Ведьмин подарок

      Они сделали это! Победили в Сан-Ремо и приехали представлять свою страну на Евровидении. Хороший успех, учитывая что начинали свой творческий путь они с какого-то вшивого школьного конкурса. Дамиано радовался как ребенок, когда они прилетели в Роттердам. Все они радовались. Не только от того, что «это же чертово Евровидение», но и потому, что после почти целого года сидения взаперти в собственных квартирах, они наконец-то снова смогут выступить перед живой публикой. Перед целой Европой!       В номер, один из множества выделенных для конкурсантов Дамиано не вошел — ввалился. Перелет был не слишком долгим, каких-то пару часов, но у себя дома, в Риме, они встали сегодня ни свет ни заря, полдня собирали оставшиеся вещи, коих оказалось катастрофически много, после чего проходили все эти проверки, сдавали анализы на доставший до печенок коронавирус, долго ехали сперва в аэропорт, потом, уже здесь, из аэропорта до гостиницы, ещё и один из их чемоданов успел потеряться, о чём они узнали только в автобусе, что не добавило хорошего настроения. Время на часах было уже заполночь и единственное, о чем сейчас Дамиано мечтал — это завалиться спать, желательно, в обнимку с Этаном, которого по счастливому (и при активном содействии Марты и Лео, что уж) совпадению поселили в одном с ним номере. Но тот исчез, чтобы поболтать по телефону с родней, а это всегда затягивалось надолго. К тому же весь клан Торкио собрался сейчас в одном месте, чтобы смотреть их выступление всем вместе. Наверняка у них там очередная конференц-связь на десяток участников.       Странно всё так. Не то чтобы Дамиано жаловался на сложившуюся вокруг них ситуацию, однако каждый раз, стоило только задуматься об их отношениях, непременно всплывало это слово. Странно. Непривычно, пугающе порой. Не плохо, вовсе нет, но если бы кто-то хотя бы полгода назад спросил, будут ли они с Торкио встречаться, он бы сказал твёрдое «нет». Несмотря на общего — боже, как странно об этом до сих пор думать! — ребенка. Несмотря на всё то, что они пережили в последнее время, Торкио казался последним человеком, с которым у них хоть что-то получится. Слишком разные, слишком раздражающие друг друга, с настолько диаметральными вкусами и привычками, что проще вообразить, что они будут драться каждый день, а не трахаться.       Ну что ж. Они идеально подошли друг к другу. Не сразу. Им понадобилось два с половиной года, чтобы понять это. Два года, в которые они вынужденно играли в семью (ради сына) и как могли приспосабливались друг к другу и к новым реалиям. А потом как-то внезапно выяснилось, что притворяться не надо. Они и так семья. Они любят и заботятся друг о друге и их общем малыше. Этан заботливый, раздражающе, до занудства, правильный и это идеально дополняет его собственное раздолбайство. А еще, с ним есть о чем поговорить, пока два часа сидишь у детской кроватки, потому что Алессио, которого они исправно навещали, как только выдавалась возможность, отказывается спать, если забрать у него свою руку. Да и просто проговорить ночь напролет в Лондоне, куда они уехали на пару месяцев, чтобы найти идей на свой новый альбом. Или в доме-студии в Гарласко, куда они приехали, чтобы этот альбом записать. Этану удавалось парой осторожных прикосновений и тихих слов успокоить его переживания. Дамиано нравились эти прикосновения. И нравилось касаться в ответ. Сперва осторожно, просто потому, что Этан очень теплый, в то время как Дамиано постоянно мёрз, особенно в Милане и в продуваемой всеми ветрами студии в Аквапенденте. А потом…       Потом — потому что у Этана гладкая, красивая кожа, и мышцы такие твердые, что всякий раз не верилось, что такие могут быть у настоящего живого человека, а не киноактера из телека. А ещё потому, что на гребаном Санремо Дамиано едва кони не отбросил от постоянного волнения и стресса, чуть не свалился в депрессию, и только присутствие рядом Этана не дало всему этому случиться.       Ну, и если быть совсем уж честным с самим собой, дело ещё чуть-чуть было в той девице, с которой Торкио едва не закрутил роман, а делить его с кем-либо Дамиано, совершенно не хотел.       Дверь распахнулась с легким шумом, вырывая из марева возникших воспоминаний. Дамиано, рухнувший на кровать прямо в одежде, поднял голову и, разглядев Торкио, вовсю прощающегося с кем-то из своей неисчислимой родни по телефону, приглашающе махнул рукой.       — Всё, мам, пока, мы утром позвоним. И я тебя, — Этан сбросил звонок, поднял взгляд на него. — Мама и близняшки передают привет.       — Как Алессио?       — Уже спал, конечно, но мама сказала, что он будет ждать нашего звонка утром.       — Как и всегда.       — Как и всегда, — согласно кивнул Этан и, прищурившись, взялся внимательно оглядывать представшую глазам картину. Довольным, разумеется, не остался — занудой он был ещё тем, и всякие вольности вроде валяния на кровати в уличной одежде не любил. — Дамиано, почему ты не переоделся?       — Ждал тебя, — нарочито растягивая слова ответил Дамиано. В конце концов, почему бы и не поиграть, тем более, что от былой усталости словно и следа не осталось. — Такое зрелище не должно пропадать.       Он потянулся на кровати и, встав на колени, для надежности расставив ноги пошире на мягко пружинящем матрасе, принялся медленно стягивать с себя толстовку сразу с надетой под нее футболкой. Не забывая при этом соблазнительно выгибать спину и гладить себя по обнажившемуся животу. Чтобы понять, что уловка сработала, достаточно было всего одного взгляда на Этана, замершего посреди комнаты и прикипевшего к нему взглядом. Отбросив толстовку в сторону, Дамиано опустился на пятки и поманил Торкио к себе.       — Иди и сними с меня остальное.       — Ты же говорил, что устал? — не слишком уверенно возразил Этан, но к кровати шагнул.       — Устал. Даже брюки снять сил нет, — смешливо посетовал он и кокетливо похлопал ресницами. — Так ты поможешь?       Этан красноречиво закатил глаза, всем своим видом выражая, что он думает о таких вот уставших вокалистах. Но ещё один шаг сделал, оперся коленями на постель, нависая сверху и, подчиняясь тут же притянувшей его за затылок руке, впился в его губы долгожданным поцелуем.       — Резинки? — вырывая себя из плена чужих жарких губ, поинтересовался Дамиано.       — В заднем кармане.       — Обожаю тебя.       — Знаю.       Дамиано усмехнулся и полез сначала в указанный карман, чтобы достать нужное, а потом и руками под одежду Этана. Ему, черт возьми, нужно было касаться его. И без всех этих тряпок. Он попытался стянуть с Этана лишнее, предсказуемо запутался. Дернул нетерпеливо под понимающий смешок Торкио.       — Сними.       Этан послушно сбросил одежду, аккуратно сложил на стуле возле кровати, не обращая внимания на его возмущенное шипение. Дамиано поерзал. От одного вида полуобнаженного Этана стало тесно в джинсах. Хотелось поскорее их снять, но он хотел, чтобы это сделал чертов Торкио. И он добьется своего!       Вернувшись, Этан снова втянул его в поцелуй, а потом резко дернул за лодыжки, роняя на кровать и расстегивая мешающие уже джинсы. Дамиано судорожно вздохнул, прикусил губу в нетерпении. Этан стянул с него джинсы вместе с бельем и замер, внимательно рассматривая. Словно видел таким впервые, хотя ни первым, ни даже двадцать первым разом это не было.       Дамиано демонстративно раскинул ноги, показывая себя. Пробежался ладонью от соска с пирсингом к паху, замерев на тату с тремя иксами, где под чернилами прятался тонкий шрам от кесарева. Этану отчего-то нравилось целовать его там. И он задрожал, почувствовав горячие губы внизу живота. Широкие ладони опустились на бедра привычно-собственническим жестом, сперва сжали крепко, а потом мучительно-медленно поползли вниз, вынуждая раскинуть ноги еще сильнее и рассылая табун мурашек по всему телу.       — Если мы хотим использовать это, — хрипло проговорил Дамиано, облизнув вмиг пересохшие губы, и махнул перед носом Этана нащупанным под собой квадратиком презерватива, — то тебе не стоит увлекаться.       — С чем? — с наигранным непонимаением уточнил тот в ответ, по-птичьи склонив голову к плечу.       — Со своим ртом у меня на члене! — рявкнул Дамиано.       — Но я ещё ничего не сделал… И вообще, Дами, у нас конкурс и возможно, нам не стоит…       — Ага, мечтай! Конкурс может идти нахер, если я по какой-то дурацкой причине не могу с тобой трахнуться! Мне двадцать два, у меня потребности! Нас ждёт адская неделька, бесконечные репетиции, мы тут все ещё будем ползать, охуев от усталости, так что нет, я не согласен начинать целибат прямо в первый же день!       — Но…       — Всё, я сказал, иди сюда.       Этан покорно опустился на него сверху и Дамиано тут же втянул его в поцелуй, не забывая трогать везде, где придется. А потом и вовсе обхватил покрепче и перекатился, переворачивая их обоих и нависая сверху. Притерся своим пахом к его. Толкнулся навстречу, вырывая обреченный жалобный стон. Он знал как быстро заставить Торкио возбудиться. Лизнул покрасневшее ухо.       — То-то же. А то конкурс у него, не надо ему, — пробурчал он в чужое ухо, продолжая тереться своей эрекцией о все более твердеющий этанов член.       Укусил за чувствительное местечко на шее, приподнялся и раскатал презерватив по члену. Рано, конечно, даже смазка хрен знает где, но у Дамиано с некоторых пор был пунктик на предохранении — уж лучше озаботиться безопасностью тогда, когда они оба еще в состоянии что-то соображать. Снова навис сверху, опираясь ладонью о подушку возле чужой головы и втянул Этана в глубокий поцелуй. Торкио снова застонал и выгнулся под ним.       Отличное зрелище, на все сто, Дамиано, даже если ни хрена они не выиграют, точно будет что увезти из унылого Роттердама.

***

      Просыпаться не хотелось. Ему было тепло и уютно в коконе из одеяла и этановых объятий. Привычка спать в обнимку, тесно прижавшись друг к другу, так, что между ними и сантиметра свободного не оставалось, тоже появилась из совместных ночевок в Колли. Дамиано так было теплее. И спокойнее. И, чего уж говорить, гораздо приятнее, чем спать одному.       Он потянулся, выпутываясь из одеяла, чтобы выключить будильник. Этан за спиной засопел и сильнее прижал его к себе. Ладонь вжалась в яблоко на солнечном сплетении. Тоже одна из странных привычек Этана. Он всегда просыпался так, даже если засыпая, обнимал его за талию.       Дамиано повернулся, насколько позволяли чужие объятия, и погладил Этана по щеке.       — Вставай, соня.       Этан в ответ недовольно сморщил нос и ткнулся им в одеяло. Это вообще была его типичная реакция на любой стресс — спать так долго, как это вообще возможно. И Дамиано с радостью бы оставил его в покое, да вот дела — именно возможностей сейчас не было никаких. Расписание на эту неделю было такое, что Дамиано всерьез сомневался, что они будут успевать хотя бы поесть, что уж говорить о таких радостях жизни, как сон. Тем более, их ещё ждал разговор с Алессио, который пару месяцев назад окончательно освоил речь и теперь готов был тараторить без умолку. Он уже замучил этим свою бабушку, обеих тетушек и новую жену отца Этана, которая по легенде числилась их сыну «матерью» просто потому, что весьма удачно обзавелась в тот момент очередным младенцем Торкио.       Дамиано нравилось общаться с сыном, особенно теперь, когда с ним можно было подержать хоть какое-то подобие осмысленного разговора, а не только слушать бессвязный лепет и агуканье. Этан же, в первые месяцы, когда Дамиано боялся лишний раз притронуться к пищащему свертку, демонстрирующий высший класс в обращении с младенцами, в общении с подросшим, активно бегающим, везде лезущим и задающим бесконечные вопросы малышом, оказался до странного неловок. Дамиано точно знал, что Этану приходилось раньше возиться со своими сводными братьями и его растерянность удивляла и умиляла. Он никогда бы раньше не подумал, что какой-то двухлетка может поставить их барабанщика в тупик.       — Поднимайся, — Дамиано отобрал одеяло и звонко шлепнул Этана пониже спины. — Иначе я скажу твоей матери, что ты готов ответить на все-все вопросы и вместо завтрака у тебя будет часовая викторина что-где-когда.       Этан тяжело вздохнул, но послушался и тут же поплелся в душ, чтобы смыть с себя остатки сна. Дамиано хотелось возмутиться — он встал раньше, а эта Покахонтас опять застрянет в ванной минут на сорок, но в итоге забил. Сунулся сперва в их общий чат, но Вик с Томасом и Лео, очевидно, тоже не горели желанием выбираться из выделенных им кроватей, и мессенджер сейчас молчал. Зато в твиттере нашлась пара интересных хайповых тем, в которые Дамиано охотно влез с фейкового акка. За очередным срачем с каким-то дурачком, которому с каких-то там хуев не понравилась их песня, он и провел вечность, пока Этан приводил себя в порядок. А когда тот всё же выполз, изрядно посвежевший, скрылся за дверью душевой сам. Вернувшись, обнаружил Этана уже одетым и вовсю треплющимся по фейстайму с одной из сестер — Дамиано честно отчаялся научиться их когда-нибудь различать.       — О, вы уже начали? — он срочно умостился рядом с Этаном и заглянул в экран макбука. — Привет!       — Привет, Дамиано, — поздоровалась с ним сестра Этана. И тут же в кадр влезла вторая, радостно маша ему рукой.       — Это папа? — раздался детский голос где-то за пределами видимости, и Дамиано почувствовал, как улыбается.       Лу, или Нора, снова исчезла из кадра и вернулась уже с Алессио на руках, усаживаясь с ним так, чтобы малышу было видно экран.       — Привет, малыш, — поздоровался Дамиано.       — Пливет, — серьезно кивнул Алессио, — пливет Этан.       — Расскажи-ка папе, как ты себя вел, — вместо ответа спросил Торкио, и, прежде чем Дамиано успел вмешаться, пояснил: — тетя Лукреция сказала, ты капризничал сегодня с утра.       — Он не хотел есть кашу, — мигом сдала ребенка Лукреция. — Сказал, что её готовил не папа, а значит, она не вкусная.       — Вспомнить бы, когда я её вообще ему готовил, — усмехнулся Дамиано, и тут же ощутил укол стыда. Чёрт, они и впрямь так мало времени проводили с Алессио!       — Вчера эта же самая каша была съедена в три минуты. Просто кое-кто соскучился, да?       — Я хотел уидеть папу!       — Ну вот он я, — Дамиано развел руками, демонстрируя себя. — Теперь каша синьоры Торкио будет вкусная?       — Да! Но я потом! Честно-честно!       Дамиано рассмеялся, не веря невинному взгляду светло-карих глаз. Честно-честно бывало по десять раз на дню по разному поводу. Это не я дергал за хвост дворового кота, честно-честно. Это не я съел конфеты, честно-честно. Я уберу свои игрушки, не буду рисовать на стенах, лягу спать вовремя.       — Элеонора мне все расскажет, — пригрозил он и, дождавшись кивка от второй близняшки продолжил. — И если ты нарушишь свое обещание, — он сделал страшные глаза, — я не позвоню тебе вечером.       Алессио тут же обиженно надул губки и спешно заверил их, что прямо сейчас, как только они закончат разговор пойдет есть кашу. Им сейчас редко удавалось попасть в Колли, и мальчик скучал. Не позвонить перед сном было серьезной угрозой.       — Хорошо. А теперь расскажи, чем ты будешь заниматься сегодня?       Алессио, приободренный тем, что ни Этан, ни Дамиано на него не сердятся, путаясь в словах, защебетал о своих планах на день. О том, как он весело играл вчера в саду. Какие мультики смотрел и делал другие очень важные детские дела.       Дамиано внимательно слушал, изредка пытаясь поддерживать беседу, но сыну это, кажется, было и не нужно. Им с Этаном едва ли удавалось вставить слово в его болтовню.       — Прости, малыш. Нам, кажется, уже пора, — сказал Этан, когда в дверь настойчиво постучали. Дамиано скосил взгляд на свой телефон — в общем чате красовалось уведомление о тридцати двух непрочитанных сообщениях.       — А вы точно позвоните вечером?       — Ну конечно, — заверил его Этан. — Но только, если ты съешь кашу.       — И будешь слушаться бабушку и Лукрецию с Элеонорой! — добавил Дамиано. — Мы скучаем.       — Я тоже!       На детском личике расцвела широкая улыбка, а на щеках появились умильные ямочки.       — Пока, малыш! — попрощался Дамиано, прежде чем отключиться.       — Марта нас убьет, — обреченно выдал Этан, направляясь к двери, в которую колотили все сильнее.       Дамиано тяжело вздохнул и направился следом — безумие под названием «Евровидение» официально начиналось.

***

      Репетиции, прогонки песни с десяток раз подряд не были для Дамиано и их группы чем-то новым. Этим они жили, дышали, ради этого в своё время бросили учебу, а теперь вот уже который год бросали свои семьи и забивали на личную жизнь. Однако это было именно то, чего они хотели. К чему шли несколько лет подряд. О них узнают! Их услышат! И, пусть даже они не выиграют, это еще одна, очень значимая ступень к исполнению их мечты о мировой славе. Еще одна возможность щелкнуть по носу скучных ворчливых «правильных» людей, которые говорили им что они не формат, ничего не добьются и вообще фу такими быть. И даже чёртов ковид им не помешает. Они вымотались уже к обеду, раз за разом прогоняя свой номер, — следующая репетиция будет уже официальной, через день, и пойдет на суд жюри и на тот случай, если кто-то из них попадет в карантин. И перерыв на то, чтобы поесть и побродить немного по арене и познакомиться с другими конкурсантами восприняли как манну небесную. Хотелось-то, конечно, забиться в номер и пролежать там всю оставшуюся часть дня, но нужно было хорошенько поторговать лицом перед местной публикой, навести связи — а ну как весь этот бардак с ковидом закончится и удастся с кем-то пересечься на летних фестах или ещё каких интересных ивентах?       — Зайдем к украинцам? — попросился вдруг Томас. — У них песня огонь, вечно бы под неё танцевал.       — Да ты под что угодно танцевать можешь, — хмыкнула Вик в ответ, но в нужную сторону послушно направилась, зная, что без неё они втроём вряд ли справятся с языковым барьером. И если Дамиано ещё худо бедно понимал английский и даже мог что-то ответить, то Этан и Томас едва ли могли внятно назвать свои имена.       Украинская делегация расположилась через две гримерки от них. Оттуда звучала их конкурсная песня, слышалась совсем уж непонятная речь и смех. У них, кажется, ещё не было полноценного прогона и задолбаться, как Maneskin, они явно ещё не успели. Приняли их радушно, даже несмотря на языковой барьер. У них в команде тоже на английском говорило только двое. Солистка — яркая, с интересной внешностью, даже захотела познакомиться поближе и, сняв несколько сторис для своего инстаграмма они все дружно переместились в гринрум, где можно было посидеть за уютными столиками попить кофе или поиграть в настольный теннис, чем и занялся Томас с несколькими украинскими парнями.       Дамиано с трудом разбирал, что говорит Катерина, из-за очень сильного акцента, поэтому больше разглядывал её, чем принимал участие в беседе. Было в ее внешности что-то такое потусторонне-загадочное. То ли тяжелый, пронизывающий взгляд, то ли что-то в выражении лица. И этот сценический костюм придавал ей сходство с лесной ведьмой. Также он не мог не заметить ее интерес к своей персоне. Ни на Этана, ни на Томаса она так не смотрела. Поэтому когда девушка пересела поближе, чтобы поговорить только с ним, Дамиано даже не удивился.       — У вас классная песня, — с улыбкой сказала Катерина и Дамиано согласно кивнул. Он знал это. — И образы. Я думаю, вы победите.       — А я думаю, что вы, — не остался в долгу Дамиано.       Врал, конечно, он видел на верхней ступени пьедестала только себя, и если они не победят, то отнюдь не потому, что кто-то окажется лучше. А потому, что унылые старые задроты из жюри опять засунут их страну в самую задницу турнирной таблицы. Никто не любит большую пятерку. И рокеров. И вообще всё, что выбивается из типичной схемы про драмы-нытье-повесточки.       — Вряд ли. Да я бы и не хотела, наверное. Конкурс был у нас не так давно, вряд ли мы потянем ещё один в ближайшее время.       Дамиано удивленно покосился на неё — ехать без желания победить? Зачем?       — Тогда зачем вы здесь?       — Людям хочется праздника, — пожала плечами Катерина. Из-за перьев на платье ощущение было такое, будто она взмахнула крыльями. — А мне хотелось познакомиться с новыми людьми. Вот, с вами познакомились. Я рада.       — И мы тоже. Томас без ума от вашего трека.       — А ты?       — Не без ума, — рассмеялся Дамиано. — У вас безумно сложный язык! Но у нас в Риме есть одно место. Когда вернемся, обязательно попросим хозяина включить вашу песню в плейлист.       — Надеюсь там найдется еще несколько Томасов, — рассмеялась она и повела плечом. — А что ты думаешь про меня?       — У тебя очень интересный образ, — впав в странный ступор, ответил Дамиано. Было очевидно, что девушка спрашивает не об этом, но до конца как-то не верилось, что кто-то может клеить его прямо так, спустя несколько минут после знакомства. Не то чтобы он сомневался в своем обаянии или не знал, как выглядит, но всё равно было странно.       — Только образ?       Взмах ресниц, мимолетная улыбка на губах и прищуренный взгляд не давали большого простора фантазии о смысле вопроса.       — Извини, — решил он прервать становящуюся неловкой беседу. — Я в отношениях, и другие люди меня интересуют только в качестве деловых знакомств.       Взгляд Катерины тут же сделался колким и неприятным, будто она не ожидала отказа. По крайней мере, не такого категоричного. Она повела ладонью у него перед лицом. Всмотрелась — от её взгляда холодом пробрало до самых печенок, довольно улыбнулась и, проговорив что-то на своем языке, встала.       — Я имела ввиду сотрудничество, Дамиано. У нас мог бы получиться интересный коллаб. Приятно было познакомиться, Виктория, — Вик она улыбнулась куда дружелюбнее. — Мальчики, нам пора на репетицию.       Она ушла, забрав с собой свою свиту, и оставив Дамиано в каком-то странном ощущении, что этот отказ ему ещё аукнется. Непонятное чувство, вызвавшее не менее непонятно свербение где-то в животе, будто вот-вот что-то обязательно случится, и нужно прямо сейчас бежать, извиняться или хрен знает что ещё, но точно не оставлять это так.       — Всё в порядке? — услышал он над ухом мягкий голос Этана и незаметно подался к нему, будто невзначай касаясь затылком его плеча.       — Да, — решив, что ни к чему добавлять волнений ещё и ему, отозвался Дамиано. — Запилим сторис?       — Давай.

***

      — Иди, иди сюда пожалуйста, пожалуйста, не могу больше, мне надо, — едва ли не застонал Дамиано, когда они, грязные, потные, липкие из-за шампанского, ввалились наконец в номер, и вокруг наступила долгожданная тишина.       Та, о которой он мечтал всё то время, пока их лапали все, кому не лень, поздравляли, обнимали, задавали дурацкие вопросы. Боготворили. Они победили, победили, блядь! Наверное, прямо сейчас стоило бы упасть замертво, и этого хотелось неимоверно — сдохнуть, исчезнуть, осознать, унять тремор в руках, ногах, голове, — но адреналин бурлил в крови, не давал успокоиться, не давал сделать вообще ничего другого, кроме как притянуть к себе такого же потного и едва ли держащегося в уме Этана.       Они, мать вашу, нагнули всю Европу!       — Дами, Дами, подожди, — заполошно шептал Этан в перерыве между лихорадочными поцелуями, которыми осыпал его Дамиано. — Дами, дверь.       — Нахуй твою дверь, пусть, суки, смотрят! Я победил! Ты победил, слышишь меня, Торкио?       Но Этан не был бы Этаном, если бы безоговорочно послушал его. Он выпутался из объятий и Дамиано разочарованно застонал.       — Нам обоим нужно в душ, — завел свою шарманку Этан. — А еще надо бы снять какую-нибудь сторис с благодарностью фанатам.       Чертов зануда. Пока Этан щелкал замком и снимал с себя обувь и верхнюю одежду в прихожей, как хороший мальчик, Дамиано стянул с себя ботинки прямо посреди гостиничного номера, просто наступив на задники, и направился к кровати.       — Я уверен, что с этим отлично справится Вик. Или Тони. Иди ко мне, или я устрою эротическое шоу прямо в твоей сторис!       Вопреки своим же словам, он уткнулся лицом в кровать, даже не раздеваясь, и замер, будто разом отказали все батарейки.       Мозг фиксировал, как Этан присаживается на другой конец кровати и болтает что-то для сторис. Дами удивлялся, откуда у него еще силы. У него-то весь запал эйфории и возбуждения, гулявший по венам последние пару часов, будто весь выветрился и осталась только дикая усталость и такое же всепоглощающее желание, которое не перебилось ничем. Ни дурацкой конференцией, ни блядскими французами, заподозрившими его в приеме наркоты, ни миллионом фото со всеми желающими, ни даже поездкой от арены до гостиницы, когда все они пили шампанское прямо в автобусе, а Томас с Лео устраивали безумные пляски в проходе между сидениями. Он с трудом оторвал голову от своих сложенных рук. Нужно было хотя бы раздеться и смыть с себя остатки давно размазанного макияжа, но Этана хотелось сильнее. Прямо сейчас.       — Нахуй их всех, Торкио. Хватит трепаться. Иди сюда. Хочу тебя, не могу. Хах, но меня хватит только на то, чтобы перевернуться, — хохотнул он, тут же перекатываясь на спину и расстегивая болт на джинсах. — Сделаешь все сам? Этан цокнул и покачал головой, но разделся сам и ему из одежды выпутаться помог. Разумеется, бубнил что-то про душ, задрот принципиальный, но особо не настаивал — он и сам был возбужден, Дамиано видел и чувствовал. Даже трусы с него, под которыми уже виднелся приличный бугор, снял без всяких глупых пауз. Напряженный член шлепнул по животу, заставив тихо застонать.       — Дами?..       — Да, я уверен, — рыкнул он и приглашающе развел ноги пошире. — Не тяни, Торкио. А то найду кого посговорчивее.       Врал он безбожно — от вида обнаженного Этана внутри будто кипятком плеснуло. Хотелось его безумно. Именно его, такого красивого, странного, частенько кажущегося холодноватым, но с неугасаемым пламенем внутри, вывезшего весь тот пиздец, случившийся с ними после оглашения оценок. Победных, мать их, оценок! И его еще пытался привести в чувство.       Целовать, гладить, почувствовать на себе. В себе. Дамиано нетерпеливо дернул на себя мешкающего парня, роняя так же, как несколько часов назад на арене, после победного выступления. Только теперь им не мешала одежда и полсотни зевак. Теперь он мог притереться к нему членом, облапать за задницу и глубоко поцеловать. Как хотел сделать там. Как пытался сделать, но Этан не дался.       Сейчас Этан отвечал не менее горячо, чем он сам. Вжимался в него всем телом, позволяя гладить себя везде. Путаться ладонями в волосах, липких от пота, шампанского и средств для укладки. И совершенно недвусмысленно упирался ему в бедро своим возбуждением, не менее крепким, чем у него самого.       — Этан, — простонал Дамиано, оторвавшись от поцелуя чтобы глотнуть воздуха. — Трахни меня уже.       Этан приподнялся за презервативом, и Дамиано потребовалось все усилие воли чтобы отпустить его. За ту минуту, что потребовалась Торкио, чтобы раскатать резинку, он весь изъерзался. И от первого же прикосновения влажных от смазки пальцев к себе дернулся, будто под ударом тока.       А стоило Этану войти в него, как тут же обхватил его ногами за талию, вжимая в себя еще крепче. Чтобы сильно, глубоко, до конца. Пусть больно, и внизу засаднило, но зато кожа к коже, дыхание к дыханию. Под общее биение пульса. Хотелось больше, сильнее, жестче. Будто от этих толчков зависит его жизнь. Хотелось выплеснуть все накопившиеся за сегодня эмоции и чтобы весь отель, весь Роттердам знал, что они победили. Что он Этана, а Этан его.       Дамиано не сдерживал ни своих стонов, ни порывов. Он со всей присущей ему страстью целовал своего парня, кусал его за шею, ключицы, куда вообще мог дотянуться. Зализывал укусы. Извивался под ним и прогибался так, что пусть позавидуют гимнастки. Кричал во весь голос, и ему, им, было плевать, что кто-то услышит.       В изнеможении они повалились на кровать. У Дамиано совсем не осталось сил. Даже Этана хватило только на то, чтобы стянуть использованный презерватив и снова улечься рядом, сцепившись в объятиях.       Он победил. Он увезет из Роттердама блядский микрофон и своего Этана.