Кровавые воды Нила

Ночь далась Эвтиде тяжело, уснуть удалось только к утру. Она долго ворочалась, в голову лезли самые разные и странные мысли. Эва прокручивала время, проведенное в эпистатских покоях, их разговор и то, что она делала. Была так запредельно близко к нему, как нельзя было. Но с другой стороны, она могла бы попробовать его узнать, узнать его мотивы и быть может, все не кончилось бы для нее так плохо, как она себе представляла. А она представляла себе самые разные варианты своей смерти, которые могли случится в действительности. Солнце проникло в ее покои и начало светить в глаза. Эва поморщилась и постаралась отвернуться, но стук в дверь все-таки не дал ей еще немного поспать. Она раздраженно скинула с себя простынь и привстала на локти: — Кто? — недовольным тоном спросила она. — Это я, госпожа, — голос служанки послышался с той стороны, — господин прислал меня разбудить тебя и сообщить весть, — Пата все так же стояла за дверью, ожидая позволения войти. — Войди уже, — Эва скинула ноги на пол и заспанным взглядом смотрела на дверь. Служанка аккуратно открыла дверь и скользнула в комнату. В руках она держала поднос с едой, который отнесла на столик рядом с кроватью, а затем, скрестив руки в замок перед собой, стала перед Эвтидой и сказала: — Господин наказал завтрак принести сюда и сообщить, что его не будет несколько дней. Он с отрядом отправился на охоту, сегодня нашли еще одного убитого. Тизиан остался за главного, — закончив говорить, она склонила голову в ожидании ответа. « Еще один убитый? Уехал на несколько дней? Странно это как-то.» — подумала Эва, но вслух ничего не сказала, лишь кивнув служанке, а та спешно удалилась. Поняв, что Эва не ела ничего почти сутки, кроме персиков, живот неприятно скрутило. Завтрак оказался очень кстати и она сразу принялась за него. Закончив с едой, она отправилась в купальни, приводить себя в порядок. Спать все еще очень хотелось, поэтому она почти ни о чем не думала, решив освежиться. Прохладная вода в бассейне очень бодрила. Эва оперлась локтями о каменный борт бассейна и уложила на них подбородок, размышляя вслух сама с собой: — Если уж тебя не будет несколько дней, господин, значит, я могу выдохнуть. Но не сильно, ведь Тизиан все еще здесь, нужно будет расспросить у него все, это может оказаться полезным. Так она и сделала, закончив со всеми утренними ритуалами, первым делом пошла на поиски охотника. Сделать это оказалось не сложно, охотник расположился в тени на террасе, где вчера они собирались на ужин. Тизиан удобно сидел на подушках, в окружении нескольких свитков. Охотник, с серьезным выражением лица, сосредоточился на чтении одного из папирусов, но когда заметил приближающуюся к нему Эвтиду, свернул его и положил в сторону: — О, Эвтида! — громко сказал Тизиан, — ты мне и нужна была. Эва присела рядом на тахту с непонимающим видом: — И тебе доброго утра, господин, — она улыбнулась ему, — как интересно, ты тоже мне нужен. Тизиан вскинул брови в удивлении: — Да? И для чего же? — не дождавшись ответа, он снова сказал, — пока ты не начала свои расспросы, скажи-ка, знаешь ли ты некую госпожу Анерит? Сердце ударило сильнее. Неужто прознали, что она принимала помощь шезму? Или… или это она оказалась убитой? — Д…да, знаю, конечно, — Эва решила не лгать, ведь это могло быть опасно, а если они и прознали, что госпожа Анерит водила дела с черномагом, никак не докажут, что это была Эва… наверное… — она заходит ко мне в лавку раз в несколько дней за настоем для сна. А что? Что с ней? Тизиан кивнул, выслушав девушку и ответил: — Сегодня ночью в патруле я нашел еще одно тело, оказалось — ее сын, — охотник устало протер лицо ладонью, — картина ужасная была, женщина совсем рассудок потеряла, как узнала об этом. Все кричала, что пусть придет немая и поможет. «Нет, нет! Бедная Анерит, она так сына своего любила, все грезила, что женит его на мне. Неужто призналась, что обращаюсь к шезму? Ей ведь достаться за это может!» — Эва постаралась не выдать своих мыслей, но кажется, получилось плохо. Ее глаза бегали в испуге и сердце билось быстрее. Тизиан сощурил глаза и посмотрел на девушку, а затем сказал, как бы продолжая: — Сын ее тоже был учеником жреца когда-то, но он не доучился из-за смерти сестры. Госпожа призналась, что тогда шезму помогла ей найти того, кто с дочерью так поступил. Теперь у нас есть понимание, что этот немой шезму — девушка, — принимая обычный вид закончил охотник, зачем-то посвящая Эву в подробности. «Понять, что немой шезму — девушка, было бы не сложно, но очень плохо, что теперь об этом знают охотники и наверняка эпистат.» — мысленно рассуждала Эва, но вслух сказала другое, стараясь перевести тему: — Не могу ничего сказать про, как ты говоришь, немого, я почти ничего не слышала о нем, мне и не интересно это, — для убедительности Эва пожала плечами и сделал скучающее лицо, — госпожу жаль, что теперь будет с ней? Тизиан внимательно изучил реакцию Эвы, а затем ответил: — Ничего. Амен помиловал ее, отправив в лечебницу. С головой у нее теперь не все в порядке, после пережитого горя, — сделав паузу, Тизиан взял со стола медный бокал, отпил и продолжил, — эпистат велел все в твоем кабинете подготовить и просил сообщить, чтобы ты сделала масла ему. А ты-то, что хотела? — Об этом и хотела спросить, господин, но ты опередил, — она улыбнулась ему и оторвала виноградину, стоявшую на столе перед ней, — тогда пойду делами заниматься, да? Тизиан ничего не ответил, но одобрительно кивнул. Эва кивнула ему в ответ улыбнувшись и удалилась. Охотник изучающе проследил за девушкой, пока она не скрылась из его виду. Эвтида занялась работой и постаралась на нее отвлечься. Сундук, который принесли в уже ее кабинет, оказался полезным и ценным. Она обустроила в кабинете все, как ей нравилось, переставила мебель и украсила там все живыми цветами. Тизиан каждый день приносил ей с базара то, что она просила купить. В отдельной комнате она сделала рабочее место, где творила свои мази и настои. Как и просил эпистат, она пополнила запасы его масла, добавив туда магии, о чем он, конечно, не знал. Для этого ей разрешили сходить на берег Нила за свежими цветами граната, но в сопровождении охраны. Она даже сама отнесла готовые масла ему в покои, поставив на стол корзинку и свежие гранатовые цветки в вазоне. Казалось, что она смирилась с положением и приняла это. Почти каждый день Эва задумывалась о другой своей, скрытой и никому неизвестной работе. Она каждый день вспоминала о своей тайной жизни скучала по своей маске. Она любила ходить на заказы, помогать людям, узнавать разные истории в чужих снах и при этом оставаться тенью. Она понимала, что сейчас у нее связаны руки, охотники прознали о ее существовании, но доказать, что это она никак не могли. Это внушало спокойствие. Шел пятый день, как Амен не появлялся и вестей Эва о нем тоже не слышала, специально не спрашивала Тизиана об этом, потому что он мог подумать что-то неладное. Да и сама она отгоняла от себя эти мысли, но все же иногда думала о том, как там его рана, заботится ли он о ней. Утром шестого дня, когда Эва сидела в своем кабинете и изучала папирусы с рецептами старого лекаря, к ней заглянул Тизиан и сообщил, что Халиф пришел в себя и ей можно его навестить. Эва бросила все и вместе с охотником пошла в лечебницу при храме, где он находился. Девушка почти бежала, а Тизиан, не успевая за ней, притормаживал ее, говоря, что она может ненароком разбиться, споткнувшись об какой-нибудь валун, но так не слышала его. Она была взволнована и весьма рада, что старик пришел в себя. Когда они пришли их встретил лучезарный лекарь — Ливий Пеллийский. — ох, Эвтида! — вскинув руки, с улыбкой на лице встретил лекарь, — давно не видно тебя было! Эва улыбнулась ему встревоженно, сразу начала спрашивать о главном, для чего пожаловала: — где Халиф, Ливий? Я очень хочу его увидеть. Ливий вздохнул и улыбка с лица пропала, он махнул рукой и повел Эвтиду за собой. Следом за ними пошел и Тизиан. Халиф лежал в общей комнате с другими больными, но дальше от всех, юная девушка кормила его, поднося ложку ко рту. Вид у него был совсем печальный. Лицо в синяках и ранах, правая рука притянута бинтами к груди. Когда Халиф увидел свою гостью, искренне, но через боль улыбнулся ей. — Дорогая Эва, — хрипло сказал старик. Эва быстро приблизилась и села на край кровати. Девушка, кормившая ее, оставила плошку с супом на столик рядом и ушла. Лекарь и охотник стояли возле двери и молча наблюдали. Эвтида бережно взяла ладонь старика в свои руки, ее глаза наполнились слезами, а душа чувством вины и сожаления за то, что с ним случилось. Ведь это из-за нее на него напали, из-за нее изувечили. Она осмотрела его и сказала: — Кто? Кто это сделал с тобой, дорогой Халиф? — голос ее был наполнен болью. Старик грустно улыбнулся и ответил: — Какие-то люди в черных одеждах, я и не успел разглядеть ничего, но, — Халиф сжал ее руку и голос наполнился тревогой, — они искали тебя, моя девочка, они тебя хотели убить! — глаза блеснули и в их уголках собрались слезы, — я так рад, что ты жива, моя дорогая Эва! Эвтида склонила голову и прижала его ладонь к своей щеке, прикрыла глаза и тяжело вздохнула, а затем прошептала: — Прости меня, Халиф. Из-за меня тебе досталось. Старик улыбнулся и ответил, так нежно, по-отечески: — Все хорошо, я не держу на тебя зла. Я знаю, моя волшебница вылечит меня, — в шутку сказал он и улыбнулся, а затем продолжил, — будь под охраной эпистата, будь под защитой, а лучше уезжай из этого города подальше, не будет тебе покоя тут. Эва кротко кивнула, соглашаясь: — Ты только поправляйся, ладно? Я приду еще, Тизиан обещал, — она взглянула на охотника, а затем снова на старика, — что тебя охранять станут, а я сделаю мази и настои для тебя, чтобы ты скорее на ноги встал, — ее глаза бегали по его раненому лицу, а душа ее разрывалась от этой картины. Она поняла одно — себя она никогда за это не простит, хоть и не было в этом ее вины, груз лег на плечи с такой силой, что она не могла просто об этом забыть. Найти и отомстить — вот ее цель, и если для этого нужно быть рядом с эпистатом и охотниками — она будет. Попрощавшись с Халифом, Эва, Ливий и Тизиан вышли в другую комнату. На Эвтиде не было лица и она глубоко задумалась, Ливию пришлось несколько раз позвать ее, чтобы она откликнулась: — Эва? — лекарь взял ее за плечо, — все в порядке? — обеспокоено спросил он. — Д…да, я задумалась просто, — Эва кивнула и посмотрела на лекаря, — пожалуйста, Ливий, позаботься о нем, — попросила она. Ливий дружелюбно улыбнулся и взял ее за руки: — Конечно, Эва, это моя работа. Ты уж сделай ему мази и настои, как обещала, а я его на ноги поставлю, все хорошо будет, — уверял лекарь. В диалог влез Тизиан: — Нам пора, Эвтида. Амен вернутся должен и мне нужно обсудить с ним все, идем, — охотник говорил сочувствующим, тихим голосом. Попрощавшись с лекарем, девушка и охотник отправились во дворец. Пока шли, Эвтида задумалась о своем: «Вернулся, значит, господин. Долго тебя не было. О боги, Эва, что это еще за мысли такие? Ты что, почему думаешь о нем? Нельзя!» — мысленно ругала себя и не заметила, как они дошли до дворца. Дойдя до главного входа, Тизиан спешно удалился и оставил ее одну, а Эва пошла в свою комнату, позвав с собой Пату по пути. Решив переодеться, Эвтида приказала служанке приготовить ей платье, одно из тех, что дарил ей эпистат, а сама пошла освежиться в купальню. Закончив, она вышла обернутая в простыни, а Паты не было в покоях. На постели уже лежало белое платье. Топ на тоненьких лямках, соединяющийся с длинной юбкой в пол, с разрезами от самых бедер. Золотой пояс украшал ее талию, соединяясь с топом золотыми нитями, волосы оставила распущенными, длинные кудри доставали до самой пояснице. Намазалась своим любимым маслом и пошла в свой кабинет, делать лекарства для Халифа. В комнатке, которую она выделила под своеобразную мастерскую, происходило по истине что-то волшебное. Эва вложила все эмоции в мази и настои для Халифа. Она искренне желала, чтобы он попросился, поэтому без сомнений добавила магии в эти средства. Эва не заметила, как время близилось к закату и солнце начало прятаться в море египетских пустынь. Напевая какую-то песенку себе под нос, она перемещала мази в склянки и помечала их кусочком папируса с именем Халифа. Сложила все небольшую корзинку и направилась в основную комнату, где ее уже ждал незванный гость. Амен сидел на стуле, за ее рабочим столом, приложив кулак к рукам, и глядел в сторону мастерской, откуда уже достаточно долго звучали нежные песенки. — Ну нет, господин, на этот раз не удалось тебе напугать меня, — солгала Эва, остановившись на выходе из мастерской. Амен оценил ее с ног до головы, каким-то странным взглядом, внимательно и детально, остановился на глазах, а затем сказал: — Вижу ты и впрямь любишь свое ремесло, маленькая волшебница, — спокойным тоном сказал он, оставаясь в прежнем положении, — славно поешь. У Эвы загорелись щеки и налились краской: «О Исфет, неужто он слышал? А вдруг видел все? Вдруг понял? Дверь-то я не закрыла, так заработалась, что даже не заметила, как вошел. Как давно он тут? Спокойно, Эвтида, не подавай виду!» — мысленно рассуждала Эва. Она наконец сдвинулась с места, дойдя до стола, под пристальным взором эпистата, опустила корзинку и присела на угол, а затем сказала: — Как твоя рана? Зажила? — стараясь перевести тему, спокойно спросила Эва и улыбнулась уголками рта. Амен кивнул, внимательно за ней наблюдая, сказал: — Я поймал одного шезму, причастного к убийствам. Хотел сообщить, — он опустил руку на ногу и повернул голову в сторону трассы, — ты оставила гранатовые цветы в моих покоях? «Какой-то ты странный, господин. Что за вопросы?» — подумала Эва, ожидая, чего он еще скажет. Амен встал и направился на террасу, на которую едва попадало закатное солнце. Эвтида проследила за ним глазами. Он остановился, оперев руки на перила, глядя на сад, заговорил: — Шезму, которого я поймал, рассказал мне много инетересного, — он повернул голову, как бы обращаясь к Эве. Она подошла к нему ближе и их глаза встретились вновь, — в том числе и про немого черномага, — что-то изменилось в его взгляде, кажется, там зажегся огонь и он уставился прямиком на Эвтиду. Она не подала никаких признаков того, что на самом деле ее сердце ударило в грудь с такой силой, что вот-вот сломает ребра. Она лишь приняла вопросительный вид и ждала, что скажет он еще, не спеша отвечать. Амен развернулся к ней всем корпусом, снова обежал взглядом с ног до головы, остановившись на глазах, и продолжил: — он сказал, что этот шезму, а точнее она, так же был в учениках жреца Милея. Только вот, что интересно, — он сделал паузу, и приблизился на пол шага к ней, тем самым, почти нависая над ней грозной скалой, — в последние десять лет лишь одна девушка закончила обучение у Милея, и это — ты, — его лицо нахмурилось, а глаза потемнели, — это ведь ты? Ты немой шезму, Эвтида? — Амен машинально схватил ее за запястье, чтобы она вдруг не собралась бежать. Удар. Еще один удар. Глаза забегали и ком в горле стал нарастать. Эва опустила глаза на руку, которая крепкой хваткой держала ее запястье. Она незаметно сглотнула, собрала все силы, чтобы успокоиться и сказала: — Прекрати, господин, — тон стал ниже и она дернула руку, пытаясь освободиться, но он лишь сильнее сжал ее запястье, — ты не смеешь обвинять меня в таком. Я не шезму и я понятия не имею, о чем ты говоришь, — она вложила всю уверенность, которую могла, в свой тон. Но внутри нее творился настоящий хаос, — отпусти меня. Амен дернул ее за руку и она оказалась ближе к нему, ее глаза округлились от испуга и забегали по его лицу. Он потянул свою ладонь к ее шее, взяв ее грубо за подбородок, он тихим тоном сказал: — У меня нет доказательств, маленькая Неферут, пока нет. Но я чувствую — ты мне лжешь, — он повернул ее голову и наклонился к уху, едва касаясь его губами, от чего у Эвы пробежали мурашки по коже, — но знай, когда я их найду, когда я наверняка убежусь в том, кто ты такая — тебя ничего не спасет, — договорив, он резко отстранился и посмотрел в ее глаза. Он уловил в них страх и зло улыбнулся этому, продолжая держать ее за подбородок. Они простояли так маленькую вечность. Он почувствовал, как Эвтида тряслась в его руках, почувствовал, как боится его и как страх в ее глазах нарастает. Но вдруг ее сердце наполнилось злостью и гневом, вытесняя оттуда страх. Она резко дернула головой, чтобы освободиться от хватки эпистата, и заговорила ненавистным тоном: — Кажется, ты забыл, что я не твоя рабыня, — эпистат не отпускал ее, отчего она еще сильнее начала шевелить головой, — я не позволю так поступать со мной. Даже тебе, — она наконец освободила голову и отошла от него на пол шага назад, метая гневные молнии глазами. — Если ты не та, от чего в твоих глаз поселился страх? От чего твоя душа наполнилась страхом, сжирающим изнутри, м? — он снова стал приближаться, а Эва начала отходить назад, пока не уперлась спиной в стену, — твоя жизнь только кажется простой, но я постарался о тебе узнать, постарался выяснить кто же я такая. Одна, без семьи, без мужа и почти без друзей. Ты сплошная загадка Эвтида, и я тебя уверяю, я ее разгадаю. Чего же ты так боишься? Поняв, что больше некуда идти, что она буквально загнана в угол, внутри смешался ворох чувств и мыслей, она постаралась собраться и ответить, но голос предательски задрожал: — Я боюсь тебя, — и это было правдой. Она боялась его, боялась, что причинит боль и вред, — лучше быть одной всю жизнь, чем бояться власти мужчины над собой, терпеть унижения, боль и испытывать страх. Вы все только и можете, что угрожать, бить и пытаться завладеть телом, чтобы потешить себя. От услышанного взгляд Амена изменился и брови поползли вверх. Он отошел на полшага и оглядел ее с ног до головы. Сейчас перед ним стояла хрупкая юная девушка, которая была напугана его натиском и грубостью. Он не понял сразу, не понял отчего такая красивая и умелая Неферут такая одинокая. На его лице вдруг отразилось сожаление и он спросил: — Что же тебе пришлось пережить, что ты теперь так говоришь? — уже спокойным тоном говорил он. Эвтида выдохнула, но все еще была зла и напугана: — Я не собираюсь говорить об этом с тобой. Мгновение назад ты бросал в меня обвинения и делал больно, а днями ранее убеждал меня в том, что ты мне не враг. Думаешь, я хоть когда-то еще захочу с тобой говорить? Убирайся. Уходи, — голос задрожал от осознания и уголки глаз наполнились слезами. Слабость рвалась наружу, — уходи! — тело начала бить дрожь. Она не думала о том, что он сказал ей о своих догадках, точнее, что он был абсолютно прав в тех обвинениях, которые говорил. Она думала о том, что он сделал. Боль, которая осталась далеко в детстве, которую она старалась больше не вспоминать, не ворошить и не чувствовать, рвалась наружу. Снова мужчина имел совесть унижать ее и применять силу. Хоть Амен даже и не пытался завладеть ее телом, как названный отец в ее детстве, она все равно боялась. Ему ничего не стоило свернуть ей шею одной рукой в пару мгновений назад. Амен же увлеченно рассматривал ее лицо. Смуглая бархатная кожа, пухлые губы, янтарные глаза и родинка над губой. До чего эта девушка красива. Ему показалось, что во всем Египте не сыскать было подобной ей. Он видел разное множество женщин, но такой как она — нет. И кажется, только что он совершил самую главную ошибку по отношению к ней — обидел ее, причинил боль. У него появилась навязчивая мысль о том, что кем бы она не являлась, почему-то ему хочется ее защитить и сберечь. Ведь у этой маленькой Неферут нет никого, кто бы стал делать для нее такое, а еще и обстоятельства эти, что кто-то хочет ее смерти. Нет, он не сможет этого допустить. Пусть она кричит, что больше не хочет его видеть, пусть обходит стороной, пусть ненавидит, но будет под защитой. Эвтида отстранилась и ушла в комнату, резко развернувшись. Она остановилась спиной к нему, чтобы обдумать, что произошло. Она старалась успокоиться и перевести дыхание, спрятать свой страх. Амен сделал пару шагов в ее сторону, от чего она повернула голову, смотря через плечо куда-то вниз и сразу выставила ладонь, в отрицательном жесте: — Пожалуйста, Амен, — тихо попросила она, — уходи. Оставь меня одну. — Эвтида… — не успел он продолжить, как она перебила его. — Прошу. Амен кивнул и направился к выходу из кабинета, но Эва даже не взглянула на него. Когда дверь закрылась, дыхание девушки снова участилось и накатывающая истерика начала выбиваться наружу. Она приложила свою ладонь ко рту, чтобы постараться быть тише, но всхлипы все равно вырывались изнутри. Амен ушел, но Эвтиду переполняли противоречивые чувства. Она одновременно больше никогда не хотела видеть его лица и слышать его голос, и также хотела, чтобы он остался. — Исфет, какая же ты бестолковая, Эвтида. О чем ты думаешь, о чем? — тихо, сквозь рыдания, говорила она сама себе, — хочу, чтобы он остался, но его руки рано или поздно принесут мне смерть. С того случая в кабинете прошло пару недель. Эва избегала эпистата, как могла, а он, кажется, это понял и сам не навязывал свое общество. Поручения и какие-то новости она узнавала от Паты или Тизиана, есть просила подавать в ее покои и не ходила на общую террасу в саду, где обычно отдыхал Амен. Лишь иногда кротко глядела на него со своей террасы в комнате, когда он выходил на свой балкон и оглядывал город. Она решила вычеркнуть все хорошие чувства, что он вызывал, вырвать изнутри, уверяя себя в том, что он несет боль и смерть. За это время она еще пару раз повидала Халифа, убедилась в том, что он совсем поправился и была спокойна, зная, что ему выделили охрану. В один из таких дней, возвращаясь назад вместе с Тизианом в качестве охранника, они заболтались, как обычно, о всяком. Тизиан ей нравился, он, хоть и казался строгим и грозным, был очень милым и дружелюбным. Он смешно шутил, всегда помогал ей и был добр. В этот раз они задержались в храме, и возвращаясь во дворец, на Гермополь начал опускаться сумрак. Они смеялись, говоря о чем-то глумом, но Тизиан, восстановив дыхание, решил спросить то, о чем Эва говорить не сильно хотела: — Что случилось между вами с эпистатом? — с интересом спросил охотник. С лица Эвы сошла улыбка, она не спешила отвечать, мешкаясь, но охотник остановился у ворот дворца и повернулся к Эвтиде, ожидая ответа. Тогда и ей пришлось остановиться, но она не стала выкладывать ему все, а лишь сказала: — Между нами ничего не было, чтобы могло что-то случиться. Охотник состроил удивленную гримасу и вскинул брови вверх: — Так ли это, Неферут? — улыбнулся он. — Да, так, Тизиан. Я здесь не по своей воле, кто-то хочет меня убить, а Амен, — она сделала паузу, и тон стал ниже, — человек, на которого я работаю. Вот и все, — для убедительности пожала плечами. — Отчего же эпистат сам не свой с того дня, как вернулся? Вы ведь говорили тогда с ним в твоем кабинете и там что-то произошло, так ведь? — пытался вытянуть ответы охотник. Эва вздохнула и ответила резко: — Вот и спрос у него, чего ты ко мне пристал? Охотник рассмеялся и сделал шаг вперед, Эва последовала за ним, а затем сказал: — Я уже спрашивал. Он ответил, что перегнул и обидел тебя, а ты выгнала его. Просто хотел от тебя услышать, — он обернулся и улыбнулся ей. — Перегнул, — Эва хмыкнула себе под нос, — пусть будет так. Охотник снова остановился, приблизился к ней на пол шага и сказал: — Хочу, чтобы ты кое-что поняла, Эва. Амен с того дня сам не свой и, видимо, очень жалеет о содеянном. Я знаю, о чем вы говорили и знаю, что он обвинил тебя в том, что ты немой шезму, — он сделал паузу, наблюдая за реакцией Эвтиды, а затем продолжил, — пойми, Амен никому не доверяет и ему все равно на чувства других. Он, как и ты, одиночка. Но с твоим появлением что-то изменилось, Амен изменился. А с того дня, как он обидел тебя, эпистат стал странным. Амен не плохой человек, Эва, прошу, пойми это, — Тизиан замолчал и ожидал ответа. Эва смотрела на него, почти не выдавая эмоций: — Для чего ты говоришь мне это, Тизиан? Чего добиваешься? Амен чуть не свернул мне шею в тот вечер, хороший человек разве поступает так? Хорошие люди разве бросаются на других с обвинениями без доказательств, делают больно? Ты его друг, я понимаю, поэтому пытаешься оправдать его, но Амен — плохой человек. Он убийца, чья кожа пропиталась кровью. Я никогда не прощу его, — договорив, она резко пошла вперед, а подняв глаза увидела, как Амен стоит на тропинке перед ними. Он все слышал, все слова, которые она сказала про него. Эвтида прошла мимо, не сказав ни слова и не обернувшись. « Так будет лучше. Никаких привязанностей, никакого Амена.» — лишь подумала про себя. Она слышала, как Тизиан кричал ей вслед, пытаясь остановить, но она лишь ускорила шаг, унося прочь ноги. В свои покои Эва влетела с такой скоростью, будто за ней кто-то гнался. Она раздраженно скинула с себя накидку, которая прятала ее от солнца и лишних взглядов и начала мерять шагами комнату. Ей не нравилось то, что творилось у нее внутри, тот ворох чувств, который происходил. Ей не нравилось, какие чувства вызывал в ней Амен, не нравилось, что она хотела его узнать, хотела ему довериться. Как бы она не старалась вырезать, вырвать этот огонек, как бы не убеждала себя, что он убийца и не пожалеет ее, если найдет доказательства, что все-таки доведет дело до конца, получалось скверно. Сердце предательски тянулось к тому, кто мог вырвать его из груди. Успокоившись, и прийдя в чувства, Эва освежилась в купальне и облачилась в одежду для сна. На Гермополь опустилась густая ночь, рассыпав по небу звезды, она дарила прохладу и спокойствие. Эвтида вышла на террасу, окруженная коридором из шелковых тканей, спадающих с потолка и развевающихся на ветру, и сделала глубокий вдох, закрыв глаза. Некое расслабление окутало ее тело, но стоило ей открыть глаза, боковым зрением она заметила фигуру на балконе сверху. Эпистат смотрел на Эву не отводя глаз, она, спустя долгое ответила ему тем же. Сделав шаг на террасе, она застыла глядя не него в немом диалоге. «О чем же ты думаешь, господин? Чего же ты хочешь? Понять меня, довериться или убить? Я так хочу тебе верить, но не могу, Амен, не могу. И ты тоже не можешь верить мне, потому что ты совершенно прав в своих догадках на мой счет.» — подумала она, представляя, что он все понимает, что слышит ее мысли, сделав шаг поближе к перилам, — «А если бы не было этих преград, кем бы стали друг дргугу? Смогли бы?» Ветер то и дело подрывал шелк перед их лицами, закрывая их друг от друга, но они смотрели неотрывно, будто не было преград и расстояния, будто они стояли друг перед другом в полшага. Так много хотелось сказать, но они оба понимали, что стоим им сблизиться, стоит довериться и тогда хаосом разразится египетская земля. Эвтида, слегка кивнув ему напоследок, удалилась в свои покои. Ранним утром Эвтида привела себя в порядок и вышла в сад. Она хотела собрать там трав и засушить их, чтобы сделать что-то полезное. Работы у нее здесь было не много, но чтобы не бездельничать и меньше думать от эпистате, она пыталась себя хоть чем-то занять. Насобирав корзинку трав, Эва пришла в свой кабинет и разложила их на ткань, расстеленную на столе. Некоторые травы имели цветоносы, и она вдыхала аромат каждого из них, доставая из корзинки, а потом бережно укладывала на ткани. Сегодня она решила попрактиковаться в ароматических маслах, пытаясь повторить свое собственное. Она села в основной комнате за стол, положив перед собой мяту, специальную ступку, чтобы перетирать ее и папирус, чтобы записывать туда ход действий. Через некоторое время в кабинете ощущался стойкий запах мяты, а Эва погрязла в процесс. От занятия ее отвлек стук в дверь, а затем, не дожидаясь ответа, в нее вошел Амен. Эвтида глядела на него, сложив руки перед собой, не спешила что-то говорить, ждала, пока он первый скажет, для чего пришел. — Не потревожил? Могу войти? — спросил Амен. Эва указала ему рукой на тахту: — Зачем пожаловал? — равнодушно спросила она. — Поговорить хочу, — он не сел на тахту, а взял стул и уселся перед Эвой на столе, — не может так продолжаться больше. Эвтида проследила за ним, слегка вскинув брови, но не возразила, лишь откинула на спинку стула и смотрела на него. Он продолжил: — Знаю, ты обижена на меня. За это извиниться хотел и сказать, что не поступлю так больше, — Амен, сидя прямо перед ней, смотрел ей в глаза как на допросе, тон его был ровным и спокойным, — не держи зла, Неферут. Эва отвела голову в бок, обдумывая все, что он сказал и подумала: «Давно я уже зла не держу, я лишь избегаю тебя, господин, чтобы не сблизиться, чтобы не стало хуже.» В слух сказала другое: — Хорошо, — кивнула в подтверждение словам, — что-то еще? Амен опустил голову и спросил: — Ты правда так считаешь? Считаешь, что я плохой человек? — с некоторой грустью прозвучал его голос. — Разве ж не так, господин? — ответила Эва, смотря на его лицо. — Ты в праве так думать, Эва, — впервые он назвал ее сокращенным именем и оно прозвучало как-то по особенному из его уст, — но я бы не хотел, чтобы ты думала так. Я совершил ошибку, признаю. Но я не желаю тебе зла и врагом твоим не хочу быть, — он взглянул ей в глаза, а в его глазах можно было найти сожаление. Эва встала со стула и пошла на террасу, задавая вопрос: — Чего же ты хочешь от меня, Амен? На террасу падала тень пальм и защищала ее от солнца. Амен двинулся за ней и остановился в нескольких шагах: — Чтобы ты доверяла мне. Я не хочу тебе зла. Эвтида усмехнулась себе под нос и развернулась к нему: — Сложно представить такое, господин. Ведь ты сделал все, чтобы было иначе. Сейчас я поверю тебе, а потом ты снова сомкнешь ладони на моей шее, — утверждала она. Амен помотал головой и скрестил руки на груди: — Упрямая Неферут. Если я поклянусь, что больше не сделаю ничего, что сможет тебе навредить, это убедит тебя? Эва проигнорировала вопрос и собиралась пройти мимо, но Амен схватил ее за руку и остановил, отчего она вопросительно посмотрела в его глаза. Он не сделал больно, но она напряглась. Амен сказал тихо: — Не уходи, — он слегка потянул на себя ее руку, отчего она сделала шаг и стала ближе. Расстояние между ними сократилось и вот они уже снова стояли друг перед другом, смотрели в глаза, бегая по лицам. Оба они знали и понимали, что это недопустимо, но разве можно противостоять такому притяжению? Они оба чувствовали это, понимали риски и опасность. Эва боялась о том, что Амен когда-то все-таки убьет ее, но и он боялся того, что ему придется это сделать, неся долг и службу перед Фараоном. Нет. Он не сможет. Не хочет и не будет. Даже если это правда, даже если эта девчонка лжет, чтобы спасти свою жизнь. Он не сможет ее убить. Но что тогда останется делать? Сейчас ему думать об этом не хотелось. Они стояли в проходе между комнатой и трассой, а шелковые ткани обнимали их дуновением ветра. Амен опустил свою ладонь на ее щеку, нежно погладив. Он изучал ее лицо, глаза, нос, губы. Все манило и он проваливался в этот омут, он тонул в янтарных глазах, будто свирепые воды Нила тянули его на самое дно. Он был не в силах справиться, да что там, он не хотел даже пытаться справляться с этим. Одно желание теперь поселилось в его душе - она должна быть его. Потом он что-то придумает, как-нибудь все решит. Эвтида изучала бездонные глаза и видела в них проблески огня, который там горел. Она понимала, что сейчас он смотрит на нее иначе, ни как на травницу, лекаря или простого рабочего, ни как на добычу охотника, загнанную в угол, а как на женщину, желанную и полюбившуюся ему. Он долго боролся с этим, наблюдая издалека, как и она. Отгоняли друг от друга это наваждение, но сами не заметили, как оно выросло до тех размеров, что противостоять ему уже не было никакого смысла. Она впервые в жизни почувствовала такое влечение к мужчине, впервые осознала, о чем сетовали девушки на базаре, сплетничая между собой о каких-то чувствах. И в этот раз ей было не страшно, все внутри трепетало и расцветало, будто цветы куркумы на берегах Нила. Наконец Амен заговорил. Так тихо и спокойно: — Появилась и внесла хаос в мою жизнь, будто воплощение Исфет устроила такую бурю, что я не в силах с этим бороться, — договорив он опустил голову и прильнул к ее губам. Не торопясь и боясь, что Эва сейчас его оттолкнет, он пробовал ее губы на вкус. Она, на удивление, ответила, так же не спеша. Он отстранился и посмотрел в ее глаза, бегая по ним своими, а затем взял ее лицо уже двумя ладонями, снова поцеловал, вкладывая в этот процесс всю страсть и тоску, которую пришлось пережить из-за собственной ошибки. Амен не делал ничего, что могло бы ее смутить, он помнил, что она сказала ему и понял, что она боится мужчин, потому что пережила что-то очень плохое, будучи маленькой девочкой. Он не спешил и не хотел. Хотел, чтобы все шло размеренно, хотя понимал, что окончательно пропадет в омуте янтарных глаз. Для них двоих этот момент показался вечностью, еще чуть-чуть и случится непоправимое для них двоих. Но хотели ли они что-то остановить? Пожар между ними набирал обороты, не в силах потухнуть. Амен опустил свою руку на ее маленькую талию, ощущая под ладонью бархат нежной кожи, стал целовать ее шею, прикусывая и оставляя красные следы. Эвтида таяла и не отступала назад, а еле слышный стон, сорвавшийся с ее уст, разогрел эпистата еще сильнее. Он сжал кожу в ладони, а затем опустил ее ниже на бедра. Ткань юбки стала преградой, тогда он поднял Эву на себя, держа ее за ноги и занес в комнату, усадив на стол. Его руки трогали ее бедра, нежно поглаживая и он очень старался не зайти дальше, ему почти невозможно было удержать себя в руках. Внизу живота у Эвы заныло, когда она почувствовала его напряжение и желание. Она не могла сконцентрировать мысли, только лишь одна кружилась в голове: «Нельзя. Нельзя. Нельзя.», — но она игнорировала ее, не слушая голос собственного разума. Продолжалась эта игра недолго. Стоило им услышать шум и крик, исходящий откуда-то из коридора, они отстранились и замерли, выслушивая, что происходит. Амен убрал свою руку из-под юбки девушки и поправил ее, не смотря. Его взор направлен был на дверь: — Сюда идут, — тихо сказал он. — Ступай в мастерскую, чтобы не увидели тебя, — ответила Эва, спрыгивая со стола. Амен кивнул и ушел в другую комнату, закрыв за собой дверь. Эва поправила одежду и пригладила волосы, продолжая слушать приближающиеся шаги, которые переросли в бег, а затем быстрый стук в дверь. — Госпожа! — Пата не дождалась ответа и залетела в кабинет. Она была напугана, а в глазах застыли слезы, — Госпожа, Тизиан… там! Отравили командующего! Умрет! Скорее! — дыхание девушки прерывалось и она, договорив, так же убежала из кабинета, зазывая Эву с собой. Амен почти сразу вышел из мастерской, бросив на Эвтиду взгляд непонимания. И тогда они оба спешно покинули кабинет, направляясь за Патой. На террасе во дворе, прямо на мраморном полу, лежал без признаков жизни, бледный, с посиневшими губами охотник.