Porn collection

      Бледная кожа кажется совсем белой на фоне багрового цвета. Постельное бельё словно только для этого и подбирали, чтобы подчеркнуть красоту чужого тела, которое так изящно перед ним прогибается в спине. У Москвы задача сейчас только одна: доставить удовольствие и утолить жажду. Несмотря на те минуты ожидания во время подготовки, он не действует, лишь осматривая ноги его Северной столицы. — Ты ведь обещал мне, Саша, — Рукой ласково проводит, сжимая после. Он помнит практически всё, что ему говорят. Да и сложно забыть разрешение на то, что можно сейчас себе не отказывать и с силой неоднократно ударить по упругому заду. Романов в спине ещё сильнее прогибается, почти хнычет вместе с этим. Ему эта пауза кажется ещё более мучительной, чем тот процесс растяжки.       Там было хоть что-то, было мало конечно, а сейчас вовсе ни-че-го. Кивает, давая согласие на сказанные ранее слова. Он и вправду обещал, а обещания привык исполнять.       Плавно в чужое тело толкаются, сразу до предела и останавливается в этом положении. Нужно дать привыкнуть вначале, чтобы продолжить, чего так сильно хочется поскорее, особенно парадизу. Но вот продолжение будет не так быстро.       Московский по нежному бедру рукой проводит, гладит осторожно, но после раздается звонкий шлепок, а место удара почти сразу краснеет, вырывая откуда-то из груди у Саши мягкий полу-стон. За тёмные кудряшки хватаются, тянут за них, но всегда готовы остановиться, если попросят. — Смотри на себя, — Серые глаза едва фокусируются на реальности, всё плывёт практически, но их владельцу голову поднимают, позволяя заметить широкое зеркало, а в нём и своё отражение. — Отвернешься - получишь ещё. — и не смей заглушать, — Вновь бьёт по бедру, случайно попадая по яркому пятну от засоса, которое самолично оставил там не так давно.       Столица ритм выбирает медленный, намеренно изводя град на Неве своим решением. Он ведь знает, что ему нужно быстрее, жёстче. И это желание полностью разделяют, всего так много и так мало одновременно. Прижимается к чужому хрупкому телу, вслушиваясь в дыхание, сбитое, доведенное до такого состояния только им.       Ладонь всё также покоится на кудрявой макушке, сжимая пряди, помогая удерживать её в одной положении. Чтобы можно было смотреть в зеркало. Москва от него взгляда не отрывал, внимательно прослеживая смены эмоций на лице Романова. Как он брови вскидывает, приоткрывает рот в немом стоне, смыкая после этого губы, ради того, чтобы слюну сглотнуть, пока с них не срывается вскрик. Как на тёмных ресницах слезы собираются, пробивая себе мокрые дорожки на щеках. Как веки чуть прикрывает, но всё ещё смотрит туда, куда приказали. — Правильно, Саш. Смотри, — Особенно сильно повторяет очередной толчок, из-за чего тот всё же взгляд в сторону уводит. Знает, что дальше последует, но думать об этом не хотелось. Думать вообще не хотелось. Миша быстро замечает, что правило нарушили, из-за чего проводит по бледной коже теплой ладонью, пока не раздаётся шлепок. До жути звонкий, словно от стен отразился эхом. — Смотри, как тебя ебут, — Тон сменяется на приказной, хоть и вначале была похвала. Кисть из кудряшек наконец убирают, убирая тем самым действием помощь. Вместо этого цепляется за выпирающие тазовые косточки, полностью отпуская себя в пучину терпкого удовольствия. Культурная столица выгибается в спине, по всему телу прокатываются волны мурашек очередного оргазма, до которого так хорошо доводят. На каждое чужое касание даётся сейчас сильная реакция, ужасно бурная. — Мой любимый Сашенька... — В конец останавливается, не сдерживая и собственного протяжного стона, но такого тихого в сравнение с чужими.