Неспящие в Кеттердаме

Сотни лет назад, когда опальный советник короля Равки Анастаса, молодой и амбициозный заклинатель Теней, осмелился посягнуть на творение в самом сердце мира, вселенная раскололась. В одном из осколков возник Тенистый Каньон с отвратительными слепыми чудовищами, навсегда поселившимися в его глубинах. Тварей прозвали волькрами, а их погибшего создателя – Черным Еретиком. Шли годы, и появлявшиеся словно из ниоткуда потомки Еретика, такие же безжалостные, как и он сам, и потомки его потомков стремились защитить гришей и вернуть Равке былое величие. Они давали приют и надежду гришам со всех концов света, учили бывших мастеров и ремесленников сражаться и убивать. Поколение за поколением они приучали царствующих отказников к мысли, что гриши им не враги, что они могут быть полезны. Последний из известных потомков Еретика – генерал Александр Кириган, прозванный Дарклингом, лично возглавил созданную им Вторую армию и способствовал возведению Малого дворца – места, где гришам ничто бы не угрожало. В этом витке времени и пространства Равка веками жила войной, разделенная на Восточную и Западную, в ожидании заклинательницы Солнца, которая сумеет уничтожить Каньон и вернуть стране мир и процветание. В другом же... – Я ждал, что ты придешь. Любопытство должно было если не возобладать, то хотя бы шевельнуться. В негромком ровном голосе человека, читающего в кресле у кровати с балдахином, кричаще роскошной и слишком просторной для одиноко спящей на ней девочки, слышится удовлетворение. – Все-таки ты неисправимый оптимист. – Второй человек, напротив, звучать ровно только пытается. – Прекрати это делать, слышишь? Прекрати нарушать оставшиеся законы мироздания и шастать к нам, как к себе домой. Это не твое будущее, Дарклинг, а моя жизнь – не бесплатный кинотеатр. – Александр, я не знаю, что такое «ки-но-театр», – миролюбиво возражает первый и закрывает книгу. – И мне безразлично, какие именно силы помогают вам греть еду и воду без огня. – Тогда чего ты добиваешься? – срывается на рычащий возглас второй и невольно поворачивается в сторону девочки. Та продолжает сопеть, как ни в чем не бывало, обняв одну из подушек. В мире, где Алина Старкова – сирота и заклинательница, существует только один Александр. – Изначально собирался просто поблагодарить за идею. – На лице первого, обращенном к девочке, расцветает та единственная улыбка, за которую второй не в состоянии его винить. Беспомощная улыбка немолодой бесплодной женщины, вновь и вновь берущей на руки свое родное окрепшее дитя. Нормальный, психически здоровый мужчина, по непредвзятому мнению доктора Киригана, на подобную улыбку не способен. Но у кого повернется язык назвать «нормальными» их двоих? Он понимает чувства этого Дарклинга, и даже слишком хорошо. – А потом, значит, планы изменились? – опомнившись, иронично спрашивает второй. Настоящее прячется под вмиг рухнувшим ледяным забралом одного бессмертного болвана. – Ты не поймешь. – Действительно, куда мне? Первый хмыкает в ответ и по-вороньи ведет плечами, разминаясь. Сколько же он здесь сидит? – Глядя на ту, другую Алину твоими глазами, я сохраняю веру в благополучный исход для нас. Это помогает оставаться оптимистом. Неужели целитель откажет страждущему даже в таком маленьком утешении, как подглядывать за чужими снами? Я ведь не всегда делаю это нарочно... – Ты ничего не делаешь ненарочно. Надо пояснять почему? – Не утруждайся. У тебя отвратительный керчийский акцент, это не укрепляет моего доверия. – Видишь ли, болтовня с собственными галлюцинациями его в принципе не укрепляет. Алина оглушительно чихает во сне, заставляя обоих вздрогнуть. Книга падает из рук Дарклинга. – Волькров дождь, волькров мальчишка, – бормочет он себе под нос, но Александр прекрасно его слышит. – Ты знаешь, как избавиться от последствий лихорадки? Мои целители разводят руками. Второй, поколебавшись, делает шаг к кровати. Надо отдать должное здешней прислуге (и сделать скидку на отсутствие человеческой системы канализации), но ребенок живет в чистоте и относительном уюте. По крайней мере, здесь тепло и нет сырости. – Пылесборник этот сними, – кивает Александр на золоченый балдахин, – до лета толку от него ноль, одно расстройство. Чаще проветривай, давай ей больше пить, только не горячее и не холодное. Теплое. Меньше сахара, больше свежих овощей и фруктов. Чем ты ее кормишь? Худая, как Багра. – По сравнению с остальными, Алина питается как королева, – мрачно усмехается Дарклинг. – А по сравнению с королевой? Видимо, я отвык от того, что люди могут чахнуть, живя во дворце. Он тянется пощупать лоб девочки, но ничего не ощущает. Тогда Дарклинг, опережая просьбу, сам касается ее лба. Алина морщится и открывает сонные карие глаза. «Совсем как настоящая». – Генерал Ки?.. – Она явно смущена, если не напугана. – А вы что?.. – Я тебе снюсь, Алина, – без зазрения отсутствующей совести шепчет Дарклинг. – Это нормально, не бойся. Объяснение самое что ни на есть идиотское, но малой много не надо. Она верит и укладывается обратно. – Снитесь еще, пожалуйста. Хоть вы! Здесь страшно спать одной. – До сих пор страшно? – удивляется он, поправляя ей одеяло. – Ага. Никто рядом не дышит. И тени... ползают. – Тени не причинят тебе вреда, Алина, я обещаю. – Как мило, – не может не вернуть долг второй. – «Снитесь хоть вы». Идеальные отношения. – Не поверишь, но это существенный прогресс. Еще месяц назад она дрожала, едва меня завидев. Эти приютские дети суевернее древних старух, – жалуется Дарклинг. Он выглядит почти расстроенным. – Не в лихорадке там причина, – нехотя признается второй. Ему плевать на чувства первого, но жаль девочку. – Твои целители сделали для ее тела всё, что могли. Она просто... потеряна. Ты в хорошем смысле сломал этому ребенку жизнь. Нужно время, чтобы она перестроилась. – Ясно, – небрежно отмахивается Дарклинг. – Что могу сделать я? – Как нормальный отец? Обнимать, утешать и баловать. Говорить обо всём, что волнует. Ее, не тебя. – «Излей ты ей душу, бедолага, чего доброго, начнет заикаться». – А как ненормальный отец... Даже не знаю. Сказку ей почитай перед сном, ну или прикажи кому-нибудь, чтобы почитали, если гордый. У ребенка должен быть взрослый, которому можно спокойно поплакаться о разбитых коленках и монстрах под кроватью. А ты не взрослый, ты генерал. – Откуда тебе всё это известно? – щурится Дарклинг. – В твоем мире подобному учат? Александр понятия не имеет, что можно, а что нельзя ему говорить, чтобы случайно не схлопнуть вселенную. С другой стороны, способен ли этот бредовый сон реально на что-то повлиять? – Алина повадилась читать вслух умные и полезные книжки. Улыбка Дарклинга превращается в мечтательный, полный предвкушения оскал. – Ты везучий сукин сын, Морозов, – тянет он, – ты сам-то это осознаешь? – Осознаю, что мне только что подали идею для идеального комплимента моей матери. – Твоя Багра... Она в порядке? – вкрадчиво спрашивает Дарклинг. – Я ни разу ее не видел. Какая она? – Сказку ребенку почитай, полезней будет. Всё, аудиенция окончена. Убей меня. Он встает, даже не взглянув на девочку. Отдаляется на несколько шагов, ожидая, вероятно, что пространство вокруг кровати покроется дымкой или исказится как-то иначе. Однако это не срабатывает. – Александр, поговори со мной. Я видел твою историю, ты вспоминаешь о ней чаще, чем дышишь. – Глупо надеяться, что эта история тебя чему-нибудь научила, верно? Дарклинг тоже поднимается с нарочито кошачьей грацией. Они похожи друг на друга, как две капли воды, как близнецы. И вместе с тем, как многие близнецы, абсолютно разные. Александр видит перед собой худого, болезненного вида мужика с пижонской бородой и вполне вписывающимися в общий стиль кругами под глазами. Черный цвет лишь подчеркивает его изможденность. Хотя, по меркам своей реальности, бравый генерал наверняка пышет здоровьем. Кого видит Дарклинг, сказать сложно. Александр себе и своему режиму дня не льстит. – Скажи, ты не пробовал не играть в благородную нормальность, а просто рассказать Алине правду? – Вот теперь я верю, что веду беседу с галлюцинацией. Режь! – Только не говори, что боишься, что сила убьет твою жену. Чушь. Дар заклинательницы Солнца не может ее убить, даже такой... искаженный. «Нет никакого дара! – хочется заорать Александру. – Благодаря нам с тобой… благодаря мне, нет уже давно и ни у кого». Дарклинг наклоняет голову с почти детским любопытством. – Ваша дочь, она ведь гриш? Сколько ей? На кого она похожа? Александр качает головой. Оба понимают бессмысленность подобных вопросов (хотя бы потому, что один из них не так давно забрал маленькую Алину из приюта, а у второго, помимо давно совершеннолетней жены, имелась вполне живая теща и отставной майор Старков в довесок). Но алчность – патология, которая не лечится. Черному Еретику всего и всегда будет мало. – Ты не веришь мне. – В сумрачных глазах Дарклинга тлеют угли. – Разве это так подозрительно – пытаться себе помочь? – Ты поможешь, если оставишь меня и мою семью в покое. – А ведь я могу вовсе тебя не будить. Зачем? Пусть милая Алина проснется утром и обнаружит твое живое, дышащее, но абсолютно бессознательное тело. – Серьезно? – ухмыляется Александр. – Чтобы вернуться, мне достаточно выпрыгнуть в окно. Сухой щелчок пальцев, и тьма затягивает окна, как липкая плотная паутина. – А если так? Это, конечно, твой сон, но всё же я путешествую по ним куда успешнее. – Чего ты хочешь? – устало спрашивает Александр. – Хлеба? Зрелищ? По голове? Дарклинг возвращается в кресло и лениво пролистывает потертый том. – Удиви меня. Сумеешь, и я клянусь, что больше никогда не побеспокою. Так что же, в вашем мире отказники научатся летать и покорят звезды? Вы получите доступ ко всей информации мира, но вместо этого будете часами любоваться на глупых людей, делающих не менее глупые вещи? – Хуже. Багра сказала, что ребенок вырастет инферном. И, как бы мне ни хотелось обратного, я склонен ей верить. Представляешь, вся скверна дедули Морозова уйдет в никуда! Ни Солнца, ни Тени… Александру хочется напоследок позлить его, ткнуть носом в мнимую «уникальность», но, к его величайшему изумлению, Дарклинг медленно разводит ладони, и быстрее смертоносного теневого лезвия Киригана разрезает пополам короткое, еле слышное: «Спасибо».