Багряная смерть

      Солнце поползло навстречу горизонту — я понял это очень своеобразным и слегка болезненным способом. Поморщившись, прикрыл глаза ладонью и раздражённо бросил:       — Кто-нибудь, верните шторку на её законное место! Пожалуйста.       — Ну, раз уж ты так мило просишь, — фыркнул Рио. Задницу поднять, правда, не потрудился: Валери успела раньше.       — Всегда было интересно, почему в таком солнечном регионе обитает целая толпа вампиров? — задала она весьма резонный вопрос.       — Низкое давление. Мы любим, когда тепло, — пожал плечами я. — Мне всегда нравилось солнце. Наверное, потому, что в Нью-Алькасаре его вечно не хватало. Я же говорил, что родом с Запада?..       — А зачем говорить? — изумилась Вал и кокетливо подмигнула. — Твой акцент преступно милый, ты в курсе?       — Смотри, как бы твой человечий дружок тебя не услыхал, — ехидно ввернул Рио, заставив меня укоризненно покачать головой. — Ой, не жмись ты, работник месяца. Только слепой ещё не понял, что твой стажёр к тебе шары катит.       — Да побойся Хаоса, рыжий, — выдала Вал едва ли не оскорблённо, — не претендую я на чужое добро. Я сама их шипперю!       — Как и весь этаж.       Выразительно приложив ладонь ко лбу, я с надеждой заглянул в кружку с кофе… а, нет, без кофе, печально вздохнул и снова уткнулся в распечатки с делом неудачливой вампирской невесты.       Ноэль Бернар, так её звали. Девятнадцать лет, студентка колледжа изящных искусств Магистерии и подающая надежды художница. Была. Как выяснилось, в минувшем семестре она довольно часто пропускала занятия, отговариваясь не то работой, не то семейными проблемами (показания друзей и преподавателей здесь расходятся). По словам безутешных родителей, потерявших единственную дочь, от них Ноэль также отдалилась, ссылаясь (о, разумеется) на загруженность по учёбе.       К сожалению, я слишком хорошо знаю, в чём тут дело. Я сам через всё это прошёл. Он приходит, весь такой загадочный и прекрасный, ведёт себя так, словно ты самый особенный на свете, и исподволь разрушает твою жизнь.       Кто-то скажет, что я просто экстраполирую на это дельце свой негативный опыт. Я скажу, что всё это дерьмо шито белыми нитками.       Кроме того, есть тут одно существенное различие. Мой убийца действовал сдуру и абы как, поддавшись сиюминутному импульсу. Убийца Ноэль же всё спланировал заранее: вероятно, назначил свидание, славно провёл вечерок, затем хладнокровно прикончил свою даму сердца, заботливо привёл её в порядок и оставил лежать в красивой позе. Судя по протоколу вскрытия, я был прав, и Ноэль впрямь умерла быстро — нашего клыкастого извращенца волновал не процесс, а результат.       Смерть несчастной девчонки, охмурённой наглухо ебанутым вампиром, — это часть какой-то больноублюдочной постановки. Её трагический финал. Привет, драма! У бурных чувств неистовый конец и всё такое.       Вот только уверенности в том, что история не получит продолжения, у меня нет. А это ещё больше мёртвых девиц и безутешных родственников.       Кстати говоря…       Я нервно потеребил уголок очередной тощенькой папки с распечатками, пару раз стукнул костяшкой указательного пальца по крышке стандартного контейнера, в которых обычно хранятся вещдоки. И, найдя взглядом девочку-волчицу, как бы невзначай поинтересовался:       — Валери, милая, не подскажешь, куда испарился твой приятель? Мне как-то неспокойно без его назойливой болтовни под ухом.       — А вот подскажу, — отозвалась она, покосившись на папку в моих руках, — правда, жаль, что ты по делу, а не планируешь запихать моего дружочка в укромный уголок с интимными намерениями. Ему бы не помешало.       — Вал.       — Прячется в архиве и в своем богатом внутреннем мире. Уж не знаю, что из этого хуже.       — Почему? — уточнил я на всякий случай. Мало ли что там успел в своём богатом внутреннем мире наковырять мой стажёр.       — Потому что, когда на Дэйми нападает меланхолия и он прячется от внимания толпы, значит, в его прелестной голове творится какой-то пиздец. Который можно выгнать либо еблей, либо о-очень долгим и нудным внушением. Мой совет — ебля лучше.       Наверное, будь я человеком, я бы с ней не согласился. Но я вовсе не человек, как и Вал. А у сверхов, всех без исключения, секс частенько заменяет любые разговоры. Секс и еда. В моём вампирском случае идеальным было бы сочетание два в одном… Я мотнул головой, прогоняя вставшие вдруг перед глазами картинки. Они лишние и ненужные, не только потому что не стоит жрать своего стажера, но и потому, что тот стажер…       Ладно, что уж там, тот стажёр очень даже в моём вкусе. И, судя по тому нашему поцелую в пумячьем заповеднике, ещё и очень даже не против. Нет, разумеется, там дело было скорее в нервяке, чем в каком-либо вожделении, но не признать того, что мне хотелось бы повторения, я не могу.       Дэйми и впрямь нашёлся в архиве. Крутил в руках какую-то папку и словно был где-то не здесь. Меня услышал или же почувствовал этим своим эмпатическим чутьем, чуть повернул голову, посмотрел на папку и контейнер в моих руках, поджал губы.       — Материалы по делу Бернар?       Я кивнул, не уточняя, что здесь не только они. Подошёл ближе и, хоть ни разу не эмпат, ощутил чужоё волнение и легкую нервозность. Тот Дэйми, которого я знаю и к которому успел привыкнуть, не ограничился бы одним вопросом. Скорее уж замучил бы меня болтовнёй, вытянул всю информацию в считаные секунды и ещё накинул пару уточнений сверху. Это я успел выяснить за те пару допросов, что мы с ним провели — полагающийся на своё чутье и восприимчивость чужих эмоций, он довольно ловко управляется с развязыванием чужих языков. Если откинуть возраст, юношескую несдержанность и склонность к эпатажу, Дэйми в будущем — идеальный охотник. И следак что надо.       — Что ты тут делаешь?       — Да так, решил проверить кое-что.       Он захлопнул свою папку, но поворачиваться ко мне не спешил. Скосив взгляд, я успел заметить несколько букв на титуле — Лу… ди.       Ясно. Волнение, нервозность. Расстройство. Подчиняясь какому-то внутреннему чутью, я подошёл ближе. Прижался к его спине грудью, устроил руку на его плече. Дэйми вздрогнул, но не отстранился.       — Ничего интересного. По крайней мере, не с моим доступом. Давай лучше про Бернар.       — Неужто ты ещё не сунул туда свой любопытный нос? — изумился я, ласково огладив напряжённое плечо. — В принципе там всё кристально ясно — девушку методично отрезали от семьи, друзей… от всего, что ей дорого. Присвоили, как вещь. В вампирах крайне силён инстинкт собственника, и у некоторых на этой почве просто едет крыша. — Изнутри снова поднялись дурные воспоминания, растревожили старую рану, но я поспешил взять себя в руки. — Непонятно здесь лишь одно, и это мотив. Не врубаюсь, вот хоть ты тресни. Так стараться завладеть этой девушкой, а затем убить — расчётливо, цинично, напоказ. Почему? Это противоречит всему, что в нас заложено. Мы бережём и яростно защищаем то, что нам принадлежит.       — Её сберегли. И позаботились, — пожал плечами Дэйми, прежде чем повернуться ко мне. — О том, чтобы она была красива даже после смерти. Тот, кто её убил — эстет и подготовился заранее. Купил ей платье и туфли, заранее представлял картину. Вряд ли сильно ошибусь, если скажу, что в том и была цель… Весь план, всё это. С самого начала, с момента знакомства целью была не любовь, а смерть.       — С чего ты это взял? И при чём тут платье?       — Это Дью Перрье, коллекция этого года, не из дешевых. Но я даже не об этом, хоть и сомневаюсь, что студентка в здравом уме надела бы что-то подобное на свидание в какой-то зачуханной съемной квартире. Ноэль — художница, и у неё есть вкус, а это платье сочетается с той сумкой, что мы нашли, примерно как Джордан с должностью ликвидатора, а Вал — с вегетарианством. Квартира вместо отеля с кучей камер, грёбаное платье, никаких следов борьбы. Это не убийство из ревности, это… — Тут Дэйми задумался, постучал пальцем по нижней губе. — Это его подарок себе.       Я нахмурился, чуть нервно провёл рукой по волосам.       — У меня такое ощущение, будто мы упускаем что-то важное. Нет, я не думаю, что это было убийство ради убийства. Ты видел укусы? Это не просто следы зубов, не просто кормёжка, но знак сильной привязанности. Не знаю, можно ли это назвать любовью, но наша вампирша определённо была одержима Ноэль. Буквально хотела её сожрать.       — Погоди… вампирша? Женщина?       — Женщина, — эхом отозвался я, пожав плечами. По-моему, нетрудно было догадаться. — Ты же видел следы удушения, они крайне чёткие. У убийцы крошечные ручки — и, судя по расстоянию между клыками, челюсть тоже. Процентов на девяносто уверен, что наше чудище — женского пола.       — Но…       Дэйми как-то мигом сник, вновь отвернулся от меня и принялся теребить в руках злосчастную папку.       — Дэймон, что такое?       Он сперва молчал, кусал губы и в целом выглядел так, будто я ненароком отнял у него что-то важное. Но в итоге всё же тихо отозвался:       — Я подумал… Когда мы ещё приехали на место преступления… Что всё это мне знакомо. Что я это уже видел. Съёмная квартира с романтичным видом из окна. Красивая девушка из приличной семьи, которую убивают словно любя. До самого конца. И я подумал, что… Ладно, забудь. — Он тряхнул волосами и решительно смахнул папку в мусорную корзину. — Если ты уверен в том, что говоришь, то это всё неважно.       Я чуть досадливо вздохнул, наконец разгадав причину странного поведения моего стажёра, и снова стиснул руку на его плече, силясь хоть как-то утешить. Если это вообще возможно, в такой-то ситуации.       — Здесь ты ничего не найдёшь.       — Что?       — Лукреция. Здесь ничего нет и быть не может. Дело вели в полицейском отделении округа Голденгейт, там же оно и было похоронено. — Сделал паузу, давая ему время обдумать услышанное. — Но, на твоё счастье и на их беду, после знакомства с твоим личным делом у меня возникла парочка не самых удобных вопросов.       Дэйми вздрогнул, резко развернулся ко мне и требовательно посмотрел в глаза.       — Что ты нашёл?       — Дыр там как в решете, вот что, — отозвался я, поморщившись. — И это я просто мимоходом глянул. Не стал вникать в подробности, решил сначала послушать, что ты скажешь. А потом мы вместе подумаем, можно ли там что-то сделать.       Дэйми какое-то время просто глазел на меня, будто бы не в силах найти подходящие слова.       — Почему? — наконец спросил он, на его лице была странная смесь растерянности, злости и… надежды? Да, пожалуй.       — Потому что ты всё равно туда сунешься, и я предпочитаю контролировать процесс. — Шагнул ближе, пристально глянул в глаза, кажущиеся чёрными в тусклом освещении архива. — Тебе не стоит лезть в это дело, Дэйми. Но ты имеешь право знать, и я не стал бы ворошить эту историю у тебя за спиной.       — Риз, я…       — Можешь считать это знаком моего доверия, — перебил его, не желая слышать ни благодарностей, ни возражений. Первого я не жду, а второе не терплю ни в каком виде. — И упаси тебя Тьма это доверие предать, сотворив какую-нибудь глупость. Я никому не даю вторых шансов.       На этом сочтя разговор о доверии законченным, я жестом велел Дэйми следовать за мной и пошёл к дверям. Не торчать же тут до ночи, в самом-то деле.       Дэйми послушно потопал за мной, и вскоре мы оказались в комнате отдыха, сейчас пустующей. Обычно в ней проводили время дежурные, коей сегодня числится Амина, которую сюда ещё попробуй загони.       Я уселся на диван, сдвинул в сторону оставленную кем-то чашку (надо бы провести разъяснительную беседу о пользе уборки за собой в общем помещении), велел Дэймону сесть рядом и разложил перед ним документы с делом Лукреции Гальярди.       Дэйми даже смотреть их не стал, хоть и уставился невидящим взглядом на папку на несколько долгих секунд.       — Расскажи мне, Дэймон, — попросил я, — что не так с делом твоей сестры? Кроме того, что я ни разу не верю, будто убийца — тот, кто здесь значится.       — Потому что это не он. Курт Бреннинг — скучный приличный мальчик при бабочке и скрипке. Он даже стейки-то ел только полной прожарки, потому что полусырое ему было жалко.       — Ты тоже в какой-то степени приличный мальчик при скрипке, — покосился на него я. — Правда, без бабочки и, так и быть, не совсем уж скучный, но тем не менее всего-то пару дней назад стрелял в живого человека и собираешься быть ликвидатором.       — Это другое! — нетерпеливо отозвался Дэйми. — То есть… А, неважно. Мы встречались с Куртом за пару дней до убийства Лу. Он был взволнован, даже будто напуган, его беспокоили их отношения. Он считал, что Лу отстранилась от него, что с ней… что-то не так. Я и сам это замечал, но списывал на непростые отношения с родителями — мой отец, он… С ним сложно общаться и вообще переносить его дольше пары часов, хоть она и пыталась. Мне было шестнадцать, в этом возрасте не слишком обращаешь внимание на чужие драмы. Мальчики, девочки, стрёмные вписки с дешёвым бухлом… Да ты и сам это знаешь. К тому же Лукреция поступила в консерваторию и уехала жить в кампус, и мы стали реже видеться. Я успокоил Курта, даже разозлился на него, что он так думал о моей сестре. Но он не врал, Риз. Я, блядь, эмпат с рождения, хоть и хреновый. Я знаю, что он не врал, понимаешь? Он не убил бы её. Никогда.       — Не бросайся такими громкими заявлениями, — посоветовал я чуть ворчливо, проглядывая очередную распечатку. С каждым словом моё раздражение усиливалось и понемногу перерастало в бешенство. Что за хрень я тут читаю? — Веришь нет, но убить может любой. Это вопрос желаний, а не возможностей. Однако мы имеем дело с фактами — и факты таковы, что все улики против Курта были косвенные. Он просто оказался самым удобным вариантом, чтобы по-быстрому прикрыть лавочку.       — У них вроде были основания, — отозвался Дэйми на удивление безразличным тоном, — местами даже логичные. Лу получила сообщение от Курта, поехала к нему домой… Я знал, где она, всегда знал, это было что-то вроде нашего правила — писать друг другу, куда мы идём. Она не ответила на мой звонок на следующий день, я пытался дозвониться Курту, но он тоже не брал трубку. Я пошёл к нему, а она…       Он запнулся, шумно втянул носом воздух и сжал пальцы в кулак, будто пытаясь собраться. Но я уже и так всё понял.       Он её нашёл. Твою ж мать.       — Она была уже мертва. Это я вызвал полицию. Надо было сразу звонить маршалам, я ведь чувствовал тёмную магию! Не знаю, почему не сделал этого. Потом я пытался объяснить всё это полиции, но меня никто не стал слушать. Пообещали передать дело, если будет необходимость, но, — Дэйми подцепил одну из бумажек и горько усмехнулся, — как вижу, тут даже моего имени нет.       — Мне очень жаль, — произнёс я, глянув на него. И, не придумав ничего лучше, стиснул его ладонь в своей. Свободной же рукой потянулся к фотографии, что прилагалась к делу. Смуглая темноволосая девушка с бездонными тёмными глазами и нежной улыбкой. Юная, прекрасная и мёртвая до срока. — Она была такая красивая. Вы с ней очень похожи.       — Ты даже в такой момент подкатываешь как боженька, — мрачно пошутил Дэйми. Ну, попытался пошутить. Он насморочно шмыгнул носом, и я тактично перевёл взгляд обратно на стол.       — А вот и Ноэль Бернар, — озвучил очевидное, уложив две фотографии рядом. Обе девушки — хорошенькие смуглые брюнетки, и будь я проклят, если бы они не сошли за родственниц. — Пугающее сходство, не так ли?       Не дожидаясь ответа, я раскопал в куче бумаг другие фото. Те, что с места преступления. Часть меня — да, вампирская, агрессивно защищающая всё то, что моё — бурно протестовала и твердила, что Дэйми не должен на такое смотреть, но… он сам этого хотел. Пусть смотрит, если хватит духу.       Мне и самому зрелище так себе — правда, совсем по другим причинам.       — Я, блядь, просто глазам своим не верю, — процедил, всеми силами сдерживая злость. — На ней же следов больше, чем на Бернар! А её шея! Мать Тьма… Где крупняк?       Чуть поспешно откопал фото, почти идентичное тому, что есть в деле Бернар, — отекшее лицо, синюшная шея с чёткими следами пальцев. Цианоз не так выражен — Лукрецию нашли гораздо позже, — однако в остальном картина примерно та же. Для ясности нужно видеть тело, по фото труднее сориентироваться. Но придётся работать с тем, что есть.       Я проглядел протоколы вскрытия, придирчиво сличил одинаковые фотографии двух разных трупов. И, зло отшвырнув всё это добро, с силой растёр переносье. Ладно, не время психовать. Что ещё интересного пишут наши полицейские друзья?       — Отсутствуют свежие укусы, на основании чего вмешательство вампира исключается. Охерительно, замечательно, платиновый фонд цитат! — Я нервно рассмеялся, но тут же влепил себе мысленного тумака. Дэйми, на удивление, молчал, ожидая продолжения. — Свежие, несвежие, что за чушь собачья? Да хоть месячной давности, всё равно копию дела предоставить вы… А, вот они на чём выехали. Свидетельские показания. Друзья-приятели бедолаги Курта охотно сдали, как он надрался вечерком пятницы и в слезах-соплях поведал, что любимая ему изменяет. И про укусы тоже ляпнул, смотри-ка…       — Не может этого быть! — сердито возразил Дэйми. — Нет, Риз. Моя сестра никогда бы так не поступила!       — Я сказал, не бросайся громкими заявлениями, — отрезал я. По-человечески мне его, конечно, ужасно жаль, у меня тоже есть любимая сестра. Мне — жаль, но факты беспощадно точны. Для проформы ещё раз глянул фотографии, хотя этого уже и не требовалось. — Их убил один вампир. Вернее, вампирша. И я готов свой месячный оклад поставить, что если мы как следует пороемся в базах, то накопаем ещё стопочку дел.       Дэйми аж с дивана вскочил. Глянул на меня неверяще и зло одновременно.       — Ты сам сказал, что убийца — вампирша. Женщина, Риз. Но Лукреции всегда нравились мужчины. Блядь, я бы знал! Я бы знал, если бы моя сестра вдруг перешла на женщин. Я бы знал, Риз!       Я сцепил руки в замок, задумчиво закусил губу, понимая, что давить очевидными аргументами на этой стадии разговора просто бесполезно. Нужно подобрать правильные слова, иначе меня просто не захотят услышать.       — Сексуальность может меняться в течение жизни, и не последнюю роль здесь играет уровень зависимости человека от неких социальных норм. Какие отношения у твоей сестры были с родителями? Доверительные и здоровые? Похоже, нет. Прости, что додумываю, но твоя обмолвка об отце толкнула меня на некие домыслы.       — Блядский боже, Риз, при чём здесь это?       — Спрошу по-другому: как твои родители отнеслись бы к тому, что твоя сестра встречается с вампиром, да ещё и с женщиной, возможно, в разы старше неё? Впрочем, это не так и важно. Знаешь почему? — Я подался вперёд, удерживая его непривычно враждебный взгляд. — Потому что у вампиров есть магия. И если я сейчас приложу тебя этой самой магией, а затем скажу «отсоси мне, детка», ты напрочь позабудешь о сестре, о работе, о приличиях и ровно через две секунды уже будешь рвать на мне штаны. Такие дела.       Шуточку Дэйми не оценил. Скривился в неприятной усмешке, глянул на меня как на больного.       — Мои родители могли отнесись к этому как угодно. Я не знаю как, у меня с ними никогда не было слишком близких отношений. Но с Лукрецией — были. Она бы сказала мне. Мы были близки, понимаешь? Всегда друг другу всё рассказывали. Когда я сказал ей, что подумываю завязать с музыкой, она поддержала меня. И посоветовала жить так, как хочется мне, а не родителям. Она бы мне сказала!       — У неё могли быть свои причины скрыть это. Она ждала подходящего момента. Или же не была уверена в этих отношениях. А ещё не стоит исключать вероятность того, что на неё ментально воздействовали.       Он знает, что я говорю правду. Знает, что не пытаюсь его убедить — просто констатирую факты, которые в иной ситуации были бы для него очевидны. Но его мозг, как и у всякого нормального человека, потерявшего кого-то из близких, отказывается принять эту информацию.       Я поднялся с дивана, шагнул к нему. Притянул за закаменевшие плечи к себе и почти заставил его обнять себя в ответ. Дэйми бессильно ткнулся лбом в моё плечо, задышал сорвано и часто.       То, как слетает с него волна того самого неприятия, я ощутил физически. Дэйми всхлипнул, прижался ко мне ближе, крепко обхватил руками талию. Он не рыдал, вовсе нет, даже не всхлипывал, но то, что он плачет, я знаю и так. Ему больно. Ему ужасно больно, а мне впору ругать себя, что вот так вывалил на него всё. На человека, который потерял сестру, нашёл её тело, но не нашёл правды и не получил расплаты.       — Она бы сказала мне. Почему она не сказала, Риз? — услышал я его тихий, чуть дрожащий голос.       — Возможно, ей было нужно больше времени, — предположил я, ласково проведя рукой по непослушным волосам. — Или же она боялась, что ты, самый важный человек в её жизни, не примешь её новых отношений. Теперь мы вряд ли узнаем точную причину.       — Вряд ли, — глухо отозвался Дэйми, всё-таки шмыгнув носом. — Но, по крайней мере, я найду эту сволочь и получу хоть какие-то ответы. Если, конечно, после нашей встречи она проживёт достаточно долго.       Что-то мне совсем не нравится этот тон. Уж больно он знакомый.       Я чуть отстранился, обхватил его лицо ладонями и как мог строго уставился в покрасневшие, злые глаза.       — Я понимаю тебя как никто другой. Понимаю, поверь! Но эмоции здесь ничем не помогут, поэтому держи их подальше от этого дерьма.       — Легко тебе говорить! — огрызнулся Дэйми, больно стиснув пальцы у меня на запястье. — Будь то твоя сестра, ты… ты… Или что, Идеальный Риз слишком идеален, чтобы думать о мести?       Я отнял руки, отступил на шаг и негромко рассмеялся. Ну правда, забавно же! Да только веселья во мне сейчас ну ни капли.       — А для чего же я сюда пришёл? Я был одержим местью, Дэйми. Я годами выслеживал ублюдка, разрушившего мою жизнь; отдал этому все силы и всю душу. Просыпался с мыслью о нём, засыпал с ней же. Но когда всё было кончено, во мне не осталось ничего живого. Прах. Пепелище. Темно, мёртво и пусто.       Тяжело опустился на диван, закурил, плюнув на море возмущения от всей нашей мохнатой братии. Затянулся хорошенько, покрутил кольцо на безымянном пальце, немного большое и оттого сидящее неплотно. Когда-то я снял его с коченеющей руки Лэнса. А своё похоронил вместе с ним.       — Клянусь, Дэйми, я найду убийцу. Мы найдём его. Но пусть это будет не ради мести, а ради справедливости. Для Лукреции. Я не знал её, но уверен, она бы хотела именно этого.       Сигарету у меня вдруг забрали — чужие тёплые пальцы коснулись моих, огладили мимолётно. Я поднял голову. Уставился в красивое лицо, на губы, что обхватили мою наполовину докуренную сигарету. Дэйми затянулся, глубоко вдыхая горьковатый, отдающий вишней дым, стряхнул пепел прямо на пол — боже, Сэм нас сожрет, если заметит! — и сел рядом со мной. Молча, легко, будто делал это всю свою жизнь, ну или просто последние лет двадцать. Его ладонь легла на моё колено, погладила легонько, без каких-либо подтекстов, просто так, давая ощутить и её тепло тоже. Нашла мою повисшую между колен руку и сжала, переплетя пальцы.       — Ты жив, — тихо сказал он. — И я жив. А они — нет. Мне не нужна месть, Риз, ну разве что немного. Я не из-за этого здесь. Я здесь потому, что моего имени, — он ткнул пальцем в разбросанные по столу документы, — тут нет. Потому, что Курт почти наверняка мёртв, но в памяти тех, кто его знал, он остался убийцей Лукреции. Потому, что мне некому больше верить, кроме себя. А ты здесь потому, что не хочешь, чтобы случившееся с тобой повторилось с кем-нибудь ещё. К Хаосу драмы, Риз. Что у нас есть ещё?       — Сейчас посмотрим.       С некоторой неохотой высвободив руку, потянулся к нашей коробочке с сюрпризами. Правда, сюрпризы в ней оказались не особо-то интересные.       — Так и думал, — озвучил мои мысли Дэйми, судя по тону, слегка разочарованный. — Удостоверение, студенческая карта, косметичка, какие-то побрякушки… Хотя вот этого не припомню.       Он подцепил двумя пальцами один из герметичных пластиковых контейнеров, тряхнул пару раз, открыл и как-то недобро уставился на содержимое. Цепочка, а на ней какая-то подвеска… и ещё кольцо. Красивое, изящное, весьма приметное кольцо из красного золота, украшенное крупной кремовой жемчужиной и россыпью мелких бриллиантов.       — Охренеть, чувак, да эта штука кусков на десять потянет! — Дэйми тоже впечатлился. По самое дальше некуда. Вон как глаза выкатил. — Мы, конечно, никогда не бедствовали, но такую цацку позволить себе не могли. Я бы точно запомнил, если б Лу такое надела хоть раз.       — Похоже, она носила его на шее. Под одеждой не было видно. — Потянулся к цепочке, чтобы получше рассмотреть кольцо и подвеску. Перчаток под рукой нет, ну да и ладно — спустя столько лет всё это добро из вещдоков превратилось в кучу бесполезного барахла. Ну, почти бесполезного. — Странно, что твоим родителям не вернули вещи. И… проклятье, что за идиот расследовал это дело? Уж кольцо-то было нетрудно отследить! У меня просто нет цензурных…       Я осёкся и внимательно уставился на подвеску, тоже золотую, но совсем невзрачную и неприметную на фоне кольца. Крест с петлёй.       И в этот самый миг разрозненные детали нашей блядской головоломки начинают вставать на места.       — Риз?.. — тихо позвал меня Дэйми, вновь коснувшись моих пальцев своими.       — Отдать дело. Всего-то стоило отдать нам грёбаное дело, — проговорил я нарочито спокойно. — Знаешь, что это?       — Анх, — помедлив, ответил Дэйми, озадаченно наморщив лоб. — Типа… южный крест. Как западный, только там крест и кружок, а тут сверху петелька. Давай, Риз, в чём подвох? Вроде ж ничего необычного, сейчас такие штуки в моде…       — Это не простой анх. — Перевернул подвеску, чтобы показать буквенно-цифровой код на её обратной стороне. — Твоя сестра была прихожанкой Тёмной обители.       Он недоумённо смотрел на меня, словно не до конца понимал. Или, скорее всего, просто пытался вспомнить что-то.       — Храм Матери Тьмы, — наконец проговорил он. — Опустим, что всё это, — он обвел руками разбросанные по столу документы и вещдоки, — звучит как полный бред, допустим, ты меня убедил, что я совсем не знал свою сестру. Но мы никогда не были религиозными. Никто из нас. Человек не может просто взять и по щелчку чьих-либо пальцев измениться настолько.       Я ощутил нечто вроде… сочувствия? Сожаления? Как объяснить мальчишке, потерявшему единственного по-настоящему близкого человека, что он не знал свою сестру так хорошо, как ему казалось? Но я-то слишком хорошо знаю, каково это — когда любовь делает тебя слепым, глупым и пристрастным.       — Дэйми, — начал я, собравшись с мыслями, — любая религия — она не столько о духовности, сколько о манипуляции в чьих-то интересах. Прихожан Тёмной обители можно условно разделить на две категории — тёмные существа и те, кто хочет ими стать. Для меня совершенно очевидно, как и с какой целью туда затесалась парочка из человека и вампирши.       — Отлично, — выдохнул Дэйми, уже не столько сердито, сколько устало, — теперь ты заявляешь, что моя сестра собиралась превратиться в вампира. Ты не подумай, я не против вашей братии, но…       — …но ты бы знал. — Я даже не потрудился скрыть сарказм. — Как, очевидно, знал бы и обо всём прочем, включая её помолвочное кольцо и бурную сексуальную жизнь с какой-то поехавшей кровосоской. Итак, мы ещё поболтаем и подождём, пока ты пройдёшь все пять стадий отрицания, или сразу поедем и расспросим того, кто, вероятно, сможет ответить на большую часть наших вопросов?       — Вот сразу бы так! — Слава богам, после моего словесного пинка он выполз из бездны отрицания, чуть взбодрился и даже будто бы вернул себе изрядную часть этого своего неуёмного любопытства. Вот же въедливый паршивец. — А кого допрашивать будем? И как вообще выглядят благочестивые вампиры-святоши?.. Эй, по-моему, я видел порнуху, которая начиналась так же!       — В твоём возрасте везде порнуха видится, — фыркнул я, складывая всю сомнительную бижутерию обратно в контейнер. Мой стажёр понятливо принялся раскидывать бумажки по папкам. — Иерофант выглядит довольно заурядно, как и его апостолы. Слишком громкие титулы для кучки пафосных бледных чуваков в дизайнерских костюмах, не так ли?       — «В твоём во-озрасте», ёбаный смешной. Не заносись, клыкан, ты всего на семь лет старше!       — Через семь лет ты будешь смотреть на безголовых двадцатилеток, вспоминать этот разговор и саркастично улыбаться под бокал винишка. Кстати, хорошо бы завернуть в «Макбрайтс» за кофе. — Дэйми поморщился, и я, усмехнувшись, исправился: — Ладно, ладно. Лавандово-медовый латте для меня и клубничный чай с базиликом для тебя.       — Вал? — уточнил он с напускной сварливостью, которая не обманула бы даже недельного котёнка.       — Вал, — охотно подтвердил я. — Кстати, она сказала, что у меня милый акцент.       — Бля, отошёл на пять минут, называется!