка превращается в очередной протяжный стон. оргазм плавает между языком мужчины и нижней частью живота, сонхва отчаянно сжимает прядь черных волос в руке, и хонджун сразу считывает это. губы парня находит другой теплый влажный от слюны и предэкулята рот и сонхва жадно отвечает на поцелуй, обсасывая язык хонджуна. пальцы мужчины обхватывают сосок и сонхва будто замыкает — он выгибается, углубляет поцелуй и хонджун, довольный своей маленькой махинацией, медленно переходит с губ на шею. — хон…хонджун, — скулит сонхва, переживающий пятьдесят вспышек возбуждения, граничащего с оргазмом, в секунду, — блять. как же хорошо. довольного мычания в шею оказывается достаточно — хонджун из приличной семьи, где никто не болтает во время трапезы. внезапно он отрывается от шеи, как если бы вампир слишком увлекся своей добычей, которую, вообще-то, планировал оставить в живых. мужчина коротко целует сонхва и сползает с кровати, тут же обыскивая дрожащими руками прикроватный столик. ким хонджун забыл надеть презерватив, это что-то новенькое для педанта. сонхва удивляется, как резко становится холодно и одиноко, даже если в комнате закрыты окна, даже если он был разгорячен еще пару секунд назад, даже если хонджун в метре от кровати. — мне физически некомфортно, когда ты не в сантиметре от меня, — театрально хнычет сонхва. — мне тоже, — серьезно говорит хонджун. сонхва смущенно замолкает и переворачивается на живот, чтобы хонджун не заметил, как прилила кровь к лицу. вдруг он еще и в темноте видит. постель рядом прогибается под чужим весом. позвонков на шее касаются сухие губы и сонхва выгибает спину, предоставляя мужчине доступ к любому месту на его спине. — как ты себя чувствуешь? могу я… — прекрасно. да, конечно, пожалуйста, — нетерпеливо перебивает его сонхва. хонджун снова проталкивает скользкие от лубриканта пальцы в сонхва, и, удостоверившись, что тот готов, влажно целует в затылок. парень утыкается лицом в подушку, понимая, что ему придется потерпеть несколько первых толчков. пальцы хонджуна до боли впиваются в мягкие бедра, и парень всем телом ощущает, как дрожащий от возбуждения мужчина сдерживает свой порыв вытрахать сонхва до звездочек в глазах. он глухо выдыхает в подушку, наслаждаясь утробным рыком мужчины сзади, потому что хонджуна немного ломает. толчки становятся чаще и глубже — сонхва чуть не рвет ткань наволочки, от удовольствия грубо сжимая мятую подушку в руках. хонджун гладит сонхва по пояснице, выходит из него и плавно входит снова, прижимаясь грудью к спине. кажется, он немного успокоился и теперь целует его в висок, шепчет, чтобы тот не сдерживал стоны. сонхва плавится от горячего члена внутри и поцелуев меж лопаток. он плотнее прижимается бедрами к мужчине, чтобы быть ближе, чтобы почувствовать еще больше. хонджун льнет второй кожей, бесконечно продолжает целовать; его рука ложится на член, и сонхва думает, что сейчас рехнется. — хва, можешь встать? — хонджун тяжело дышит, а у сонхва глаза непроизвольно закатываются от щемящей нежности в этом “хва”. не успевает он схватиться на спинку кровати, как его тут же прижимают к стене. парень еле удерживается, стоя на коленях, а тут еще хонджун со своим членом, губами, руками. хонджун осторожно входит в него снова, одновременно глушит стон сонхва своими пальцами, которые, кстати, сегодня утром пересаживали кожу богатой японской клиентке. рука ложится на член и медленно проводит по всей длине, и сонхва с пальцами хонджуна во рту запрокидывает голову назад, низко мыча. ноги адски дрожат от быстрых толчков, заполненности, руки на его члене, от того, как сексуально его вжимают в стену; низ живота скручивает спазм и сонхва хочет сказать, что он сейчас кончит. он пытается. — прости, вообще не понимаю, о чем ты, — притворно басит мужчина прямо в ухо и касается языком горячей мочки, — обсудим это позже, хорошо? последняя фраза смешивается с тягучим рыком сонхва из самого горла и он кончает через пару секунд, стискивает зубы на пальцах мужчины до красных вмятин. мужчина продолжает отрывисто двигаться в нем, глубоко дышит куда-то в чувствительную шею, пальцами водит по бедрам, давит на кожу собственнически. сонхва в своих эмоциях задыхается; от того, насколько он желанный, а хонджун высвобождает всех своих демонов. — сонхва, мой дорогой — солнце мое, прошу тебя, потерпи еще немного, — слова сливаются с поцелуями в затылок, он извиняется, взгляд под мокрой челкой совершенно чернеет. сонхва поворачивает голову назад; сразу же встречается с влажными губами, языком, начинающему остервенело вылизывать рот парня. хонджун замирает на пару секунд, плотно прижимается бедрами и тут же выдыхает сонхва в губы. движения замедляются. не выходя из парня, он устало обвивает руками тонкую талию, падает головой на плечо. — боже. мой. сонхва изнеможденно сползает по стенке, увлекая за собой мужчину. — я думал, — он переводит дыхание, — я думал, вы все атеисты. — сегодня немножко можно поверить в бога. попытка мужчины встать не увенчивается успехом, сонхва, словно осьминог, снова прижимает его к себе, обхватывая мокрыми от пота руками и ногами другое мокрое от пота тело. хочется, чтобы у чистоплотного хонджуна глаз задергался. или случился нервный срыв. — давай обменяемся микробами, — назойливо обнимает еще крепче, — тебя это злит? — нет, — хрипло смеется. — что смешного? — примем вместе душ? *** отвратительная классическая мелодия звонка отвратительно резко долбит по ушным перепонкам. сонный сонхва терпеливо отменяет звонок в третий раз и скидывает телефон с кровати, но удивительно настойчивый абонент на другом конце связи оказывается терпеливее. “менеджер ли”. — это твой?...— хонджун еле проговаривает слова во полусне. — шшш, — сонхва заботливо накрывает растрепанную макушку одеялом, — спи. превозмогая утренний холод в квартире, он голый на цыпочках выбегает из комнаты. палец мажет по экрану, как только дверь в спальню закрывается. — девять утра, — мрачно хрипит он в трубку. — сонхва! сегодня ты идешь на вечеринку в манки бич, но из-за того, что начинают они рано, кстати, на яхте, клиент хочет… — у меня сейчас клиент. — о, правда? — в трубке слышится клацанье мышки, — а я вот вижу, что у тебя окно. сонхва, мы не очень…радостно попрощались в прошлый раз, но я еще раз напомню, что теперь мы обслуживаем клиентов чуть более высокого статуса. и в случае твоего отказа сейчас мы будем вынуждены позже отказать тебе в доступе к системе, и сам выбирать клиентов ты уже не сможешь. и своего ким хон… — я приеду. — …и тогда остальные агенства уже не смогут принять тебя к себе. ты же ничего не умеешь. что ты будешь делать? подрабатывать в севен элевен? — посмеивается голос в трубке. — я уже не выбираю себе клиентов. пришли за мной такси через пару часов. — через час. ты, тэмин и чонин тоже идут, проведем собрание, выпьем перед большой вечеринкой, а? сонхва досадливо выдыхает. глаза бы его не видели этих нарциссических придурков. — прекрасно. я сбрасываю. рука с телефоном обессиленно опускается. он еще немного выжидает, чтобы морально подготовиться к внезапному уходу и, как придурок, стоит в коридоре. сонхва не отказывает себе в удовольствии крепко обнять мужчину напоследок и бесшумно ложится рядом. кожа мужчины приятно горячая. сонхва уже скучает, зарывается носом в тепло между телом хонджуна и кроватью. тело внезапно поворачивается к нему и по-хозяйски закидывает руку сверху. — прости, я почти сутки не спал, — бормочет мужчина с закрытыми глазами. сонхва осторожно выползает из-под тяжелой руки. если он останется еще еще на минуту, то уже точно никуда не сможет уехать. как там хонджун говорил? “очень сложно покидать кровать, когда в ней лежишь ты”. он не успевает встать и его снова валят на кровать, увлекая за собой в теплый плен. как же хочется остаться где-то между этой рукой и подушкой. — иди ко мне. полежи со мной немного. — мне правда нужно ехать, — горько лепечет сонхва, удивляясь тому, как жалко он звучит. — куда? — хонджун с трудом распахивает глаза и хмурится от резкого дневного света, — я твой клиент, — говорит он уже тише, — я заплачу еще. сердце больно сжимается, и сонхва упрямо выползает из объятий, чтобы чувствовать себя чуть менее уязвимым. — я отменил твой сеанс. я тут…не за деньги. я п-пойду. хонджун оживает окончательно. он хмуро садится на кровать, будто пытаясь побыстрее запустить процессы мозговой деятельности. — ты вообще себя слышишь? дрожащие руки застегивают пуговицы на рубашке, пропускают каждую вторую. сонхва бежит от всего сразу. — слышу. мне нужно на работу, прости, — говорит он уже тверже. — я — твоя работа. — не могу я отказаться сейчас…хонджун, это не то, когда ты можешь…— он жмурится, пытаясь найти подходящее сравнение, — когда ты можешь просто взять выходной. у меня так не бывает. теперь не бывает. у меня…сложная жизнь, — сонхва прикусывает губу, чтобы не зарыдать от слов, которые он все это время боялся проговорить хонджуну и самому себе. не то чтобы мужчина считал, что профессия эскортника — это игривый и солнечный мир секса и богатой жизни, но сонхва всегда хотелось быть удобным. наверное, он усвоил глубинный смысл своей профессии — приходишь, когда тебя позовут и уходишь, когда ты уже не нужен, — я пойду. хонджун молча наблюдает, как сонхва натягивает джинсы, как подбирает свою зарядку с пола, как сгребает свои вещи с полки в сумку, и не верит своим глазам. — я позвоню. — иди. сонхва ждет лифт и размышляет о том, почему хонджун не добавил “на хуй” в конце. он не хотел нагрубить ему? или он просто не умел грубить.