Покоритель

Серёжа не мог знать наверняка, что Дима имел в виду под приключением, когда они разговаривали. Он мог гадать, но все его гадания сводились к тому, что он совершенно не имеет понятия, куда можно пойти на какую-то интересную… хотя бы прогулку. Он, кажется, обошел этот город уже вдоль и поперек, что уж говорить о Диме, который здесь жил. Что из этого всего могло показаться ему захватывающим и интересным? Или же он заведет его куда-то далеко в лес, и им придется жить там несколько дней?.. Не то, чтобы Серёжа против, просто к такому надо готовиться заранее. Крем от комаров покупать, например, или палатки с мангалом брать. Позов же не просил его приносить с собой ровным счетом ничего. Это было странно. В общем, что бы Серёжа ни думал, он так ничего и не надумал. Он понял, что из увлечений Димы знает только про футбол. И то только потому, что тот его яростно защищал. А так… чем ещё может увлекаться этот мужчина, помимо книг? И что, опять же, такого интересного есть в городе, что Серёжа ещё этого не видел, а Дима это расценивал как что-то необычное. Под «приключением» он же подразумевал что-то необычное, верно?.. Может, где-то здесь организовывается кинки-парти? В каком-нибудь из подвалов? Хотя нет, Серёжа бы всё равно узнал о таком от своего друга, с которым их и связывает вейксерф. Но друг ни о чем таком ему не писал. Получается, это всё-таки что-то другое. Да и может ли такой интеллигентный человек, как Позов, задумываться о чем-то таком, как Серёжа? Это была попросту глупая мысль. Матвиенко нахмурился и вывел её из своей головы. Дима, тем временем, написал одному человеку о том, что придет со своим другом. И чтобы им подготовили… так скажем, бронь на двоих. Причем из-за хороших взаимоотношений, которые Позов имел на том месте, они даже могли позволить себе некоторые вольности, которые были бы непозволительны всем другим гостям этого дома. Они встретились у скамейки. Место, которое уже облюбовали оба. Оно было самым удачным для встреч, потому что именно здесь произошла их самая первая. По крайней мере, первые переглядки уж точно были привязаны к этой несчастной деревянной скамейке, слегка потрепанной за время своего существования. Чего она только не пережила, начиная с пьяных в усмерть людей, заканчивая какими-нибудь наркоманами. Дима пришел первым. Точнее, приехал. Он припарковал машину неподалеку, зная, что до места «приключений» нужно будет проехаться ещё полчасика или сорок минут. Изначально он стоял, выглядывая Серёжу где-то вдалеке, но потом присел, поняв, что недооценил способность своего знакомого… опаздывать. В нём это, оказывается, тоже было. Раз в минуту Позов проверял часы на руке и следил за секундной стрелкой, от скуки уже начиная играть с самим собой в игру «Придет ли он раньше, чем эта стрелка сделает ещё один круг?». К сожалению, ему пришлось проиграть множество раз. Точнее, Серёже пришлось проиграть множество раз. Надо будет ему это куда-нибудь зачесть. Позов пока не знал куда, но опаздывающие люди его нервировали. Даже несмотря на то, что их бронь, технически, длилась весь день. Просто не хотелось приходить позже объявленного времени, хоть он и знал, что ему это с легкостью простят. Наконец-то Серёжа появился в распахнутой рубашке, под которой была лишь черная майка, в шортах и в кедах. И, кажется, на самой рубашке ещё виднелся след от зубной пасты. И волосы были не причесаны. Дима вставал со скамейки очень медленно, приподнимая свои солнцезащитные очки и очень неодобрительно глядя на Серёжу. …Хотя тот, как черт из табакерки, сразу же начал виновато улыбаться и глядеть на Диму своими щенячьими глазами. Выглядело это одновременно мило и соблазняюще. Серёжа будто бы хотел извиниться одним своим видом. — Прости. Пришлось задержаться. — Ты что, проспал пять часов вечера? — Дима хмурится и вновь смотрит на часы, чтобы не глядеть на отвратительно сияющее уютом лицо. Кажется, что у него от подушки остался след на скуле, но при этом он всё ещё выглядит… красиво. Сексуально, сказал бы Дима, если бы не фильтровал свои мысли. Как у него это получается? Чужой кадык нервно дернулся и Серёжа невинно посмотрел на него своими глазами. — Нет? — Ладно уж, — сквозь вздох вымолвил Позов и развернулся, начиная идти к своей машине. — Садись. — У тебя и машина есть? Сначала Позов развернулся к Серёже с прищуром в глазах. Потом снова обернулся на свою машину. — Как видишь, она не самая лучшая, — опоздание Серёжи оставило небольшой осадок, так что он пытался говорить нейтрально-безразлично. От открытого и ранимого Димы Позова, который сидел на скамейке вчера и выглядел как образ с иконы, не осталось и следа. — Вижу. Но она есть! Она-то есть, да вот только совсем не такая, о какой он мечтал всю жизнь. Ещё один укол в самый больной бок. Комфортно? Да. Удобно? Тоже да. Машина есть? Есть. Но не та… Дима промолчал и просто сел за руль. Серёжа сел рядом с ним и хлопнул дверью, мгновенно поднимая руки вверх и быстро извиняясь, будто бы его сейчас ударят. Он мгновенно прочувствовал общее настроение и не хотел добавлять ещё больше причин к тому, чтобы злить Поза. Тому оставалось лишь выдохнуть через нос и завести автомобиль, отъезжая с места парковки на однополосную дорогу. — Куда мы едем? — спрашивает через некоторое время Матвиенко, но Дима хранит молчание. Серёжа уже думает, что Димка окончательно обиделся, он даже грустно отворачивается к окну, чтобы не видеть чужого покерфейса. Но тут Позов хитро улыбается, как кот, которому положили чуть больше сметаны, чем надо. — Увидишь. Тебе понравится. Долгий просмотр пейзажей за окном не помогал. Они проезжали мимо загородных домов, полей и небольшого озера, отъезжая всё дальше и дальше от города. Серёжа быстро понял, что приключение будет проходить не среди городской жизни, но всё ещё не знал, из чего оно будет состоять. — Мы будем жарить шашлык? — Увидишь, — загадочно ответил Позов, не улыбаясь, только слегка морща нос и не сводя глаз с дороги. — Если ты хотел покататься на катере или поплавать, то у нас под носом была речка, могли бы и не ехать, — подмечает Сережа, сложив одну руку возле окна и слегка приоткрыв его, чтобы насытиться свежим воздухом. Он сразу же довольно лыбится от ощущения того, что порывы ветра ласково бьют ему в лицо. Знакомое ощущение, которое селило в груди тепло и какую-то маленькую частичку смешинки. Что-что, а чистый воздух — просто блаженство. Серёжа готов вдыхать его вечно. — Я не люблю воду, — очень серьезно отвечает Дима, заруливая куда-то вправо и начиная ехать чуть медленнее и осторожнее по неровной дороге, мотающей их по сторонам. — Мы почти приехали. Серёжа, по некоторым подсказкам и следуя собственному чутью, догадывался, что Дима не очень любит воду, но не принял это утверждение так уж всерьез. Через пару секунд он о нём и вовсе позабыл, продолжая играть в «угадайку», интригуемый тем, что Поз для него приготовил. Если это что-то, не связанное с водой (жаль, конечно), то что.? — Будем жечь костры в лесу? Полетим на вертолете?.. На воздушном шаре? — Пять минут, Серёж. Матвиенко похлопал себя по коленям и поджал губы. Ему уже не терпелось просто узнать. Хотя бы морально подготовиться. В какой-то момент он вообще подумал, что они сядут на пледик и будут читать книги. Чтение на чистом воздухе — настоящее приключение. Особенно летом. Мало того, что жарит солнце, так ещё и комары кусают. Останется очень много воспоминаний. — Может, что-то связанное с футболом? Я тогда не буду участвовать. — Нет. — Нет, в плане "буду участвовать" или в плане "нет, не футбол"? Позов как всегда загадочно промолчал, но уже через пару секунд указал пальцем вперед. — Приехали. Отстегивайся. — До полной остановки не отстегиваюсь. Дима посмотрел на широко улыбающегося Серёжу, который щурился то ли от своей наглости, то ли от солнца, от которого не был защищен никакими очками. В этот момент он подумал, что по сути привез в свое самое главное место силы совершенно незнакомого человека. Того, который повстречался ему пару недель назад, и с которым они лишь неделю назад впервые поговорили. Тем не менее, этот хитрый балбес чувствовал себя в Диминой машине так по-домашнему: включил кондей, сиденье себе поправил, немного откинулся назад, вложил в придверный кармашек какую-то салфетку и фантик от жевательной конфеты. Они будто бы каждый месяц ездили вместе на шашлыки, а ещё были друзьями с университета. До этого, пока ехали, Серёжа, почувствовав спад Диминого недовольства и улетучивание плохого настроения, начал двигаться в такт музыке из радио, а Дима выкрутил его чуть громче, чтобы им вдвоем было веселее. Они кратко пытались подпевать, но не особо знали слова новых песен, которые крутят сейчас, так что каждая их попытка заканчивалась крахом. Однако они смеялись друг над другом. Над собой. И Дима не ощущал никакого дискомфорта в том, чтобы сейчас признаться в своем маленьком хобби. Наоборот, ему хотелось поскорее о нём рассказать, чтобы увидеть наверняка смешную реакцию знакомого. Они полностью остановились. Серёжа отстегнулся и вылез из машины. Дима вышел вслед за ним, глуша мотор и закрывая автомобиль с помощью ключей. Перед ними возвышались красивые каменные ворота, за которыми виднелся дом. Хотя не дом, а скорее огроменная такая ферма. — Нам нужно обойти ворота? — Да. Пошли за мной. Внезапно Серёжа услышал продолжительное мычание коровы и вздрогнул. Он широкими глазами посмотрел на Диму. — Мы будем доить корову? — А ты хочешь? — поржал Дима с широкой улыбкой. — Я не уверен, что я готов к такому, но если ты настаиваешь… — Не бойся. Сегодня доить коров не будем, — успокоил его Дима, начиная идти вдоль ворот. — …Где мы вообще находимся? — Тут живут мои хорошие друзья. Я у них иногда бываю. Книжки привожу, еды из города, когда им лень ездить. А они взамен разрешают мне кататься на лошадях. Серёжа останавливается и смотрит на Диму ещё более широкими, уже буквально выпуклыми глазами. — Мы будем кататься на лошадях?! — В его голосе чувствовалась неподдельная детская радость и сквозь щурящиеся от солнца глаза Позов смог увидеть блеск. Кажется, того самого азарта. — Но я не умею. Дима поворачивается к нему, засовывая руки в карманы и озаряя его горделивой улыбкой. — Мы для этого сюда и приехали. Я тебя научу. Они некоторое время стоят у ворот, пока Позов звонит по телефону своим друзьям и говорит им о том, что они на месте. Их выходит встречать женщина уже в немалых годах, но она приветствует Диму как своего родного и доброго друга, а с Серёжей они очень тепло знакомятся. Их проводят внутрь, и Матвиенко удается походить по настоящей ферме — тут множество всяких разных звуков, от колокольчиков, до мычаний, фырканий, кудахтаний, топота и жевания какой-то соломы. Всё это до предельного просто и обыкновенно, но так завораживает взгляд, что на какой-то момент Серёжа останавливается у козликов и начинает изучать их, параллельно хихикая с того, как они заинтересованно смотрят на него в ответ. В это время женщина с Позом отходят чуть подальше, замечают, что Серёжи рядом не наблюдается. Дима немного раздражается и хочет уже окликнуть его, но тут встречается с фразой: — Наконец-то привел хоть кого-то. — Что? — Дима мгновенно опешивает и неловко улыбается. Его крик застывает в горле и выходит ему маленьким кашлем. — Да ты всё один, да один приходишь. Грустное зрелище. Мы уже с Федей хотели тебя с кем-нибудь познакомить. Сколько ещё же можно одному ходить? — Да Тамара, бросьте. Мне и одному… — Хорошо, я знаю. Уже в сотый раз нам это отвечаешь. А, вон, всё равно кого-то встретил, — женщина кивает в сторону Серёжи, который сюсюкается с козами и двумя пальцами лезет к ним за решетку. Позов озадаченно молчит, потому что и не знает, что ответить. Грубить ему не совсем хочется, а отвечать неловким: «да мы познакомились всего неделю назад, это просто друг» как-то невероятно глупо. Признаваться в правоте своей приятельницы тоже не хотелось. Поэтому из всех вариантов он решает пожать плечами и сложить губы вместе, как бы показывая свой нейтралитет и незнание… чего-то. — Эх, ладно, когда-нибудь сам скажешь о таком. — Ага, — быстро соглашается Дима и, чтобы не развивать этот диалог дальше, наконец зовет Серёжу. Тот быстро отвлекается и подбегает к ним. — Извините, пожалуйста. У вас такие забавные животные. — Так ты приходи ещё раз с Димкой, я тебя со всеми познакомлю, — говорит Тамара и Дима чувствует небольшой жар на щеках. Этого он не планировал. Серёжа тем временем без единой заминки вежливо улыбается. — Конечно, я только с радостью. Тамара смотрит на Диму, а Дима смотрит вперёд и пытается сделать вид, что он не слышал этого. — Ладно, вам, наверное, уже не терпится увидеть своих лошадок. Пойдемте. Они проходят до стойла с лошадьми и видят, что какой-то мужчина уже седлает двух привязанных к столбу коней. Те мирно стоят и отгоняют хвостом комаров, иногда опуская голову и съедая с земли остатки лежащего там сена. Серёжа знакомится ещё и с Федором, протягивая ему руку, кивая, когда Дима его представляет. Тамара с Федором перемигиваются глазами и пока Дима вынужден краснеть, чувствуя себя маленьким ребенком со своими взрослыми друзьями, которые строят из себя свах, Серёжа ничего не понимает и просто стоит рядом, внимательно слушая. — Значит, тебе достается вот этот, — говорит Федор, хлопая белую лошадку с черной головой по шее. — Его зовут Лютик. Лютик кажется маленьким по сравнению с черным конем, который стоит рядом и иногда задевает его хвостом. Однако Серёжа без малейшего возмущения подходит к нему поближе и начинает поглаживать его, приговаривая названное имя. Ему рассказывают, как правильно сесть и, немного помучившись, он запрыгивает наверх, чувствуя под собой мышцы животного и его силу. Он даже вздыхает от удивления, хватаясь за гриву и раскрывая рот в радостном восклицании. Даже при том, что конь ему достался не самый большой, он ярко ощущает разницу в росте и, честно говоря, немного чувствует себя королем. — С Лютиком надо быть поаккуратнее. Он покорный конь, но иногда вредничает, — инструктирует его Федор. — Прямо как ты, — говорит Дима и Серёжа видит, как он элегантно запрыгивает в седло, уже поглаживая гриву своей черной лошадки, в которой была заплетена коса. Дима очень нежно проводит по её шее и лошадь отзывается тем, что поднимает голову и делает два шага вперед. — Когда я вредничал? — возмущенно спрашивает Матвиенко, но Дима лишь сдавленно хихикает. — Можешь не бояться брать за гриву, у них там нервных окончаний нет. Им не больно. Однако, чтобы заставить его пойти или побежать, нужно легонько ударить по бокам шпорами, — Серёжа очень аккуратно пробует и Лютик действительно начинает вышагивать вперёд. Чувство возвышения над миром захватывает, Серёже не терпится побегать на этом коне. — Вот так вот, можно чуть смелее. А чтобы остановить, нужно потянуть за поводья. Серёжа тянет и Лютик поворачивает голову, но останавливается. — Направляем мы коня тоже через поводья. Надеюсь, понимаете как. — Да, примерно. — Хорошо, тогда отдаем этих красавцев под вашу ответственность. Дима, — Федор смотрит на Диму и тот кивает. — Обещаю, что с Лютиком и Буцефалом ничего не случится. — Ну, хорошо. Давай мы тогда вас доведем до выхода. А оттуда можете скакать в поле. Тамара берется за поводья Диминой лошади, а Федор ведет Лютика. Серёжа ощущает одновременно кайф от того, что не идет собственными ногами — его будто несет по миру. Но в то же время он ощущает какой-то первобытный страх. А что если он потеряет поводья? Или ошибётся где-то? Или упадет? — А шлемы нам не предназначены? — спрашивает он внезапно, когда они уже около ворот. — Боишься упасть? — смеется одними глазами Федор. — Всё-таки правила безопасности. — Тогда ладно, правильно подметил, — мужчина куда-то уходит, а через минуту возвращается с шлемом в руках, протягивая его Серёже. Какое-то время Серёжа возится с ним, а потом объявляет, что готов. — Ты теперь как таксист, — смеётся Дима, пока им открывают ворота. — Ну, что ж. В добрый путь. Через часик-другой возвращайтесь, когда устанете. Дима, ты уже все маршруты знаешь, можешь провести гостя, куда хочешь. Топот коней переходит с легкого шага на легкий бег как только открываются двери. Лютик сам внезапно выскакивает вперед, обгоняя Буцефала с Димкой, а Серёжа замирает, не решаясь кричать и этим пугать всех вокруг. — Ну, тише, Лютик, тише, — спасительно приговаривает Дима сзади него, внезапно появляясь по левую сторону и очень спокойно начиная гладить шею Серёжкиного коня. Он пыхтит губами и Лютик, видимо — действительно вредный конь, потому что сначала пытается отклониться в сторону, а потом, с небольшой помощью паникующего Серёжи, всё-таки сам возвращается к Диме и начинает идти, а не бежать. Позов гладит ему морду, перегибаясь через свою лошадь и одобрительно хвалит. Матвиенко смотрит на это всё дело с очень удивленным лицом. — Ты не боишься упасть? — А что тут падать? Два метра? — Дима смеется своим немного сдавленным смехом и Серёжу это немного задевает. Сам-то он боится сделать хоть единственное лишнее движение. У него есть ощущение, что лишь стоит ему наклониться, как тут же конь сбросит его с себя — вперёд или назад. А там уже травмы и… В общем, на конях Серёжа никогда не катался. И это беспокоящее чувство, что его жизнь сейчас зависит не только от него, но и от животного под ним, появляется в нем, как по щелчку пальцев. Он смотрит на Диму и пытается ужалить колкостью в ответ, чтобы не чувствовать себя так волнительно. — Буцефал? Это что за имя вообще такое? — Это имя коня Александра Македонского, — подмечает Позов так, будто бы всю жизнь мечтал о том, что его спросят. — Я сам выбирал. — Сам? Ничего себе. Это, получается, твой личный конь? — Не совсем. Как ты видишь, живет он не у меня, — Дима склоняет голову вбок и направляет Буцефала по дорожке. Серёжа легонько бьет ногами по бокам Лютика и тот, будто бы нехотя, тоже начинает направляться вперёд. — Так что технически это не мой конь. Но он меня знает и очень любит. И никому больше не доверяется. — В плане? — Ну. У Тамары с Федором свой бизнес. Они иногда загоняют сюда туристов, дают им покататься, иногда даже самостоятельно. Лютик, кстати, один из самых обожаемых коней. Хотя появился недавно. — Ух ты, — Серёжа улыбается и треплет Лютика за гриву. — Да ты, получается, знаменитость. — Он просто смешной. Фырчит всегда недовольно, любит трюки всякие выдавать. Маленький, поэтому на нем катают детей. А дети это самый большой источник любви. Так что, да, получается знаменитость. — И мне доверили такого коня? — С другими ты бы не справился, — заверяет его Дима. — Они там все немного с прибабахом. А на Эльвиру ты бы не забрался. И она слишком изящная для тебя. — Хочешь сказать, что я не изящный?! — Не то, чтобы, — Дима посмеивается, оглядываясь на него. — С шлемом так вообще огонь. — Это шутка про то, что на моем шлеме изображено пламя? — Потому что шлем детский. Специально для тебя. — Ну, спасибо. После этого Серёжа чуть обиженно плелся за черным и красивым конём Димы. Тропинка стала чуть уже, а потом и вовсе пропала. Глухое цоканье копыт о песок сменилось шуршащим звуком сминания травы. Серёжа смотрел по сторонам, но долго восхищаться пейзажем у него не получалось. Он уже видел их все по тысячу раз. Ему доставляло кайф только то, что теперь он смотрел на них с высоты… чуть выше своей. А ещё что ходьба была быстрая, да и по сути ходьбой не была. Как будто бы просто едешь на самокате, а тот сам тебя везет. На очень высоком самокате. Которому всё равно, едет он по ровному асфальту или переходит через неровный овраг. Но про пейзажи: в конце концов, они оставались всего лишь пейзажами, пусть и были красивыми. Пару раз Серёжа даже видел, как ноги его коня цепляют одуванчики, распуская белый пух по округе. Совсем скоро здесь будет ещё больше одуванчиков. И в этом ли не прелесть?.. Но прелесть на самом деле была в другом. В том, что Дима ехал перед ним, ровно держа свою спину (от этого Серёжа тоже выпрямился), а ещё невероятно сдержанно и профессионально подгонял своего коня. Серёжа пытался повторять за ним движения в точности, но когда Дима резко вдал вперёд, Матвиенко наоборот остановился. Кое-как. Буцефал стремглав ринулся бежать по инициативе человека, сидящего на его спине. Серёже оставалось лишь следить за тем, как гнедой конь стремительно и грациозно обежал круг вокруг поляны и вернулся к нему. Дима промчался мимо него, совсем рядом, раззадоривая. Он даже успел докоснуться до его плеча, на что Серёжа инстинктивно отдернулся. Дима с Буцефалом на пару были как стрела, пролетевшая совсем рядом. Их выдавал только громкий топот четырех копыт, от которого замирало сердце. — Ах, ты, — шокировано пробормотал Матвиенко, находясь в некотором исступлении, пока Дима сделал ещё один небольшой круг вокруг него и снова приблизился, на этот раз успев постучать по чужому шлему. — Дима! — А? — послышалось откуда-то сбоку и спереди. Димка обернулся на него, хихикая. — Шлем не спасает? — Я же тебя догоню! И перегоню даже! — пригрозился Серёжа, показывая кулак. — Ну попробуй! Посмотрев на Лютика, Серёжа быстро оценил свои шансы. Они были маленькими. Он не умел управляться с конями, кое-как вел своего собственного, при том, что тот ещё специально не сразу выполнял команды… Да и в принципе задавался сейчас вопросом о том, как ему доверили такое животное. А вдруг он действительно переборщит и сделает ему больно? Или, наоборот, упадет, после чего Лютик покажет свой гадкий характер и наступит ему на лицо? Или на руку? Что в таком случае? Но Серёжа поднимает голову и видит, как Дима широко улыбается, как светятся его солнцезащитные очки и как машет хвостом Буцефал, ещё и копытом ударяя о землю, будто бы ему не терпится пуститься вскачь. В груди сразу расцветает эта горячность, это дикое желание одержать верх. Покорить. Пусть Серёжа и не знает, как с чем-то управиться, но он уж попытается. Покажет, кто здесь главный. Будет действовать по наитию. Возможно, это его прирожденный талант? И он сейчас обскачет Диму, будучи победителем этого шутливого соревнования? Поводья ударяются о шею Лютика, как и шпоры приближаются к чужим бокам. Серёжа двигает Лютика вперёд, подбадривая его, потихоньку-потихоньку… Они выходят на уровень бега. Лютик, кажется, понимает, что сейчас его момент сиять, поэтому без лишних промедлений начинает не только быстрее бежать, но ещё и ускоряться с каждой секундой. Серёжа крепко хватается за его гриву и просто молится о том, что не упадет. Дима тем временем смеется где-то позади и Матвиенко краем глаза видит, что тот начинает бежать за ним. — В гонке тебе не выиграть, Серёжа, — слышится справа и Серёжа совершает над собой все усилия, чтобы посмотреть в это право, а не продолжать пялиться под ноги. Всё его тело будто бы замерло, а руки впились в седло и в лохматые волосы Лютика. — Ты не упади. — Я стараюсь, — бурчит он куда-то под себя, видя, как Дима легко обгоняет его со своим Буцефалом. Буцефал бежит очень уверенно, размах его ног намного шире, чем у Лютика, который семенит своими маленькими ножками. Так что разница в их скорости явно ощущается. И Серёжа очень быстро кусает губу, когда снова видит лишь спину Позова. Собрав всю свою волю в кулак, он осторожно ударяет Лютика шпорами ещё раз и тот действительно ускоряется вновь. Серёжа уже не думал, что его конь может быстрее, но, видимо, может. Они с Димой почти равняются плечами. — Ого. Ты поосторожнее, — кричит ему Дима, пока Серёжа ещё пуще сливается с конем всеми возможными способами: он неосознанно пригибается, чуть ли не ровняясь с шеей Лютика, только чтобы ветер не так сильно бил ему в лицо. Да уж, незнакомый вид спорта это тебе не хухры-мухры. Это всё-таки новый вид спорта. Тот, от адреналина которого скорее хочется прыгнуть в ближайшую лунку, где написано «выход», а не где кайфуешь и выпендриваешься. Серёжа, кажется, знает, почему Дима его сюда позвал. И у него на этот счет будет очень серьезный разговор. А пока он продолжает слышать под собой стучание копыт, будто бы колес, постоянно ударяющихся о рельсы. И его сердце продолжает неистово биться, пока он несется к горизонту поля, кажущемуся бесконечным. Он думает, что наконец-то победил, потому что не слышит Позова рядом с собой. Он даже смотрит вправо. И никого не видит. И сначала это радует. Никого ведь нет! Позов остался позади!.. Он выиграл!.. А потом он начинает паниковать. Позов остался позади. Серёжа даже привстает от такой новости. Его сердце чуть ли не делает кульбит. Если он убежал настолько далеко, что его вообще не видно, то как же Дима поможет ему остановить Лютика? Он ведь не факт, что остановится! — Не туда смотришь, лошара, — разносится слева и Серёжа клянётся, что чуть не слетает со своего коня. На этот раз сердце точно делает кульбит. Дима находится рядом с ним и широко улыбается. — Идиот! — успевает крикнуть Серёжа перед тем, как Лютик внезапно, без всякого предупреждения, встает на две ноги. …Такого он точно не ожидал. Хотя на седле удержаться смог. Именно в тот момент он вцепляется в гриву всеми двумя руками, которые у него есть, и пока Лютик находится в вертикальном положении, Серёжа находится там вместе с ним. Но как только он приземляется на свои передние копыта, по инерции Серёжа вылетает немного вперед, теряет свою позицию на седле и очень быстро падает на правый бок, сам не успевая осознать, что только что произошло. Он чувствует лишь удар в плечо — то первым соединилось с землей. А потом удар бедром. И всё. Голову спас шлем. Пока Серёжа лежал с закрытыми глазами, пытаясь отдышаться и сделать первые минимальные движения, он слышал, как обеспокоенно звал его Позов. Как быстро топот помчался к нему и как быстро он остановился. После этого — приближение ног и шелест травы. А потом он чувствует, как его поднимают за плечи, ойкает от боли и тянется рукой к больному плечу. Дима мгновенно отнимает оттуда руку, но за спину Серёжу всё равно держит. Смотрит очень испуганно широкими глазами. — Ты чего так пугаешь? — с придыханием говорит он. — Ты жив? — Как видишь, — хмыкает Серёжа. — А ты чего так пугаешь? Лютик, вон, тоже, кажись… испугался. Дима складывает губы в одну узкую полосочку и огорчённо опускает голову. — Черт… Я виноват, прости меня. — Да за что? Я же сам это устроил. — Нет, я первым начал, — качает головой Дима. — Нет, начал первым я, — настаивает Серёжа и пытается улыбнуться. — Дурак ты, — завершает эту перебранку Дима и смотрит на него. — Сильно ушибся? — Не то, чтобы. Встать смогу. — А ехать? — Не уверен. При помощи Димы, Серёжа действительно поднимается на ноги. Но он чувствует, как начинает ныть и болеть его синяк на бедре. В какой-то момент становится очень больно, но Матвиенко терпит и закусывает губу. Дима это действие видит и анализирует мгновенно. Сейчас его внимание сосредоточено только на Серёже, так что он такое не пропустит ни в коем случае. — Один точно не поедешь. Никаких тебе больше поездок. — Думаю, что действительно не поеду… — Сядешь сзади меня. Серёжа смотрит на него с небольшим прищуром. — Там хватит места? — Хватит. Давай, сядем, доедем до небольшого привала, осмотрим тебя, а потом поедем обратно. — По рукам. Очень оперативно Дима помог забраться на Буцефала Серёже: это заняло некоторое время и силы у обоих, но Матвиенко гордо сдержал свою боль и наконец уселся, убирая свои ноги чуть назад и задирая их. Тем временем Дима привязал поводья Лютика к Буцефалу и попытался сесть сам. У него это, правда, тоже заняло некоторые усилия: он не хотел ударять ногой Серёжу и наносить ему ещё больше травм. Но как только он почувствовал под собой седло и уселся ровно, они потихонечку двинулись. — Можно я возьму тебя за талию? Хорошо, что Дима сидел спереди и Матвиенко не смог увидеть, как он покрылся румянцем. Уже лет за тридцать перевалило, а краснеет от прикосновений красивого мальчика, как будто ему тринадцать. — Окей, — соглашается он с промедлением и чувствует, как тепло чужих рук вдруг появляется на обоих его боках. Серёжа не берется крепким захватом, на самом деле, он как будто бы просто сложил руки на чужую талию. Для красоты. Но Дима чувствовал их вес. И чувствовал дыхание сзади, опаляющее его шею. И чужие бедра, немного обнимающие его собственные, тоже. Кажется, это был его персональный ад. Он одновременно жалел, что сидел спереди, но при этом благодарил кого бы то ни было. Серёжа не сможет считать ни единой эмоции, которая промелькнула на лице, а их промелькнуло очень много. Первая была паническая. Она ярко кричала о том, что у Поза не было близости уже очень давно, а это было что-то, явно на неё похожее. Вторая мысль была смущающая. Горячая, как грудь самого Серёжи сзади него. Неосознанная мысль откинуться чуть назад. Немного поерзать… Просто чтобы узнать, что произойдет. И третья мысль, бьющаяся где-то на задворках разума, о том, что ни в коем случае нельзя ни о чем думать. Ни о чем горячем и ни о чем паническом. Они просто едут на коне вместе. Ничего более. Серёжа ушибся и Поз теперь не отпустит его кататься одного. В этом было всё действие. В конце концов, каким бы сейчас не было общество, Позов просто не готов ни к чему с мужчиной. Никогда не обязывал себя, особо много об этом не думал, а даже если и думал, то всё это оставалось только в мыслях. Он даже не до конца понимает, как всё будет происходить. Поэтому думать об этом излишне. Просто излишне. Они едут на конях молча, пока Дима медленно плавится в своих сумасшедших и кричащих мыслях, а Серёжа… улыбается и кайфует. Не то, чтобы прямо на полную катушку. Всё-таки хочется куда-то положить уставшую голову, но… с этим он разберётся потом. А пока он счастлив тем, что сделал первый шаг и Дима не возмущается, сидит спокойно под его руками, как удав. Молчит даже. В какой-то момент Буцефал ступает на кочку и Сережина рука слетает немного вниз. Он быстро извиняется и возвращает её на свое место, начиная держаться немного крепче и увереннее. А Дима чуть не умирает на месте. Серёжа замечает его заминку. Ему невероятно интересно, о чем он думает, но так как спрашивать в лоб не принято, он просто заводит разговор. — Куда едем? — Мне кажется, или ты уже сегодня спрашивал? — пытается отшутиться Поз, чуть поворачивая к нему голову. — Ты сказал что-то о привале. — Да. Вон у тех деревьев остановимся, под тенёчком. Доезжают до тенёчка и останавливаются. У деревьев стоит огромный такой плоский камень, рядом всё вытоптано, а где-то посередине стоит мангал. Серёжа быстро смекает, что к чему, и хмыкает. — Значит, всё-таки шашлыки? — Я не взял с собой шашлыки, поэтому нет. Если хочешь, Тамара с Федором могут нас угостить потом. Дима слезает с коня. Серёже приходится его отпустить и грустно смотреть ему вслед, будто бы его только что оставили на произвол судьбы. Позов к нему разворачивается и тяжко вздыхает. — Помочь слезть? — Да, помочь слезть. К Серёже протягиваются руки, на которые он опирается, когда с шипением и болью сначала перемахивает одну ногу к другой, а потом прыгает вниз. Дима ловит его под подмышки, немного снижая скорость падения и боль от неё. — Ещё жив? — Пока что да. — Давай я тебя на камень посажу, а потом привяжу лошадей. Всё выполняется так, как и было сказано. Дима привязывает лошадей и садится к Серёже, опуская руки на свои колени и поворачиваясь к нему. — Ну, принцесса, показывай, где болит, — он снова пытается пошутить, даже выдумывает это глупое прозвище, просто чтобы не чувствовать себя так неловко. — Мне штаны снять? — широко улыбается Серёжа. Болит то у него бедро. Скорее всего, по нему уже огромной змеей расползся синяк. — Я могу. — Нет, ладно, я передумал, — Дима поднимает руки вверх. — Кроме ушибов на ногах что-то ещё есть? — Плечо болит. — Хорошо, дай посмотреть. Матвиенко снимает с себя рубашку и поворачивается боком, чтобы Дима смог рассмотреть его синяк. Да Серёжа видит его и сам. Пока что он красный и наливающийся цветом, как спелое яблоко, а уже завтра будет отливать темно-синим и болеть от любого прикосновения. — Повезло, что ты ничего себе не сломал, конечно. — Я везунчик, это да. Дима смотрит на него сквозь очки и, сидя с Позовым совсем рядом, Серёжа теперь в действительности может разглядеть его глаза. Такие маленькие и беспокоящиеся точки, которые внимательно вглядываются в его кожу. — Прости ещё раз. — Дим, отвянь. Это не твоя вина. — Ещё как моя. Будешь препираться… — Что, поставишь мне ещё один синяк? Дима фыркает и отстраняется. Серёжа не спешит надевать рубашку, хоть ветер и поддувает ему в спину. Они оба молчат. Пока Серёжа не начинает говорить. — За извинение приму то, что ты прокатишься со мной на вейксерфе. В этот момент он видит, как в глазах Димы проскальзывает неистовый ужас. Они даже раскрываются шире, чем обычно. А сама поза Димы меняется. Он сразу же прибирает руки к себе, складывает их на груди, отворачивается полубоком. — Я не умею плавать. Сначала Серёжа шокировано хмурится. Потом шокировано мотает головой. — Неправда. — Правда, — коротко вторит ему Поз. — Тебе столько лет и ты не умеешь плавать? Почему ты до сих пор не научишься? Это звучит как обвинение. Хотя Серёжа не хотел, чтобы оно так звучало. Для него это просто была очень необычная информация. Для него уметь плавать — всё равно, что держать ложку в руках. — Не хочу, да и всё. — Но почему?.. Это же клёво. — В воде ничего клёвого нет. На суше намного прикольнее. Не зря люди здесь поселились, а не в океане. — Но ведь… Но как? Позов оборачивается к нему и долго смотрит. — Ты что, боишься? — вполголоса спрашивает Серёжа, будто это какая-то страшная тайна. С помощью ещё одного тяжелого вздоха и взгляда полного разочарования с примесью какой-то странной ненависти, Серёжа понимает, что угадал. Он долго не может найти в своем маленьком уме хотя бы несколько подходящих в этот диалог фраз. Такое чувство, что он и без них выглядит, как какой-то идиот с маракасами в руках. — И тебе совсем не хочется научиться? — Нет, — легко отвечает Дима. — …Ладно, — кивает Серёжа и тут вдруг начинает улыбаться. Лишь бы разбавить внезапно накалившуюся обстановку. — Так вот почему ты со мной прокатиться не хотел! Дело не в том, что я такой ужасный, а в воде! — он даже позволяет себе немного приблизиться к Диме и ткнуть в его плечо пальцем. — В тебе тоже есть дело, — уверяет его Дима, закидывая ногу на ногу и вновь отворачиваясь. — Да? А почему ты тогда со мной в кафе пошел? — ...Просто дал слабину, вот и всё. — Ха-ха! Попался! Серёжа пытается внимательно проанализировать лицо Поза, хоть это и делается сложнее в профиль, нежели в анфас. Правда, теперь ему видна другая сторона профиля. Вчера была левая, а теперь он смотрит на правую. Видит эту напускную задумчивость, всё ещё некоторую закрытость, но… по крайней мере Дима теперь не грустит и не винит себя за то, что Матвиенко упал и ушибся. — Значит, в твои слабости входит вода и какие-либо изменения в жизни, я правильно понимаю? — Серёжа откидывается назад, опираясь на руки. Точнее, на одну руку. Правую он складывает себе на ноги и молится о том, чтобы плечо не ныло. — Откуда ты взял изменения в жизни? — Серёжа совершенно не умеет разряжать обстановку и накаляет её лишь сильнее. Плечи Димы напрягаются. Но отступать уже поздно. — Ты никуда не выезжаешь и работаешь на самой скучной работе, как я и говорил. И запрещаешь себе ввязываться в приключения. Знаешь, я не совсем тупой. — М-м, — неоднозначно мычит Дима. Он снова закрывается, щипает на своих штанах какие-то ниточки, чтобы только не отвечать. Серёжа долго думал перед тем, как выпалить следующую фразу. Целых два дня. Или даже больше. Это самая долгая вещь, о которой он когда-либо думал в своей жизни. Кажется. По крайней мере, первая вещь, в которой он четко взвешивал все «за» и «против». — Хочешь уехать со мной? Из города, я имею ввиду. Сначала в Москву, а потом куда захочешь. Дима замирает на месте. Даже пальцы свои останавливает от того, чтобы оторвать очередную волосинку. Он, кажется, даже перестает дышать. Хотя Серёжа видит, как расширяется и сужается его нос. — Тебе необязательно отвечать сейчас. У меня ещё тут недели две отпуска есть. «Недели две» стучит в голове Димы глухим стуком. Две недели это неимоверно мало. Настолько мало, что Дима даже может представить их себе перед глазами. Он не решается съездить куда-то уже лет пять, потому что врос в этом место с корнями, а сейчас ему нужно принять решение меньше, чем за две недели?.. Он чувствует, как к нему подступает паника. — Эм… Спасибо за предложение. Я обдумаю. — Я готов купить билеты, если что. Мне не жалко. За что? Димино сердце не выдерживает такого. Он опускает голову вниз и с него чуть не слетают очки от того, как резко он это делает. Почему? Почему именно он? Почему не любой другой прохожий? Почему Серёжа предлагает это именно ему? — Хорошо, — выдавливает Позов и поднимает голову. — Наверное, надо ехать. Тамара с Федором могут заволноваться. Быстрый уход от диалога. Серёжа чувствует это. Они вновь садятся на коней, точнее, на одного коня и снова едут вместе. На этот раз Серёжа держит руки при себе и старается держать их подальше от Позова. Кажется, что он сделал это предложение слишком рано. Приблизился к хрустальной вазе слишком близко, коснулся слишком грубо. Теперь по ней местами пошли трещины. Он видит, как Позов перед ним сгорбился — явный признак глубокой мысли и волнения. Теперь не то, что хочется прочитать его мысли, хочется в них просто заглянуть и развеять там самые мрачные и потаённые углы. Они едут медленно, поэтому переживать пытку молчанием становится сложнее и сложнее с каждой минутой. Позов приветствует Тамару, когда они подъезжают, смотрит ей в глаза, пытается улыбаться. Отказывается, когда она предлагает обед. Тамара смотрит на них, складывая руки на груди. Они не смеются и не общаются. Серёжа свесил нос, хромает, а ещё держится за локти. Тамара уточняет, всё ли в порядке. Позов холодным голосом отвечает, что да, даже не оборачиваясь на Серёжу. Обидно. Их провожают до ворот, берут с них обещание, что они ещё приедут на подольше, после чего Серёжа и Дима садятся внутрь машины. Тишина наседает на уши своим вакуумом. — Прости? — в какой-то момент негромко и очень неуверенно говорит Серёжа. Он едут уже несколько минут. — За что? — спрашивает Дима, не отвлекаясь от дороги. — Я, кажется, сказал что-то, что заставило тебя грустить. Дима долго молчит. Это молчание уже выходит Серёже костью в горле. Но он ничего не может с этим делать. Каждое молчание Димы — как отдельный вид искусства. Его надо тщательно изучать и задокументировать, чтобы не упустить ни одной важной детали, которая поможет раскрыть всю картину. Но Серёжа детали, кажется, пропускает. И картину у него сложить не получается. — …Это не твоя вина. Они снова едут молча. Серёжа молча злится на самого себя и на окружающий мир. Дима молча проживает свой поход ко дну. С каждой секундой он закапывается всё больше и больше. *** Они расстаются у скамейки. Дима спрашивает, сможет ли Серёжа дойти сам. Серёжа отвечает, что уже не ребенок и разберётся. Дима машет Серёже рукой на прощание и Серёжа в ответ ненадолго поднимает вверх свою, поджимая губы. До дома Позов добирается уже в жутко уставшем и лихорадочном состоянии. До этого он никогда не катался так много, хотя проблема могла быть не только во времени, но и в том, что он постоянно пытался держать осанку и ехать без единой ошибки. У него сильно болела поясница и спина, так что первое, что он сделал, захлопнув за собой дверь — сильно сгорбился и опустил голову вниз, выдыхая. Он думает уже некое продолжительное время. Кается, что думает всю жизнь. Но если говорить серьезно, то думает он об одном и том же — не о предложении самом даже, а о том, как он будет воплощать его в жизнь, если согласится… Это кажется невозможным. Квартира у него была пустая и мрачная. Однокомнатная. Он включил свет в прихожей, переобулся, повесил куртку, зашёл в свою комнату и просто упал на кровать лицом вниз. Сегодняшний день не был пыткой. Он был испытанием самому Диме. На самом деле, он уже давно не ездил на лошади, забросив это хобби, хоть Тамара с Федором и писали ему с приглашениями. До последнего отмазывался, будто бы это не его любимое развлечение в мире. Но каждый раз нужно было до него ехать, нужно было выделять свои силы на то, чтобы сесть за чашечку чая и обсудить все прошедшие новости… Ему всегда было неловко в такие моменты, потому что у него никогда не было новостей. Изредка можно было рассказать про интересного посетителя или смешной случай, или даже раздражающий случай. Можно было пожаловаться на высокие цены, шумных подростков и «не то поколение», но в общем и целом, это была полностью светская беседа. И настолько же, насколько Дима знал все её углы и неловкости, он знал, насколько скучно и тяжело ему даются такие разговоры. Это была одна причина, по которой он не хотел ехать, учитывая ещё вместе с ней то, что его добрые приятели решили подобрать ему «кого-нибудь». Будто бы он нуждается в помощи. И это было одновременно приятно, и очень неуютно. Его расценивают как одинокого и печального отшельника, хотя в принципе, его жизнь ему… ну, нравилась?.. Странно говорить об этом сейчас, когда Дима так четко видит в ней изъяны, но в действительности не хочет о них задумываться. Ему было хорошо жить. Спокойно. Это правда. Он мог долго замалчивать те проблемы, которые скреблись у него на сердце, но теперь… Теперь Серёжа будто бы предложил ему другую жизнь, преподав её так легко и просто — на ладони. Одним вопросом. И Дима, оглядываясь на свою простенькую и холостяцкую квартиру, внезапно ощутил прилив страха и печали. Эта не та жизнь, которую он хотел. Но эта та жизнь, к которой он привязан всеми нитями судьбы. И да, пусть он привязал себя сам. Но как же отвязаться?.. Болтаясь в метафорической паутине, Дима перевернулся на кровати, кое-как сбросил с себя рубашку и штаны, накинул пижаму и снова лег. Лег в свою удобную привычную кровать, которая сразу же захватила его всеми сетями и цепями. Он вновь ощутил тяжесть на груди, когда стал задумываться о будущем. Раньше он вообще не задумывался о будущем! Ему было достаточно настоящего… Хотя нет, ему достаточно было нереального мира, который он представил себе в мозгу и жил там, не покидая этих грёз. Ему, безусловно, нравился адреналин. Но он не ощущал его так долго, что уже и забыл, как это на самом деле чувствуется. А чувствуется это очень опасно. Так, будто бы его сердце сейчас сжимается в чужих руках и он никак не может контролировать процесс и то, что произойдет дальше. Он будто бы переживает лучшие мгновения своей скучной жизни, но это стоит ему всех тревог. Что будет завтра? А что будет потом? А почему он в прошлом сделал так? Почему он сейчас здесь, где он есть? Почему он не оказался на другом месте, в другой жизни? Что пошло не так?.. Перевернувшись на бок, Дима закрыл себя одеялом и положил одну из рук себе на живот. Его сразу же накрыло жаром. Возможно, из-за того, что он забыл закрыть окна, да ещё и накрылся тяжелым покрывалом, которое никак не мог убрать в шкаф и взять летнее. А возможно, потому что он сразу же представил чужую руку на своем животе, которая так уютно примостилась туда, пока они ехали на одной лошади. Рука Матвиенко ощущалась по другому, правда, но за неимением человека рядом, сойдут и простые представления. Дима недолго сопротивляется чувству, которое накатывало на него последние несколько дней. Он уже больше не может отрицать те неаккуратные взгляды, которыми он осматривал тело Сережи, немного приоткрывая рот и задумчиво застывая в одной позе. Больше не может отрицать, как ему невероятно хочется потрогать его волосы, причесать их в правильном направлении, зачесать назад, впиваясь пальцами в тёмные локоны и чувствуя под ними горячую кожу. Нет объяснения тому, что Позов мгновенно чувствует жару на щеках, когда видит, как Серёжа смешно вытаскивает язык, как собачка, а потом проводит им по губам и, кажется — это длится мгновение. Но это посылает в сторону Димы ощущения, от которых он не может спрятаться. Когда, в конце концов, у него в последний раз был секс? Несколько месяцев назад? Или он просто льстит себе, занижая цифру, чтобы не чувствовать себя так ущербно? И Дима не может сказать, что выглядит плохо, просто он сам… никак не мог найти нужного человека. Да и не искал, если честно. Всегда уходил с первых свиданий, не оставляя номера телефона. Всегда прощался, считая, что уже навсегда. Он и с Серёжей попрощался тогда, в кафе, но оказалось, что судьбе было просто необходимо свести их вместе. Он проклинает судьбу. За то, что он оказался прямо сейчас здесь, на этом месте. Потому что он не может не выдохнуть громко через нос, когда проводит своей рукой вдоль живота, представляя, конечно, что это другая рука. Более крепкая, но такая невероятно нежная. Дима не мог бы представить себе человека, который держал бы за талию так уверенно, оставляя все свое тепло на боках, но при этом так… зефирно. Сережины руки идеально держались на талии, только раз соскочив немного ниже. После этого сразу же пошло извинение, конечно, которое Дима принял, но сейчас можно было бы и подумать о том… Что если бы всё это продолжилось тогда. Что если Дима бы всё-таки выпрямился в спине и немного откинулся назад, чувствуя горячность другого тела, прижимающегося к нему. Дима отодвинул бы голову немного вбок, приземляясь Серёже на плечо. Сказал бы что-нибудь одобрительно-обвораживающее. Диме кажется, что он смог бы так сказать. По крайней мере, в мечтах всё реально. Тогда Серёжа хмыкнул бы ему под ухо. На его лице точно появилась бы его хитрющая улыбка и он не стал бы убирать свои руки. Он бы тоже придвинулся ближе, обволакивая Диму, накрывая его, как пуховое одеяло, согревая своим теплом и вдобавок мурлыкая бы какие-нибудь пошлости под ухо. Серёжа тот типаж, который сто процентов шептал бы что-нибудь отвратительно-романтичное, опошленное интонацией и хрипотцой. Дима, оказывается, был бы тем человеком, у которого от этого краснели бы уши и сводило бы живот. Своей собственной рукой он медленно водит по своему животу, дразнясь кончиками пальцев. Он делает всё очень неспешно, затягивая момент, утыкаясь носом и один глазом в подушку. Серёжа по-любому дразнился бы. Проводил по его бокам своими короткими пальцами, очень нежно и аккуратно, но в какой-то резкий момент пошел бы дальше. Обвил бы рукой чужой бугорок, появившийся на штанах, поводил бы по нему большим пальцем. В комнате слышится выдох. Дима чувствует под своей рукой набухающий член, растягивающий ткань пижамных штанов. Он ещё больше прячет своё лицо в подушку и на секунду задается вопросом о том, что вообще он делает. Ответ в том, что он собирается дрочить на мужчину, на которого с перерывами смотрел неделями. Кажется, что фигура его тела должна была в какой-то момент присниться Позову во снах. Потому что он запомнил её идеально, хоть и сидел достаточно далеко. Кажется, что нужно было остановиться тогда, когда Дима ещё не видел его очаровательной улыбки. Это то, что определенно подкупило его. Эти блестящие карие глаза, сверкающие то ли похотливой романтикой, то ли ребяческим озорничеством. Потому что сейчас уже не остановиться. Сейчас Дима находится в той точке, когда он практически слышит чужую усмешку, представляет вместо своей руки чужую и продолжает заниматься богохульством, которым не должен был заниматься. Он стягивает с себя штаны настолько, чтобы можно было спокойно можно было просунуть руку. Когда он кладет её на боксеры, то кажется, что тот набух ещё сильнее. И ещё сильнее отзывается на любые прикосновения, потому что Дима чувствует разливающийся жар по всему телу, сопровождающийся ничем иным, как напряжением. И желанием снять это напряжение. Но перед этим, конечно, насладиться им сполна. У него не зря спрятан в тумбочке лубрикант, наполовину пустой. К сожалению, использован он был только для того, чтобы скрашивать грустные и одинокие ночи. Прямо как эта. Да так, чтобы было приятно. У него нет специфических вкусов, так что он купил самый первый, с каким-то ярким фруктовым запахом, который каким-то чудом очень сильно подходит на запах самого Серёжи. До этого Дима не обращал на него так много внимания. Теперь от этого его вставляет ещё больше и он нетерпеливо ерзает на месте, сминая под собой простыни, пока намазывает себе ладонь этим гелем. Как будто бы играючи, Дима просовывает в боксеры сначала одни только пальцы. Гладит ими область возле члена и чувствует пробегающие мурашки. Стоит ему совсем немного перевернуться на спину и представить, что он опирается на чужую крепкую грудь, ему становится ещё горячее, фантазия становится чуть более реальнее. Осторожно вытаскивая руку и проводя ею снова по животу, заходя всё дальше и дальше с каждым разом, Дима наконец оборачивает ладонью свой член и кусает кожу своей другой руки. Ему представляется, что Серёжа довольно мычит, хвалит его за славную реакцию, начинает двигать рукой по всей длине, большим пальцем проводя по головке и вызывая сумбурную реакцию нижней части тела. Потом рука возвращается к самому низу члена, обхватывает его по новой и снова раздается чуть хлюпающий звук вкусно пахнущего геля. Дима всё ещё пытается сдерживать себя, делать всё медленно и размашисто, как ему кажется это выходило бы с Серёжей. Но он невольно начинает ускоряться. Скидывает с себя душное одеяло. Его деяния, наконец, видны всей комнате в полном обозрении. И вроде как даже накатывает стыд, но Дима пока совершенно не чувствует его. Он только кайфует. Он кайфует от прикосновений, которые представляет себе. Он плавится от того, что вспоминает взгляд, которым его одарил Матвиенко однажды в библиотеке — заинтересованный, созерцающий, такой обжигающе теплый. Дима сразу же отвернулся после этого, даже отъезжая на кресле в другую часть стола, чтобы Серёжа не заметил полного шока в его глазах. Он вспоминает, как Серёжа нелепо попытался подойти к нему в первый раз. Хотя этот первый раз совсем уж не был нелепым теперь. Теперь Дима видел в нём только останавливающие сердце слова и подкат, который тогда не был засчитан. И не будет засчитан. Но если Дима умел бы плавать… Возможно, ему ещё раньше повезло бы встретиться с руками Матвиенко, которые обвили бы его талию, двигали бы его локти, очень осторожно брали бы его за плечи и показывали, как нужно держаться на серфе. А возможно, он взял бы его за бедра, разворачивая их в правильном направлении. Второй рукой Позов прошёлся по своему бедру и начал поглаживать мошонку. Два дела одновременно делать очень сложно, да ещё и представлять себе другого человека, но всё это выходило само собой. Дима не думал о чем-то одном. Он думал о всем образе сразу. Об улыбке, мелькающей здесь и там, озаряющей весь день. Об уверенной походке и крепком телосложении. О руках, которые Серёжа свешивает с диванчика и на которые Дима смотрит, пока тот отвлечен книжкой. В какой-то момент стало невыносимо. Дима чувствовал жар во всем своем теле, хотя, казалось бы, обычная дрочка… Но нет. Никакое порно не сравнится с реальным человеком, у которого ты можешь увидеть каждую реальную морщинку. У которого такие живые глаза, такая выразительная мимика и очень уверенное в себе… вообще всё. Матвиенко хоть и не был идеальным, но в этом и была его прелесть. И он сам, кажется, чувствовал своё превосходство. По крайней мере, пользовался своей харизмой на все сто. Поэтому Диме повезло кончить быстро. Очень быстро и очень ярко, будто бы через него прострелила молния. А это всё — лишь представляя на себе чужие руки. Он быстро вырубился, так и не успев до конца осознать этот акт падения вверх. Просто свесил голову вбок, вытерся одеялом и кинул его куда-то в сторону, чтобы не чувствовать себя мокрым. *** А проснулся он, чувствуя себя и мокрым, и грязным одновременно. Ему снился какой-то обрывистый сон. Можно сказать, что не снилось и ничего. За окном ярко било солнце, а голова отчего-то сильно болела. Как болели и глаза, слезясь. Рот был сухим, голова тяжелой, а мысли… ещё тяжелее. Прежде всего Дима перевернулся, поднялся с подушки и накрыл руками горящее каким-то странным ужасом к себе лицо. Он не понимал, что он сделал. Точнее, он прекрасно понимал теперь, когда уже всё было сделано. Когда простыни уже были загрязнены, как и всё его тело. Всё казалось гротескным. Комната перед ним потускнела, а кровать сделалась отвратительной. На него вновь нахлынуло чувство страха. Страха от чего-то непонятного, неизвестного, бьющего одновременно в голову и в сердце, сражающее его наповал и более того, захватывающее все его мысли. Так не должно быть. У него должна быть спокойная, размеренная жизнь… Нет ничего хуже, чем дрочить во время своего экзистенциального кризиса. Он гребанный идиот.