
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Однажды Волк влюбился в Море.
Примечания
Очень важный для меня долгострой, состоящий из того, каким вообще я вижу историю этих двоих на протяжении всех лет вместе, из того, как с ними были связаны другие люди, и вообще из всего. Это все - один большой личный хэдканон того, как складывались отношения Марио и Пауло, как они пришли к тому, чтобы быть вместе, поэтому заранее извиняюсь, если что-то не совпало с вашим видением, или уехало по хронологии.
Я честно не уверен, что это стоило выкладывать, но потом решил, что ничего не потеряю, если поделюсь.
Персонажи в шапке - те, кто тесно взаимодействует с основным пейрингом, те, кто в процессе повествования оказываются в паре с Пауло или Марио. Это часть истории, и если это вас сквикает - просто не нужно читать эту работу, пожалуйста. Такие дела.
Публичная бета открыта, поэтому буду рад правкам!
Посвящение
Мистеру Ничего хорошего и его невероятной любви ко мне Т_Т
Прилив
09 ноября 2021, 04:22
— Есть одна старая балканская история… Тот, кто научится чеканить сырое яйцо, не разбивая его, умрет. Но, одновременно с этим, он обретет бессмертие. И станет легендой.
— Гонишь! — Недоверчиво протянул Хуан. Он больше верил легендам своей родины, и, говорят, даже номера в отелях, где оставался, окуривал какими-то штуками — от духов.
— Легенды никогда не врут. Тем более, балканские, — сдержанно возразил Марио. Маркизио, сидящий рядом, чуть улыбнулся.
— Да может быть, и не так уж сложно чеканить яйцо?
— Ну, ты попробуй, мы и узнаем, — предложил в ответ Андреа. — Хорош трепаться, пойдемте. Мистер уже заждался.
Команда галдящей толпой высыпала на тренировочное поле. Массимилиано громкими, отрывистыми указаниями разбил их на группы, быстро распределив всех между своими ассистентами.
Пауло, старательно переступая ногами в квадраты на газоне, думал о легенде, которую рассказал Манджукич. Этот хмурый человек постепенно оттаивал, и то, что он делится какими-то байками во время ленивых сборов на тренировку — тому яркое доказательство. Почему-то Пауло это радовало. Словно бы команда становилась еще цельнее.
В отличие от Куадрадо, в рассказанное Пауло поверил сразу и безоговорочно. И, разумеется, захотел проверить. Его голова была настолько занята размышлениями, что он пропустил окрик Аллегри, перегоняющий его группу к другим упражнениям, и теперь топтался в квадратах под нестройные смешки товарищей, и под строгим взглядом тренера.
— Дибала! — Гаркнул Макс. — Спать лучше ночами. Говорят, помогает не быть тупицей. К конусам, быстро!
— Извините, — Пауло покраснел до корней волос, как ему самому показалось, и поспешил убраться с глаз Макса поскорее. Но выкинуть мысли о балканской легенде, а заодно и о Марио, не мог в течение всей тренировки. Ему было интересно, а пробовал ли сам Марио чеканить сырое яйцо? А вдруг у него получилось? Мячом-то он владел просто мастерски.
Дела у «Ювентуса» шли из рук вон плохо. Первые несколько туров были буквально никакими: Поражение от «Удинезе», поражение от «Ромы», еще и приправленное россыпью желтых карточек (Эвра и вовсе умудрился удалиться). Ничью с «Кьево» можно было считать за поражение — Пауло удалось забить одиннадцатиметровый, но играли они, в целом, отвратительно.
В матче с «Дженоа» Пауло был оставлен на скамье запасных. Игру «Ювентус» вытащил, наконец-то получив вымученную победу, но привкус у той победы был весьма неприятный: первый гол забили не они, это был всего лишь рикошет от вратаря, который засчитали тому автоголом, второй Погба забил с пенальти. Красоты футбола в такой игре было не много, но Дибала к концу игры успел обвинить себя во всех смертных грехах: может, до этого они упускали победу из-за него? Макс ставил его играть, команда, не привыкшая еще к новичку, путалась, начинала сыпаться… Желудок скручивало ужасом от мысли, что тренер теперь подумает так же. Что тогда? Его зимой выставят на продажу?
В матчах Лиги Чемпионов Пауло так же не мог отличиться. Ни «Севилья», ни «Манчестер Сити» были ему не по силам, и, хоть команда и не проиграла, от самого Пауло толку было ноль.
После следующей игры с «Фрозиноне», в которой он вышел во втором тайме и лишь бестолково мельтешил, похоже, и правда, мешая играть всей команде, пресса открыто задалась вопросом, а «бриллиант» ли приобрела Старая Синьора в его лице? Может, это была всего-то ярко сверкнувшая на солнце стекляшка. Дибала окончательно сник, теряя любую уверенность в себе. Совсем не так он видел свои выступления за топ-клуб.
Марио на последних играх отсутствовал. Он надорвал мышцу на бедре, и должен был вернуться не скоро, лишь через месяц — уже после перерыва на игры национальных сборных. Хорошего настроения травма не добавляла, вдобавок, из-за нее он не мог отправиться на родину, пропуская сборы.
— Скажи честно, тебя это расстраивает больше, чем невозможность помочь клубу, — усмехалась Ивана, которая привычно навестила, и задержалась на несколько дней, чтобы присмотреть за другом. У Манджукича держалось скверное настроение, и ей хотелось хоть как-то помочь.
Обычно они почти постоянно переписывались, Марио от нее ничего больше не утаивал, а еще теперь и в самом деле слушал ее советы. В ситуации с Тимощуком она оказалась права от и до, и это добавило ее мнению веса в глазах Марио. Не во всех, конечно, вопросах, но прислушиваться к Иване он стал гораздо чаще.
Про Дибалу и Морату он ей, зачем-то, тоже рассказал. Выговорился, хмурясь и проявляя заметную эмоциональность, искренне возмущаясь такой беспечности и недальновидности. Марио помнил, как она когда-то отчитала его за связь с Тимо, и предполагал, что она его поддержит. Ивана не поддержала.
— Во-первых, увидеть их мог кто угодно, в подтрибунке было полным полно прессы, — сердился Марио. — Во-вторых, ладно этот, пацаненок еще совсем, видно, что ветер в голове… Но Альваро!
— Они ровесники, — невозмутимо поправила его Ивана и получила в награду уничижительный взгляд.
— Да без разницы… Они что, не соображают, к чему это может привести? Чудовищные последствия, сломанная карьера. Или жизнь. Если бы их увидел кто-то другой…
— Этот кто-то другой, вполне вероятно, так не переживал бы сейчас.
— Мне просто не нужны проблемы с такими… такими людьми в команде.
— Так это и не твои проблемы, Марио. Это их дело, их проблема, не надо принимать это все так близко к сердцу. Мне казалось, прикипеть к команде ты еще не успел, чтобы так переживать.
— Да как ты не понимаешь! Это ненорм… — Марио осекся, не успев договорить, потому что Ивана с резким стуком поставила чашку на столик у дивана, и встала на ноги, нависая над ним.
— Ненормально?
— Ну… Не очень нормально, — со вздохом выдавил он.
— Поверить не могу, что слышу это от тебя.
Манджукич тяжело выдохнул, пряча лицо в ладонях. Он и сам не мог понять, почему его так задело увиденное, почему в голову сразу же полезли самые худшие варианты — они ведь даже не случились, но он уже живо и ярко себе их представил. Заголовки газет, какие-нибудь тошнотно-мерзкие и глумливые. «Голубая любовь в черно-белом клубе», или что-то вроде. Отвернувшиеся от этих двоих сокомандники, скандал с руководством. Травля от озверевших тиффози. Не говоря уже о том, что пережили бы их семьи.
Как эти двое приняли бы то, что со всех сторон им говорили, что они ненормальные? Как это пережил бы Дибала, и без того слишком нервный, а сейчас и вовсе переживающий спад — такой очевидный спад для того, кто сменил клуб и не успел адаптироваться. Очевидный, но выставляемый журналистами, как полный провал.
— Ну-ка, посмотри на меня, — его взъерошенных жестких волос коснулась рука Иваны, огладила легко, заставляя поднять голову. Марио поспешил дежурно нахмуриться, посмотреть исподлобья, недовольно и чуть ли не зло.
Но она все равно успела заметить в его глазах затаенный, забитый глубоко внутрь, страх.
«Болонью» в первых числах октября они разметали. Правда, едва не растерялись в самом начале, получив от соперников быстрый гол. Джиджи пропустил нелепо, глупо, будто не удержав мяч в руках, и разразился громкими ругательствами. Смотреть на то, как расстроен их капитан, было невыносимо всей команде. Возможно, это и помогло им собраться.
Судья не жалел карточек, а красно-синие играли грубо. Макс с бровки орал до хрипоты, подгоняя команду, но те и сами был разозлены и раздосадованы. Альваро едва не проскочил в офсайд, но одумался, а в следующее мгновение положил мяч в сетку ворот. Было красиво, а главное, радостно — на другом конце поля ликующее заорал что-то Джанлуиджи. Пауло с разбегу повис на руках Мораты, мимолетно целуя куда-то в висок. Чужим удачам на поле он всегда радовался, как своим, а тем более — радовался за Альваро.
В следующем моменте заслуга так же принадлежала Альве — игрок «Болоньи» придержал его за плечо в штрафной, удерживая, и судья просвистел пенальти. Его тут же окружили возмущенные игроки «Болоньи», которых принялся отпихивать Бонуччи, но им повлиять на решение не удалось.
— Забей красиво, — шепнул Мората, передавая Пауло мяч.
К точке Пауло шел на почти ватных ногах — пенальти он не любил, боялся ответственности, что ложилась на плечи вместе с таким шансом забить. Как назло, в «Юве» эти удары ему охотно доверяли.
Забил — красиво, как попросили; наверное, потому, что так, как Альваро, просить никто не умел.
— Прекрасный удар, — задохнулся восторгом Мората, ловя его в объятия. За секунды до того, как на них налетели все, до того как Бонуччи радостно заорал что-то прямо в ухо, обнимая обоих и Хедира напрыгнул сзади, бодаясь и смеясь, за секунды до этого Альваро успел мазнуть губами по губам Пауло, успел поделиться дыханием. Едва ребята оказались рядом, он переключился на более невинные касания губами к щекам и лбу. Но размыкать объятия не хотелось, даже когда расступилась команда. Пауло льнул к рукам, смешно жмурился, улыбаясь, прижимаясь к лицу Мораты, пока тот колюче терся щеками.
— Расходитесь, — шикнул сбоку Бонуччи, скрывая это за улыбкой. Дибала почти испугался, но рука Альваро успокаивающе скользнула по плечам, по затылку, оглаживая. И только тогда отпустила.
До конца матча Пауло был, как на иголках: с одной стороны, его пугало то, что Леонардо, кажется, понял о них немного больше, чем следовало бы. С другой — до дрожи в коленях хотелось продолжения. Дальше поцелуев они с Альвой почему-то еще не заходили, но хотелось — безумно. И почему-то показалось, что именно сегодня есть возможность это осуществить.
Эта эйфория после забитого пенальти, смешавшаяся с желанием, сумела даже выбить из его головы мысли о том, что Макс перестанет использовать его в своих схемах. Не перестанет. Встроит. А он сам — подстроится. И все будет хорошо.
Возможно, уверенности добавило и то, что он, наконец-то, провел на поле весь матч, без замены.
Хедира в концовке забил третий гол, свой дебютный за команду. И «Ювентус» одержал победу.
Аллегри довольно сухо поздравил команду с победой и привычно ушел разбираться с вопросами журналистов. В раздевалке витало ощущение эйфории: команда успела соскучиться по победам — боевой дух поднять было необходимо. Возможно, не одному Пауло казалось, что все теперь будет хорошо.
— Дождешься меня? — Улыбнулся ему Мората, перед тем, как уйти в душевые. Сердце Пауло забилось почти в горле. Он был готов дожидаться хоть целую вечность, тем более, время у них было — впереди ждал перерыв на международные турниры. Пауло предстоял полет в сборную, как и Альваро тоже. Но несколько свободных дней у них оставалось.
Пауло совершенно не отследил, как это случилось. В какой момент поддержка и внимание Мораты стали каким-то наркотиком, и он нуждался в этом уже не только потому, что был новичком. К Альваро тянуло. И Пауло еще сам не успел во всем разобраться, но, как оказалось, Мората разобрался в себе первый.
Тогда, после Суперкубка, он увел Дибалу на откровенный разговор, но разговора толком не вышло — не было ни смущения, ни напряжения, они почти синхронно потянулись друг к другу, синхронно же начали было говорить, из-за этого расхохотались… А спустя секунды уже целовались. Ощущение того, что это желание поцелуев — взаимно, напрочь сносило голову. Сносило голову и отключало разум еще и то, что с Моратой почему-то все было совсем не так, как с Франко. Васкеса Пауло хотел совершенно иначе. Будто бы воспринимал его тело — потрясающе привлекательное и горячее — отдельно от личности лучшего друга и товарища по команде. С Альваро было по-другому. Его хотелось всего, без остатка, а главное — он хотел Пауло в ответ, и это ощущалось.
Пару раз Дибала задался вопросом, не влюбился ли он, не предает ли этим сумасшедшим влечением Антонеллу. Но стоило Альваро оказаться рядом, и все вопросы пропадали. Их обдумать можно было бы и потом.
— Слушай… Я, конечно, за всяческие эксперименты, но первый раз в машине — это как-то не особенно романтично, не находишь?
Тон Мораты был шутливым, а голос немного прерывистым и хриплым. На протяжении последних пятнадцати минут они не могли оторваться друг от друга, одержимо, жадно целуясь и касаясь друг друга так напористо и однозначно, что никаких сомнений в том, чем должно все закончиться, не оставалось. Пауло, если честно, настолько вело, что ему было без разницы, где они находятся. Но, все-таки, пришлось включить мозг. Устраивать что-то такое в машине, на стоянке у восстановительного центра, в который команда отправилась после игры, было бы верхом глупости.
— Снимать номер в отеле как-то…
— Идиотски, — усмехнулся Альваро. — Поэтому мы поедем ко мне. У меня никого.
Пауло довольно выдохнул. Отчасти, он немного завидовал другу — тот жил один, изредка навещаемый родителями и сестрой, и был совершенно свободным. Пауло обычно был только рад, что с ним живет мама и Анто, но сейчас он ловил себя на мысли, что пустой дом лучше.
Антонелле он скинул сообщение, что остается ночевать с ребятами, что они будут праздновать окончание тура и перерыв в сезоне. В ответ прилетело дежурное «Хорошей ночи, зайка» с привычным эмодзи-сердечком, и он, почему-то, окончательно перестал думать о том, что делает что-то неправильно.
— Отпросился? — Шутливо поддел его Мората, и получил в ответ тычок под ребра.
То, что друг ведет машину, совершенно не мешало Пауло липнуть к нему и в дороге: он знал, что Альваро не рассердится. Почему-то его реакции на многое он знал и чувствовал, как свои собственные.
С Альваро вообще было как-то просто. Просто было целоваться с ним в опустевшей раздевалке, просто было рубиться в видеоигры. Просто было ехать с ним в одной машине на тренировку и с нее, делить одну порцию мате на двоих, вдвоем подпевать какой-то зажигательной песне, передаваемой по радио… Это были другие, совсем другие эмоции и ощущения, нежели те, что были с Васкесом. С Альваро было просто — и было хорошо, всегда, вне зависимости от того, чем они занимались.
От припаркованного автомобиля дойти пришлось, отлипнув друг от друга — все-таки, никто не гарантировал отсутствие любопытных соседей, несмотря на поздний час. Но, стоило двери закрыться, как они накинулись друг на друга с еще более глубокими и жадными поцелуями. Им больше не мешала теснота машины, близость тренировочного центра, вероятность, что кто-то их увидит. Сейчас они были одни, и этим стоило наслаждаться.
Альваро целовался жестко и требовательно, вжимал Пауло в стену и не замечал даже, что уронил ключи куда-то под ноги. Его вело от чужой отзывчивости, от рваного дыхания, от того, как Пауло сжимал бедрами его ногу, втиснутую между них, и почти жалобно постанывал в губы.
Дойти до горизонтальной поверхности сразу не удалось: подчинившись требовательной жадности Дибалы, Альва забрался к нему в штаны, под белье, проскользил пару раз ладонью по твердому члену и сполз на колени, сходу взяв в рот.
Пауло захлебнулся стоном удовольствия, прошившего, как судорога, вжался спиной в стену плотнее, словно это должно было помочь удержаться на подгибающихся ногах. Мората творил что-то невероятное губами и языком, его горячий и мокрый рот плотно сжимался на члене, и Пауло бессильно скреб по стене пальцами, стараясь удержаться и не вцепиться в чужие волосы, чтобы заставить взять глубже: такое он видел в порно-роликах с мужчинами, просматриваемыми украдкой, такое он проделывал с Анто… С Альваро не хотел. Вернее, хотел физически, но умом понимал, что сейчас куда приятнее, когда тот все делает сам.
Альваро провел ладонями по его бедрам, сильнее приспустил штаны, соскользнул пальцами на задницу, легко сжал — Пауло дернулся навстречу и прикусил губы почти до крови, когда ощутил ласковое скольжение пальцев между ягодиц. Он кончил, захлебываясь дыханием, стоило Морате надавить на сжатый вход, легко, но настойчиво, и едва не сполз по стене вниз. Альваро поймал его, улыбаясь влажными губами, и утянул в солоноватый поцелуй с привкусом семени. Было странно, но не противно.
— Вот ты… Сумашедший, — загнанно дыша, покачал головой Пауло. Когда эйфория схлынула, его одолело легкое смущение. — Было необязательно это так… Ну, ртом.
Мората легко улыбался в ответ.
— В любви нет обязательного и необязательного. Нет ограничений в том, как приносить удовольствие.
— Ты хотел сказать, в сексе?
— В любви, Паулито, — Альваро фыркнул, потерся носом о его нос, заглядывая в лицо. В полутьме холла — они так и не включили свет — его глаза казались совсем черными и большими. — Я люблю тебя. Понимаешь это?
Дибала удивленно приоткрыл рот, но все слова как-то разом пропали из горла. Альваро его — что? Любит? По-настоящему? Без всей этой дружеской «помощи», без оговорок, что это так, по дружбе развлечение? Он почувствовал себя так, как будто с него сняли какой-то груз, не то, чтобы тяжелый, но мешающий. Выходит, ему, наконец-то, тоже можно не уговаривать себя, что вся его привязанность — дружеская, скучание и желание находиться рядом чуть ли не сутками — привычка, а сумасшедшие поцелуи — просто блажь и привилегия для близких друзей?
Можно, наконец, назвать все своими именами?
Названная своим именем, ситуация отдавала катастрофой вперемешку с эйфорией: он влюблен в сокомандника, это взаимно, но у него есть девушка, которую он не любит. И которую, конечно же, не может взять и бросить: расстроится мама, да и какой повод нужно для этого сочинить? Правду же говорить нельзя. Однако, как и многие разы до этого, Пауло решил об этом всем подумать потом. Сейчас хотелось быть бесконечно счастливым — и сумасшедшим, как Альва.
Мората, как оказалось, знал и умел достаточно, чтобы им обоим было хорошо. Страх перед сексом с проникновением у Пауло начисто отсутствовал, ему было слишком любопытно, хоть и не очень понятно — в теории. А на практике, эйфория от услышанных слов о любви и собственное, застилающее разум возбуждение, в сочетании с умелостью Мораты, почти полностью избавили его от каких-либо дискомфортных ощущений. Альваро был предельно терпелив и ласков, местами — почти мучительно нетороплив, тогда как Пауло почему-то спешил, хотел все, сразу, побыстрее. И его приходилось осаживать, напоминать, что вся ночь впереди, успокаивать поцелуями и ласковым смехом.
Пауло совсем сносило голову от ощущения наполненности, от горячего, придавливающего к постели, тела, от укусов и поцелуев, которые Альваро щедро рассыпал ему по плечам. От мучительного, тягучего чувства удовольствия, зарождавшегося внутри с каждым медленным, осторожным движением бедер. Это удовольствие было сложным, приятным, но одновременно изнуряющим, оно заставляло метаться под Моратой и почти хныкать. Это удовольствие было слишком сильным, чтобы выносить его спокойно, и было — недостаточным.
— Быстрее, я сейчас умру, пожалуйста, Альва, — в какой-то момент буквально взмолился Дибала, утыкаясь лбом в подушку — в которую до этого отчаянно вгрызался зубами, пытаясь приглушить стоны. Он жалел сейчас, что из-за позы не видно лица Мораты, только эту чертову подушку, и край постели, и что-то там — за ней, на что он смотреть не мог, потому что все расплывалось в глазах.
— Так?.. — Голос Альваро был мурлыкающим и тихим, и Пауло показалось, что он сам на его фоне слишком шумный и громкий. Потому что в следующую секунду он не сдержал вскрик — Мората задвигался быстро, резко, но сохраняя ровный темп, и это заставило чуть ли не срывать горло. Тягучее удовольствие превратилось в яркие вспышки, в полное безумие, заставляющее прогибаться в спине, приподнимая задницу, и комкать пальцами ткань простыни. В этот момент Пауло не помнил себя — или не осознавал себя, поглощенный попытками получить сильнее, больше. Он чувствовал себя в какой-то бесконечной, кажется, гонке за ослепительным кайфом, за тем, чего он никогда в жизни не ощущал с девушками.
В себя он пришел позже, расслабленный, как тряпичная кукла и, кажется, совершенно обессиленный. Ткань подушки под щекой была влажной от пота и, кажется, слюны, тело было окутано уютным теплом. Кожа горела отпечатками прикосновений, горло больно саднило — кажется, он его сорвал. Задницу странновато потягивало, Пауло пошевелился на пробу, но больнее не стало. Так, легкое неудобство.
— Ты как?
Альваро, почему-то невозможно красивый, взмокший и разлохмаченный, валялся рядом и улыбался довольно. Пауло улыбнулся в ответ.
— Охрененно, — просипел он, удивляясь своему же голосу. — Это было охрененно.
— Ты такое сокровище, — Мората потянул его к себе, ближе, потерся носом о щеку, улыбаясь. — Горячий, отзывчивый, чувствительный до чертиков… И такой красивый, такой безумный, когда кончаешь.
— Боже, просто заткнись, — фыркнул Пауло, ощущая, как начинает гореть лицо. Альва засмеялся, ткнулся в его губы своими, утягивая в поцелуй.
— Ну давай, заткни меня, Паулито.
— Полетишь со мной?
Дибала собирался в Аргентину. Болтая с Антонеллой, легче было отвлечься от волнения, что неизбежно начинало ворочаться в животе холодным, мерзким ощущением. Первые сборы в AFA, новые лица вокруг, и сам Лео Месси — в одной команде, рядом. Какой он, идол, на которого молились аргентинцы и сине-гранатовые испанцы, болеющие за «Барселону»? Каким в общении окажется человек, при жизни слушающий со всех сторон слова о том, что он — инопланетянин и бог футбола? Вдруг он высокомерный и на новичков даже не смотрит? А тут, тем более, очередной нападающий, тоже левоногий… Может, это взбесит Лионеля?
На какое-то мгновение Пауло даже засомневался, стоит ли являться на сборы. Может, еще не поздно прислать отказ, он еще недостаточно хорош, чтобы представлять страну… С другой стороны, отец бы точно не одобрил таких метаний. Он-то мечтал однажды увидеть Пауло не только в топ-клубе, но и в рядах альбиселесте… Дибала нахмурился. Подводить отца он точно права не имел.
— Не хочу, — равнодушно отозвалась Анто. — Снова тащиться в душный грязный Буэнос-Айрес? Там же скука смертная, что я делать буду, пока ты свои мячики пинаешь?
— Можно подумать, ты тут сильно занята, — проворчал себе под нос Пауло, тихо раздражаясь.
Это было неправильно по отношению к девушке, но он ничего не мог с собой поделать. Анто все чаще вызывала только негатив, она больше не ассоциировалась с каким-то лекарством от влечения к мужчинам, с чем-то, что помогает и успокаивает. Да ему и не нужно было больше это лекарство. Он любит Альваро, Альваро любит его — все прекрасно. Антонелла становилась в его жизни лишней деталью.
Она бесила, казалась глупой, поверхностной, Пауло смотрел и думал о том, что не понимает, что ему в ней вообще могло понравиться когда-то. Ее мало что интересовало, кроме каких-нибудь тусовок среди подобных ей скучающих обеспеченных девушек, посещения светских вечеров и возможностей завести там полезные для модельной карьеры знакомства. Пауло не считал себя особенно умным, он и школу-то закончил с горем пополам, но почему-то от Антонеллы становилось совсем тошно — ему казалось, что он видит в девушке какое-то запредельное количество тупости. Совместно с этим, его начинало грызть чувство вины: Анто была совершенно не виновата в том, что он ее не любил. В том, что он влюбился в сокомандника, в том, что это оказалось взаимным. Она была не виновата в том, что с Альваро ему было интересно находиться, а с ней — нет.
Казалось, что если сказать ей о расставании — ее сердце разобьется. Все-таки, глупой она была, или нет, а Пауло никогда не ловил ее на чем-то, даже отдаленно напомнившим бы измену. Он ни разу не замечал в ней и тени интереса к другим мужчинам. А еще она нравилась маме, и мама уже, кажется, считала вопрос об их дальнейшем браке решенным. И от этого принять хоть какое-то решение было еще сложнее. Поэтому он тянул и откладывал разговоры на потом.
Сборы должны были стать сменой обстановки и способом прочистить голову.
По пути в аэропорт ему позвонил Омар: он все еще занимался сделкой по его имиджевым правам, которая должна была позволить им делать золотые горы на рекламе, поэтому отправиться с ним в Аргентину не мог. Но принес новости: Месси в этот раз на сборах не будет.
— Для тебя это отличный шанс показать себя. У вас одна позиция, а тут на тебя не будет давить его присутствие — постарайся на все сто.
Знакомые лица все равно ему встретились: на базе альбиселесте его приветствовал Перейра, поздравивший с вызовом в сборную, тут же был и Тевес, при виде которого Пауло совсем оробел. Впрочем, на долгие знакомства и стеснение времени по прилету не было, Перейра проводил его к номеру, и познакомил с соседом, с которым Пауло предстояло этот номер делить.
— Это Эмилиано Ригони.
— Можно просто Риго, — улыбнулся темноглазый парень с выбеленными волосами. — Роберто, а он точно к нам, не в U-17? Такой молоденький…
— Ты и сам не старик! Вы же ровесники. — Рассмеялся Перейра, и подтолкнул Пауло в спину. — Иди, располагайся. И не смотри на выходки Риго, он сам впервые вызван.
На утренней тренировке Пауло откровенно глазел на Месси и пытался убедить себя, что не спит: в заявке на эти сборы, по вчерашним словам агента, Лионель отсутствовал, но на базе он почему-то был. Это было странно, но Пауло счел это добрым знаком: все-таки сумеет с ним познакомиться! Знакомство казалось ему более важным, чем все те шансы себя показать, о которых говорил ему Омар.
Вживую и так близко Месси оказался совсем обычным, низкорослым — ниже даже Пауло — спокойным парнем с тихим голосом. Ему, по идее, стоило руководить всей разношерстной аргентинской компанией на правах капитана, но он не больно-то к этому стремился, сосредотачиваясь на упражнениях, и общаясь с тренером. Впрочем, после тренировки к новоприбывшему он подошел сам.
— Лео. Месси, — он протянул Пауло ладонь, и тот, стараясь не стучать зубами от волнения, подался вперед. Рука у Месси была теплая и сухая, а рукопожатие неожиданно крепкое.
— Очень приятно, я Пауло, и я так много о вас…
— Ох, оставь, — поморщился Лео. — И без «вы». Мы тут одна семья, хорошо? У тебя брат есть?
— Даже два…
— Ты же братьев на «вы» не зовешь?
— Они те еще засранцы, чтоб их так звать, — смешливо фыркнул Дибала, и Лео тихо рассмеялся, кивая. Обстановка была разряжена.
Месси новичка опекал ненавязчиво, но заметно — оглядывался, и звал, если Пауло чуть отставал от сбившихся в кучу и уже давно друг с другом знакомых сокомандников, интересовался после тренировок, что тот думает по поводу упражнений и предстоящей игры с Эквадором. Вслед за ним похожим образом начинали вести себя и остальные. Пауло, почти не ощущая себя больше совсем уж мелким новичком, пришел к выводу, что в этом настоящая сила их капитана. Не в умении окриком собрать стадо из футболистов в единый механизм, а в личном примере, которому все, так или иначе, следуют.
Почему-то почувствовать себя «своим» в сборной, где звезд было ничуть не меньше, чем в «Ювентусе», получилось намного быстрее. Буквально через пару дней Дибала освоился настолько, что сам спокойно заговаривал с любым сокомандником, и не ощущал себя лишним. Они все вместе обсуждали своего строгого, но забавного местами, тренера. Все вместе закатывали глаза на некоторые откровенные просчеты и скупость Футбольной Ассоциации Аргентины. Выжимать деньги со спонсоров и бюджета страны здесь то ли не умели, то ли не хотели, и, в целом, обстановка была беднее, чем в том же «Юве», что Пауло удивляло — такие громкие имена игроков, а отель им подыщут не выше трех звезд, например. Да и с организацией перелетов и заселений случались очевидные проблемы. Но Пауло это все не сильно заботило — он не был требователен к внешним условиям. А внутренние условия, «кухня» внутрикомандных отношений была очень приятной. Еще тут, конечно, были свои ритуалы «посвящения» новичков, но они состояли только в общем застолье на ужине, куда Тевес, кажется, ухитрился протащить бутылку текилы, которая «молодняку» как раз и не досталась — им показательно налили обычный лимонад. Но все тосты, с которыми в тот вечер прикладывались к алкоголю старшие игроки, были обращены именно к тем, кого вызвали впервые. Им желали всякого — терпеливости, забить поскорее первый гол, расположения тренера, быстрых ног, не схлопотать по лицу в стычке на какой-нибудь игре с чилийцами — а стычка будет, это уже тоже, своего рода, традиция… Такое посвящение Пауло было очень по душе. Это напоминало семейные, домашние посиделки.
На игре против Эквадора Дибала остался в запасе, что было, конечно, ожидаемо. По этому поводу он не расстраивался ничуть: слишком очевидно, что его вызвали ради привыкания к команде, ради начальной сыгранности, а вовсе не затем, чтобы сходу выпустить в бой. Аргентинцы проиграли, но мрачного настроения им это совсем не добавило — Лео, который предсказуемо не играл (он ведь был вне заявки изначально) в раздевалке коротко поблагодарил всех и попросил больше концентрации на следующем матче. Тренер был эмоциональнее, взывал к патриотическим чувствам, и Пауло подумалось, что его самого это почти задевает за живое — почти. Может, если бы он играл сегодня, то и задело бы.
Через пять дней Аргентина сыграла с Парагваем. Игра была безрезультатной для обоих команд, но для Пауло запомнилась тем, что за пятнадцать минут до конца матча его выпустили на поле. Волнение захлестнуло с головой, и, может, поэтому он толком ничем не помог команде, пару раз всего лишь обострив атаку. Так себе для дебюта.
Однако, после в подтрибунке его похвалил тренер, а затем и, более сдержанно, Месси.
— Ты неплохо смотрелся на моей позиции, — заметил он. Пауло смущенно кивнул, чувствуя небольшую неловкость.
— Я старался, но мне до тебя, конечно, расти и расти…
— Конечно, — согласился Лео. А потом вдруг расхохотался. — Расти и расти? Ну, Диби…
— Я вовсе не это имел ввиду! — Замахал руками Пауло, понимая, что это выглядело как подколка в сторону низкого роста Лео.
— Конечно, — уже с иронией в голосе повторил Лео, усмехаясь.
Возвращение в Турин было приятным, но его подпортили: Пауло успел соскучиться по Морате, да и по маме. По Антонелле, правда, он совсем не соскучился, но изобразить радость встречи пришлось: и бурные объятия в аэропорту, и прогулка до ресторана, куда их буквально выпроводила мама. Пауло бы предпочел побыть дома, но Анто была непреклонна, и Алисия ее поддержала.
— Сколько вы не виделись? Сделай девочке приятно, Пауло, побудьте вдвоем. Я от тебя никуда не денусь.
«Приятно» заключалось в поездке до приличного заведения, во время которой Анто не затыкалась ни на секунду, рассказывая, что ей каждые два дня приходится ездить в Милан, в том, чтобы в ресторане потратить минут десять на фотографии — она никак не могла подобрать устраивающий ее ракурс и фон для их совместного сэлфи. И в мокрых, отдающих вязкой сладковатостью помады, поцелуях, во время которых Пауло подумал, что его от всего этого тошнит. От дежурного изображения счастливой парочки для инстаграма, а не только от привкуса косметики.
Антонелла не отлипала от него весь вечер, и не было возможности даже отвлечься на телефон, чтобы перекинуться парой сообщений с Альваро. О котором он думал с момента, как шасси самолета коснулись посадочной полосы аэропорта.
— Может, тебе туда переехать? — Задумчиво поинтересовался Пауло уже в обратной дороге, когда девушка вновь завела разговоры о том, что ей слишком части приходится бывать в Милане по работе. Анто вскинула брови.
— Нам. О, а это мысль! Милан очень красивый, там столько развлечений, не то, что в этом сером городке… Центр мировой моды! Слушай, а ты ведь правда можешь переехать? Ну, там наверняка тоже есть какая-то футбольная команда. Ты мог бы уволиться.
— Что?.. — Нахмурился Дибала. К такому повороту разговора он был не готов — да вообще ни к какому, он просто сделал вид, что поддерживает беседу. Корыстная мысль тоже мелькнула: Антонелла могла бы переехать, они виделись бы раз в пару недель из-за занятости, и встречаться с Альваро стало бы проще.
— Что-что, уволиться, говорю. Во всех городах, наверно, есть футбол, почему бы тебе просто не переехать в Милан и устроиться на работу там? Там есть футбольная команда?
— Есть, — Пауло стиснул зубы, чтобы не огрызнуться и постарался успокоиться. Ему снова пришло в голову, что Антонелла на редкость раздражающая. А еще ей абсолютно наплевать на футбол, и она ни черта не понимает.
Почему-то вспомнился недавний эпизод, с Манджукичем. О том, что он женат, все знали, но его жену никто не видел толком, а он отмахивался, что она живет на родине и ей так проще. Но на одном из матчей она присутствовала, Пауло видел, как перед игрой, еще на разминке, Марио отходил к трибуне, и перекидывался словами с темноволосой женщиной в их форменной футболке, видневшейся через расстегнутую кожаную куртку. О том, кто она ему, Манджукич сказал позже — коротко и сухо бросил в ответ на вопрос, и торопливо прошел мимо, растирая ладони друг о друга.
Внешности той женщины Пауло толком не запомнил. Но запомнил то, как она болела за их команду с трибуны — не стесняясь кричалок и размахивая черно-белым шарфом. Тот единственный раз впечатался в память и теперь жег контрастом: Антонелла тоже иногда появлялась на домашних матчах. Но ее боление заключалась в красиво снятой сторис с видом на стадион, в паре снимков себя на фоне трибун, и в последующем залипании в экран телефона. Да, она модель, в этом была и профессиональная необходимость… Но почему-то это слегка раздражало тогда. Сейчас же это воспоминание и вовсе добавило скверного настроения.
— Ты меня слышишь? Пауло! Я говорю, давай это обсудим? Мне было бы гораздо удобнее жить в Милане…
В Милане футбольные команды были. Собственно, «Милан» и «Интернационале», или «Интер», как звали команду все. Эти две команды делили один стадион на двоих. На двоих же они делили и непримиримую нетерпимость к «Ювентусу». Особенно в ненависти к черно-белым преуспевал «Интер». Их матчи назывались «итальянскими дерби», их фанаты готовы были грызть друг другу глотки, а уж обмен игроками и вовсе был чем-то из ряда вон — хотя, такие прецеденты случались.
Пауло же, от души влившись в бьянконери, ощутил искреннее возмущение от слов Анто. Вот уж действительно, она просто не представляет, что предлагает ему.
— Понимаешь, все не так просто, — он, несколько раз вдохнув и выдохнув, постарался донести до нее суть конфликта между командами, однако, она его перебила, не дослушав.
— Какой-то детский сад! Ненависть, война какая-то… Вы же просто играете в мяч. Не выдавай это за что-то настолько важное! Не понимаю, зачем вообще придерживаться этих ваших правил…
— Еще слово, и в Милан ты переедешь сама. С чемоданами! — Не выдержал Пауло, повысив голос. Антонелла удивлено захлопала ресницами.
— Ты что… Ты это всерьез, что ли?
— Да.
— За что ты так со мной? — Ее голос задрожал, она торопливо щелкнула замком сумочки, доставая платок и промакивая им нижние веки. — Ты собираешься меня бросить? За что, за невинное предложение переезда? Я же просто хотела, как лучше.
— Я не могу переехать, я же объяснил, — Пауло мгновенно растерялся, пугаясь и искренне ощутив себя виноватым. — Просто не могу…
— А может, ты кого-то себе нашел? И это — просто повод меня бросить?..
Дибала почувствовал, как задрожали руки и к горлу подкатила паника. Пришлось поспешно сбрасывать скорость и сворачивать к тротуару, останавливая машину.
— На сборах, да? В Аргентине? Нашел другую дурочку? — Всхлипы Анто спокойствия не добавляли, и Пауло не знал, как выкрутиться.
— Нет, что ты, — пробормотал он, глядя в сторону. — Правда, нет…
— Тогда зачем вести себя так? Ты больше меня не любишь? Может, мы и не пара больше?
— Я просто пытался объяснить… Что…
— Сам скажешь своей маме, почему меня бросаешь. Ей-то кажется, что ее сын отлично воспитан и ценит отношения!
Пауло поморщился. Расстроить Алисию он боялся еще больше. Да и, в самом деле, что она скажет, что подумает о нем? Разве так она его воспитывала?
— Скажи, что любишь меня, — потребовала Анто, добавляя в голос побольше дрожи. — Я жду.
— Люблю тебя, — подтвердил Пауло, чувствуя себя последним уродом. — Прости, пожалуйста. Я люблю тебя.
— О, заслужить прощение будет непросто, — Антонелла лукаво заулыбалась и потянулась за поцелуем. От ее слез не осталось и следа.
В Милан Пауло в самое ближайшее время отправиться все же пришлось: «Ювентус» ждал матч с «Интером». Массимилиано, не впечатленный его пятнадцатиминутным выступлением за сборную, оставил Дибалу на скамейке запасных, хотя тому очень хотелось выйти в старте. О противостоянии бьянконери и нерадзурри (как звали игроков противника) он успел узнать достаточно много, и теперь буквально горел желанием принять участие в таком принципиальном сражении.
Но, пришлось наблюдать со стороны, удивляясь тому, насколько щедро судья раздавал желтые карточки.
Маркизио огреб первым, в попытке помешать контратаке, он вцепился в футболку соперника, и тут же услышал свисток. Судья сходу ткнул ему в красивое лицо «горчичник», и Клаудио оставалось только развести руками. Дальше карточки посыпались, как из рога изобилия, «Интер» начал откровенно давить, а тут еще и Буффон в какой-то момент получил болезненный удар по ноге в свалке у ворот. Медики применили заморозку, но теперь, к давлению со стороны хозяев поля, прибавилось еще и волнение за вратаря.
Весь первый тайм команда смотрелась на редкость разобранно, и Пауло сидел, как на иголках, боясь, что Джиджи на последних минутах получит мяч «в раздевалку». Макс, мягко говоря, доволен ими не был, но к заменам во втором тайме прибегать все равно не спешил. Не стал менять даже самого Джиджи, заметно хромающего.
Второй тайм проходил под почти непрерывный свист трибун. Фанаты нерадзурри и в самом деле ненавидели «Ювентус», что и старались продемонстрировать изо всех сил.
Не дождавшись обострения от игроков, находящихся на поле, Макс кивнул разминающемуся Марио, подзывая к себе. До конца матча оставалось двадцать минут.
— Удачи! — Махнул Манджукичу Пауло, кивая на поле. Тот посмотрел на него как-то недовольно, и ничего не ответил, поправляя черные перчатки.
Дибала тихо вздохнул, съеживаясь в теплой куртке и почему-то снова вспомнил легенду про чеканку сырого яйца. Может, Марио такой хмурый, потому что мертвый и бессмертный одновременно? Зачем он им вообще рассказал эту сказку дурацкую… Некстати подумалось, что дома были пара десятков яиц, вот только как провернуть фокус с чеканкой втайне от мамы и, тем более, Антонеллы? Они решат, что он совсем умом тронулся.
— Дибала, если ты хочешь просиживать штаны, то я могу тебе это устроить! Почему тебя надо звать по десять раз?!
Пауло встрепенулся, выбираясь из куртки, и рванул на бровку разминаться. И второй тайм, и сама игра, неумолимо кончались. На поле он вышел в последней десятиминутке, озираясь в поисках полузащиты. Ситуацию нужно было срочно исправлять.
Они провели несколько неплохих атак, в угловом и вовсе создали достаточно опасный момент, но «Интер» и не думал поддаваться. Кажется, отчаиваясь, в атаку пошел даже Къелл, пробил по воротам через себя, вызвав у Пауло восхищенный вздох, но мяч ушел правее, а спустя секунду еще и судья на бровке махнул флагом, оповещая об офсайде.
В добавленном времени Пауло рванул к воротам параллельно Манджукичу, и максимально глупо упустил мяч — вместо того, чтобы перехватить его при потере, он тормознул возле упавшего Марио, которому явно болезненно прилетело сзади шипами в ногу от защитника нерадзурри. Обидчик получил желтую карточку.
— Ты в порядке?
— За мячом надо было смотреть! — Рявкнул в ответ Марио, поднимаясь. Пауло необидчиво кивнул — это была правда. Ему стоило принять пас, может, и успели бы что-то создать.
Судья свистнул конец матча.
Макс не жалел бранных слов после. Результаты команды в таблице были не то, что неудовлетворительными — они были пугающими. Впереди ждал матч Лиги Чемпионов. Менхенгладбахская «Боруссия» не была грозным противником, но для ослабленной, нестройной команды, которую сейчас представлял собой «Юве», опасной была и она.
Игроки были на нервах, что, разумеется, сказалось и на игре. В самом начале «Боруссия» забила быстрый гол, и остаток тайма команда чуть ли не бестолково металась по полю, растерянная таким поворотом и хаотично, чуть ли не в истерике, пытаясь поправить положение. Макс в бешенстве орал с бровки.
Гол «в раздевалку», за минуту до перерыва, удалось забить Лихштайнеру, и уже это выглядело, как какое-то божье чудо.
В перерыве Аллегри призвал их успокоить игру, успокоить самих себя и вспомнить о такой вещи, как тактика. Однако эффекта добился чуть ли не обратного: игроки попытались в давление на соперника, и на них обрушился шквал замечаний от судьи и карточек. Эрнанес получил даже красную, грубо сфолив.
За полчаса до конца игры Макс потребовал замену, и Пауло с ужасом увидел на табло свой номер — его должен был сменить Куадрадо. Он оглянулся на Альваро, тот ободряюще кивнул. Идти к бровке не хотелось, но пришлось. Дибала неохотно подчинился, отправляясь к Максу, и в спину получил свист судьи и желтую — затяжка времени.
Из-за этого захотелось буквально расплакаться. Время он не тянул, в конце концов, его командане выигрывала и ничья никого не радовала, ему это было не выгодно. Но судья что-то такое усмотрел…
Пауло занял свободное место на скамейке запасных, кутаясь в куртку и тупо глядя перед собой. Поле он не видел, смаргивая мутную пелену.
— Ну, чего ты расклеился? Мудак, а не судья. И дерьмо случается, — Марио, сидящий, как оказалось, рядом, в своей, грубоватой манере, кажется, попытался его приободрить. Пауло только рвано вздохнул, опуская голову еще ниже.
— Я иногда думаю, что мы вылетим из Лиги Чемпионов потому, что я недостаточно хорош, — выдавил он, впиваясь пальцами в край скамьи. — И, хоть убей, не понимаю, чего мне не хватает.
— Охренеть, как ты много на себя берешь. Не лопнешь от собственной важности?
В ответ Дибала только помотал головой, не поднимая ее. Марио опустил взгляд, глядя, как белеют костяшки его пальцев, сжатых на скамье. Кажется, этот пацан искренне переживал за команду, и, возможно, именно из-за того, что принимал близко к сердцу вообще все, никак не мог найти «свою игру». Не мог отпустить волнение и начать наслаждаться. Уже какой матч подряд.
— Слушай, на поле одиннадцать человек, на банке еще десяток. А вылетаем только из-за тебя? — Манджукич фыркнул тихо и осторожно тронул чужую руку своей, накрыл, мягко сжимая и удивляясь тому, какая она ледяная. — Отпусти лавку, ты ее поломаешь сейчас, немцы потом Анъелли такой счет выкатят…
Шутка вышла нелепой, но Марио почувствовал, как пальцы под его ладонью и правда немного разжались. Уже неплохой результат. Убирать руку он не спешил — холод чужой кожи почему-то приятно ощущался под теплом своей.
Пауло было жаль. Несмотря на то, что косячил он и в самом деле частенько, Манджукичу приходилось признать, что с первоначальной его оценкой он ошибся. Дибала не был очередной избалованной вниманием звездой, готовой ныть от малейшего толчка на поле и показательно хромать после ударов. Его били в матчах, били целенаправленно и сильно — и он поднимался. Раз за разом, размашисто вытирая лицо тыльной стороной ладони, поднимался и снова цеплялся за мяч. Он не боялся идти в стыки — это тоже впечатляло, Марио случалось видеть, как игроки куда более крепкой комплекции предпочитают уступить мяч, но избежать риска столкнуться. Пауло был упертым, действительно до чертиков талантливым и техничным, а злое разочарование и расстройство позволял себе только вне поля. Он стойко сносил фолы и грубости противников, а вот ехидные замечания прессы и фанатов, как оказалось, задевали его непозволительно сильно.
Вся его проблема была, похоже, в грузе ответственности, который он сам же на себя и взваливал. Удивительно, что этого — очевидного такого — не замечал Аллегри. А ведь мог бы уже как-то проработать этот вопрос.
— Я стою больших денег. И не оправдываю их, не отрабатываю. Одни косяки, я потом открываю интернет, читаю, что пишут люди, и хочется под землю провалиться.
— А нахрена ты это читаешь? У тебя времени свободного много?
— Да нет, просто…
— Что — просто? Дибала, у тебя с игрой все нормально. А с головой — проблемы. Зачем ты думаешь о деньгах, которые за тебя отдали? Это, в любом случае, головная боль господина Маротты, например. Пусть фанаты осуждают его. Ты нормально играешь, просто прекрати думать о том, что тебя не касается.
— Я понимаю, что не должен, но… Оно само, понимаешь? Открываю и читаю, остановиться не могу. Такое мазохистское любопытство — знать, к чему еще в твоей игре сегодня придерутся фанаты, — Пауло поднял голову, повернулся, и Марио вдруг ощутил, как его будто ударили под дых.
Дибала смотрел в упор, заметно расстроенный, с влажными, слипшимися в иголки ресницами, смотрел, потемневшими от явно недавно выступивших слез, большими глазами — грустно и немного растерянно. Смотрел глазами, в которых плескалось море.
Марио мог поклясться, что никогда, за всю свою жизнь, еще не видел подобных глаз.
Он выдохнул, отвел взгляд, борясь с желанием повернуться снова — рассмотреть детальнее. Ему раньше казалось, что у Дибалы глаза как глаза — ну, большие, из-за чего, в сочетании с мягким овалом лица, он выглядит младше. Ну, зеленые, или болотные какие-то, или оливковые — как там этот оттенок зовется правильно? Итальянцы, может, даже сорт оливок назвали бы подходящий, но Марио не был итальянцем, а еще ему не было ни малейшего дела до цвета глаз Пауло.
До этого момента.
Судья дал длинный свисток, оповещая об окончании матча. Ничья так и осталась ничьей.
— Тебе отвлечься не на что? — Марио почувствовал, что у него почему-то сел и охрип голос. — Ну, там, захотелось почитать фигню — иди с девушкой своей поговори лучше. У тебя же есть девушка, вроде? Или…с другом своим. Ну, с Моратой.
Рука Пауло ощутимо вздрогнула под его ладонью.
— Д-да. Ты прав, наверное, — поспешно кивнул Дибала. Упоминание Альваро его смутило — вообще непонятно было, знает ли Манджукич что-то лишнее, или просто это к слову пришлось. Он кивнул еще раз, и осторожно высвободил руку из-под руки Марио, тут же пряча ее в карман куртки.
— Если совсем не с кем, то хоть со мной. Главное — не давай себе думать о лишнем, — зачем-то сказал Марио, хотя разговор, вроде бы, мог считаться оконченным.
Вокруг них заспешили остальные игроки, сидевшие в запасе. Пауло оглянулся на поле — с него тоже все уже стекались ко входу в подтрибунку. Он, неловко кивнув Манджукичу, проскользнул мимо.
Марио посмотрел вслед, сжимая ладонь в кулак, будто бы это могло сохранить ощущение чужого холода кожи.
В раздевалку он ушел последним.
…И однажды, обогнув очередной утес, Волк увидел его. Он увидел Море.
Он понятия не имел, как оно выглядит, но, увидев, сразу же почувствовал всей душой, всем сердцем, что это и есть Море. То, к которому он так долго стремился, то, которое так много раз видел во сне. То, которое обещало ему покой.
Волк носился по берегу, нюхал соленый воздух, трогал лапами волны, что тихо и ласково шуршали по берегу. Он был счастлив, и ему не мешало то, что его лапы вязли в сыром песке, а шерсть становилась мокрой от брызг.
Но подойти еще ближе он не смел. Волк словно бы боялся, что Море, его долгожданное и такое желанное Море исчезнет. Растворится, словно бы его и не было. И ему снова придется долго бежать и искать его.