Белый пепел

Даже самые густые и темные тучи рассекаются одним лучом света

***

Дверь открылась со скрипом, самым противным, возможно, потому что пять утра и, возможно, потому что Чонгук не выспался после всех событий за эти несколько насыщенных дней. Кухня огромная, рядом склад, столы, как и полагается, огромные навесные полки с посудой и приборами, пару табуреток и пять поваров — красивый комплект для этого особняка. На Чонгука смотрели по-разному, впрочем, как и в деревне, кто-то с презрением, кто-то с подозрением, кто-то равнодушно. Атмосфера не самая дружелюбная, так и настраивает работать до опущения почек. Чонгук знал, будет нелегко после фраз хозяина дома «берешься за любую работу», но понял только сейчас, когда суровый взгляд оглядел его с головы до ног, обратно и по кругу, а старший повар позвал к себе «кухонное недоразумение». — Это все почистить. Перед Чонгуком поставили железное ведро с фиолетовым картофелем. Такой картофель выращивают только в одном месте — в его деревне, сколько себя помнит каждый год к ним приезжали и отвозили овощи в разные точки, видимо и сюда тоже. Одно воспоминание тянет за собой другое — Чон помнит это правило, поэтому садится на табуретку и тянется за ножиком. Труд — самое дешевое и эффективное лекарство от всего, позже омега поймёт, как часто его будет спасать эта умная мысль. Руки Чонгука не боятся работы, они с ней на «ты» и все возможные местоимения. Каждый шрамик на маленьких пальцах помнит случайные и не всегда порезы, и поэтому надо что-то учудить. Острие неловко, но с силой движется чуть дальше от кожуры и чуть ближе к коже. Порез. Кровь. Плюс один — Чонгук больше не думает о родном доме. Картофель он все-таки дочистил. Недовольное лицо вышвырнуло омегу с кухни во двор, там его приметил невысокий альфа, старенький и, как полагается всем старикам, ворчливый. Чонгуку поручили убирать конюшни. Дело еще более знакомое, домашние животные вызывали особый трепет в сердце омеги, потому что они никогда не причиняют боли, по крайней мере намеренно. Взмах, если это слово подходящее, лопаты стряхивает липкие факты жизнедеятельности милых лошадок. А какой стоит аромат! Как говорил папа Чонгука, когда тот приходил после чистки сарая, — «терпкий французский аромат, всех альф приворожат». Как говорил... и снова больно кольнуло. Сегодня слишком много воспоминаний, по правде всего два, но этого достаточно, чтобы сорвать швы. И снова кровь. В омуте густых мыслей Чонгук не заметил, как промахнулся, или в этом случае попал? Черная ткань штанов была уже не черной, не особо заметно, но чувствуется. Чонгуку страшно поднимать взгляд вверх; прошептав короткое «простите», все-таки взглянул на потерпевшего. Перед ним стоял альфа примерно его возраста, а может старше. На лице его сияла неловкая улыбка. Чонгук живет сегодня. — Бывает. Ты новенький? Я Ли Сан Ён, — альфа смело протянул руку. Чонгук замешкался с протягиванием, тот понял, в чем проблема. — Ничего страшного, мои тоже не слишком чистые. — Чонгук, — еле слышно пробормотал, поймав теплый взгляд карих глаз, затем добавил чуть смелее, — Чон Чонгук. — Так ты новенький? — так же ярко преподнесли вопрос во второй раз. — Да. Сан Ён понимающе покачал головой, после взял вторую лопату и начал или продолжил работу Чонгука. Тот стоял в раздумьях (нет, в удивлении), затем, быстро поняв ситуацию, прервал вопросом альфу: — Ты мне помогаешь? Альфа громко рассмеялся, вся конюшня с радостью поглотила этот крохотный момент счастья. Сан Ён аккуратно положил лопату, потер ладони о синюю рубашку, потянулся к омеге, потрепав его волосы. — Ты такой забавный! Конечно, я тебе помогу, я ведь тоже работаю на этот дом, к тому же в первый раз все кажется ужасно страшным, но после, пройдя весь путь, оборачиваясь каждый раз, становится смешно. — Спасибо, Сан Ён, — скромно, но с большой искренностью протянул Чон. Непонятно за что он благодарил, то ли за помощь, то ли за совет, или за яркую атмосферу, создаваемую этим солнечным существом. — Время обеда, пойдем. Кстати, зови меня просто Сан. За домом находился дом слуг, старое и ветхое двухэтажное здание, впрочем, как и все подобного рода места. Кормили возле него. Всем разливали нечто похожее на суп. Слуги по очереди подходили с деревянной миской за порцией, туда же наливали воду после. Вся радость приходилась на хлеб, его выдавали в неограниченном количестве. Спасибо принцу, который приказал давать столько хлеба слугам страны, сколько потребуется. Оказавшись на траве, как истинный служитель аристократов, Чонгук плавно упал на землю. Еда вкуснее, когда голоден, даже эта непонятная полукаша или полусуп казались неимоверно вкусным лакомством. Сейчас бы сладкого. Но, по всей видимости, его не выдают. Омега всегда считал, что те, кто работают при богатых домах, едят хорошо, но реальность такова, что они в глухой деревне питались как короли; тогда как едят короли? «Первое открытие во взрослой жизни», — подчеркнул Чонгук. Сан жадно поглощал содержимое миски, попутно закусывая хлебом. Утолив первичный голод, альфа стал есть спокойнее. Теперь его можно спросить, подумал Чон. — А вам дают что-нибудь сладкое? — Пару раз в год, когда праздник во дворце, — вопрос Чонгука не удивил, Сан ожидал от него подобного. — И когда следующий? — попытать счастье, почему бы и да. — Зимой день рожденье принца. Ждать недолго, ведь уже осень. Чонгук и Сан доели быстро, второй предложил после работы посмотреть окрестности, «отличная идея», — подумал омега. Весь день прошел в конюшне, иногда захаживал старик, чтобы проверить, насколько хорошо выполняет работу «конюшное недоразумение». И почему все так любят давать ему прозвища? Позорище! Так лучше, одно слово дает знать кто перед тобой. Под конец дня, после выслушивания «комплиментов» от старика-альфы, Чонгука позвали на всеобщее купание. Слуги каждый день после работы ходили на речку, чтобы смыть всю грязь, собранную за день. Путь недолгий, пару поворотов, пару прыжков, и вот омега готов. Дойдя до реки, Чонгук резко остановился, глаза словно покрылись пеленой, он увидел омег на... пирсе. В деревне пирс для него был особенным местом. Тот, что здесь, больше и прочнее, но суть не меняется. Сердце Чона пропустило удар, по телу разлилось что-то ядовито-горячее. Густые и темные мысли поглотили голову Чонгука, бросив мыло и мочалку, омега рванул в лес, подальше от пирса. Он целый день был сильным, но не сейчас, слезы просятся наружу, как и сердце. Бежать, пока не окажешься там, где никто не услышит, как звучит твоя боль, но омега бежал, пока воздух не кончился в легких. Упав камнем на землю, Чонгук закричал и стал рвать траву, забивая под ногти сухую землю. Слезы не знали, как еще сильнее обжечь нежные щеки. Метания прервали свет от керосинового фонаря и сильные руки, что обхватили омегу со спины. Дергаться нет сил, и даже если бы были, то вряд ли Чонгук смог тягаться с этими руками. — Все хорошо, можешь поплакать, но не причиняй вред своим рукам, они еще пригодятся, — голос Сана подействовал на омегу. То ли его аура спокойствия, то ли стыд за свою слабость перед чужим, но омега перестал плакать. — Идем, тебе нужно помыться. Альфа взял Чонгука за руку и повел за собой, другой рукой крепко держал фонарь, тот послушно поплелся за ним. Путь оказался близким, омега не убежал далеко. Осмотрев внимательно место, Чонгук заметил, что помимо пирса, здесь возле берега стоит печка, внутри огонь, а на печи железное ведро с кипящей водой, рядом таз из того же материала, мыло, мочалка и сложенная чистая одежда. Это все альфа приготовил для него? Чонгук повернулся к Сану с глазами, полными благодарности, губы дрогнули, в улыбке застыли. Альфа подхватил эту смену выражения лица. — Когда омеги вернулись, узнал, что ты убежал. А потом, ты уже знаешь. Я тебя посторожу. Наступила ночь, — заметив, что Чонгук никак не реагирует, Сан исправился. — Не переживай, буду стоять спиной. Альфа сказал, альфа сделал — Сан тут же отвернулся и отошел на пару метров. Омега смешал кипящую воду из ведра и холодную из реки в тазу, медленно погружая тело, смотрел в сторону пирса. Все то время, что сторож старательно изучал траву, Чонгук смывал с себя грязь, вернее, он смывал с себя этот день, прошлую жизнь. Быть подавленным собственными воспоминаниями он не может, слишком тяжелый груз, не поднять, так почему бы его не скинуть в воду, например?

***

Льняную рубашку развевает ночной теплый ветер. Юные слуги решили погулять, точнее, решил Чонгук, Сан всеми силами отговаривал настырного ребенка. Звезды. С детства, в моменты, когда мысли атаковали маленькую головушку, омега выглядывал в окно и смотрел на звезды. Он заметил, что каждую ночь они располагаются в какой-то одинаковой последовательности. Созвездия, таких слов никто не слышал, поэтому им дали названия «звездные фигурки». Очаровательно! Сегодня тоже, как в детстве, «звездные фигурки» сияли для Чонгука. Заметив особый интерес к небу, Сан прерывает тишину: — Любишь смотреть на звезды? — Чонгук кивнул, не отрываясь. «Очевидно», подумал альфа. — И что такого в них? Любопытно-усталый взгляд перебрался на Сана. И что ему ответить? Возможно, правду. — Ночь страшна сама по себе, ничего не видно, это и страшно, неизвестность пугает, а звезды — это маленькие огоньки, несмотря на свои размеры, их количество помогает им освещать землю. И как их не любить после этого? К тому же, — Чонгук на минуту притих, и прошептал, — от них веет волшебством. Чувствуешь? Сан помотал головой. Омега говорит так красиво и так непонятно, но именно это и привлекает. — Сколько тебе лет? Наконец пошли разговоры, в которых Сан что-то понимает. — Двенадцать. Тебе? — Четырнадцать. — Четырнадцать? Но ты такой маленький, — получилось слишком эмоционально, Чонгук не хотел. Улыбка спала с лица Сана. Чон поторопился со своей реакцией. Неловко. — Все люди тянутся к солнцу, а ты сам солнышко, поэтому тебе... — кажется, Чон ляпнул очередную обидную глупость. С тщательной осторожностью Чонгук повернул голову в сторону Сана, взгляд его направлен вниз, сидит неподвижно, как вдруг доски пристани ловят шершавые ладони альфы, а воздух впитывает его звонкий смех. Так долго на памяти Чонгука еще никто не смеялся, омега замер, внимательно изучая Сана, все еще смотрел с опаской. — Ты такой забавный, — легонько проводит по спине омеги, как знак поощрения, — давно я так не смеялся, — все еще пытаясь восстановить дыхание. Плечи Чона опустились, выдох получился шумным, а взгляд расслабленным.

***

Неделя прошла для Чонгука не такой изнурительной, как ему грозился старик, он не знал, какая сила в этом маленьком омеге, не знал, что движет им, не знал по сути ничего, кроме легких шалостей, которые заставляли улыбаться в сердце, несмотря на все напускное раздражение. Во время обеда малыш ловил Чонгука, чтобы показать свои новые игрушки, звал играть, но тот, пару раз покружив его, отпускал и обреченно заявлял, что пора работать. Сан часто гулял с ним после купания и не давал уйти в свои болезненные воспоминания, которые чаще пробирались с наступлением сумерек, а ночью он ни о чем не думал, ломота в теле давала положительно-амнестический эффект. Пока Чонгук терпеливо зашивал чьи-то штаны, к нему подошла приближенная прислуга хозяев дома, заявила о желании увидеть Чонгука сейчас же в гостиной. Дрожь прошлась по телу, всю неделю Чонгук вел себя как никогда тихо, ничего не вытворял, почти, что он мог такого учудить, раз его срочно вызывают к себе? Путь до гостиной оказался испытанием, каждый шаг ощущался последним. Белую огромную дверь открыли, Чонгук робко перебирал ногами, опустив глаза в пол, преодолел то страшное расстояние. В комнате были лишь господа альфа и омега. Идеально выглаженные белые костюмы, гордая осанка придавали их виду еще большей аристократичности. По их лицам снова ничего нельзя сказать. Что скрывает эта маска холодной вежливости? Родители малыша переглянулись, на миг лицо альфы потеплело, но тотчас облачилось в прежнюю выдержанную строгость господского бытия. Взгляд альфы ровно направлен в сторону Чонгука, тот бегал глазами по всей комнате, каждым движением избегая господина. — Мы наблюдали за тобой неделю, — Чонгук теперь смотрел так же направлено. — Работы не боишься. Наш малыш часто о тебе спрашивал, думаю обрадовать его. С этого дня ты занимаешься его воспитанием. Завтра в восемь утра у комнаты малыша. Он просыпается примерно в это время. А сейчас тебя отведут в твою комнату. Еще неделю назад родители малыша поняли, что нашли идеальную няню для своего чуда. Их альфа отличался непоседливостью и резким отношением к чужим, но этот незнакомец завоевал внимание малыша, тот просил его всю неделю, иногда сбегал от нянь, чтобы увидеться с ним. Эта неделя нужна была не сколько для проверки Чонгука, сколько самому Чонгуку. И без того большие глаза Чона стали еще больше, он почти не дышал, хозяева не могли не заметить перемену в маленькой прислуге. Чонгук, поняв, что слишком долго молчит, а господа выжидательно и терпеливо за ним наблюдают, на одном дыхании выпалил: — Хорошо, мой господин. Рад служить. Дверь открылась и выпустила Чонгука, его тут же подхватил омега, который привел его сюда. Шли они длинными коридорами, подошли к бараку, где Чон жил до сегодняшнего дня, рядом стояло небольшое здание. Чонгук его и не заметил за эти семь дней. Внутри помещение сильно отличалось, не такое ветхое, каким казалось снаружи; его проводили до второго этажа, указав на крайнюю комнату по левой стороне коридора. Теперь это его личные покои, намного лучше тех, где он жил всю неделю, но такие же темные и мрачные. Отдельная кровать для него, комод только для него, позже Чонгук обнаружит там чистые вещи, окно для него, чтобы он мог смотреть на звезды по ночам. Все для него. Усталое и счастливое тело упало на кровать, та скрипит, но это такие пустяки. Улыбка не сходила с лица омеги вплоть до тех пор, пока он не заснул, а мышцы не расслабились.