На что способна невинность

Рамона Уайлд, запись вторая Я всё-таки дождалась маму вчера вечером. Она была очень напугана, но не сказала почему. Раньше я думала, что всему виной её работа, но это было не так. Мама ринулась к платяному шкафу, достала старое одеяло и принялась резать его на лоскуты. Потом она вбежала в мою комнату и стала затыкать лоскутами щели в полу и под стенами. Даже в окно она подоткнула лоскуты. Обычно всё это маме приходилось проделывать перед наступлением зимы, чтобы никто в доме не замерзал. Только в этот раз причина была другая. Когда всё было сделано, она велела мне ложиться спать, заперла за мной дверь и стала утеплять весь остальной дом. Сейчас, когда наступило утро, мама немного успокоилась и продолжила суетиться по дому. В замочную скважину я видела, как она убирала всю еду с полок и стола в сундуки и даже в платяной шкаф. На самом деле у меня тоже кое-что случилось. Вчера вечером, как только я закончила писать, послышалось шуршание где-то у входной двери. Оказалось, что это забралась в дом большая божья коровка. Но не такая, какую я связала из цветных ниток. Эта была вся чёрная и очень большая. Она так спокойно сидела под дверью. Я подумала, что она заблудилась и хочет покушать, потому и решила её покормить. Я отщипнула кусочек хлеба и, медленно подойдя к двери, протянула его коровке. Она не двигалась целую минуту, только усики шевелились в темноте. Внезапно, она кинулась не на хлеб, а на мою лапу и попыталась укусить. Сначала я взвизгнула и упала, а уже через секунду запрыгнула на стул. Было слышно, как эта чёрная злюка бегает где-то подо мной. Увидеть было невозможно, ведь после ухода мамы я так и не включала нигде свет. Шуршание под ногами не прекращалось. В темноте мне было спокойно, пока я не поняла, что в доме я не одна. Поэтому теперь было очень страшно. Я решила убежать в комнату, чтобы запереться там. Спрыгнула со стула и шуршание прекратилось. Я застыла от ужаса, поняв, что раздавила её. Всё-таки пришлось включить свет в гостиной, чтобы соскрести внутренности и оттереть в этом месте пол. После чего я вышла во двор и выбросила свёрток с мёртвой божьей коровкой в кусты. Недолго думая, туда же я зашвырнула и свою поделку из ниток. Вчера вечером я вся дрожала в постели и опять не могла уснуть. Кроме того, мама никак не переставала суетиться. Мне даже показалось, что причина нашего с ней беспокойства одна и та же. Николас П. Уайлд, запись вторая К сожалению, попутного ветра не предвиделось, на который я так рассчитывал. Штурман сообщил, что придётся сделать крюк для остановки и дозаправки. Это растянет наше плавание ещё на целые сутки. В сущности, ничего необычного наше плавание не представляет, что и к лучшему, но я продолжаю вести записи в своём дневнике. Оставлять записи в судовом журнале не моя обязанность и, тем не менее, письменные принадлежности всегда со мной и не лежат без дела. Быть может, я хочу сделать прошедшие события ярче хотя бы на бумаге. Или же это такая попытка оставить ничтожный след в истории. Скорее всего, меня одолела обыкновенная тоска по дому и близким. И даже после тяжёлых трудовых суток я не спешу на боковую, а стараюсь подавить скуку этими записями. В таком случае, почему же я излагаю на бумаге своё скучное плавание, а не пишу о семье и доме? Не удивлюсь, если Джуди сейчас делает то же самое. А вот с Бонни и Стью мне и по сей день лучше не видеться. Они никогда не одобряли брачного союза своей дочери с лисом. Думаю, в моей искренней любви они не сомневались, но побоялись того, что и произошло в ходе нашей с Джуди семейной жизни. Это только моя вина. Но теперь, когда у нас с моей зайкой есть общий ребёнок, лучше бы и мне быть рядом. Поскорей бы уже достигнуть хотя бы Анималии. Сегодня утром мы с ребятами спускались в трюм для более равномерной расстановки заморского груза. Капитан говорил, что быстрее корабль от этого не поплывёт, но хотя бы выгружать потом будет проще. Смысла в этих потугах я лично не усмотрел, но весь рабочий день пытался углядеть кое-что другое. Каждый вечер из своего кубрика я слышу шорохи в трюме. Мне посчастливилось получить кубрик без соседей, так что на протяжении всего плавания по вечерам моим соседом стала тишина. И прямо сейчас эти шорохи бушуют особенно громко. Трюмных жуков или короедов на Сарабии никогда не было. Она у нас не из дерева, всё-таки. Выходит, что сейчас мы везём вредителей в одном из ящиков с заграничных земель, а может даже и в нескольких. Завтра обязательно сообщу капитану и будем морить этих безбилетников. Николас П. Уайлд, матрос корабля Сарабия. Джудит Л. Уайлд, запись вторая Надо было мне не ходить сегодня на работу, забыть про этот проклятый рынок и оставаться дома с дочкой. А ещё лучше, убираться подальше от Малых Норок, хоть в самую чащу леса. А я побоялась ответить за прогул и, с дрожью в коленях всё-таки отправилась. Пожалуй, даже вчерашних событий с изъеденным трупом под лавкой довольно, чтобы бросить любые обязательства. Но то, что происходит сейчас мне и во сне не могло присниться. Утром я как обычно собрала сумку, попрощалась с Рамоной и ушла работать. На рынке все торгаши старались держаться спокойно. Одни тревожно молчали и озирались, другие перешёптывались о чём-то, а кто-то и вовсе не явился, и их лавки остались пустыми. Внезапно, вдалеке послышались шаги целого десятка городских полисменов. Их звонкий топот ни с чем не спутаешь. Они редко появлялись у нас, и всегда предвещали что-то очень неладное. Все они маршировали с оружием в лапах, а именно с дубинками и продолговатыми электрошокерами. За их спинами виднелся ещё пяток зверей в белых резиновых комбинезонах и ужасных стеклянных масках с вытянутыми респираторами, склонёнными к земле. Одна пожилая торговка-крольчиха схватила меня за рукав и потянула за собой. К нам присоединились ещё две крольчихи, и мы все вместе, не поднимая шума и укрываясь за лавками, направились к торговке в дом. Она заперла за нами дверь и попросила отпереть подвал, указав на него пальцем. Я, как самая молодая, ринулась его открывать. Было нелегко, но я справилась. Когда все крольчихи спустились в погреб, я, по велению доброй торговки, накрыла сверху крышку люка ковром, спустилась сама и заперла погреб изнутри на щеколду. После чего, в полной темноте мы собрались в круг и ждали неизвестности. Добрая торговка по имени Элоиза попросила всех успокоиться. Она убеждала нас, что жуки сюда не заберутся. А вот замыслы полисменов и сотрудников Эпидем-центра ей были неизвестны, и лучше на глаза им не попадаться. Через некоторое время мы все застыли в тихом ужасе. В дверь стали ломиться. Первый толчок она выдержала, но после второго с грохотом распахнулась настежь. Топот тяжёлых ботинок наполнил весь дом. На протяжении той минуты, пока полисмены рыскали над нами, я, кажется, разучилась дышать. К счастью, они удалились, не заглянув под ковёр. Первым делом Элоиза нащупала свечу и спички, чтобы развеять темноту в погребе и помочь всем успокоиться. Потом угостила нас своими немногочисленными припасами, среди которых были овощи, хлеб и вода. Мы отказались под предлогом, что припасы нужно беречь, ведь неизвестно, как долго придётся прозябать в этом погребе. А я, дурёха, сразу же вспомнила, что свою сумку с едой я оборонила прямо на пороге дома. Спустя пару часов безмолвного времяпрепровождения под землёй, я зажгла новую свечку и решила позаимствовать у старушки ручку и бумагу. Сама Элоиза уже спала, к нашему удивлению, как ни в чём не бывало. Она явно знала больше нашего о том, что вокруг происходит. И, возможно даже, подготовилась заранее. Припасы, свечи, люк со щеколдой изнутри. Но мы не смели её будить со своими расспросами. Когда остальные крольчихи склонили головы и прикрыли глаза, я пододвинула свечу поближе и принялась записывать всё произошедшее сегодня дрожащими пальцами. И вот сейчас, мне пора отложить ручку и надеяться, что всё это скоро закончится, и я смогу вернуться к дочери.