Осколки

Жизнь Пак Чимина могла бы быть просто идеальной. Ему повезло родиться в одной из самых правильных и нормальных семей в Южной Корее. Его мама была популярной ведущей на государственном канале, и каждый вечер каждый житель страны мог видеть ее в прайм-тайм в программе новостей. Отец Чимина тоже был достаточно известным человеком. В определенных кругах. Конечно, ему далеко было до мамы, но вот среди медицинской и университетской элиты имя профессора Пака, очень смелого, порой даже отчаянного и немного безумного в своих гипотезах, исследованиях и экспериментах, всегда было на слуху. Родившись в столь благополучной, можно даже сказать, практически аристократической семье, Чимин просто не мог не быть идеальным ребенком. Лучшим сыном. И прекрасным человеком. И до пяти лет всё так и было. Его любили, холили и лелеяли, покупали ему лучшую одежду и лучшие игрушки, нанимали лучших нянь и педагогов и с радостью демонстрировали гостям. Сейчас Чимин понимал, что был для своих родителей скорее красивым породистым выставочным питомцем, чем любимым сыном. Но тогда все было хорошо, и он чувствовал себя самым любимым ребенком в самой лучшей семье на планете. А потом… потом всё в его жизни внезапно сломалось. Друг его отца, профессор Шин, однажды придя к ним на ужин, на глаз диагностировал у маленького, беззащитного, немного расшалившегося в тот вечер и абсолютно счастливого Чимина СДВГ, синдром дефицита внимания. Не такой уж и страшный диагноз для большинства детей и родителей, который достаточно просто лечился стандартным набором лекарств, но для его родителей «болезнь» Чимина стала самой настоящей катастрофой. Неидеальный ребенок – самое худшее, что могло случиться с ними в этой жизни. Чимин не раз и не два вспоминал случившееся и пытался понять, зачем его родители сотворили ЭТО с ним и какой логикой руководствовались, но так и не смог понять. Ведь вместо того, чтобы записаться вместе с ним на прием к хорошему психотерапевту и неврологу, чтобы получить все нужные рекомендации и лекарства и начать лечение, его родители, нет, его отец совершенно спокойно и без малейших душевных терзаний отдал его в группу экспериментальной терапии и лечения СДВГ. Тому самому профессору Шину, что поставил ему диагноз. Человеку, которого Чимин ненавидел всей душой, ведь тот сломал не только всю его жизнь, но и его самого. Десять лет. Десять чертовых лет Чимин прожил вместе с другими детьми в университетских лабораториях. В роли подопытных кроликов. И то, что происходило с ними в стенах этих лабораторий каждый день… то, что с ними творили… Кажется, для большинства людей ад бы выглядел именно так. Чимин был даже немного рад, что его память в последнее время стала настолько плоха, что он не помнил практически ничего из того, что происходило с ним в то время. Разве что какие-то особенно отвратительные, намертво впечатавшиеся в его сознание моменты. Например, электрошоковую терапию. Или как их морили голодом, если они отказывались принимать те или иные лекарства. Как ему кололи по нескольку десятков уколов в день и от них ему было так плохо, что он не мог даже элементарно встать и сходить в туалет и писался в постель. И получал за это наказание. Голод и розги. Всё как всегда. А еще однажды, после его неудачной попытки сбежать, Чимина на месяц закрыли в камере без окон. И с ним никто не общался. Тридцать дней. Однако профессор Шин после сказал ему, что это тоже было очередное исследование. А не наказание. В тот год Чимину было всего десять, и он еще был слишком мал и не слишком изворотлив, поэтому его побег провалился. Но вот в пятнадцать у него все вышло. Он выбрал правильный день, Чхусок, когда большинство работников и сам профессор Шин разъехались по семьям и родственниками, а охранники были увлечены просмотром праздничных передач по недоступному для подопечных лаборатории ТВ и поеданием принесенных на работу вкусностей и не слишком уж следили за ним, запертыми в своих палатах. Всё, что нужно было сделать Чимину, – выбраться из своей закрытой палаты (а он за столько лет уж сумел научиться вскрывать замок на ее дверях любым острым предметом, да даже собственной зубной щеткой, буквально за пару минут); пересечь три коридора, перескакивая из одной слепой зоны видеонаблюдения в другую и ощущая себя едва ли не Индианой Джонсом; выбраться через небольшое слуховое окошко в прачечной в густой парк, окружающий здание лаборатории и надежно прячущий ее от любопытных глаз; перелезть через высокий забор, на котором хоть и висела табличка с предупреждением о высоком напряжении, но по факту его не было – Чимин убедился в этом еще за год до побега. И всё. Он был на свободе. Это было так необычно и странно, что Чимин в первый момент даже растерялся и не знал, что ему делать. Он четко знал лишь две вещи. Первое – ему как можно скорее нужно было как можно дальше бежать от этого места. Второе – ему ни за что не стоило возвращаться домой. Хотя второй вариант и так был маловероятен. Просто потому что Чимин не помнил свой домашний адрес и не знал дороги домой. Да даже если бы и знал... Жили ли там еще его родители? Были бы они рады его видеть? Ведь за те десять лет, что Чимин провел в лаборатории, они ни разу даже не навестили его. Лишь потом, спустя пару лет после побега, ему удалось узнать, что родители не просто отдали его как какого-то жалкого уличного крысеныша на эксперименты, а отказались от всех своих родительских прав, передав опеку над ним медицинскому университету и медицинскому центру Чоннам. Всем родственниками и родным они рассказывали о трагической гибели своего идеального маленького сына, а через пару лет после его «смерти» родили себе новых, совершенно нормальных и совершенно здоровых детей. Мальчика и девочку. Двойняшек. Таких, которые идеально соответствовали их положению и статусу и которыми не стыдно было хвастаться перед друзьями и близкими. Не таких, как Чимин. Впрочем, тогда, только-только после побега, Чимин еще не знал об этом. И, может, и слава богу, ведь его маленькое слабое сердце и еще более слабый рассудок просто могли бы не выдержать такое огромное количество эмоциональных потрясений и боли сразу. Поэтому он, пребывая в относительно счастливом неведении, просто бежал как можно дальше от места, столько лет бывшего для него самой настоящей тюрьмой. С пытками. И без права на условно-досрочное. У Чимина не было документов, денег, нормальной одежды, за исключением больничной пижамы и тапочек, но самое главное – у Чимина не было практически никаких представлений о мире, о городе и о людях, что окружали его. В лабораториях не было книг, журналов, газет, доступа в Интернет и телевидения. Они ничему не обучались, не умели читать, писать и считать. Все знания Чимина о том, что происходило за забором, окружающим лабораторию, ограничивались его детством, а также клочками информации, которые он тщательно собирал и анализировал из подслушанных то тут, то там разговоров персонала, обмолвок докторов и рассказов других ребят, которые попали сюда в более осознанном возрасте, чем он. Но этого было очень мало. Первые месяцы после побега он просто бомжевал по улицам, питаясь объедками, которые ему удавалось находить, и спал в подземных переходах или социальных приютах вместе с другими бездомными, жадно впитывая информацию о том, что его окружало. И учился быть нормальным. Он быстро выучился цифрам, элементарной математике, чтению и письму; да, его буквы были кривыми, печатными, детскими, но он мог писать их сам, а главное – понимать, что было написано вокруг него. Он знал, что находится в Сеуле. В том городе, в котором он и родился. Какой на улице год, месяц и день. И уже умел распоряжаться деньгами. Каждый вечер Чимин пробирался в один торговый центр, где в холле третьего этажа висел огромный плазменный телевизор, и смотрел новости, которые по-прежнему вела его мать. Нет, он смотрел их не из-за нее, а потому, что ему жизненно важно было знать и понимать, что происходит в этом мире. А еще – что его фото не показывают в рубрике про государственный розыск по телевизору. Но Чимина не искали. Либо не делали это настолько публично, что было наиболее вероятно. А может, этим людям и вовсе не было до него дела и они считали, что он сдох в какой-нибудь канаве. В любом случае Чимин прятался. Социальные работники не раз и не два предлагали ему восстановить документы и оформить пособие, но он отказывался, предпочитая просто не существовать для этой системы. И всё, наверное, так бы и продолжалась, если бы в один прекрасный день в его жизни не появился Намджун. Они познакомились в том самом торговом центре, когда Чимин пришел смотреть очередной выпуск вечерних новостей, а Намджун рыдал, сидя на лавочке в том холле, и мешал ему. Чимин пытался взрастить в себе равнодушие к окружающим, выстроить стену, но что-то в его характере не позволяло ему стать таким. Черствым. Поэтому, ненавидя сам себя за свою мягкостью и участливость, он подсел к плаксе и спросил, что случилось. Оказывается, тот только сегодня приехал из своей деревни в Сеул и его тут же облапошили на вокзале, украв багаж, документы и деньги. А еще он не прошел прослушивание (Чимин не знал, что это такое, но уточнять не стал, чтобы не раскрывать себя перед незнакомым человеком слишком уж сильно) в агентстве, ради которого сюда ехал. И теперь у него не было ни вещей, ни документов, ни телефона, ни денег, и возможности вернуться назад тоже не было. Чимин в тот момент еще слишком мало взаимодействовал с людьми и не совсем понимал, как их утешать, поэтому он просто предложил парню половину своего ужина – пачки крекеров и бутылки воды – и показал, где находится ближайшая ночлежка, в которой можно переночевать. Так началась их дружба с Ким Намджуном. И самые важные отношения в его жизни. В последующие четыре года с ними случилось очень многое. Хорошее и плохое. Намджун все-таки уговорил Чимина получить документы, просто изменить фамилию и немного исказить написание имени. Потом они вдвоем нашли свою первую работу. Грузчиками на складе. Это было очень тяжело. Но за нее платили деньги и позволяли рабочим ночевать прямо на этом складе. Это был их первый шаг, позволивший им наскрести денег на аренду комнаты в социальной квартире. Затем было множество других работ, сотни проваленных Намджуном проб, сотни отказов на нормальных вакансиях для Чимина, ведь он не соответствовал даже минимальным требованиям: у него просто не было справки о том, что он закончил школу и сдал хоть какие-то экзамены. Они работали в порту в Пусане, на рисовых полях и на стройках, в парках развлечений и полуподвальных казино, из которых по утрам частенько выносили свежие трупы. Порой им обоим хотелось выть от безысходности, и, лишь цепляясь друг за друга, они могли это пережить и двигаться дальше. И в какой-то момент всё действительно начало налаживаться. Намджун получил работу в кабаре – да, это было совсем не то блестящее актерское будущее, о котором он мечтал, но за такие выступления хорошо платили, а благодаря невероятной харизме, он еще и получал щедрые чаевые. А Чимина, которому, как оказалось, безумно нравилось возиться с животными, взяли на работу летом в зоопарк. Сначала он должен был быть лишь временным летним работником, но всем так понравился его мягкий характер, трудолюбие, небрезгливость и бережное отношение к обитателям вольеров, что ему предложили постоянную работу, хорошую зарплату и даже неплохую медицинскую страховку. В день, когда Чимин выходил из администрации зоопарка, сжимая в руках еще вкусно пахнущий краской новенький трудовой контракт, который он только-только подписал, он впервые в жизни почувствовал себя человеком. Нормальным. Настоящим. И это было какое-то невероятное ощущение. И Чимин поклялся, что сохранит в себе это ощущение. Навсегда. Наверное, таким было его счастье. Спустя пару месяцев из-за проблем с квартирой они познакомились с Тэхёном и переехали к нему. Так начался очередной виток в их с Намджуном жизни. Самый стабильный и самый хороший. Чимин обожал свою работу и их квартиру, Чимин любил Намджуна, Тэхёна, Чонгука, Хэён, Джина и даже ворчунюгу Юнги . И, конечно, Хосока, с которым Чимин не был знаком так долго, как с остальными, но воспринимал его не иначе как младшего брата. Чимин больше ничего не боялся, не страдал и не испытывал боль. Он просто жил и получал удовольствие, и если бы не его стремительно начавшая прогрессировать болезнь, то всё было бы и вовсе идеально. Нет, самому Чимину она не доставляла практически никакого дискомфорта, он просто игнорировал ее, но вот остальные переживали из-за него. Сильно. И из-за этого переживал он. А из-за переживаний и эмоциональных потрясений болезнь прогрессировала всё стремительнее. Из-за этого все переживали еще больше, еще сильнее тревожа самого Чимина. Замкнутый круг какой-то. Когда Чимину впервые озвучили его диагноз, то он был удивлен. Очень. Он не то чтобы сильно разбирался в медицине, но вроде бы слышал, что эта болезнь обычно бывает исключительно у стариков, да и удивленные вопросы Намджуна, который был в кабинете врача вместе с ним, подтверждали этот факт. Однако результаты анализов и всех обследований говорили сами за себя. Болезнь Альцгеймера. Не самый страшный и одновременно очень страшный диагноз. Самое главное – безжалостный и неизлечимый, ставивший огромный жирный крест на всём его будущем, ради которого Чимин так старался. Слишком жестоко. Позже, будучи уже дома, прочитав в Интернете сотни статей про эту болезнь и проанализировав всё, что происходило с ним в последнее время, Чимин понял, что это действительно оно. Первые признаки начали появляться в лаборатории и, конечно, после побега. Он мог забыть имя своего нового знакомого, название места, в котором ночевал, какой сейчас день или сколько ему лет. Очень часто он забывал пить воду и есть. У него словно напрочь исчезали чувство жажды и голода. Всё это можно было бы списать просто на рассеянность или на то, что после побега его мозг не справлялся с тем огромным объемом новой информации, что он получал. Но шло время, Чимин адаптировался, новой информации и стресса становилось меньше, а его рассеянность росла и росла. Дошло до того, что пару раз он потерялся по дороге из зоопарка до дома, хотя, вообще-то, знал эту дорогу наизусть, а, обратившись за помощью к патрульным, не мог вспомнить свои адрес, имя и номер социальной страховки. Нет, где-то глубоко внутри Чимин знал и помнил всё это, но вот почему-то эти знания внезапно оказались слишком глубоко, и он не мог добраться до них достаточно быстро. Потом он, конечно же, всё вспоминал и сам недоумевал, что же такое это было. И если в первый и во второй раз такие происшествия могли казаться забавными, то потом это уже начало пугать. Особенно Намджуна. Который, несмотря на нехватку денег, настоял на том, чтобы Чимин прошел обследования и получил свой диагноз. Альцгеймер. Что-то было разрушено и сломано в его мозгу. Нейронные связи. И они с каждым днем разрушались всё быстрее и быстрее. И это, увы, нельзя было остановить. Только замедлить с помощью очень и очень дорогих лекарств, которые ребята каждый месяц покупали для него, заставляя чувствовать Чимина бесконечно виноватым. Ведь они тратили эти так тяжело дающиеся деньги на него. Хотя могли потратить их на что-то… куда более полезное. Но самое паршивое было в том, что Чимин даже никого не мог винить в своей болезни. Ведь у нее не было четко обозначенного списка причин. Генетика? Электрошок и все те испытания, которым его подвергали в лабораториях? Экспериментальные препараты? Простое стечение обстоятельств? Кто бы знал. Паршиво. Паршиво. Паршиво. В его болезни был лишь один неоспоримый плюс – рано или поздно он должен был забыть о том, что болен. Эта шутка могла бы быть смешной, но один раз, когда Чимин решил так пошутить, Намджун и Тэхён не разговаривали с ним неделю, поэтому впредь он решил держать такие шуточки при себе. И делать всё, чтобы продержаться как можно больше. Не ради самого себя. Нет. Для Чимина его жизнь перестала иметь любую ценность, когда от него отказалась его семья. Он держался исключительно ради Намджуна. И ради ребят. Пил все лекарства строго по плану. Делал каждый день упражнения для памяти. И тщательно вел подробный дневник, в котором записывал каждую мелочь. Вплоть до цвета своего нижнего белья и сколько раз и что он ел и пил в этот день. Какое-то время это помогало. Он продержался в стабильном состоянии больше года. Но сейчас… сейчас Чимин чувствовал, что ему становится всё хуже. Почти неуловимо, но хуже. Например, вчера он никак не мог вспомнить, как правильно и в какой руке нужно держать палочки и ложку, и ему пришлось тайком от всех лезть в Интернет и искать картинки, как правильно это делать. А неделю назад такая же история случилась с зубной щеткой. И это были очень тревожные сигналы. Врач говорил о них. И эту-то информацию мозг Чимина не спешил забывать. Хотя можно было бы. Тогда Чимину было бы не так тяжело врать Намджуну и всем вокруг, что он в порядке. Хотя… после того как он снова забыл дорогу домой пару дней назад, они явно что-то подозревали. Но пока, слава богу, не задавали ему никаких вопросов. А может, просто потому что все и так всё понимали. А Чимин вовсе не был лжецом, у него просто не хватало решимости и сил обрушить на друзей еще один удар. Пока хватит. К тому же у него были другие дела, про которые он пока, слава богу, не забывал. Вернее, одно-единственное, но такое важное дело – раздобыть для Хосока абонемент в библиотеку, чтобы тот мог там заниматься и готовиться к экзаменам. И поступить в колледж. Учиться. Этот глагол обладал для Чимина особой магией, ведь он был лишен этой возможности всю свою жизнь и уже никогда не сможет ее получить. Но у Хосока она была, и Чимин собирался помогать своему младшему братишке всем, чем он может, и пока он может, чтобы Хосок смог получить хорошее образование и исполнить свою и его, Чимина, мечту, стать хирургом, настоящим врачом, добрым, честным и справедливым, тем, кто заботится о людях и спасает их, а не издевается над беспомощными детьми и не доводит их до безумия…