Святой Кроули

Церковь была погружена в полутьму ночи. Было тихо. Слышалось лишь тяжелое прерывистое дыхание. В храме стояли два человека, в глубоком повисшем молчании сверля друг друга взглядом. Один был полностью скрыт в тени, виднелся лишь его силуэт, другого же освещал слабый лунный свет, лившийся из большого окна. Они стояли друг напротив друга, как полицейский и преступник, как ангел и демон, как добро и зло. Но на самом деле был ли так плох один, и так хорош другой? Кроули стоял в оцепенении. Азирафаэль, не мигая, смотрел на него, просверливая очередную дырку в его лбу. Сердце Энтони пропустило удар, а потом забилось с силой настоящего отбойного молотка. Казалось, в тишине, окутавшей церковь, даже Азирафаэль его слышал. — Все… — Кроули откашлялся из-за пересохшего горла, и хриплым, надломленным голосом продолжил, — все не так, как ты думаешь. Все не должно было закончиться именно так! Азирафаэль не должен был узнать правду раньше времени! — Назови хотя бы одну причину, по которой я не должен прямо сейчас нацепить на тебя наручники, — Азирафаэль пытался держаться твердо, но его голос предательски дрожал. «Дождись, когда мы хотя бы до спальни дойдем.» — мысленно усмехнулся Кроули, хотя на самом деле ему хотелось выть от переполнившего его отчаяния. — Позволь… позволь мне все объяснить, — тихо выдохнул Энтони, вновь взглянув на ангела. Он хотел было сделать шаг навстречу инспектору, но в свете луны неярко блеснул пистолет в его кобуре, и Кроули осторожно остановился. Азирафаэль оценивающе его оглядел и тяжело вздохнул: — Да… давай, было бы неплохо, — согласился ангельский инспектор, к большому удивлению Кроули, — только я обязан тебя предупредить: все что ты скажешь, может и будет использовано против тебя в суде. Кроули даже на какой-то момент показалось, что на аккуратном мягком лице ангела добавилось несколько новых глубоких морщин, но, приглядевшись, он понял, что это была лишь игра света, и Азирафаэль оставался таким же спокойным и невозмутимым. — Хорошо, хорошо, — Энтони поднял руки в примирительном жесте и уселся на одну из скамей. Он понимал, что в какой-то момент все же придется заплатить за свою везучесть и за все, что он успел натворить в своей длинной жизни. Но ему всегда казалось, что кара настигнет его в виде какой-нибудь жестокой смерти. Может, во время выполнения очередного задания для мафии, или он будет убит своими же и останется брошенным и позабытым в грязной канаве. Но у судьбы причудливое чувство юмора. Кроули понимал, что, когда общался с Азирафаэлем и незаметно для себя в него влюблялся, он играл с огнем. Но то был приятный огонь, он мягко обволакивал и грел не только его дрянную оболочку, а саму душу Кроули. Но каким бы теплым он ни был, Энтони все же забыл, что он может и обжечь. И Кроули обжегся. Сейчас же, когда уже не было никакого толка и желания увиливать и врать, Кроули хотел объясниться. Тоже довериться. Как совсем недавно сделал и сам Азирафаэль, хотя последний наверняка уже тысячу раз успел пожалеть о своем поступке. Энтони было больно, что он предал ангела. Разбил его хрупкое доверие и опорочил его искреннюю любовь. Хотя… а любил ли его Азирафаэль? Но тут Кроули даже не смел колебаться. Конечно, да. Не потому, что Энтони был таким уверенным в себе засранцем (хотя этого тоже у него не отнять), он видел это по его глазам. По его прекрасным, небесно-голубым, чарующим глазам. Он видел это в его жестах, в его голосе… хоть Азирафаэль ни разу не сказал об этом напрямую, Кроули знал. Даже сейчас, когда ангельский инспектор сверлил его своим прекрасным проницательным взглядом, Энтони смог уловить в нем задушенную, но не забытую, нежность и любовь, с которыми ангел всегда смотрел на него. И от этого его уже совсем не черствое сердце готово было разбиться на части. Он смел надеяться, что еще не все потеряно, и Азирафаэль не успел окончательно в нем разочароваться и разлюбить. Хотя сейчас в его душе царила странная покорность той самой упомянутой судьбе. Уж будь как будет. Он вверяет свою жизнь и свободу в руки Азирафаэля, а тот… уже пусть делает, что захочет. Но внезапно в его голове возник закономерный вопрос. — Подожди… а как ты понял, что я это я? — вдруг спросил Кроули, обернувшись к инспектору. Вместо ожидаемой гордости или надменности, которые должны возникнуть после разгадки тайны у любого полицейского, на лице Азирафаэля отразилось смущение и даже… вина. — Ты оставил отпечатки пальцев на чашке в доме инспектора, — ответил он, немного приглушенно и нервно усмехнулся, — не самый разумный поступок. Кроули рассмеялся в ответ, качнув головой. — Сработало полицейское чутье или…? — О, нет, вовсе нет! Хотя… может быть отчасти, — помотал головой ангельский инспектор, и его кудряшки забавно начали болтаться на ветру, — ты казался тогда слишком идеальным. Я просто не мог в это поверить и… — И правильно сделал. Твоя мнительность и подозрительность не подкачала, — фыркнул Кроули, понимающе кивнув, — я… я действительно не такой идеальный, как ты думаешь. Азирафаэль помедлил, а затем сел с ним рядом, взглянув на распятие, возвышающееся над алтарем. — Ты хотел объясниться, Энтони, — напомнил инспектор, не глядя на него. — О, зови меня Кроули, — отмахнулся он, словно это была одна из тех многочисленных дружеских бесед, и умолк. Нужно было собраться с мыслями, решить откуда стоит начать. Времени у них, кажется, было вагоном, поэтому… почему бы не рассказать все с самого начала. И он рассказал. Рассказал о том, как связался с преступным миром, потому что считал это чем-то крутым, хотя на самом деле просто больше не знал, куда себя деть и куда направить свои специфические таланты. Потом поведал, как по глупости и ведомый своими выебонами, вступил в мафию. В детальных подробностях рассказывал о мелких и не очень делах, в которых был замешан, начиная от запугивания владельцев местных лондонских лавочек и заканчивая провозом наркотиков через границы. Азирафаэль слушал его, не перебивая. Кроули смог уместить больше десяти лет своей жизни всего в пару часов, сам себе удивляясь, а потом рассказал и о совсем недалеком прошлом, начавшемся в поезде. Он говорил, как растерялся, когда на его глазах умер человек, как в его голове в тот же момент зародился безумный план, как отлично этот самый план сработал, даже лучше, чем Энтони мог себе представить. Он рассказал, как встретил мадам Трейси на вокзале и потом, как впервые увидел Азирафаэля. — Ты стоял тогда вон там, — Кроули кивнул в сторону алтаря, — я видел лишь твою спину, освещенного светом и как будто у меня в голове что-то щелкнуло, — он сам щелкнул пальцами, — и тогда я подумал: «Блин, он настоящий ангел». Краем глаза Энтони заметил, как Азирафаэль смущенно отвел взгляд и казался уже более расслабленным, нежели чем в начале вечера. Кроули понял, что это был добрый знак и позволил себе продолжить аккуратно надеяться, что может еще не все пропало. Потом Кроули неспешно объяснил, как серьезно встрял на деньги и решил остаться, чтобы спереть этот злосчастный потир и (он сказал это куда тише) чтобы провести немного времени с его ангелом. Кажется, это нашло какой-то отклик в душе Азирафаэля, потому что за весь рассказ он впервые взглянул на Энтони, хоть и продолжал молчать. — А потом, я все откладывал и откладывал неминуемый момент, — произнес Кроули, разглядывая свои длинные смуглые пальцы, — и с каждым днем все больше и больше… влюблялся в тебя… Блять, я люблю тебя, Азирафаэль! Просто до… до чертиков и помутнения в мозгах! Меня ни один ебучий наркотик так не вштыривал, как мои ебанные чувства к тебе! Я понимаю, что… это очень громкие слова и все такое, и мы знакомы чуть больше месяца… но у меня такое чувство, словно я знаю тебя тысячу лет! Кроули вздрогнул, сам не до конца веря тому, что все-таки сейчас сказал, и стыдливо прикрыл лицо. — Черт… я знаю, как ебано это прозвучало… ты можешь… можешь не обращать на это внимания… это… это только моя проблема, — он помедлил, собираясь с духом, и все же сказал, — и, знаешь, чтобы быть до конца честным с тобой, ангел, единственное, за что мне действительно стыдно, так это то, что я украл у тебя книгу. Я слов на ветер не бросаю, но за этот поступок я себя… действительно ненавижу. Он поднял взгляд на Азирафаэля и только сейчас осознал, как он мог расценить его последние слова. — Ну, то есть… я не пытаюсь вызвать твою жалось, — поспешно сказал он, подняв руки, — просто… говорю, как есть. Прости меня. Азирафаэль все это время молчал, но, когда хотел было открыть рот, чтобы что-то сказать, Кроули его перебил. — А еще извини меня, но… вчера, когда я проник в твой дом, то прятался в твоей ванной и… кое-что слышал, — Энтони покраснел, поспешно отведя взгляд, и до побелевших костяшек сжал руки в кулаки, и прежде, чем Азирафаэль успел что-либо сказать, добавил, — и, если что, я считаю тебя очень, очень красивым. И из нас двоих… это скорее я недостоин тебя. Прости, что… предал тебя и не оказался святошей пастором… — Кроули… — Нет, правда! — горячо воскликнул Энтони, взглянув на растерянного инспектора, — мне очень жаль, что так произошло. Но, скажу честно, будь на твоем месте кто-то другой, я уверен, что не испытывал бы ни грамма вины. Я сожалею, что причинил боль тебе и… — Кроули, — чуть более настойчиво прервал его Азирафаэль, но Энтони не унимался. — Ты можешь нацепить на меня наручники хоть сейчас, я не буду сопротивляться, — продолжал он, в слепом отчаянии протянув запястья ангельскому инспектору, — я правда уже давно заслужил наказание за все свои проступки и… — Кроули, черт тебя возьми! — прервал его слезливую тираду Азирафаэль, сощурившись, и, аккуратно обхватив запястья Кроули, опустил их себе на колени, — я не… Инспектор не успел договорить, и снова был прерван. На этот раз звонком телефона. Звонили Кроули. — Оп, извини, ты не против? — Энтони было потянулся к своему телефону, но тут же посмотрел на Азирафаэля. Тот отрицательно помотал головой, отпустив его руки. Кроули выдохнул, поджав губы, и выудил из кармана телефон. Взглянув на дисплей, он заметно помрачнел, нахмурившись. — Алло, — тихо сказал он, сдерживая подступивший ком к горлу. — Кро-оули, — когда Люцифер хотел быть угрожающим, он всегда мог это сделать. Вот как сейчас, когда в кое-то веки назвал его по фамилии и как-то по-особому ее протянул, — ты сейчас один? Кроули взглянул на сидевшего рядом Азирафаэля, который, видимо, тоже прислушался. — Ага, — ответил Энтони, сделав громкость побольше, — ну, насколько это возможно. Бог все видит, сам знаешь. — Мне сейчас не до шуток, — в голосе босса послышались стальные нотки, — та книга, что ты припер мне сегодня, почему ты не сказал, что есть вторая часть?! Кроули недоумевающе посмотрел на инспектора, но тот, кажется, тоже был в замешательстве. — Люци… я о ней не знал, — Кроули тупо уставился в пространство, уже представляя куда все идет. — О, нет, сукин ты сын, ты все знал! — выкрикнул в трубку Люцифер, уже не скрывая свою злобу, — знал и специально оставил себе! — Да, о чем ты, блять, говориш-шь?! — нетерпеливо прошипел Энтони, забывшись, — я нихера не знал, что у пророчеств есть продолжение! Пару секунд в трубке не было ответа, только гробовое молчание. — Тогда как ты объяснишь последнее четверостишье? — надменно поинтересовался он, и на телефон Кроули пришла смс. Он быстро открыл фотографии во вложении, но там были лишь знакомые потертые надписи: «Мои предсказания служат во благо, И на этом кончается первая сага. А тот, кто именем дьявола себя называет Навеки свободу свою потеряет.» Спину Кроули прошиб холодный пот. Он не видел этого предсказания. Он прочитал тогда лишь одно, а об остальных даже не задумывался. Ему они были не интересны. И как оказалось зря. В глазах Азирафаэля же читалось узнавание. Он определенно уже видел раньше эти строки и сейчас с опаской и внимательностью хищника, приготовившегося к атаке, смотрел в сторону телефона Энтони. — Я не читал книгу, — максимально ровным тоном произнес он, сглотнув. — Не заговаривай мне зубы, — проскрипел Люцифер, — мне надоели твои отговорки. Я знаю, вторая книга у тебя. И за свое вранье ты пожалеешь, что вообще родился… или твой друг полицейский. Кажется, в этот момент в груди Кроули что-то треснуло, а потом с огромной высоты упало и разбилось прямо у его ног. Его глаза испуганно расширились, и он тут же взглянул на Азирафаэля. Последний же скорее напоминал сейчас каменную статую. Он не дышал, не моргал и вообще никак не двигался, хотя вся его поза выдавала напряжение, что сдавило его мышцы. — Я не понимаю, о чем ты говоришь, и я не знаю, что сказать, — скрипя зубами, ответил Энтони, сжав в руке телефон. Самое главное, как считал Кроули, в таких опасных ситуациях в самый ответственный момент нужно уметь притворится дурачком. — Разве? Ну и ладно. Сломанные нос и ребра Хастура говорят краше любого слова, — прошелестел Люцифер. Кажется, он уже немного успокоился, вновь возвращаясь в свою стезю непоколебимого и устрашающего в своем наигранном спокойствии босса мафии. Каждое его слово было для Кроули новой порцией яда, что беспрерывно поставлялся в его тело. — Всадники прибудут завтра вечером, — холодно произнес он, и послышался отдаленный щелчок, заведенного курка, — если отдашь книгу добровольно, отделаешься малой кровью, иначе… Неожиданно раздался оглушительный выстрел и звонок прервался, сообщая Энтони, что абонент временно недоступен. Едва сигнал прекратился, повисло молчание, в котором Кроули отлично слышал бешеный стук своего сердца, едва не выпрыгивающего у него из груди. — А я все думал, когда же он прострелит свой чертов телефон, — невесело пробормотал он, потерев затекшую шею и переведя беспокойный взгляд на ангела. Сейчас главное, как он рассчитал, было не впадать в панику и оставаться спокойным. Хотя о каком спокойствии вообще могла идти речь?! Азирафаэль тихо хмыкнул, наконец отмерев, и уже собирался что-то сказать, как внезапно его в который раз прервали. На этот раз это был его собственный телефон. На экране высветился незнакомый номер, и смутная тревога уже аккуратно облепила его сердце своими липкими щупальцами. — Да? — Добрый вечер, инспектор, — Кроули пробила мелкая дрожь, когда он вновь услышал самый ненавистный голос на Земле, — прошу прощения за поздний звонок, но не могли бы вы передать вашему пастору, что последствия будут печальными. — Как хорошо, что вы не уточнили для кого именно последствия будут таковыми, — неожиданно дружелюбно сказал Азирафаэль, словно вел обычный разговор с работником колл-центра и проходил какой-нибудь скучный опрос, — всего доброго. Азирафаэль сбросил звонок, и, как ни в чем не бывало, положил телефон обратно в карман. — Ахуеть, — восхищенно пробормотал Кроули, и на его лице против воли начала расползаться хитрая улыбка, — ангел, ты… — Ш-ш-ш, — прервал его Азирафаэль, недобро сощурившись. — Ты шикнул на меня? — возмутился Энтони. — Ш-ш-ш, — более настойчиво шикнул в ответ Фелл. — Не шикай на меня! — А ты не злословь в доме Господа! — воскликнул Азирафаэль, вскипя, — может, ты уже и не пастор, но имей хоть немного уважения. Кроули с секунду пораскинул мозгами и, сдавшись, кивнул: — Ладно, я хотел сказать, что мы по уши в дерьме, но теперь скажу, что все очень плохо. — Не распаляйся, — хмуро фыркнул Азирафаэль, поведя плечом и отведя понурый взгляд, — я все еще тебя не простил и все еще сержусь. — И ты имеешь на это полное право, — быстро согласился Кроули, поспешно встав, — но… так как волей-неволей я впутал тебя в эту историю, то… предлагаю сбежать вместе. Азирафаэль удивленно моргнул, неверяще переспросив: — Прости, что? Кроули отвел взгляд, неохотно повторив: — Ну… сбежать, уехать, свинтить, собрать удочки, — быстро проговорил он, — у меня есть припасенные деньги, уже завтра мы сможем приплыть на континент, а там в Европе затеряемся и… — Пастор Кроули, остановись, — спокойно, но твердо прервал его поток мыслей Азирафаэль, тоже встав и преградив ему дорогу, — мы никуда не поедем. Во всяком случае я. Теперь настала очередь недоумевать Кроули. — Прости, что? — Ты меня слышал, — ровным тоном сказал инспектор, устало потерев переносицу, — я узнал этот голос из тысячи. За этим человеком я охотился многие годы, и теперь… я не могу просто так уйти. Кроули стоял, как громом пораженный, тупо уставившись в серьезное лицо напротив. — Ангел, не говори глупостей, — предостерегающе сказал он, — это не шутки или какой-нибудь боевик, это… — Это реальная жизнь, — прервал его на этот раз уже Азирафаэль, не меняясь в лице, — и в реальной жизни эти люди, что приедут сюда в поисках книги, могут при желании и камня на камне здесь не оставить. Думаешь, если они не найдут тебя, то не решат выплеснуть свою злобу на ком-нибудь другом? И снова, даже в такой ответственный и серьезный момент, ангел был таким… ангелом. Он беспокоился о судьбе жителей Тадфилда и даже подумать не мог сбежать, поджав хвост, как сам Кроули. Он был настроен предельно серьезно, но продолжал оставаться все таким же прекрасным. Энтони почувствовал неожиданный укол совести. Он не мог все так бросить и пустить на самотек. И без того уже слишком много дерьма наложил. — Да, ты прав. Нельзя все так оставить, — внезапно согласился Кроули, устало разминая шею и чувствуя, как та тихо похрустывает, — но что нам делать? Второй то части книги у меня нет и не было. И она вообще существует? Азирафаэль призадумался, почему-то взглянув на часы, и одобрительно кивнул. — Стоит спросить того, кто знает лучше нас, — мудро сказал он, направившись к выходу из церкви, — и если ты не хочешь уехать на своей адской машине куда подальше, то хотя бы подвези меня. Кроули тихо усмехнулся, щелкнув языком, и быстро поравнялся с Азирафаэлем. — Это значит, я пока не арестован? — Ты сотрудничаешь со следствием, — пояснил инспектор, взглянув на Энтони несколько потеплевшим взглядом, заставив сердце Кроули снова сплясать чечетку, — я думаю, это поможет искупить твою вину перед судом. — А перед тобой? — внезапно поинтересовался Кроули. Азирафаэль оставил этот вопрос без ответа, пряча взгляд полный печали и, может быть, совсем немного, легкой несмелой надежды.