
Пэйринг и персонажи
Описание
И всё вроде бы ничего: У Димы есть постоянная работа в библиотеке, он живёт своей размеренной и тихой жизнью. Но на горизонте обязательно должен появиться сумасшедший вейксёрфер с лучезарной улыбкой.
Примечания
Эта работа родилась из моей любви с первого взгляда к чдки. Как вы, наверное, поняли, она сильно вдохновлена поездкой ребят в Тулу.
Этот фанфик не имеет никакого отношения к реальным людям, все совпадения случайны, а герои - лишь образы реальных людей!
6. Не о чем жалеть, кроме привычки жалеть обо всем
08 апреля 2024, 06:49
Всю свою жизнь Дима считал себя человеком, который в жизненных ситуациях со сложными решениями больше всего опирается на свой разум, нежели на чувства. Оказалось, что иногда в серьезные ситуации включается и вся его эмоциональность, спрятанная куда-то подальше в обычной жизни. И когда он оказался на перепутье с надобностью сделать важное для него решение, чувства и мозг начали бороться между собой. И, если честно, по каким-то непонятным причинам большую часть времени побеждали чувства.
Наверное, тут сыграло множество факторов. И все они были на деле овцами, замаскированными под одного волка. Маленького такого, низенького, но невероятно ловкого. Иначе нельзя объяснить, как он пробрался к Диме в сердце через железные прутья решетки. И как быстро схватил это сердце, зажав его в своей руке. Ему нужно было лишь улыбнуться, заплатить за чашку кофе и походить в библиотеку с солнечными очками, чтобы поправлять их и казаться умным (Дима знал, что он ни черта не читает, а только пялится по сторонам и в телефон). И всё. Позов пойман в сети. Его руки связаны и остается только глубоко вздыхать.
Был ли Дима готов к тому, что снова влюбится?.. Нет, «влюбится» это слишком тяжкое слово… Оно почти наравне с любовью: имеет один и тот же корень и является причиной перед следствием. Был ли Дима готов к тому, что… снова хочет рискнуть ради какого-то человека? Рискнуть всей своей жизнью?
Это только для некоторых людей путешествие и влюбленность что-то легкое, как листик на ветру. Потому что для Димы первое: невероятный стресс и бесконечная планировка каждого возможного момента, а второе: что-то неизлечимое и бесконечное. Если влюбился, то уже надолго. И это «надолго» хранит в себе столько боли, разочарования и терпения, которое было выведено из Димы ещё в молодые годы. Куда ему, в его тридцать с копейками, куда-то разочаровываться и терпеть. Он к этому не готов… Он всё ещё восстанавливается после прошлого. Поэтому ответ был однозначный — «нет».
Просто не готов. Не было никакого плана, никакой подготовки, никакого чувства «вот сейчас я точно влюблюсь». Не было, кажется, ни единого шага, в котором Дима мог бы отступить назад, подняв руки и отказываясь от всего этого. Нет! Всего этого не было. Просто ударило, как камнем по башке, и делай с этим, что хочешь. И никак уже это не излечить, не исправить, не вернуться назад. Мышку загнали в мышеловку.
В душе росла поганка. Некрасивая такая, ядовитая, очень пахучая. И желающая отдать весь свой яд кому-нибудь другому. Ему хотелось просто выплеснуть это из себя, чтобы хоть на секунду вновь побыть нормальным человеком. Всё хорошо, когда внезапно не зависишь от того, что другой человек тебе скажет или сделает. Вот сделает он какую-нибудь хуйню и будешь ходить, страдать, потому что на тебе эта хуйня отразилась. Будешь плохо выполнять те дела, которые даже с этим человеком не связаны. Будешь сидеть в апатии и заниматься чем угодно, стараясь игнорировать тупые мысли о том, о ком не нужно.
У Димы никогда не получалось пережить влюбленность. У него практически и не было разграничения между влюбленностью и любовью. Всегда, без исключения, одно переходило в другое. Но любовь — это же ещё хуже. Ты зависишь не только от того, что человек скажет, но и в принципе от него всего зависишь. Вот сейчас Дима ещё может не думать каждую секунду о Серёже, может включить свой любимый матч и отвлечься на него пятиминутно. А дальше же будет ещё хуже, если всё это продолжится.
Две недели. Две недели осталось, Серёжа сказал ему тогда. И он должен принять решение: ехать с ним или оставаться здесь, без возможности когда-либо вновь пересечься. Дима ведь себя знает. Если он сделает шаг назад, он уже больше никогда не подумает о том, чтобы возвращаться к изначальному положению. Никогда больше не позвонит, даже если будет страдать и жалеть о своем решении.
Но не будет ли он жалеть больше, если всё-таки поедет? Он же точно не знает, к чему всё это приведет. Что, если его сердце разобьется окончательно? Кто его будет потом собирать? У Димы уже сил нет. Он и так последние года провел на энергосбережении.
Ситуация безвыходная. Кинешься в одну сторону — лодку начнет заливать с одной стороны, кинешься в другую — с другого борта потечет. Вот Дима и сидит в медленно тонущей лодке, подперев руками голову и просто желая, чтобы с ним всего этого не случалось. Хочется просто кричать, не только внутренне, но и внешне: «У меня нет сил! Зачем вы делаете это со мной? Зачем даете мне что-то, на что я должен потратить всего себя?!». Ну просто шутка судьбы, не иначе. Кто-то наверху обязательно хочет, чтобы он либо выиграл куш, либо внезапно исчез с Земли, окончательно потеряв всю гравитацию. Вот только Дима куш не видит вообще. Перед глазами только пустота.
Когда перед глазами пусто, всегда обращайся к человеку, наиболее к тебе близкому. Он поможет увидеть. Дима придерживался этого совета и, недолго думая, решил звонить Шасту. У него чуть другой часовой пояс, но он точно не спит. А вот Позову срочно нужно не сойти с ума в своей квартире, пока у него проходят три дня выходных, выпрошенных им со сложенными вместе руками. И чудом ему подаренных, потому что никто другой, кроме него, не прогуливал работу и никогда не опаздывал. Заслужил всё-таки. Вместо премии.
Удивительно, но на этот раз не приходится ждать и восьми гудков перед тем, как Шаст возьмет трубку:
— Здарова. Ты чего звонишь? Что-то срочное? — Антон отвечает, вроде бы, с улыбкой и с хорошим настроением, но говорит с обеспокоенным выдохом в начале. По крайней мере, Дима его так читает.
Они никогда не созваниваются, только если это не что-то важное. Либо переписка, либо встреча вживую. Либо крайность Поза — длинные текста сообщений, совершенно безэмоциональные на вид, но очень чувственные внутри, либо крайность Антона — реальные объятия, постоянные тыканья локтем, живая мимика, передача абсолютно всех эмоций через интонацию и запинки.
— Не то, чтобы срочное… Мне просто нужен совет, — Дима выставляет перед собой телефон и склоняет голову. Он вспоминает, почему не любит звонить. Потому что на том конце провода непонятная тишина. За эти пару секунд Поз спрашивает себя, зачем он вообще звонит и обсуждает такие глупые вопросы. Мог бы и сам разобраться, в конце концов. Но где-то там захлопывается дверь и Шаст очень серьезно говорит:
— Слушаю.
— Я тебя отвлекаю?
— Мы просто с друзьями сидели, всё нормально. Говорим столько, сколько нужно. Если звонишь, значит действительно что-то важное.
Шаст понимает его. Улавливает его волну. Дима хмурится. Ему приятно такое волнение. Очень приятно. Но он всё ещё хотел бы видеть своего друга вживую, а не общаться так. А то ему действительно кажется, что он дал ебу и сейчас будет говорить самую несусветную чушь.
— Один человек позвал меня в Москву. Вместе с ним, — медленно проговаривает он.
— Замечательно! Наконец-то съездишь в отпуск, — Шаст смеется и Поз знает, что он снова улыбается.
— У этого есть… романтический подтекст.
Снова молчание.
— Ты боишься? — осторожно спрашивает он и Позов выдыхает. Только Антон может сделать так, что его глупая проблема звучит вменяемо. И даже понимаемо.
— Да.
— Чего именно?
— Что всё это будет… зря. Что я потрачу свои силы зря. А ты знаешь, что я уже… не могу себе этого позволить.
— И… что ты думаешь делать?
— Хотел у тебя спросить.
Шаст шебуршит чем-то в динамик и слышится, как со скрипом отодвигается стул.
— Бля, Поз. Это проблема. Если я за тебя решу, а потом окажется, что это хуйня, ты же будешь меня винить.
— В этом и состоял мой коварный план, — Дима слегка улыбается. Ему нравится, что даже в такой жопе Антон может немного отпустить ситуацию и пошутить, а не забиваться сразу же.
— Ну… Давай так. Как ты со мной когда-то разбирал. Три вопроса. Чувствуешь ли ты симпатию к этой девушке?
Дима пытается представить перед собой Серёжу. Хотя тут даже и представлять ничего не надо. Хотя бы по этому поводу он уже перестал себя обманывать. И всё же он дает себе несколько секунд на размышление: точно ли мозг не ебет ему мозги? Точно ли он влюблен в Серёжу?..
Дима вспоминает то, как нежен был разговор с Серёжей в кофейне. И то, каким дерзким он пытался казаться, только чтобы мягко улыбнуться и обвести своим зачаровывающий взглядом. Серёжа прекрасен в любом своем образе. И в том, в котором Позов видел его первые две недели. И в растрёпанном, неаккуратном виде. И в своей ветровочке, в очках и с уложенными волосами. Даже тогда, когда Серёжа упомянул, что занимался балетными танцами, Дима внезапно подумал, что это очень необычная комбинация, но подходящая. Матвиенко хорош и в танцах. Собрал себе всю коллекцию вещей, которые могут обворожить обычную девушку. И Диму, видимо.
Ответ, конечно, очевиден.
— Да.
— Хорошо. Считаешь ли ты, что сможешь примириться с самыми худшими её чертами? Подумай внимательно!
Вопрос с подвохом. Если слишком быстро ответишь «да», то получишь серьезный взгляд и подзатыльник. Точнее, Поз не получит, но вот Шаст когда-то получил. Потому что ответил буквально через секунду и нужно было его вразумить. Над этим вопросом Дима задумывается достаточно долго, но Антон его никуда не торопит, всё понимает.
У Серёжи, на самом деле, есть минусы. Он слишком импульсивен, слишком разгорячен и всегда действует так, как хочет. Ну, почти всегда. Стоит взять хотя бы пример с вейксерфом. До последнего убеждал Диму попробовать, хотя он отказался. Слишком напористый человек со своими рогами на лбу. Это может стать проблемой, потому что Дима упертых людей не любит точно так же, как и тупых. А Серёжа и упёртый, и… нет, не тупой. Точно не тупой. Он может оказаться умнее всех взятых в библиотеке людей… Точнее, ловчее их всех. Его мозг явно заточен на разные ситуации и, раз он до сих пор живой и такой же азартный и юркий, из всякой задницы сможет выбраться. А это уж точно не признак тупости. Просто он… совершенно не образован интеллектуально, как образован Поз. Но почему-то кажется, что от этого с ним не станет неинтереснее разговаривать… Есть просто такие люди, которые берут не умом, а своей харизмой и простотой.
Серёжа один из таких людей.
Дима вспоминает, как быстро Серёжа дал ему встряску. Не прикасался ничем, кроме слов. Это было и страшно, и… Удивительно.
— Думаю, что смогу. Даже его тупость не раздражает, а веселит.
Дима понимает, что проговорился, когда Шаст молчит. «Его». Маленькая недосказанность, которая сейчас может вылиться в долгий разговор.
— …Хорошо. — Или не выльется. Потому что Антон настоящий друг. Он спросит потом. Сейчас он деликатно промолчит и сделает вид, будто так и надо. — Тогда последний. Будешь ли ты готов пройти через расставание?
Дима знает, зачем создан этот вопрос. И зачем он его задавал Шасту тогда, когда ситуация была в реверсе. Потому что тогда Шаст упивался по своей бывшей, не выпускал стакана из своей руки и сигареты из своего рта, а ещё совершенно не представлял из себя ничего. То есть, без другого человека он будто бы исчезал. Испарялся. Находился в каком-то пространственном состоянии.
Сначала нужно научиться стоять на своих собственных ногах. Крепко. Чтобы даже сильный удар по себе выдержать.
Поз закрывает лицо руками. Он уже знал ответ на этот вопрос, но произносить вслух его не хотел.
— Нет.
Шаст вздыхает.
— Это… не хорошо. А есть… есть вариант, чтобы…
— Чтобы мы подождали? Не уверен. Это односекундный шанс, Шаст.
— …Я не знаю, что сказать. Не хочу подталкивать тебя ни к чему. Ты уверен, что… не хочешь, ну попробовать? То есть…
— Нет, — Дима качает головой, — всё хорошо. Это круто, что ты вспомнил про те три вопроса.
— …Не согласишься?
— Не соглашусь.
На той стороне провода слышен кашель. Диме сейчас Антона жаль чуть больше, чем самого себя. С самим собой он уже хотя бы свыкся и каждую свою грустную мысль может хотя бы пережить. А Антон такое слышит нечасто. Да и не спец он в том, чтобы поддерживать. Его поддержка скорее заключается в том, чтобы выпить пива вместе и попробовать отвлечься…
— …Хочешь я приеду через месяц? У меня будет отпуск.
Как Дима и говорил. Встретиться, купить алкоголя, напиться от горя — вот это вариант Антона. Он закусывает губу. Его сердце сворачивается от противоречий. Он и хочет видеть своего лучшего друга рядом с собой, но также предпочтет, чтобы тот не тратил свой отпуск на… такую скукотищу.
— Лучше съезди куда-нибудь со своей девушкой. Вам отдых нужен больше, чем мне компания.
— Но…
— Шаст, правда. Я не ломаюсь. Проведите время вдвоем, а не с жиреющим мной.
— Ладно, — Антон вздыхает. Знает, что спорить бесполезно. Он вообще каждую интонацию Димы уже знает. Поэтому ему, наверное, и легче общаться по телефону. — Если что, Дим… ну, звони, хорошо?
— Конечно.
Дима сбрасывает трубку. Ему хочется испариться прямо здесь и сейчас. На душе так же тяжко, если не тяжелее, вниз тянет неимоверно. На секунду ему показалось, что из ситуации ещё можно как-то выйти. Но лишь на секунду. Стоило ему остаться наедине со своими мыслями, как он снова начал загоняться, гнать себя по ебучему кругу уже в десятый раз.
Но он уже знает, что сделать. Он знает. И мысль об этом приносит ему очень много внутренней тяжести. Как будто бы он отвергает то, что так просто ему подарено. Что так легко легло ему в сердце.
Он решает действовать рационально и по уму. Отринуть чувства. По крайней мере, он думает, что так будет лучше. Пострадает пару месяцев, а потом станет чуть легче. Как обычно.
***
Идя по уже выученной наизусть тропинке, Позов испытывал чувство дежавю. Потому что чувства внутри него сильно перекликались с теми чувствами, которые были у него ещё неделю назад. Он задавал себе один и тот же вопрос и внутренне крестился. Он снова не знал, хочет ли он встретить Матвиенко или хочет, чтобы того и близко возле причала не было. Одна мысль перевешивала другую, перечеркивала в тот же миг, как она появлялась. И следующая перечеркивала эту. Дима, кажется, никогда не чувствовал себя таким раздраянным и расклеенным. Это было то самое состояние, которого он невероятно боялся. Страх от неизвестности не покидал его ни на секунду. Он уже, вроде бы, решил всё для себя. И всё равно успел попередумать все возможные варианты и развития действия. И всё равно не знал, какой из них окажется верным. Разойдутся ли они тихо или с оскорблениями? С агрессией или досадой? Или Серёжа снова будет настаивать на своем до конца?.. Дима не уверен, что сможет придерживаться своей позиции, если его начнут переубеждать. Как только Матвиенко вступает в его поле зрения, хочется одновременно всколыхнуться от эйфории и тут же умереть на месте. Потому что всё это неправильно. Не то. Он не готов.
Его сердце снова схватывает тисками, когда он находится в секунде от того, чтобы увидеть полный пейзаж пристани и берега.
И оно сжимается, когда на скамейке Дима видит знакомую спину.
«Ещё не поздно смыться», — думает он нехотя. Ещё можно было бы убежать в закат с поднятыми руками, пока Серёжа не развернулся на него. Дима даже встает на месте. Мысль определенно сильная, раз заставила его замереть. Но нет. Он решает покончить с этим, чтобы Серёжа его не искал. Он точно придет в библиотеку. А разбирательство там — последнее, что нужно Позову.
Песок под его ногами издает шкрябающие звуки. Именно на них Серёжа разворачивается, на секунду в его взгляде мелькает растерянность, а потом — чистая радость. Он улыбается во все тридцать два зуба и Дима не может не улыбнуться в ответ. Хоть и знает, зачем пришел. И знает, что тянуть ни в коем случае нельзя.
— Привет. А я тебя обыскался, — говорит Серёжа и отодвигается в сторону, чтобы Дима мог присесть. Дима хотел бы сдержать свои ноги, но не может. Поэтому присаживается рядом.
— У меня были выходные.
— А, вот оно что, — Серёжа хмыкает. — А я уж подумал, что ты решил меня избегать.
Попал в самую сердцевину мишени. Именно этим Дима и занимался. Надежда на то, что чувства испарятся за пару дней, пропадает. Да и была она такой крохотной, что деньги на неё Позов никакие не ставил. Ну как он может перестать улыбаться в ответ этим ярким глазам, которые сейчас ослепят его своей радостью?
Он бы хотел стать слепым. Просто чтобы не видеть той печали, которая будет в его глазах потом.
И ему бы хотелось продлить мгновение. Но сам же пообещал себе не растягивать. Не начинать бесполезные разговоры, потому что на них он же и поведется. На эти хиханьки-хаханьки. Будет улыбаться, чувствовать себя хорошо и уютно, а потом сам же разобьет это всё вдребезги. Или, ещё хуже, внезапно передумает. Ему такого не нужно.
— Послушай, — он начинает серьёзно и прикрывает глаза. — Насчет твоего предложения.
Он выдерживает паузу. Неосознанно, но в голове мелькает: «Давай, останови меня, скажи, что всё это было понарошку, что это шутка и ты на самом деле ничего такого не хочешь. Скажи, что просто уедешь. Так будет легче для нас обоих». Но Серёжа упорно молчит, даже, кажется, задержав дыхание. Говнюк. Диме от этого только сложнее. Он ненавидит делать первый шаг в таких делах.
— Я подумал, и… Я откажусь, — он закусывает язык, чтобы не произнести «прости». Потому что это последнее, что Серёже сейчас надо слышать. И что Диме надо произносить. Никаких извинений. — И мне кажется, нам нужно прекратить встречи.
Не смотрит на Серёжу специально. Хотя видит на периферии, как тот замирает на пару секунд и отмирает будто бы по команде. Меняет свою позу, складывает руки сначала на коленях, а потом медленно встает.
Он не знает, кем Серёжа их считает. Потому что он всё это мог выдумывать. Все эти взгляды, прикосновения, приходы в библиотеку. В чужих глазах они могли быть просто знакомыми... И всего того, что надумал Дима, могло бы и не быть. Тогда всё было бы нормально, наверное. Тогда Дима посчитал бы себя сумасшедшим, в край ебнутым, и точно нашел бы, кого винить. Но Матвиенко отвечает ему так же серьезно.
— Ты уверен?
— Да, — Дима не поворачивает на него своей головы. Никаких пересекающихся взглядов. Иначе он точно передумает. От одной лишь интонации, такой сухой и в то же время жалостливой, внутри всё сжимается.
— Хорошо… Удачи тебе в жизни, Позов.
Серёжа очень тихо и спокойно огибает скамейку, начиная уходить.
Дима сжимает руки в кулаки и зажмуривается, но не выдерживает и поворачивает голову, чтобы посмотреть на чужую спину. Матвиенко идет ровно, сложив руки в карманы, с немного опущенной вниз головой. Идет он медленно, но очень уверенно.
Ни разу не оборачивается.
Хотя Дима кричит ему, чтобы он обернулся. Почему же сейчас он не такой упертый? Почему не упрашивал его до самого конца? Почему не предлагал других вариантов решений? Почему не сказал, что подождет? Почему не предложил что-то ещё, мать его?..
«Ты просрал единственный выскочивший шанс на лучшую жизнь, Позов».
Звучит в его голове голосом Серёжи.