love is thicker than blood

Был канун Рождества, день, когда статья должна была выйти в свет. Вильгельма беспокоило, что скажет мать и сделает ли отец хоть что-нибудь, чтобы защитить его. Но больше всего его беспокоило то, что скажет Симон и увидит ли он вообще статью. Королева могла кричать на него сколько угодно, но главное, чтобы правда была известна общественности, и чтобы Симон понимал, что Вильгельм чувствует себя так, будто может завоевать весь мир и побороть любое препятствие на своем пути. Статья должна была выйти в 5 часов, сейчас было 4. Его мать всегда читала все статьи, в которых он участвовал. То ли потому, что она была горда, то ли чтобы следить за тем, что он говорит, он точно не был уверен. Он просто знал, что она увидит эту статью и выйдет из себя, когда прочитает написанное. Вильгельм сидел на полу своей комнаты, складывая шарф, который доделал накануне вечером. Он хотел упаковать его до обеда. В то утро после завтрака, отец с матерью, как и каждый год уехали кататься на лыжах. Вильгельм был дома один, если не принимать во внимание охрану. Ему нравилось находится одному. Возможно, это была одна из причин, почему ему нравилось в Хиллерске. Не было взрослых, которые указывали бы ему, что делать и чего не делать. Он мог творить почти все, что хотел, в пределах территории, следуя стандартным правилам школы. Вильгельм соблюдал все правила, за исключением наркотиков и алкоголя. Но это было не то, чем он занимался регулярно. Был тот единственный раз с парнями, и больше никогда. Он боялся, что если когда-нибудь снова станет употреблять наркотики, Симон оттолкнет его и разочаруется. Вильгельм улыбнулся лежащему перед ним подарку. Он был завернут в красно-зеленую бумагу, на которой были вразброс изображены лыжи. Зеленая лента и фигурка в виде Рудольфа* были последними штрихами. Он не мог дождаться, чтобы отдать этот подарок Симону, было так много вещей, которые он хотел бы сказать ему, так много вещей, которые он хотел бы сделать. Прошло чуть больше недели с тех пор, как они виделись в последний раз, но Вильгельм не мог не думать о Симоне. Интересно, размышляет ли Симон о том же? Лежит ли он по ночам в постели, задаваясь вопросом, о чем думает Вильгельм и как у него дела? Симон, вероятно, был со своими друзьями и сестрой все эти дни, и, вероятно, находился дома прямо сейчас. Вильгельм лег на пол, пытаясь представить себе, что в этот момент делает Симон. Наверное, готовит стол к ужину, разговаривает с Сарой, разглядывает подарки под елкой, помогает маме с готовкой. Он просто надеялся, что Симон хорошо проведет это Рождество, и что он увидит статью. Отныне Вильгельм был полон решимости быть честным со шведским народом и Симоном. Парень положил готовый подарок на кровать и подошел к большому окну, глядя на дорогу. Его родители вернулись. Мать захлопнула за собой дверь машины и направилась ко входу. Вильгельм видел, как отец пытается заговорить с ней, но она не слушала его. Она подняла руку и велела ему молчать, как обычно. Атмосфера в доме изменилась, когда вошла его мать, это не могло быть из-за статьи, верно? Еще не было и пяти. — Вильгельм! Убирайся отсюда, сейчас же! — крикнула Кристина сыну, который медленно вышел из комнаты, глядя матери прямо в глаза. Он мог казаться уверенным в себе, но на самом деле боялся и нервничал из-за того, что она скажет. Оба повернули головы, когда вошел отец Вильгельма. — Кристина, успокойся. Давай поговорим об этом… — отец попытался успокоить жену. Но было бесполезно. Она сняла пальто и повесила его в прихожей, где они все собрались, и прервала его, прежде чем он успел закончить фразу. — Я не потерплю, чтобы мой сын плохо отзывался обо мне в газете! Ты меня слышишь? Я не знаю, что с тобой делать, Вильгельм! Я пыталась вырастить тебя и обращаться с тобой как с достойным принцем и будущим королем, и вот как ты мне отплатил? — крикнула королева сыну. Он опустил голову и попытался сдержать слезы. Она почти подняла руку, но король быстро остановил ее. Вильгельм с ненавистью посмотрел на мать. Она усмехнулась его злобному взгляду и выдернула руку из хватки мужа. — Ты продолжаешь пренебрегать моими словами и позоришь свою семью. Я не могу спасать тебя каждый раз, когда ты все портишь. Ты позор семьи, мне не следовало отправлять тебя в Хиллерск! — она стянула перчатки и бросила их на пол, снова повысив голос. Вильгельм глубоко вздохнул. Он был позором семьи. Он знал, что так было всегда, но, услышав эти слова из уст матери, он почувствовал такую боль, какой никогда не испытывал. Он знал, что Эрик был любимым сыном матери, и она ожидала, что Вильгельм последует его примеру и станет благородным и грациозным. Парню это никогда не удавалось, и он никогда не хотел быть похожим на Эрика, когда дело касалось королевской власти. Вильгельм хотел быть честным и гордым, как Эрик. — Кристина! Довольно! Ты перешла черту! — король подошел к Вильгельму и положил руку ему на плечо. Кристина рассмеялась, не находя ссору справедливой. Ее муж, который всегда был рядом с ней и соглашался с ее мнением и решениями, теперь бросал ей вызов и говорил, что она была неправа. — Хиллерск научил Вильгельма думать самостоятельно, экспериментировать и выяснять, кто он и чего хочет. В детстве мы учили его быть честным, никогда не лгать. А сейчас же ты заставляешь его лгать ради собственной репутации. Скажи нам, что не так с Вильгельмом, из-за чего ты его презираешь? Он твой сын, черт возьми! — он повысил голос и закричал громче, чем Вильгельм когда-либо слышал. Парень чувствовал себя в безопасности рядом с отцом, и он был более чем благодарен ему за то, что его отец теперь встал против королевы, чтобы защитить его. Кристина не находила слов, он никогда не кричал на нее так. Она чувствовала себя оскорбленной, ее титул королевы теперь не имел значения. — Мама… — сказал Вильгельм, единственный, кто понизил голос, в котором звучали печаль и боль. — Я никогда не просил быть королем. Я просто хочу, чтобы Август был наказан за то, что он сделал со мной и Симоном, я просто хочу быть с Симоном и не скрывать этого. Если ты не можешь принять это, то я никогда больше не позвоню тебе и не буду считать своей матерью. — сурово сказал Вильгельм, набравшись храбрости после слов отца. — Вильгельм! — прошептала мать, потрясенная тем, что сказал ей собственный сын. — Я хочу сделать то, что лучше для тебя и этой семьи! Ты хоть представляешь, что сейчас будет? Что скажут и сделают люди с нами из-за того, что ты сказал? Способен ли твой мозг думать о последствиях, или тебе нужно их визуализировать?! — Кристина агрессивно дернула головой и разочарованно вздохнула. Вильгельм теперь повысил голос, он не был глупцом, он знал, что люди скажут и сделают, но это должно было случиться в какой-то момент, и сейчас казалось, было лучшее время для этого. — Я стараюсь делать то, что лучше для меня и будущих поколений! Мне плевать на то, что люди будут говорить и делать, я готов к этому. Я сделал это, потому что знаю, что буду более счастлив, если наконец выйду из шкафа, а не буду тратить всю свою жизнь, заставляя себя быть тем, кем я не являюсь. Разве ты не хочешь, чтобы я был счастлив?! Ты пытаешься подогнать под стандарты, которые не для меня. Я не гетеро и никогда им не буду! Это не фаза, и это не то, что можно изменить. Я проведу остаток жизни с Симоном, если смогу, а если не с ним, то с каким-нибудь другим парнем. Если быть будущим королем означает, что я не могу любить парней, так тому и быть. Я никогда не хотел быть королем. В любой день я предпочту любовь власти! — крикнул Вильгельм маме, глядя на нее сверху вниз и пытаясь набраться храбрости. В доме воцарилась тишина, пока Кристина думала, что сказать в ответ. Часы в коридоре тикали по мере того, как проходили секунды. — С самого твоего рождения я говорила тебе, что кровь гуще воды, Вильгельм. Не бросай вызов тому, чему я тебя научила, — почти пробормотала она, ее переполняли гнев и раздражение. Она потратила столько лет, пытаясь правильно воспитать его и Эрика, и теперь, когда Эрика больше не было рядом, чтобы унаследовать титул короля, это было само собой разумеющимся, что Вильгельм должен был взять верх. — Кровь может быть и гуще воды, но кровь идет из сердца. Если я отказываюсь от своей семьи… — медленно проговорил Вильгельм, и его мать кивнула. — То тогда я получаю полное право выбирать, кого я люблю и кого хочу видеть своими друзьями. Это может звучать глупо, но любовь гуще крови, мама. Потому что семья — это данность, но любовь и дружба — это то, что каждый выбирает для себя сам, и они имеют большую ценность, на мой взгляд. — воскликнул Вильгельм, устав от препирательств и криков. Он был готов к ее реакции, но надеялся, что она сдастся и позволит ему делать все, что ему заблагорассудится. Кристина глубоко вздохнула, она не могла отрицать его слов, но и не могла смириться с этим. Она подняла руку и указала на дверь. — Убирайся, — пробормотала она. Ее муж поспешил защитить Вильгельма. — Кристина! Он наш сын, что ты… — начал он, но она быстро перебила его. — Я сказала, убирайся! Если любовь гуще крови, то убирайся с моих глаз! Выбирай того, кого ты любишь, мне все равно! Выбирай своих друзей, как будто я никогда не позволяла тебе принимать решения самостоятельно! — ее глаза наполнились слезами, и она изо всех сил старалась сдержать свои крики, ее голос срывался, когда она говорила. Парень смотрел на нее, не веря своим глазам. Она так легко его отпустила. Вильгельм ворвался в свою комнату и схватил пальто и подарок для Симона. Он сунул его в карман пиджака. Парень вернулся в прихожую к родителям, чтобы надеть ботинки. Отец Вильгельма пытался успокоить мать, но она отказывалась слушать его. — Вильгельм, пожалуйста. Просто возвращайся в свою комнату, мы все уладим. Сегодня сочельник, умоляю тебя, — он положил руку на плечо Вильгельма. Тот отмахнулся. Парень открыл входную дверь и сразу почувствовал, как холод ударил по лицу. — Сочельник — ежегодное событие. — сказал Вильгельм, повернувшись к отцу, прежде чем захлопнуть дверь и пойти по улице на остановку. Какой автобус может привести к Симону? Он хотел вручить подарок, а потом найти место, где можно переночевать, и, скорее всего, провести остаток каникул вне дома, если его мать не изменится. Вильгельм почувствовал, как в кармане завибрировал телефон, он вытащил его и первым делом посмотрел на время. Было уже больше пяти. Затем он взглянул на экран и замер. Это было сообщение от Симона. «Почему ты не сказал мне, что расскажешь обо всем публично? Ты храбрый, и я так горжусь тобой💓»